Часть пятая. 1602–1606 годы

Последние десять лет шестнадцатого столетия Ролло Фицджеральд прожил как в угаре, обуянный разочарованием и гневом. Все, ради чего он трудился, оказалось пшиком и пошло прахом. Англия сделалась еще более протестантской, чем была прежде. Он думал, что растратил жизнь понапрасну.

А потом, на рубеже столетий, он вдруг почувствовал, что надежда есть.

Когда наступило новое столетие, королеве Елизавете было шестьдесят шесть. В этом почтенном возрасте она выглядела осунувшейся, бледной и какой-то потерянной. Отказывалась обсуждать будущее и своим указом признала государственной изменой любые разговоры о том, кто наследует ей на английском престоле. «Люди всегда поклоняются восходящему солнцу, а не закатному», – говаривала она – и нисколько не ошибалась. Невзирая на королевский запрет, по всей стране ползли слухи о том, что случится, когда Елизавета умрет.

Поздним летом 1602 года Ролло в замке Тайн навестил гость из Рима – Ленни Прайс, учившийся с Ролло в Английском коллеже в семидесятых годах прошлого века. Былой розовощекий юнец превратился в седого, умудренного годами мужчину пятидесяти пяти лет.

– У матери-церкви есть для вас поручение, – сказал он. – Мы хотим, чтобы вы отправились в Эдинбург.

Они стояли на крыше одной из замковых башен. Внизу расстилались поля, а вдалеке проступало Северное море.

Сердце Ролло забилось чаще при этих словах. Шотландией правил король Джеймс Шестой, сын Марии Стюарт.

– Поручение? – переспросил он.

– У королевы Елизаветы нет наследника, – объяснил Ленни. – Все три ребенка Генриха Восьмого оказались бездетными. Так что именно король Джеймс, скорее всего, наследует Елизавете на английском троне.

Ролло кивнул.

– Он даже написал книгу о своих правах на трон. – Джеймс истово верил в силу написанного слова: полезная вера для правителя малой и бедной страны вроде Шотландии.

– Он трезво оценивает свои возможности и ищет поддержки. В Риме считают, что сейчас самое время добиться от него нужных нам обещаний.

Ролло ощутил прилив надежды, но заставил себя мыслить трезво.

– Его мать была католичкой, но сам Джеймс – не католик. Его забрали у Марии годовалым младенцем и с тех пор ежедневно травили протестантским ядом.

– Вы кое-чего не знаете, – заметил Ленни. – Об этом вообще мало кому известно. Прошу никому не передавать. – Хотя на крыше они были одни, Прайс понизил голос: – Супруга Джеймса – католичка.

Ролло был потрясен.

– Анна Датская, королева Шотландии – католичка? Но ее же воспитывали в протестантстве!

– Господь направил к ней верного человека, и она узрела свет истины.

– То есть ее обратили?

Ленни прошептал:

– Она вернулась в лоно матери-церкви.

– Слава Всевышнему! Это же все меняет!

Прайс вскинул руку, предостерегая от поспешных выводов.

– По нашему мнению, она вряд ли сумеет обратить своего мужа.

– Он что, не любит ее?

– Трудно сказать. Наши лазутчики в Шотландии уверяют, что эти двое относятся друг к другу довольно тепло. Кроме того, у них трое детей. Но поговаривают, что Джеймс – извращенец.

Ролло вопросительно приподнял бровь.

– Расположен к молодым людям, – пояснил Ленни.

Ролло брезгливо скривился. Впрочем, даже среди священников такие извращенцы встречались нередко, хотя любовь мужчины к другим мужчинам признавалась смертным грехом.

– Джеймс знает, что его жена обратилась в католичество, и смирился с этим, – продолжал Ленни. – Не стоит ожидать, что он вернет Англию в истинную веру, однако мы вправе рассчитывать на веротерпимость.

Ролло моргнул. Это слово было ему ненавистно. Для него оно было неразрывно связано с упадком, ересью, вероотступничеством. До чего мы дожили, подумалось ему, если уже католическая церковь говорит о веротерпимости.

Ленни не обратил внимания на гримасу собеседника.

– Следует тщательно изучить положение дел, и здесь ваша помощь будет неоценимой. Вы отвезете в Эдинбург послание от католической церкви Англии. Если Джеймс пообещает нам свободу вероисповедания, мы не станем возражать против его притязаний на английский трон.

Ролло мгновенно оценил всю разумность такого шага – и воодушевился пуще прежнего. Правда, оставалась одна неувязка.

– У меня нет ни титула, ни сана, – сказал он. – Король Шотландии не пожелает меня принять.

– Зато примет королева, – заверил Ленни. – Она теперь одна из нас, так что вашу встречу мы устроим.

– Она настолько предана матери-церкви?

– Уж поверьте.

– Замечательно! Разумеется, я готов ехать.

– Молодцом, – похвалил Прайс.

Шесть недель спустя Ролло очутился во дворце Холируд в Эдинбурге. Дворец стоял у подножия холма, носившего диковинное название Трон Артура. К западу дорога примерно через милю взбегала на другой холм, где высился Эдинбургский замок, куда менее пригодный для жизни. Неудивительно, что король Джеймс и королева Анна предпочитали Холируд.

Ролло облачился в одежды священника и повесил на шею распятие. Войдя в западное крыло дворца, он назвался Жаном Ланглэ – и вручил лакею, который его встретил, немалую взятку. Его проводили в богато обставленную комнату с высокими окнами и большим очагом. А в Шотландии не так уж и скверно, подумалось ему, если у тебя есть деньги. И остается лишь пожалеть тех босоногих ребятишек, которых он видел на городских улицах; бегать босыми при здешних студеных ветрах – то еще удовольствие.

Минул час ожидания. Все знали, что дворцовые слуги охотно притворяются влиятельными особами, выманивая взятки, но насколько велико это влияние, оставалось только гадать. Впрочем, Ролло полагался на иные возможности, помимо подкупа. Священнику, который обратил королеву Анну в католичество, должны были сообщить, что ему следует настоять на встрече королевы с Жаном Ланглэ. Правда, чтобы встретиться с ним, Анне сперва хорошо бы узнать, что он во дворце…

В комнату вошла женщина – не двадцатисемилетняя королева, а миловидная дама лет шестидесяти. Ее лицо выглядело знакомым.

– Добро пожаловать в Шотландию, отец Ланглэ, – сказала она. – Помните меня? Почти двадцать лет прошло.

Стоило ей заговорить, как Ролло узнал давнюю подругу Марии Стюарт, Элисон. Ее волосы побелели, но голубые глаза смотрели все так же пристально.

Он встал и протянул руку.

– Леди Росс!

– Ныне я леди Терстон.

– Не ожидал вас увидеть.

– Королева Анна была очень добра ко мне.

Ролло не потребовалось иных объяснений. После казни Марии Стюарт Элисон, верно, возвратилась в Шотландию и снова вышла замуж. Сумела доказать свою полезность королеве Анне и стала фрейлиной. Не приходится сомневаться, что именно Элисон свела Анну с тем католическим священником, который в конце концов обратил королеву в истинную веру.

– Полагаю, это вы посоветовали пригласить меня? – уточнил Ролло.

– Может быть. – Леди Терстон улыбнулась.

Хорошие новости. Полезно и приятно иметь такого союзника.

– Благодарю за вашу помощь.

– Я многим вам обязана. – Элисон, похоже, ничуть не лукавила, и Ролло вдруг пришло в голову, что она могла в прошлом питать к нему нежные чувства. Но сам он никогда особо не интересовался интрижками. Любовная страсть не для него, у него иные устремления…

Он раздумывал, что бы ответить Элисон, когда в комнату вошла королева Анна.

Ее длинное, вытянутое лицо, обрамленное золотистыми кудрями, венчал высокий лоб. Королева знала, что хорошо сложена, и носила платья с низким вырезом, выставляя на обозрение пышную грудь.

– Рада видеть вас, отец Ланглэ, – проговорила Анна.

Ролло низко поклонился.

– Великая честь повидаться с вами, ваше величество.

– Честью будет служить матери-церкви, которую вы сейчас олицетворяете, – мягко поправила королева.

– Разумеется. – Ролло не был сведущ в придворном этикете и слегка растерялся. – Прошу прощения.

– Давайте присядем и побеседуем. – Анна села первой, и Ролло с Элисон последовали ее примеру.

Королева выжидательно посмотрела на Ролло, как бы побуждая его начать разговор.

Ролло сразу перешел к делу:

– Его святейшество папа Климент полагает, что ваше величество очень скоро может стать королевой Англии.

– Конечно, – подтвердила Анна. – Права моего супруга на английский трон неоспоримы.

Здесь вы заблуждаетесь, милочка, мысленно возразил Ролло. Марию Стюарт казнили как изменницу, а повсеместно признавалось, что дети изменников не могут наследовать родительские титулы.

– Возможно, все-таки найдутся люди, которые осмелятся поспорить.

Анна кивнула. Значит, уже сталкивалась с такими – или хотя бы слышала о них.

– Его святейшество призывает английских католиков поддержать короля Джеймса, – продолжал Ролло, – при условии, что ваш супруг пообещает предоставить нам свободу вероисповедания.

– Его величество мой муж тяготеет к веротерпимости, – ровным тоном отозвалась королева.

При этом ненавистном слове Ролло поперхнулся, и пришлось притвориться, будто на него вдруг напал кашель.

Королева словно не заметила.

– Король Джеймс принял мое обращение в истинную веру и согласился с ним.

– Чудесно, – произнес Ролло.

– Король Джеймс допускает к своему двору католических богословов и часто лично с ними спорит.

Элисон дернула подбородком в знак подтверждения.

– Могу заверить вас и его святейшество, что, когда мой супруг станет королем Англии, он сразу же предоставит нам, католикам, свободу вероисповедания.

Королева как будто искренне верила собственным словам.

– Очень рад это слышать. – Ролло постарался, чтобы его лицо выразило соответствующие чувства, но сам спросил себя, почему-то голосом Ленни Прайса: «Где подтверждение?» Нет, это обещание должен дать король Джеймс лично.

Дверь открылась, и в комнату вошел Джеймс.

Ролло тут же вскочил и низко поклонился.

Королю исполнилось тридцать шесть. Одутловатое, мясистое лицо выдавало в нем человека, охочего до развлечений, а глаза под набрякшими веками так и бегали.

Он ласково поцеловал супругу в щеку.

Королева Анна объяснила:

– Отец Ланглэ прибыл с известием, что его святейшество папа римский поддержит ваши притязания на трон Англии.

Джеймс улыбнулся и произнес с сильным шотландским выговором:

– Благодарю за добрые вести, святой отец. – Он слегка запинался, и возникало ощущение, будто язык не помещается у него во рту.

– Я взяла на себя смелость заверить святого отца в том, что вы пожалуете английским католикам свободу вероисповедания.

– Разумеется. – Король снова улыбнулся. – Вам наверняка ведомо, святой отец, что моя матушка была католичкой.

– Requiesat in pace, – сказал Ролло. Это латинское выражение, означавшее «Покойся с миром», широко употреблялось католиками.

– Аминь, – ответил король.

Нед Уиллард заплакал, когда Елизавета скончалась.

Королева отошла в мир иной во дворце Ричмонд в ночь на 24 марта 1603 года, под шум дождя за окнами. В ту ночь Нед находился в ее спальне вместе с придворными, духовниками и фрейлинами: монархи – слишком важные особы, чтобы умирать в одиночестве.

Неду стукнуло шестьдесят три. Оба его покровителя, Уильям Сесил и Фрэнсис Уолсингем, умерли несколько лет назад, но короне по-прежнему требовалась тайная служба – и Нед продолжал заниматься прежним делом. У смертного одра Елизаветы он стоял бок о бок с низкорослым горбуном, секретарем короны Робертом Сесилом, младшим сыном великого сэра Уильяма. Елизавета шутливо именовала Роберта «своим карликом», не замечая жестокости этого прозвища. При этом она всегда прислушивалась к его советам, поскольку умом Роберт ничуть не уступал своему отцу. Старик Уильям, когда был жив, так отзывался о своих сыновьях: «Томасу я не доверил бы править и площадкой для тенниса, а вот Роберт способен править Англией».

Все мы нынче карлики, думал Нед, вытирая слезы. Елизавета была великаном, исполином, а мы ей просто служили.

Королева три дня подряд не вставала с постели, и большую часть этих дней язык ей не повиновался. В последний вечер она заснула около десяти. А в три часа утра попросту перестала дышать.

Нед едва сдерживал рыдания. Умерла женщина, которая определяла его жизнь. Впервые за много-много лет он припомнил, как видел молодую принцессу Елизавету, ходившую нагишом после ванны. Душевная боль пронзила все его естество: та красавица теперь превратилась в безжизненное дряхлое тело, распростертое на кровати.

Роберт Сесил покинул спальню в тот самый миг, когда врачи признали королеву мертвой, и Нед последовал за секретарем, продолжая вытирать слезы рукавом. Долго скорбеть некогда, у них множество дел.

Медлительная лодка под покровом темноты доставила их в Лондон. Несмотря на королевский запрет на разговор о престолонаследии, Тайный совет давным-давно решил, что следующим королем Англии станет Джеймс Шотландский. Но действовать следовало быстро. Отпетые католики знали, что королева при смерти, и наверняка строили свои планы на ее наследников.

Да, прямых соперников у Джеймса как будто не было, однако существовали иные способы помешать благополучному восшествию на трон нового государя. Самый простой и очевидный заключался в похищении Джеймса и его старшего сына, принца Генри. Затем похитители либо убьют Джеймса, либо принудят его отречься и сделать королем своего сына – именно так сам Джеймс стал правителем Шотландии, еще младенцем. Принцу Генри было всего девять лет, следовательно, вместо него править Англией надлежало взрослому регенту, каковым вполне мог стать кто-либо из знатных католиков – возможно, даже приемный сын Неда, граф Бартлет Ширинг.

В ответ протестанты соберут войско, вспыхнет гражданская война, и Англия познает все те ужасы, какие повидала Франция в кровопролитные десятилетия религиозных распрей.

Последние три месяца Нед и Сесил принимали упреждающие меры к тому, чтобы избежать подобного развития событий. Нед составил список наиболее влиятельных католиков и, с одобрения Сесила, поместил всех этих людей под арест. В казначействе поставили вооруженную охрану, а у дворца Уайтхолл теперь располагались пристрелянные пушки.

Нед размышлял о трех великих женщинах минувшего столетия. Нынче все они мертвы – и Елизавета, и Екатерина Французская, и Маргарита Пармская, наместница Нидерландов. Они пытались помешать мужчинам убивать друг друга за веру. Пожалуй, думал Нед, их достижения, если смотреть из сегодняшнего дня, кажутся не слишком значимыми. Всегда находились и находятся те, кто расстраивает любые планы миротворцев. Францию и Нидерланды десятилетиями терзали кровавые религиозные войны, лишь Англии удавалось худо-бедно сохранять мир.

Все, чего хотелось Неду, – провести остаток дней в этом мире и покое.

Рассвет застал их на воде. Когда наконец добрались до дворца Уайтхолл, Роберт Сесил немедля созвал заседание Тайного совета.

Объявление согласовали быстро, и Сесил написал указ – собственной рукой. Затем советники вышли на лужайку напротив Тилт-ярда, где уже собралась толпа горожан, привлеченных, по всей видимости, слухами. Герольд зачитал указ: королева Елизавета скончалась, новым королем Англии объявляется под именем Иакова Джеймс Шотландский.

После этого поехали в город, где тоже народ толпился на площадях в ожидании новостей. Герольд зачитал указ перед собором Святого Павла, а потом на Чипсайд-кросс.

В конце концов советники достигли Тауэра и потребовали предоставить им доступ в крепость от имени короля Иакова Первого Английского.

Горожане, с облегчением отметил Нед, вели себя достаточно спокойно. Елизавету в народе любили, и кончина королевы многих опечалила. Лондонские купцы при Елизавете преуспевали, и для них главным было отсутствие перемен. Джеймс, теперь Иаков, оставался неизвестной величиной: иноземец – хотя шотландцы всяко лучше испанцев, протестант – но имеет жену-католичку, мужчина, склонный, по уверениям молвы, к женским повадкам…

Елизавету похоронили, не дожидаясь, пока король Иаков проделает долгий путь в Лондон из Эдинбурга.

Тысяча скорбящих сопровождала гроб до Вестминстерского аббатства, а за процессией наблюдала, как показалось Неду, добрая сотня тысяч человек. Гроб покрыли багряным бархатом, а сверху установили раскрашенное восковое изваяние Елизаветы в парадном королевском облачении.

Неду полагалось участвовать в церемонии, но в соборе он улучил возможность ускользнуть и отыскать Марджери. Во время службы он держал супругу за руку и словно питался исходившей от нее силой и уверенностью. Марджери, конечно, тоже грустила: с годами она начала разделять убежденность Неда в том, что мир между христианами важнее богословских препирательств, а Елизавета олицетворяла собой стремление к этому миру, спасавшему жизни.

Когда гроб опустили в могилу в часовне Богоматери, Нед снова заплакал.

Пытаясь успокоиться, он спросил себя, о чем, собственно, плачет? Отчасти он оплакивал идеалы Елизаветы, ставшие и его идеалами. За многие годы он не раз видел, как этими идеалами приходилось жертвовать во имя сиюминутных политических целей. Если судить беспристрастно, Елизавета истребила почти столько же католиков, сколько Мария Тюдор – королева Мария Кровавая – погубила протестантов. Мария убивала своих жертв за их веру, а Елизавета карала за измену, однако это различие слишком часто бывало неочевидным. Елизавета вовсе не была ангелом или святой, ее правление изобиловало всевозможными притеснениями, но Нед по-прежнему восхищался ею и верил, что правительницы лучше не сыскать в целом свете.

Марджери сунула ему носовой платок, расшитый изображениями желудей. Нед сразу же опознал в этом куске материи свой собственный платок, который вручил Марджери четверть века назад. Какой удивительный круговорот… Он вытер щеки, но пытаться осушить слезы было все равно что вычерпывать воду из гавани Кума: слезы текли и текли, неумолимо и безостановочно, как наступающий прилив.

Старшие придворные чины, как полагалось, переломили свои жезлы – эмблемы занимаемых должностей – и побросали обломки в могилу.

Когда люди стали расходиться, Нед вдруг подумал, что все-таки прожил достойную жизнь: он любил и был любим, а среди тех, кто его любил, важнее всего были четыре женщины – его мать, Элис Уиллард, королева Елизавета, Сильви и Марджери. И горе его сейчас тем и острее, что Елизавета умерла третьей из этих четверых. Потому он крепко держал Марджери за руку, когда они вдвоем выходили из огромного собора. Она была всем, что у него осталось.

Через год после кончины королевы Елизаветы Ролло Фицджеральд поклялся убить короля Иакова.

Король нарушил свое обещание, данное английским католикам. Он вернул в действие принятые при Елизавете законы против католичества и строго настаивал на их соблюдении, как если бы никогда и никому не сулил ни веротерпимости, ни свободы вероисповедания. Ролло не знал, насколько искренней была в своем обращении в католичество королева Анна, но подозревал, что и та всех обманывала. Да, Иаков и Анна на пару одурачили Ролло, а также сообщество английских католиков и самого папу римского. Гнев Ролло подпитывала уверенность в том, что его обманывали сознательно – и использовали как подручное средство для обмана остальных.

Но сдаваться он не собирался. Ни лживому Иакову, ни презренным пуританам не видать победы! Эти богохульники и еретики, посмевшие взбунтоваться против матери-церкви, заплатят за свои прегрешения. Заплатят сполна.

Устраивать прямое покушение на Иакова казалось бессмысленным: можно сколько угодно рассуждать о том, чтобы подстрелить или заколоть короля, но почти наверняка любого, кто попытается это осуществить, остановят стражники или придворные. На крыше башни в замке Тайн Ролло размышлял о том, как устроить убийство монарха; эти мысли питали его ярость и жажду мщения, а план становился все более и более изощренным. Будет просто здорово прикончить заодно королеву Анну. И всех королевских отпрысков – Генри, Элизабет и Чарльза. А также кучку придворных советников, в особенности Неда Уилларда. Ролло хотелось расстрелять их всех из пушки, как англичане расстреляли когда-то корабли испанской армады. Тут он вспомнил о подожженных кораблях – и внезапно сообразил, что можно устроить пожар в королевском дворце.

Медленно, очень медленно замысел начал обретать четкие очертания.

Ролло побывал в Новом замке и поделился своими мыслями с графом Бартлетом и старшим сыном графа, двадцатилетним Суизином. В молодости Бартлет едва ли не обожествлял своего дядю, и до сих пор Ролло имел некоторое влияние на племянника. Что касается Суизина, тому с малолетства внушали, что благополучие графства Ширинг едва не сгинуло без следа в правление Елизаветы. Отец и сын были немало разочарованы тем, что Иаков продолжил притеснять католиков по примеру своей предшественницы.

Младший брат Бартлета, Роджер, в совете не участвовал. Он трудился в Лондоне на Роберта Сесила и больше не жил в Новом замке – что было только к лучшему. Находившийся под сильным влиянием своей матери и приемного отца, Неда Уилларда, Роджер вполне мог попытаться помешать Ролло.

– Дождемся заседания парламента, – сказал Ролло, когда слуги ушли и трое мужчин остались наедине после обеда. – Они соберутся все: король, королева, секретарь короны Сесил, сэр Нед Уиллард, прочие треклятые богохульники, заседающие в парламенте… Мы их всех прикончим одним ударом.

Бартлет недоверчиво покачал головой.

– Звучит неплохо, конечно. Но что-то я сомневаюсь, что подобная затея осуществима.

– Предоставь это мне, – бросил Ролло.