Глава 26
1
Ролло Фицджеральд вновь увидел Англию в четыре часа пополудни в пятницу, 29 июля 1588 года. Его сердце полнилось радостью.
Он стоял на палубе испанского флагмана «Сан-Мартин», напрягая и сгибая ноги, когда корабль то взбирался на очередную волну, то скользил вниз, и эти движения он выполнял привычно, совершенно о них не задумываясь. Англия казалась не более чем пятнышком на северном горизонте, но у моряков имелись способы надежно определять свое местонахождение. Матрос спустил с кормы в воду веревку с грузиками и измерил длину того конца, что скрылся под волнами. До дна оказалось ровно две сотни футов, а грузики, когда их извлекли, были в белом песке; для опытного навигатора это были неоспоримые доказательства того, что корабль входит в западную горловину Английского канала.
Ролло бежал из Англии после провала заговора для освобождения Марии Стюарт. На протяжении нескольких невыносимо мучительных дней Нед Уиллард отставал от него всего на шаг, но все же он успел удрать с острова, не попав Неду в руки.
Он сразу отправился в Мадрид, понимая, что именно там будет решаться участь Англии. По-прежнему под именем Жана Ланглэ, он прилагал все усилия, чтобы способствовать намеченному вторжению, и завоевал немалое доверие. Депеши дона Бернардино де Мендосы, испанского посланника сперва в Лондоне, а затем в Париже, донесли до короля Фелипе, что означенный Ланглэ сделал для спасения католической веры в протестантской Англии больше любого другого лазутчика. В результате ныне Ролло уступал положением лишь Уильяму Аллену, которого после покорения острова прочили в архиепископы Кентерберийские.
Выход армады в море откладывался снова и снова, но наконец корабли направились к Англии. Это произошло 28 мая 1588 года, и Ролло был на борту.
Король Испании во всеуслышание объявил, что затевает войну, дабы по справедливости отплатить англичанам за все их происки: за нападения пиратов на атлантические конвои, за помощь, оказанную голландским мятежникам, и за набег Дрейка на Кадис. Однако Ролло ощущал себя этаким крестоносцем. Он плыл освобождать свою родину от неверных, что захватили ее тридцать лет назад. На борту испанских кораблей, к слову, было немало таких же, как он, англичан-католиков, а еще – сто восемьдесят католических священников. Ролло не сомневался, что их встретят как спасителей и избавителей. Ведь многие жители острова сохранили в сердцах приверженность истинной вере. Самому Ролло обещали должность епископа Кингсбриджского – такова была награда за многолетние тайные и опасные труды под носом треклятого Неда Уилларда. Что ж, собору Кингсбриджа суждено вновь увидеть настоящую католическую мессу, с распятиями и кадилами, а он, Ролло, будет стоять впереди всех в роскошном облачении, соответствующем его новому положению.
Командовать армадой король назначил герцога Медину Сидонию, тридцативосьмилетнего, преждевременно облысевшего флотоводца. Герцог являлся богатейшим владельцем Испании, но вот мореходного опыта почти не имел и потому чрезмерно осторожничал.
Когда местоположение армады подтвердилось, герцог велел поднять на главной мачте флагмана особый стяг – благословленный папой римским и торжественно пронесенный крестным ходом от лиссабонского кафедрального собора до гавани. На передней мачте подняли королевское знамя – косой красный крест. Мачты других кораблей также украсились флагами и вымпелами – в воздух словно воспарили замки Кастилии, португальские драконы, гербы испанских донов и знаки их святых покровителей. Стяги плескались на ветру, являя всему миру величие, силу и доблесть испанского флота.
На «Сан-Мартине» прогремел залп из трех пушек, давая сигнал к началу благодарственной молитвы; затем матросы свернули паруса, корабль бросил якорь, и герцог Медина Сидония созвал военный совет.
Ролло сидел в уголке и слушал. За минувшие два года он достаточно хорошо освоился в испанском, чтобы понимать, о чем говорят другие, и при необходимости высказываться самому.
Вице-адмиралом флота значился бывалый морской волк дон Хуан Мартинес де Рекальде, командовавший галеоном «Сан-Хуан де Португал». Он провел в море всю жизнь и теперь, в свои шестьдесят два, являлся самым опытным мореходом во всей армаде. Этим утром он захватил английское рыбацкое судно и допросил его команду; со слов рыбаков выходило, что английский флот сосредоточился в устье реки Плим, то есть в первой крупной гавани южного побережья острова.
– Если мы двинемся к Плимуту и застанем их врасплох, то сможем уничтожить по меньшей мере половину английского флота, – сказал дон Хуан. – И тем самым отомстим за набег Дрейка на Кадис.
Ролло затаил дыхание, опасаясь разочароваться. Неужто все и вправду закончится столь молниеносно?
Герцог Медина Сидония покачал головой.
– Распоряжения его величества короля Фелипе не допускают смены курса, – напомнил он. – Мы должны идти прямиком на встречу с войском герцога Пармского в Дюнкерк. Король, господа, хочет вторжения, а не морского сражения.
– На пути мы наверняка встретим английские корабли, – не уступал дон Хуан. – Они попытаются помешать нам встретиться с его светлостью. Нам выпал отличный случай избавиться от этой досадной помехи, и будет глупостью им не воспользоваться.
Герцог повернулся к Ролло.
– Вам знакомо это место?
– Да, ваша светлость.
Для многих англичан Ролло, несомненно, стал изменником, обыкновенным предателем. Если бы кто увидел его на борту флагмана испанской армады, дающего советы врагу, Ролло ждал бы смертный приговор. Никто не стал бы выяснять, никто бы не понял, что им движет. Однако судить его будет Господь, а никак не прах земной.
– Устье плимутской гавани очень узкое, – прибавил Ролло. – Разом в него могут пройти два-три корабля, не больше. А на проход нацелены береговые пушки. Но если прорваться внутрь, даже несколько галеонов способны устроить избиение – еретикам просто некуда будет бежать.
Испанские корабли несли тяжелые короткоствольные пушки, бесполезные на дальних расстояниях, зато смертоносные в ближнем бою. Кроме того, палубы кораблей буквально кишели солдатами, жаждавшими схватки, тогда как на борту английских кораблей окажутся в лучшем случае одни моряки. Это будет бойня, подумал Ролло, предвосхищая события.
– В самом Плимуте проживают около двух тысяч человек. Это едва ли десятая часть нашей численности. Они ничего не смогут поделать.
Ролло коротко поклонился.
Герцог Медина Сидония долго молчал, размышляя, а затем произнес:
– Нет. Мы остаемся здесь и будем ждать отставших.
Ролло мысленно фыркнул. Впрочем, возможно, герцог и прав. Испанцы на голову сильнее англичан, так что нет смысла рисковать понапрасну. Какая разница, когда и где именно они сойдутся с английским флотом, если исход этого столкновения все равно предрешен?
2
Барни Уиллард находился в Плимут-Хо – на макушке гряды приземистых холмов, глядевших на вход в гавань. В числе немногих ему выпала честь сопровождать командующего английским флотом, лорда Говарда.
С вершины холма они могли видеть свой флот: многие корабли еще принимали на борт питьевую воду и съестные припасы. К малочисленным боевым кораблям англичан примкнули вооруженные торговые суда, включая оба судна Барни, «Элис» и «Беллу»; в итоге в гавани сейчас насчитывалось почти девяносто плавучих средств.
Ветер задувал с юго-запада. Пахло морем; этот запах всегда поднимал Барни настроение, однако, к несчастью, ветер сегодня благоприятствовал испанской армаде, что вошла в Английский канал из Атлантики и продвигалась на восток.
Королева Елизавета затеяла чрезвычайно рискованную игру. На совете со старшими морскими командирами – лордом Говардом, сэром Фрэнсисом Дрейком и сэром Джоном Хоукинсом – было решено выслать большую часть флота навстречу испанцам, к западной оконечности Английского канала. Восточную же часть, то самое «Узкое море», где, по донесениям лазутчиков, намеревался переправляться герцог Пармский, намеренно оставили слабо защищенной, отправив туда всего несколько боевых кораблей. Затея была наиопаснейшая, и все это сознавали.
Неудивительно, что людям на макушке Плимут-Хо было не до любования окрестностями. В их руках оказалась судьба Англии, а к берегам острова приближался враг, намного превосходивший численностью. Барни понимал, что в морском сражении все упования могут в одночасье быть сметены переменой погоды, однако пока все складывалось против англичан, и потому командиры выглядели обеспокоенными – все, кроме одного: вице-адмирал Дрейк, словно нарочно бравируя своей прославленной дерзостью, преспокойно играл с местными в шары.
Барни заметил в проливе юркий пинас, корабль водоизмещением около пятидесяти тонн. Распустив все паруса, пинас летел по-над волнами подобно птице. Барни сразу узнал этот корабль.
– «Золотая лань»! – крикнул он.
Командиры начали заинтересованно переглядываться. «Лань», в числе немногих других проворных кораблей, отправили следить за приближением врага к западной оконечности Англии. Имелась лишь единственная причина, по которой этот корабль мог вернуться в Плимут так скоро. Барни ощутил, как его дурные предчувствия превращаются в уверенность.
Корабль между тем вошел в гавань, убрал паруса и пристал к берегу. Прежде чем матросы закрепили швартовы, двое мужчин спрыгнули на сушу и поспешили в город. Несколько минут спустя на дороге к холмам показались две лошади, идущие рысью. Дрейк забыл о шарах и направился к остальным командирам, припадая на правую ногу от старой пулевой раны в бедро. Всем не терпелось услышать донесение дозорных.
Старший по чину среди двух моряков назвался Томасом Флемингом, капитаном «Золотой лани».
– Мы встретили испанцев на рассвете, – доложил он, едва переведя дух. – И с тех пор шли сюда на всех парусах.
Лорд Чарльз Говард, пятидесятидвухлетний живчик, погладил свою серебристую бороду.
– Отлично, ребята! – похвалил он. – Рассказывайте, что видели.
– Мы засекли пять десятков испанских кораблей у островов Силли.
– Что за корабли?
– В основном большие галеоны, еще грузовые суда и несколько тяжеловооруженных весельных галеасов под парусами.
Внезапно Барни овладело какое-то неестественное спокойствие. Этой встречи они ожидали так долго и так ее опасались, что теперь, когда она наконец состоялась, все чувства, все страхи словно притупились. На Англию и вправду готовилась напасть могущественнейшая страна мира. Страх уступил место облегчению. Бояться уже не следовало – следовало биться насмерть.
– В каком направлении шли испанцы? – уточнил Говард.
– Они никуда не шли, милорд. Их паруса были свернуты. Похоже, они поджидали остальных.
– А вы не ошиблись с подсчетами, Флеминг? – справился лорд Парминтер.
– Близко мы не подходили, милорд, чтобы нас не перехватили. Считали, как могли.
– Все правильно, Флеминг, все правильно, – одобрил Говард.
Насколько Барни помнил, острова Силли лежали в сотне миль от Плимута. Флеминг на своем корабле преодолел это расстояние меньше чем за день. Армада, конечно, не может двигаться с той же скоростью, но испанцы вполне способны достичь Плимута еще до заката, в особенности, подумал Барни встревоженно, если оставят позади неповоротливые грузовые суда.
Лорд Парминтер явно думал о том же самом.
– Нужно поднимать паруса! Немедленно! – вскричал он. – Армаду необходимо встретить в море, не дать врагу высадиться!
Парминтер не был моряком, и это извиняло. Моряки вроде Барни сознавали, что лобового столкновения в море англичанам следует всячески избегать.
Лорд Говард пустился в объяснения, проявляя уважение к сухопутным командирам.
– Наступает прилив, а ветер дует с юго-запада. Кораблям будет трудно выходить из гавани одновременно против ветра и против прилива. Я бы даже сказал, почти невозможно. Отлив начнется в десять часов вечера. Тогда-то мы и выйдем в море.
– А если испанцы доберутся сюда к тому времени?
– Значит, доберутся. Хорошо, что их командующий решил немного задержаться.
В разговор вмешался Дрейк.
– Я бы не советовал ждать. – Как обычно, он не преминул похвастаться своей удалью. – Кто медлит, тот терпит поражение.
Говард улыбнулся. При всем бахвальстве Дрейка такой человек, как он, в бою был незаменим.
– Испанцы медлят, но отсюда, увы, не следует, что они уже разгромлены, – мягко указал лорд Чарльз.
– Наше положение все равно хуже, – стоял на своем Дрейк. – Армада идет по ветру, это дает испанцам преимущество.
Барни угрюмо кивнул. Из своего опыта он вынес твердое убеждение: в морской схватке все решает ветер.
– А возможно ли для нас встать под ветер перед ними? – вдруг спросил Говард.
Барни знал, насколько трудно идти под парусами против ветра. Когда корабль движется боком к ветру и его паруса повернуты под углом, он идет резво и устойчиво под девяносто градусов к направлению ветра. То есть при северном ветре корабль может идти на восток, на запад – и, разумеется, на юг. Ладно скроенный корабль с опытной командой способен на большее и может двигаться на северо-восток или на северо-запад круче полуветра, как говорят голландцы, в бейдевинд. Это весьма опасное предприятие, поскольку любая ошибка рулевого, сколь угодно малая, может завести корабль в такое положение, где он потеряет ход. Словом, если английский флот решит направиться на юго-запад при встречном юго-западном ветре, придется плыть сперва на юг, а затем на запад, перемещаясь утомительным лавированием.
Дрейк нахмурился:
– Нам придется не только лавировать, но и держаться так, чтобы враг нас не заметил. Иначе они тут же сменят курс и двинутся нам наперерез.
– Я не спрашивал, легко будет или трудно. Я спросил, возможно ли это.
Дрейк ухмыльнулся. Подобные разговоры были ему по душе.
– Возможно, – ответил он.
Барни приободрился, пусть даже бравада Дрейка казалась напускной.
– Тогда за дело, – подытожил лорд Чарльз Говард.
3
Большую часть субботы Ролло простоял у левого борта «Сан-Мартина», разглядывая берег, пока корабль под благоприятным ветром шел по Английскому каналу в направлении Портсмута. Армада выстроилась широкой линией, лучшие боевые корабли шли впереди либо замыкали строй, а грузовые суда прятались в середине.
Глядя на скалистые берега Корнуолла, Ролло одновременно испытывал восторг и терзался муками совести. Перед ним лежала его родная страна, в которую он привел иноземцев. Он знал, что исполняет волю Всевышнего, но почему-то внутренний голос не умолкая твердил, что это не принесет чести ни ему самому, ни его семье. Ему было по большому счету наплевать на тех, кому предстояло погибнуть в сражении; по правде сказать, он никогда не волновался насчет подобного – люди вообще умирают, так уж заведено. Но Ролло не мог отделаться от страха: если вторжение по каким-то причинам провалится, он сам войдет в историю как предатель – и вот это его немало беспокоило.
Настал миг, которого дожидались английские дозорные. На далеких холмах начали друг за дружкой вспыхивать маяки, передавая сигнал тревоги по побережью, – быстрее, чем шли корабли. Ролло опасался, что английский флот, предупрежденный заблаговременно, отважится выйти из плимутской гавани и поспешит на восток, чтобы не угодить в ловушку. Медлительность герцога Медины Сидонии предоставила ненавистным протестантам возможность спастись.
Где бы армада ни приближалась к английскому берегу, Ролло различал на холмах многолюдные толпы. Англичане просто смотрели – и молчали, словно потрясенные до глубины души. Еще бы – никогда прежде в истории ни один человек не видел столько кораблей, плывущих вместе!
К вечеру испанские моряки заметили отмели и грозные черные камни опасного рифа Эддистоун. Пришлось отворачивать, чтобы не врезаться. Этот риф располагался строго к югу от Плимута. Очень скоро на востоке сверкнули в лучах заходящего солнца несколько парусов, и Ролло догадался, что английский флот наконец-то выполз из гавани.
Герцог распорядился встать на якорь, чтобы его кораблям не пришлось сражаться в темноте. Завтра боя все равно не избежать, а под покровом ночи может случиться всякое…
Той ночью на борту «Сан-Мартина» спали немногие. Солдаты точили оружие, перепроверяли пистолеты и пороховницы, чистили латы. Пушкари стаскивали ядра, складывали те кучками, натягивали веревки, что удерживали пушки на местах, и смачивали дула морской водой. С бортов убирали все лишнее, чтобы ничто не помешало корабельным плотникам заделывать в ходе боя пробоины в корпусе.
Луна взошла в два часа ночи. Ролло сидел на палубе, глядя на море; он высматривал английский флот, но видел лишь какие-то смутные, призрачные тени – должно быть, клубы тумана. Он молился – за армаду и за себя, просил у Господа милости уцелеть в завтрашнем сражении и прожить достаточно долго для того, чтобы принять сан епископа Кингсбриджского.
Летний рассвет наступил рано, и дозорные разглядели в отдалении пять английских кораблей. А когда стало светлее, Ролло зачем-то обернулся – и едва не вскрикнул. Остальной английский флот каким-то неведомым образом очутился позади армады! Какого дьявола? Как такое могло произойти?
Эти пять кораблей впереди – наверняка приманка. А флот, верно, под пологом ночи обогнул армаду и теперь надвигался по ветру, готовый к неизбежной битве.
Испанские моряки какое-то время пребывали в изумлении. Никто из них не предполагал, что более низкие и узкие корпуса английских кораблей обеспечат противнику такое преимущество в лавировании. Ролло приуныл. Экая незадача – а ведь схватка еще не началась!
К северу последние корабли английского флота двигались вдоль побережья, нагоняя прочих, лавируя ловко и уверенно, к зависти и раздражению испанцев. Ролло изумился: шедший впереди корабль достиг, похоже, крайней точки своего движения по ломаной линии – и немедля открыл огонь по северному крылу армады. Отстрелявшись, он снова стал забирать к северу. Ни одно ядро не достигло цели, англичане лишь впустую растратили снаряды, но испанцы явно поразились – сначала морским навыкам англичан, а затем дерзости английского капитана.
Что ж, первые залпы сражения прогремели.
Герцог Медина Сидония приказал поднять на мачте сигнал построиться в боевой порядок.
4
Настал черед изумляться англичанам. Испанские корабли, шедшие на восток, прочь от флота Говарда, перестроились в оборонительный порядок с точностью и строгостью, какими никогда не мог похвастаться ни один английский флот. Словно по мановению божественной длани, они вытянулись этакой безупречной кривой в несколько миль в поперечнике – встали полумесяцем, зубцы которого нацелились на подступающих англичан.
Нед Уиллард наблюдал за этими перестроениями с палубы «Арк Ройял». Уолсингем отправил его на флот с наказом быть королевскими глазами и ушами. «Арк» представлял собой четырехмачтовый галеон чуть больше сотни футов в длину. Прославленный сэр Уолтер Рэли построил этот корабль, а затем продал его королеве Елизавете; впрочем, скаредная государыня не стала платить ему звонкой монетой – нет, она просто-напросто вычла пять тысяч фунтов из той суммы, которую Рэли задолжал короне. Корабль нес отменное вооружение – тридцать две пушки на двух орудийных палубах и на носу. Отдельного помещения Неду не выделили, удостоили только койки в каюте с четырьмя соседями. Матросы же спали прямо на палубах, и три сотни моряков заодно с доброй сотней солдат каждый вечер пытались отыскать свободное местечко на корабле шириною всего тридцать семь футов в самом широком месте.
Следя за перестроениями испанцев, что двигались будто по ниточке, Нед отметил, что грузовые суда сгрудились в центре, а боевые галеоны встали перед ними либо расположились на зубцах полумесяца. Сразу стало понятно, что англичане могут нанести удар лишь по этим зубцам, ибо всякому, кто отважился бы пойти в середину вражеского строя, грозила опасность угодить под перекрестный огонь. В строю испанцев каждый корабль, кроме последних в ряду, был под зашитой соседнего; судя по всему, такое построение враг освоил давно и довел до совершенства.
Армада, безусловно, пугала, приводила в трепет и внушала благоговение. Испанские корабли были ярко раскрашены, и даже издалека различалось, что люди на их палубах одеты весьма нарядно, – они щеголяли в алых, голубых и лиловых дублетах, что сверкали золотым и серебряным шитьем. Что говорить, если и рабы на веслах галеасов облачились в ярко-красные куртки! Эти люди собираются сражаться, а оделись так, будто приплыли на праздник! На английских кораблях лишь аристократы позволяли себе пестрые наряды, а командиры – те же Дрейк и Хоукинс – предпочитали повседневные шерстяные чулки и кожаные куртки.
Лорд Говард расположился на мостике, позади главной мачты; с этого возвышения ему был виден и свой корабль, и вражеский строй. Нед встал рядом с Говардом.
За их спинами английский флот вытягивался в кривую боевую линию, далеко не столь внушительную, как у испанцев.
Нед заметил, что какой-то матрос посыпает палубу опилками. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: это делают для того, чтобы палуба не стала скользкой от крови.
Говард выкрикнул команду, и «Арк» повел остальные корабли в бой.
Флагман двинулся к северному зубцу испанского полумесяца. А вот «Ривендж» Дрейка нацелился на другой, противоположный зубец.
«Арк» приблизился к последнему в ряду испанскому кораблю – по прикидкам Говарда, это был галеон «Рата Коронада». Едва «Арк» очутился за кормой противника, испанский капитан поспешил развернуть галеон, чтобы корабли сошлись борт к борту. Залпы с обеих сторон слились воедино.
Грохот пушек в непосредственной близости просто оглушал, а пороховая взвесь в воздухе застилала взгляд хлеще тумана. Когда под ветром эта взвесь развеялась, Нед убедился, что оба корабля ничуть не пострадали. Говард понимал, что испанцы попробуют подойти ближе и кинуться на абордаж, и постарался принять меры, чтобы этого не допустить; потому он и велел стрелять с такого расстояния. Испанские же короткоствольные пушки попросту не добивали до противника.
Первое сражение в море в жизни Неда, первое крещение огнем – и ничего не случилось…
Корабли, шедшие следом за «Арком», тоже стали стрелять по «Рате» и трем-четырем соседним с нею галеонам. Попаданий почти не было, разве что английские ядра посбивали несколько стеньг на испанских кораблях, только и всего.
Глянув на юг, Нед понял, что и нападение Дрейка на южный зубец полумесяца принесло схожий результат.
Между тем корабли смещались восточнее, и вскоре испанцы лишились всякой возможности напасть на Плимут. Добившись поставленной цели, англичане отступили.
И чего мы добились? – мрачно спросил себя Нед. Армада не понесла сколько-нибудь существенного урона и продолжает идти к Дюнкерку, на встречу с испанской армией в Нидерландах. Неужто кто-то решил, что Англия спасена?
5
С каждым новым днем на неделе Ролло чувствовал себя все лучше.
Армада величественно двигалась на восток, а английский флот, следуя за нею по пятам, пытался, так сказать, кусаться, но не мог ни нанести серьезного ущерба, ни хотя бы задержать. Насчет кусаться – это метко подмечено; дворовая псина может сколько угодно брехать и норовить укусить лошадь за копыта, но рано или поздно она получит этим копытом в лоб. Пока испанцы лишились всего двух кораблей, и то из-за поломок, а Дрейк – что никого не удивило – покинул боевой строй, чтобы захватить один из них, галеон «Росарио». Но армада уверенно шла дальше.
Шестого августа, в субботу, Ролло с носа «Сан-Мартина» различил знакомые очертания французского порта Кале.
Герцог Медина Сидония решил остановиться в этом порту. Оставалось проплыть всего двадцать четыре мили до Дюнкерка, где дожидался флота – должен был дожидаться – герцог Пармский со своим войском и скопищем лодок для перевозки людей, однако обнаружилась досадная помеха. К востоку от Кале отмели и песчаные банки встречались в добрых пятнадцати милях от берега, и всякий навигатор, незнакомый с этими водами, рисковал разбить корабль. А ветры и течения в проливе, к несчастью, влекли армаду именно в том направлении. Осторожный герцог Медина Сидония, разумеется, предпочел не лезть на рожон.
По сигнальному выстрелу с «Сан-Мартина» все испанские корабли одновременно свернули паруса, остановились именно там, где от них этого ожидали, и бросили якоря.
Англичане с куда меньшим изяществом проделали то же самое в миле позади.
Плывя вдоль пролива, Ролло с завистью наблюдал за тем, как малые суденышки от английского побережья доставляют припасы своему флоту. Испанцы видели, как на английские корабли поднимают свежие бочонки с порохом и свиные туши. Армада же не пополняла запасов от самой Коруньи: французам велели не помогать, ибо король Франции не желал участвовать в этой войне. Впрочем, в Кале Ролло доводилось бывать много раз, и он знал, что местные жители ненавидят англичан. Городской глава тридцать лет назад лишился ноги в той битве, что позволила французам вернуть Кале себе. Поэтому Ролло посоветовал герцогу Медине Сидонии послать на сушу доверенных людей с достойными дарами. Герцог прислушался к совету, и вскоре испанцы получили разрешение закупить в порту все, что им требовалось. К несчастью, на складах Кале нашлось мало полезного – более того, во всем городе не хватило пороха, чтобы восполнить хотя бы десятую часть расходов за минувшую неделю.
А потом пришло донесение, от которого герцог Медина Сидония впал в буйную ярость: выяснилось, что герцог Пармский не готов к переправе. Никто не позаботился погрузить снаряжение на лодки, не говоря уже о том, чтобы погрузить людей. Потребуется несколько дней, чтобы они наконец собрались и отплыли в Кале.
Ролло не мог сказать, насколько обоснован гнев командующего. Вряд ли от герцога Пармского стоило ожидать, что он посадит своих людей на крохотные лодчонки и заставит дожидаться флота, точную дату прибытия которого никто не ведал. Куда разумнее было повременить с погрузкой до тех пор, пока не придет весть о приближении армады.
Позднее в тот же день Ролло подстерегала еще одна малоприятная новость. Показался второй английский флот, идущий к Кале с северо-востока. Должно быть, это вторая половина жалкого скопища корабликов, коими располагает еретичка Елизавета, те корабли, которые решили не посылать в Плимут навстречу армаде. Насколько Ролло мог разглядеть, большинство кораблей во втором флоте составляли небольшие торговые суда; вооруженные малыми пушками, они, конечно, не могли сравниться с могучими испанскими галеонами.
Даже несмотря на подошедшее к врагу подкрепление, армада все равно была намного сильнее. А задержка – вовсе не поражение. С английским флотом, если можно его так назвать, они обмениваются залпами уже неделю. Нужно лишь дождаться прибытия герцога Пармского, и тогда победа окажется на расстоянии вытянутой руки.
6
Англичане проиграли, и Нед это сознавал. Испанская армада, почти не понесшая урона и пополнившая припасы и снаряжение, готовилась принять на борт герцога Пармского и его армию. Когда это произойдет, до вторжения в Англию останется менее суток.
Воскресным утром лорд Говард созвал военный совет на палубе «Арк Ройял». Обсуждали последнюю возможность остановить вторжение.
Лобовое нападение выглядело чистой воды самоубийством. У армады было больше кораблей и больше пушек, а в ближнем бою англичанам даже не удастся воспользоваться своим преимуществом в проворстве. А в море этот полумесяц, каким выстраивались при угрозе испанские корабли, казался неуязвимым.
Что еще можно предпринять – и возможно ли предпринять хоть что-нибудь?
Несколько человек заговорили одновременно, предлагая поджечь английские корабли и направить их на армаду.
Глупость, порожденная отчаянием, подумал Нед. Пожертвовать дорогостоящими кораблями и уповать на то, что прихоть ветров и течений не собьет их с курса и донесет до врага. А если противник сумеет увернуться, что тогда? Жертва окажется напрасной. Кто готов поручиться, что все пройдет как надо и вражеский флот запылает?
Увы, лучших предложений не нашлось.
Выбрали восемь старых кораблей, которым выпало стать жертвами. Их скрыли за прочими кораблями английского флота в попытке утаить от противника приготовления к поджогу.
Трюмы этих кораблей заполнили тряпьем, древесиной и варом, а мачты обмазали смолой.
Неду припомнился рассказ Карлоса об осаде Антверпена. Тогда голландские мятежники прибегли к схожему приему. Опираясь на это воспоминание, он предложил Говарду зарядить орудия обреченных кораблей. Огонь непременно воспламенит порох, пушки выстрелят, и, если повезет, это случится, когда корабли будут в гуще вражеского флота. Говард оценил это предложение и немедля отдал нужные приказы.
Нед вызвался следить за зарядкой орудий. Снова вспомнив рассказ Карлоса, он настоял на том, чтобы в каждую пушку заложили ядро и заряд дроби.
К корме каждого обреченного корабля привязали по лодке: тем морякам, которые поведут горящие корабли на врага, следовало обеспечить путь к спасению.
К разочарованию Неда, попытка скрыть эти приготовления провалилась. Испанцы отнюдь не бездельничали и быстро сообразили, что задумали англичане.
На глазах Неда несколько пинасов и лодок вывели вперед и поставили этаким заслоном между двумя флотами. Похоже, герцог Медина Сидония хорошо знал, как защитить свою армаду. Правда, Нед не мог сказать, удержит ли этот заслон более тяжелые английские корабли.
Пала ночь; ветер посвежел, начался прилив. К полуночи условия стали наивозможно благоприятными. Команды обреченных кораблей распустили паруса и направили свои корабли на свет фонарей на палубах и мачтах испанской армады. Нед упорно вглядывался в темноту, но различал – или ему казалось, что он различает – лишь черные пятна над водой. Расстояние между двумя флотами составляло всего полмили, однако ожидание затягивалось. Сердце бешено колотилось в груди. От этой затеи зависело все, все на свете. Нед молился нечасто, но теперь вознес горячую мольбу к небесам.
Внезапно вспыхнуло пламя. Один за другим восемь английских кораблей превращались в пылающие остовы. Нед видел, как матросы прыгают за борт и плывут к лодкам за кормой. Вскоре восемь плавучих костров сошлись воедино, и в ночи расцвел огромный огненный цветок. А ветер нес этот цветок прямиком на вражеский флот.
7
Ролло глядел во все глаза, кусая губы и обливаясь холодным потом. Горящие английские корабли неумолимо приближались к тому заслону, который разместили перед армадой по распоряжению герцога Медины Сидонии. В ноздри лез дым, пахло деревом и смолой. Ролло чудилось, что он ощущает жар пламени.
Два пинаса отделились от заслона и направились к горящим кораблям – один к ближнему концу линии, другой к дальнему. Команды, рискуя головами, принялись цеплять вражеские корабли кошками и длинными баграми. А затем попросту оттянули оба горящих корабля в сторону. Даже поглощенный опасениями за собственную жизнь, Ролло не мог не восхититься сноровкой и слаженностью действий испанских моряков. Пинасы повели корабли в открытое море, где тем суждено было догореть, не причинив никому вреда.
Осталось шесть кораблей. Еще два испанских пинаса приблизились к крайним из них. Если удача будет на нашей стороне, думал Ролло, всю шестерку получится этак вот растащить, по два корабля за раз. Герцог Медина Сидония оказался весьма предусмотрительным. Ролло воодушевился.
И тут он содрогнулся всем телом от пушечного залпа.
Конечно, на борту горящих кораблей не могло быть никого живого. Мнилось, будто английские пушки палят силой неведомого волшебства. Неужто сам Сатана заряжает эти орудия, приплясывая в языках пламени, и помогает еретикам? В следующий миг Ролло сообразил, что англичане, скорее всего, зарядили пушки заранее, а те стали стрелять, когда жар воспламенил порох.
Теперь не обошлось без потерь. В сполохах пламени было видно, как задергались черные фигуры на палубах пинасов. Будто запрыгали, заметались, заюлили бесы, застигнутые врасплох в преисподней… Судя по всему, пушки зарядили не только ядрами, но и дробью. Наверное, раненые кричали, но за ревом огня и за грохотом выстрелов иных звуков было не разобрать.
Отвести горящие корабли не вышло. Команды пинасов изрядно поредели, убитые и раненые валились как подкошенные – кто на палубу, кто в воду. А английские корабли, гонимые ветром и приливом, неотвратимо надвигались.
Испанцам не оставалось ничего другого, кроме как пуститься в бегство.
По приказу герцога Медины Сидонии выстрелила пушка «Сан-Мартина», подавая сигнал выбирать якоря и отступать; но сигнал запоздал – Ролло отчетливо видел, что и без того на каждом корабле матросы облепляли мачты и стеньги, распускали паруса. Перепуганные испанцы настолько торопились удрать с места стоянки, что многие из них попросту перерубали толстенные якорные веревки и бросали якоря на дне морском.
Сам «Сан-Мартин» поначалу двигался с жуткой неторопливостью. Подобно всем испанским кораблям, он стоял на якоре носом к ветру, для большей устойчивости, так что следовало сперва развернуть корабль, а это было утомительное дело, требовавшее умелого применения малых парусов. Ролло почти уверился, что галеон загорится, не успев ускользнуть от подлого врага. Он приготовился прыгнуть за борт в надежде доплыть до берега.
Герцог Медина Сидония спокойным голосом велел посыльному пинасу обойти флот и передать приказ двигаться на север. Ролло подумалось, что вряд ли многие капитаны подчинятся. Приближение горящих английских кораблей выглядело настолько жутко, что большинство моряков наверняка озабочено спасением собственных шкур, а не выполнением приказов.
«Сан-Мартин» развернулся, ветер наконец-то наполнил паруса, и другие корабли тоже двинулись прочь, сосредоточившись на том, чтобы не столкнуться в суматохе друг с другом. Оказавшись на чистой воде, многие корабли устремлялись прочь с той скоростью, какую позволял развивать ветер, все равно куда, лишь бы подальше отсюда.
Английский корабль вдруг очутился в опасной близости от «Сан-Мартина», огненные искры засверкали в воздухе, и передние паруса испанского флагмана затлели.
Ролло покосился на черную воду внизу. Прыгать? Не прыгать?
Выяснилось, что команда умеет бороться с огнем. На палубе стояли бочки с морской водой и имелись ведра. Один из матросов схватил ведро, зачерпнул из бочки и плеснул водой на дымящуюся холстину. Ролло поспешил ему на помощь. Затем подоспели и другие, и тлеющие паруса удалось быстро потушить.
К тому мгновению галеон уже набрал ход и удалялся от опасности.
Остановились, отойдя приблизительно на милю. Ролло перешел на корму и вперил взгляд в ночную мглу. Англичане не стали преследовать врага. Им самим ничто не угрожало, поэтому они лишь наблюдали, насколько удачной окажется их затея. Армада же до сих пор пребывала в панике и разброде. Хотя ни один испанский корабль не загорелся, вопреки ожиданиям англичан, пережитый страх был столь сокрушителен, что капитаны, похоже, отказывались думать о чем-либо, кроме собственного спасения.
«Сан-Мартин» остался в одиночестве, лишенный спутников и потому уязвимый. Снова сделалось темно, до утра искать остальных бессмысленно. Главное, что корабли уцелели. А поутру герцогу предстоит непростая задача – заново собрать и выстроить армаду. Впрочем, с этим испанцы наверняка справятся. А значит, вторжение все-таки начнется.
8
Над Кале занимался рассвет. Барни Уиллард увидел с палубы «Элис», что план с подожженными кораблями провалился. Дымившиеся остовы дотлевали, мерно покачиваясь на волнах, но испанская армада ничуть не пострадала – если не считать одинокого галеона «Сан-Лоренсо», которого несло на прибрежные утесы.
Приблизительно в миле к северу угадывались очертания испанского флагмана «Сан-Мартина» и четырех других галеонов. Остальные корабли армады словно растворились в морском просторе. Впрочем, Барни знал наверняка, что никто из испанцев не получил серьезных повреждений. На его глазах пять галеонов во главе с флагманом повернули на восток и стали набирать ход. Похоже, герцог Медина Сидония отправился собирать своих подчиненных. А потом они, без сомнения, вернутся в Кале и все-таки встретятся с герцогом Пармским.
Почему-то Барни казалось, что удача повернулась к англичанам лицом. Испанцы какое-то время будут уязвимы – их корабли разбросаны по проливу, команды перепуганы ночным переполохом. Можно попробовать подловить их по одному или по двое.
Или же течение и ветра отнесут их на песчаные отмели. Пожалуй, так будет даже лучше. Барни частенько доводилось огибать эти отмели на пути в Антверпен, да и Дрейк был хорошо знаком с этими водами, а вот для испанских навигаторов те представляли собой неизведанную пучину. Словом, англичанам выпал случай нанести врагу урон, и надо бы этим случаем воспользоваться.
К радости Барни, лорд Говард пришел к схожим выводам и отдал соответствующий приказ.
«Арк Ройял» выстрелил из сигнальной пушки; «Ривендж» Дрейка немедленно выбрал якорный канат и распустил паруса. Барни принялся покрикивать на сонных матросов, протиравших заспанные глаза; очень скоро команда «Элис» пришла в движение – так опытный, спетый хор после неизбежной начальной суеты все же запевает мадригал.
Английский флот двинулся в погоню за пятью вражескими галеонами.
Барни стоял на палубе, легко сохраняя равновесие вопреки сильной качке. Августовская погода заставляла ежиться, ветер задувал сильными, резкими порывами, то и дело в лицо летели капли дождя, а видимость стремительно падала – обычное дело для Английского канала. Барни наслаждался ощущением полета над волнами, жадно вдыхал соленый морской воздух, облизывал мокрые губы – и грезил ожидавшей впереди добычей.
Быстроходные английские корабли неумолимо нагоняли пятерку галеонов, однако испанцы, направлявшиеся через пролив в Северное море, постепенно наращивали свою численность, подбирая своих затерявшихся в ночной суматохе товарищей. Правда, покуда они по-прежнему значительно уступали англичанам в количестве корпусов.
В девять утра – по прикидкам Барни, они находились где-то в семи милях от голландского города Гравелин – герцог Медина Сидония решил, должно быть, что его силы теперь достаточно велики, и развернул флот носами к преследователям.
Барни спустился на орудийную палубу. Старшим пушкарем на «Элис» был смуглокожий Билл Кури, выходец из Северной Африки. Барни обучил его всему, что знал сам, и Билл стрелял не хуже Барни, если не лучше. Шкипер коротко велел Биллу готовиться открыть огонь.
«Ривендж» Дрейка между тем сближался с «Сан-Мартином». Оба корабля явно намеревались обменяться бортовыми залпами, как случалось уже сотни раз за последние девять дней. До сих пор от этих перестрелок было мало толку, но на сей раз все вышло иначе. Барни не мог отделаться от дурных предчувствий, наблюдая, как «Ривендж» подходит опасно близко к испанскому флагману. Дрейк, очевидно, учуял запах крови и позабыл об осторожности; Барни боялся за своего командира, героя всей Англии. Если Дрейк погибнет в первом же настоящем бою, весь английский флот утратит боевой дух.
Оба корабля стреляли из носовых пушек – эти малые орудия были способны разве что напугать противника, причинить сколько-нибудь значимый ущерб они не могли. А когда корабли наконец поравнялись, сразу бросилось в глаза преимущество хода по ветру. Испанский флагман, шедший против ветра, при повороте накренился так, что стволы его пушек, даже опущенные вниз до упора, все равно задрались в небо. Английский же корабль наклонился в сторону врага, и его орудия оказались нацеленными на палубу и на обнажившееся брюхо «Сан-Мартина».
Прогремели залпы. Голоса пушек на двух кораблях звучали по-разному. Орудия «Ривенджа» словно отбивали размеренную дробь, каждая пушка стреляла ровно тогда, когда требовалось, и такая точность расчета несказанно радовала канонира Барни. Испанцы отвечали басовитее, но не столь уверенно: по-видимому, канониры «Сан-Мартина» берегли боеприпасы.
Корабли качались на волнах будто чайки, но они уже успели сблизиться настолько, что промахнуться было попросту невозможно.
В «Ривендж» угодило несколько крупных ядер. Поскольку испанцам приходилось стрелять вверх, их снаряды в основном поразили такелаж, но даже такие попадания могли искалечить корабль, если какое-нибудь ядро перебьет мачту. Сам «Сан-Мартин» пострадал по-другому: некоторые пушки «Ривенджа» были заряжены так называемыми «костяшками», то есть дробью, кромсавшей человеческую плоть, или ядрами, скованными попарно, – такие ядра с легкостью разрывали паруса и крушили стеньги, а шрапнель превращала вражеские паруса в холщовое решето.
Клубы порохового дыма заволокли место схватки. Оставалось лишь прислушиваться к истошным воплям раненых да вдыхать едкий запах пороха, стелившийся над водой.
Коротко рявкнули кормовые пушки. Когда оба корабля вывалились из клубов дыма, Барни понял, что Дрейк вовсе не собирается замедлять ход, разворачиваться и снова нападать на «Сан-Мартина»; вместо этого сэр Фрэнсис двинулся к следующему испанскому кораблю. Значит, серьезных повреждений «Ривендж» не получил.
К «Сан-Мартину» тем временем приблизился следующий корабль английской линии, «Нонпарель». По примеру Дрейка его капитан сошелся с испанцем почти вплотную – но все же не настолько близко, чтобы вражеские солдаты могли кинуться на абордаж, – и дал залп. Барни мысленно отметил, что испанцы стреляют реже, чем раньше; видимо, их пушкари не приучены перезаряжать быстро.
Ладно, хватит глазеть, пора браться за дело. Требовалось, чтобы на флоте увидели, как «Элис» нападает на испанские корабли; тогда Барни и его люди получат полное право на часть военных трофеев.
Английские боевые корабли окружили и безжалостно расстреливали «Сан-Фелипе», другой испанский галеон. Барни немедленно вспомнилось излюбленное развлечение английской знати – травить охотничьими псами медведя. Корабли сошлись настолько близко, что на глазах Барни какой-то безумный англичанин одним прыжком перескочил на палубу «Сан-Фелипе» – и был зарублен на месте испанцами. Подумать только, впервые за минувшие девять дней кто-то отважился на абордаж! Надо отдать должное лорду Говарду и прочим командирам: под их руководством англичане ни разу не позволили испанцам прибегнуть к привычной манере боя…
«Элис» ввязалась в схватку, следуя по пятам за боевым кораблем «Антилопа». И тут, озирая напоследок поле боя, Барни заметил в отдалении группу кораблей. Это наверняка были испанцы, спешившие на помощь товарищам. А они молодцы, коль торопятся на выручку, подумал Барни, в мужестве им не откажешь.
Барни оскалился и приказал рулевому подойти к «Сан-Фелипе» на расстояние в сто ярдов.
Солдаты на палубе галеона палили из мушкетов и аркебуз, и вражеские пули находили жертв среди моряков «Элис». Барни вовремя опустился на колени, поэтому сам он ничуть не пострадал, но с дюжину матросов его команды попадали на доски палубы, заливая ту кровью. А потом загрохотали пушки Билла Кури, и снаряды устремились к галеону. Железный ливень дроби обрушился на испанцев, заставляя солдат и матросов валиться ничком, а более крупные ядра врезались в борт противника.
Испанцы ответили; большое ядро с громким треском разнесло корму «Элис», и Барни почудилось, будто его ударили в живот. Корабельный плотник, дожидавшийся в укрытии на палубе, бросился на корму, чтобы на скорую руку подлатать раненый корабль.
Барни и прежде доводилось сражаться. Он не то чтобы не боялся – те, кто вовсе не ведает страха, в море долго не живут, – но, когда бой начинался, сразу возникало множество хлопот и бояться становилось попросту некогда. В схватках им овладевало нечто вроде безумного возбуждения: он выкрикивал приказы, метался от борта к борту, чтобы получше разглядеть происходящее, сбегал на орудийную палубу, чтобы ободрить изнемогавших от усилий пушкарей, кашлял от порохового дыма, скользил по мокрым от крови доскам, спотыкался о тела погибших и раненых…
Продолжая следовать за «Антилопой», «Элис» сделала полный разворот и дала повторный залп по врагу, на сей раз левым бортом. Барни выругался, когда ядро с испанского галеона угодило в кормовую мачту «Элис». Долю мгновения спустя он ощутил острую боль в затылке. Пошарив рукой в волосах, Барни извлек окровавленную острую щепку. Теплая жидкость тонким ручейком потекла по шее. Повезло; всего лишь царапина.
Мачта, по счастью, не упала, и плотник поспешил укрепить ее подпорками.
Когда «Элис» вырвалась наружу из клубов порохового дыма, Барни заметил, что испанская армада неторопливо выстраивается привычным полумесяцем. Поистине удивительно, что испанским командирам и морякам достало присутствия духа попытаться соблюсти порядок под непрерывным обстрелом. Да, вражеские корабли, как выяснилось, потопить не так-то просто, а еще к ним спешит подкрепление…
Барни хмыкнул – и положил «Элис» в разворот, готовясь к очередному залпу.
9
Битва продолжалась весь день, и уже к полудню Ролло впал в отчаяние. «Сан-Мартин» получил несколько сот попаданий. Три больших пушки сорвало с креплений, и они теперь были бесполезны; хвала небесам, на корабле хватало других орудий. Водолазы, храбрейшие из храбрых, ныряли в море со свинцовыми пластинами и парусиной, чтобы заделать пробоины в корпусе, а над их головами грохотали пушки, сея смерть и разрушение. Повсюду, куда ни посмотри, валялись убитые и раненые, многие матросы и солдаты взывали к Господу или к святым покровителям, моля уберечь от гибели – или избавить от мук. Воздух, который Ролло вдыхал, был словно напоен кровью и пороховым дымом.
Галеон «Мария Хуан» пострадал настолько сильно, что уже не мог держаться на плаву, и Ролло с бессильной злобой наблюдал за тем, как гордый корабль скрывается под волнами, медленно и неотвратимо, исчезая в студеных водах Северного моря. Галеону «Сан-Матео» тоже досталось изрядно. Чтобы спасти корабль, команда сбрасывала за борт все, что было только можно – пушки, снаряды, обломки мачт, даже тела убитых товарищей. «Сан-Фелипе» начисто лишился управления и теперь беспомощно отплывал в сторону, в направлении песчаных отмелей.
Дело было не просто в том, что испанцев превзошли числом. Бывалые солдаты и опытные моряки, они привыкли выигрывать морские сражения таранами и абордажем, однако англичане ухитрились им этого не позволить. Вместо того они втянули противника в перестрелку, а в таком состязании испанцы заведомо уступали. Вдобавок англичане где-то научились скорой стрельбе и быстрой перезарядке орудий, чем испанцы похвастаться никак не могли. Чтобы перезарядить большие испанские пушки, требовалось довольно много времени; более того, пушкарям приходилось перелезать через борт и повисать на веревках, чтобы всунуть ядро в ствол. Проделать такое в горячке боя было почти невозможно.
Потому разгром неумолимо приближался.
Словно для того, чтобы окончательно погубить армаду, ветер сменился на северный, так что уйти в том направлении не представлялось возможным. На востоке и на юге поджидали песчаные отмели, а с запада продолжали наскакивать англичане. Испанцы очутились в ловушке. Они сражались доблестно, однако им, похоже, было суждено либо затонуть под залпы английских пушек, либо сесть на днища на отмелях.
Надежды не осталось.
10
В четыре часа пополудни погода стала меняться.
Неожиданно задул сильный юго-западный ветер. На палубе «Арк Ройяла» Нед Уиллард даже пошатнулся от резкого порыва и мгновенно промок от хлынувшего дождя. Этакой досадной помехе следовало, пожалуй, разве что улыбнуться, но Неда беспокоил тот факт, что испанская армада вдруг скрылась от англичан за дождевой завесой.
Когда английский флот осторожно приблизился к тому месту, где рассчитывал отыскать врага, обнаружилось, что испанцы исчезли.
Неужели они все-таки сумеют удрать?
Полчаса спустя буря завершилась – столь же мгновенно, как разразилась, – и засияло солнце. Нед оглядел море. Испанцы нашлись! К его разочарованию, они находились в двух милях к северу от англичан и быстро удалялись.
«Арк» распустил паруса и устремился в погоню. Остальной флот последовал за флагманом. Как бы они ни спешили, подумалось Неду, до ночи догнать врага вряд ли получится. Похоже, сражение закончилось.
Оба флота шли вдоль восточного побережья Англии.
Пала ночь. Утомленный до изнеможения дневными событиями, Нед завалился, не раздеваясь, на свою койку. На рассвете следующего дня он убедился, что испанцам удалось сохранить отрыв от преследователей; вражеские корабли по-прежнему двигались на север.
Лорд Говард, как обычно, стоял на мостике и пил разведенное водой пиво.
– Что происходит, милорд? – спросил Нед. – Почему мы никак их не нагоним?
– Нам и не нужно никого догонять, – ответил Говард. – Видите, они убегают. Мы победили.
– По-вашему, куда они направляются?
– Хороший вопрос. Насколько могу судить, им придется обогнуть северную оконечность Шотландии, а затем повернуть на юг и пойти через Ирландское море. Думаю, вам известно, что тамошними картами они не располагают.
Этого Нед не знал.
– Я провел рядом с вами все эти одиннадцать дней, милорд, но до сих пор не могу понять, как так вышло, что мы живы.
– Видите ли, сэр Нед, вторгнуться на остров чрезвычайно сложно. У нападающего возникает множество затруднений. Припасы кончаются, корабли и люди уязвимы при погрузке и высадке, места и воды вокруг чужие, неизведанные. Мы все эти дни в основном лишь изводили неприятеля, ожидая, покуда он не сломается под грузом упомянутых затруднений.
Нед задумчиво кивнул.
– Ее величество не зря расходовала средства на свой флот.
– Верно, друг мой.
Нед посмотрел туда, где виднелись кормовые надстройки и паруса испанских кораблей.
– Итак, мы и вправду победили.
В это совершенно не верилось. Умом Нед понимал, что ему самому и всем прочим следовало бы плясать от радости, но пока ощущал лишь опустошенность. Быть может, он спляшет позднее, когда осознает случившееся.
Лорд Говард усмехнулся.
– Да, победили.
– Разрази меня гром, – только и пробормотал Нед.