Элисон Маккей томилась в тюрьме, куда попала заодно с королевой Шотландии.

Их содержали в островном замке на озере, носившем название Лох-Левен. Бдительно стерегли, днем и ночью; полутора десятков стражников было вполне достаточно, чтобы не спускать глаз с двух молодых женщин.

Но они намеревались сбежать.

Мария не желала мириться со своей участью и не внимала голосу разума. Лежа без сна в ночи, терзаемая отчаянием, Элисон говорила себе, что едва ли не всякое решение, принятое королевой до сих пор, оказывалось ошибочным. Однако Мария не сдавалась, никак не могла угомониться – и это в ней Элисон нравилось.

Замок на озере Лох-Левен представлял собою весьма тоскливое место. Приземистое здание было сложено из серого камня, оконца намеренно сделали маленькими и узкими, чтобы внутрь не проникал студеный ветер, дувший по-над озером даже летом. Двор имел от силы сотню ярдов в поперечнике. Поросший кустами берег спускался к воде. Когда погода портилась, этот берег скрывался под водой и волны принимались лизать камни наружной стены. Само озеро было настолько широким, что крепкому мужчине требовалось грести с полчаса, прежде чем добраться до его оконечности.

Сбежать из такой тюрьмы было непросто, но попытаться следовало. Ведь здесь они понемногу сходили с ума. Элисон раньше не могла подумать, что скука и тоска способны сподвигнуть на мысли о самоубийстве.

Они с королевой росли и воспитывались при блестящем французском дворе, окруженные людьми в роскошных нарядах, усыпанных бриллиантами; каждый день посещали пиршества, праздники и пьесы; вели повседневные разговоры о политических хитросплетениях и придворных кознях. Мужчины, с которыми они знались, затевали и заканчивали войны, а женщины были королевами и матерями государей. После такого замок Лох-Левен казался чистилищем.

Стоял 1568 год. Элисон исполнилось двадцать семь, Марии – двадцать пять. В замке они провели под стражей почти год, и большую часть этого срока Элисон потратила на мрачные размышления о совершенных ошибках.

Первой ошибкой было то, что Мария позволила себе влюбиться, а затем и выйти замуж за двоюродного брата королевы Елизаветы, лорда Генри Дарнли, очаровательного пьяницу, больного люэсом. Элисон тогда разрывалась на части – она была счастлива, что подруга наконец влюбилась, но ее ужасал мужчина, завладевший чувствами Марии.

Страсть, впрочем, быстро улеглась; когда Мария забеременела, Дарнли велел убить личного секретаря шотландской королевы, которого заподозрил в отцовстве.

Если и был среди шотландской знати человек хуже Дарнли, то для Элисон таким человеком являлся вздорный и жестокий граф Босуэлл. Второй ошибкой Марии стало подстрекательство: королева настойчиво просила Босуэлла убить Дарнли. Граф преуспел, но все знали – или догадывались, – кто настоящая виновница этого преступления.

Ни Мария, ни Элисон не ожидали от шотландцев такого возмущения. Все – равно католики и протестанты – пришли в ужас от подобной монаршей кровожадности и аморальности. Если коротко: шотландский народ перестал верить Марии.

Череда бед продолжилась, когда Босуэлл похитил их обоих и силой заставил Марию провести с ним ночь. В иных обстоятельствах народ вознегодовал бы на наглеца, посмевшего посягнуть на честь королевы, и поднялся бы на защиту своей государыни; но к тому времени молва уже склоняла имя Марии на все лады, и потому никакой поддержки поруганная королева не получила. Подруги решили, что наилучшим выходом для Марии будет выйти замуж за Босуэлла и сделать вид, будто никакого изнасилования не было. Граф немедленно развелся с давно надоевшей женой и женился на королеве, но католическая церковь не признала ни этот развод, ни повторный брак.

Это была третья ошибка.

Двадцать шесть недовольных шотландских дворян собрали войско и свергли Марию и Босуэлла. Они пленили королеву, вынудили ее отречься от престола в пользу своего годовалого сына Джеймса и заключили под стражу в замке Лох-Левен – без мальчика, оставшегося у них.

За всеми этими перипетиями наблюдала со стороны королева Англии – и наблюдала, вне сомнения, очень пристально. Да, на словах Елизавета признавала Марию законной правительницей Шотландии, однако делом своих слов не доказала и не отправила на подмогу Марии своих воинов. Пожалуй, истинное отношение Елизаветы к происходящему можно было сравнить с отношением женщины к пьяной драке среди ночи на улице: не важно, кто возьмет верх, главное, чтобы никому из драчунов не вздумалось вломиться в ее дом.

Еще когда Мария была с Дарнли, Элисон вышла за доброго католика, мужчину с карими глазами и копной светлых волос, живо напоминавшего ей Пьера Омана. Этот мужчина был добрым и заботливым, но ждал, что Элисон будет служить ему, а не Марии, что оказалось затруднительным, хотя Элисон и твердила себе, что подобного следовало ожидать. Она понесла, но спустя четыре месяца случился выкидыш. Вскоре после этого ее супруг погиб на охоте, и для Элисон возвращение к привычной роли доверенной подруги Марии стало облегчением и спасением.

А потом произошло кое-что еще.

– Никто на свете не любил меня так, как любишь ты, – сказала Мария одним темным и тоскливым, что было привычно для Шотландии, вечером на озере Лох-Левен. Элисон зарумянилась, польщенная и отчасти смущенная похвалой. – Мой отец умер, когда я была совсем маленькой. Мать почти все время была где-то далеко. Все три моих мужа оказались безнадежными слабаками, каждый по-своему. Ты для меня стала отцом, матерью и даже супругом. Разве не удивительно?

От этих слов Элисон разрыдалась.

Их главным тюремщиком был сэр Уильям Дуглас, владелец замка Лох-Левен. Мария обладала неподражаемым талантом очаровывать всех вокруг, и сэр Уильям скоро в нее влюбился. Он держался с пленницами так, будто был гостеприимным хозяином, принимающим у себя дорогих гостей. Его дочери были без ума от Марии – для них королева-пленница выглядела этакой героиней баллад и преданий, – но вот жена Дугласа, леди Агнес, не поддалась на чары низвергнутой королевы. Агнес было присуще обостренное чувство долга, и она сохраняла бдительность.

К счастью, Агнес только что родила своего седьмого ребенка и потому не покидала пока своих покоев. А значит, миг побега был как никогда близок.

За Марией, конечно, по-прежнему следили капитан Драйсдейл и его солдаты, однако в это майское воскресенье все охранники участвовали в гуляньях по случаю прихода весны и позволили себе выпить лишнего. Элисон надеялась, что ближе к вечеру, когда они с Марией намеревались покинуть замок, солдаты вообще забудут о своих обязанностях.

Если что, беглянкам помогут.

В замке Лох-Левен проживали также пригожий сводный брат сэра Уильяма Джордж, по прозвищу Красавчик Джорди, и пятнадцатилетний, высокий для своего возраста, сирота Уилли Дуглас – Элисон думала, что он, возможно, приходится сэру Уильяму незаконнорожденным сыном.

Мария поставила себе целью обольстить Красавчика Джорди. Ей разрешили послать за нарядами – но драгоценности носить запретили, – и потому одевалась она так, что могла бы соблазнить любого. Вдобавок Джорди изначально был легкой добычей: Мария с юных лет кружила головы мужчинам, а здесь, на этом крошечном острове, у нее попросту не было достойных соперниц. Когда люди вынуждены подолгу находиться столь близко друг от друга, нежные чувства вспыхивают словно сами собой. Элисон полагала, что Марии не пришлось переламывать себя: Джорди отличался не только привлекательной наружностью, но и галантными повадками, так что королева и вправду могла испытывать к нему нечто большее, чем показная приязнь.

Элисон не знала, как Мария поощряла Джорди, но, скорее всего, поцелуями дело не ограничивалось, ибо Джорди был взрослым мужчиной, – хотя до телесной близости дошло едва ли, поскольку Мария, чья честь и без того была подмочена, не могла допустить новой внебрачной беременности. Элисон не расспрашивала подругу о подробностях, потому что давно минули те дни, когда они, совсем еще юные девушки, делились друг с другом буквально всем. Да это и не имело значения; важно было лишь то, что Джорди, обуянный страстью, мечтал превратиться в рыцаря из преданий и вызволить возлюбленную из замка отчаяния.

Сама же Элисон искала общества молодого Уилли. С ним тоже не пришлось долго возиться, пускай Элисон была чуть ли не вдвое его старше. Уилли влюбился бы в любую привлекательную женщину, оделившую его своим вниманием. Требовалось разве что почаще заговаривать с ним, спрашивать, как ему живется, становиться рядом, как бы невзначай, и целовать его почти по-сестрински – вот именно, что почти, – да улыбаться, перехватывая его взгляд, устремленный на ее грудь, и отпускать замечания со словами «вы мужчины», чтобы его подбодрить. Хвала небесам, не было нужды в телесной близости с этим мальчуганом, которому только предстояло сделаться мужчиной. Где-то глубоко в душе Элисон испытывала легкие муки совести – и стеснялась признаваться в этом даже себе самой. Так или иначе, Уилли без труда поддался на ее уловки и стал ее верным рабом.

Вместе Джорди и Уилли на протяжении нескольких месяцев переправляли на волю письма Марии и привозили ответы. Помогут они и теперь; правда, сбежать все равно будет не так-то просто.

Мария не могла пересечь маленький двор замка без того, чтобы кто-то ее не увидел. Всего в замке проживало пять десятков человек – помимо семейства Дугласов и стражи, имелись помощники сэра Уильяма и многочисленная домашняя прислуга. Ворота стояли запертыми; всякий, кому требовалось войти или выйти, должен был дождаться, покуда снимут засов, – или перелезать через стену. У воды на берегу постоянно держали три или четыре лодки, но понадобятся крепкие гребцы, да и стража незамедлительно кинется в погоню. А еще нужно договориться, чтобы на дальнем берегу поджидали верные друзья с лошадьми, готовые увезти королеву-беглянку в безопасное место.

Сложностей было столько, что все могло пойти прахом в любое мгновение.

Элисон с немалым усилием сохраняла спокойствие на заутрене в замковой часовне. Ей не терпелось очутиться на свободе, но она страшилась последствий в том случае, если их поймают: тогда ее и Марию, наверное, запрут в покоях, запретят даже те прогулки по наружной стене, которые навевали тоску, но давали подышать свежим воздухом и насладиться смутными очертаниями окрестностей надоевшего озера. Хуже того, их с подругой могут разлучить.

Мария, как всегда, отважная до безрассудства, была готова рискнуть, как и Элисон. Но едва ли королева сознавала, сколь тяжкими могут быть последствия неудачи.

После службы начались гулянья и развлечения. Молодого Уилли заслуженно признали аббатом неразумия: он устроил целое потешное представление, притворяясь пьяным, хотя на самом деле оставался совершенно трезв.

Красавчик Джорди заранее отправился на дальний берег и сейчас должен был находиться в прибрежной деревушке Кинросс. Ему поручили найти лошадей и людей, которые увезут Марию и Элисон как можно дальше и проследят за тем, чтобы их не поймали. До чего же хочется узнать, справился ли он со своим поручением! Элисон поймала себя на том, что невольно поглядывает на дальний берег, высматривая условленный сигнал.

Мария отобедала с сэром Уильямом и его семейством; Элисон и Уилли помогали слугам. Столовая размещалась на верхнем этаже квадратной главной башни замка, из узких окон которой открывался вид на сушу, – так можно было следить, не покажется ли враг. Элисон пришлось одернуть себя, когда она в очередной раз посмотрела в окно.

Под конец обеда Уилли удалился. По плану ему следовало перебраться через стену и дожидаться в укрытии лодки, которая должна привезти весточку от Джорди, – мол, все готово.

Когда обсуждали подробности побега, молодой Уилли предложил Марии спрыгнуть со стены. Сам он проделывал это легко и просто, не смущаясь семью футами высоты. Элисон решила попробовать, получится ли у нее, – и подвернула лодыжку. Допустить, чтобы Мария охромела, было никак нельзя, поэтому предложение Уилли отвергли. Вместо этого решили вывести королеву через ворота, а для того требовалось раздобыть ключ от замка.

Элисон, благородной даме, позволили присоединиться к послеобеденному разговору за фруктами и орехами. Сэр Уильям потягивал вино. Поводов для бесед на озере Лох-Левен было не так чтобы много, однако эти беседы оставались здесь едва ли не единственным развлечением.

Матушка сэра Уильяма, леди Маргарет, первой заметила нечто необычное на дальнем берегу.

– Интересно, кто эти всадники? – проговорила она, глядя в окно. В ее тоне сквозило праздное любопытство.

Элисон замерла. Неужели Джорди оказался настолько беспечным? Ему полагалось прятать своих подручных до последнего мгновения. Если сэр Уильям хоть что-то заподозрит, он велит запереть Марию в отведенных той покоях, и тогда весь план пойдет насмарку. Или уже пошел?

Сэр Уильям приподнялся, тоже посмотрел в окно и нахмурился.

– Мне неведомы причины, которые могли бы привести их сюда.

Мария вовремя вмешалась.

– Леди Маргарет, я хотела бы поговорить с вами насчет вашего сына Джеймса, моего брата, – громко произнесла она.

Эти слова привлекли всеобщее внимание. В молодости леди Маргарет побывала, как и многие другие придворные красавицы, в постели отца Марии, короля Джеймса Пятого. Она родила сына, Джеймса Стюарта, того самого брата-бастарда Марии, с которым Элисон встретилась в замке Сен-Дизье. Он приехал вдвоем с загадочным Недом Уиллардом, и эти двое пытались убедить Марию не возвращаться в Шотландию. Что нашло на подругу? Заводить подобный разговор прилюдно было против хороших манер.

Леди Маргарет заметно смутилась.

– Джеймс во Франции.

– Знаю. Он гостит у адмирала Колиньи, героя гугенотов!

– Мадам, вы должны понимать, что я не имею никакого влияния на Джеймса.

Мария успешно отвлекала домочадцев Дугласа от новых взглядов в окно.

– Он мне когда-то нравился, – сказала она с недовольной гримасой. – Я сделала его графом Мореем!

Маргарет явно испугалась неожиданного гнева молодой королевы.

– Мне известно, что он был искренне благодарен вашему величеству, – ответила она с запинкой.

Теперь никто даже не поворачивался к окнам.

– Тогда почему Джеймс стал злоумышлять против меня? – вскричала Мария. Элисон догадывалась, что ее гнев отнюдь не напускной, пусть она и разыгрывала сейчас сцену. – С тех пор как меня доставили сюда, он принудил меня подписать отречение от трона, короновал моего малютку сына и произвел себя в регенты. Теперь он стал королем Шотландии во всем, кроме титула. Разве не так?

Дугласы, похоже, сочувствовали Марии, однако вполне одобряли поступки Джеймса Стюарта. Королевские обвинения заставили их растеряться и устыдиться – и слава богу, подумала Элисон. О всадниках на берегу все позабыли.

Сэр Уильям сказал примирительно:

– Разумеется, мадам, это все нисколько не соответствует вашим желаниям. С другой стороны, ваш ребенок стал королем, а ваш брат – регентом, и потому нельзя отрицать того, что он действовал по закону.

Элисон покосилась на окно. Никаких всадников на берегу не было. Должно быть, Джорди наконец спохватился и велел им убираться прочь. Возможно, они провели в Кинроссе час-другой, засиделись и захотели размяться. Но теперь видимость привычного хода вещей восстановлена.

Опасность миновала, но лишний раз стало понятно, насколько рискован весь план побега. От облегчения у Элисон даже закружилась голова.

Мария как будто утратила терпение.

– Я утомилась от празднеств, – изрекла она, вставая. – Хочу отдохнуть.

Элисон двинулась следом за подругой. За дверью начиналась узкая и крутая винтовая лестница, ведущая к другим помещениям башни. По этой лестнице они поднялись в покои, отведенные королеве.

На самом деле Мария нисколько не устала. Она беспрерывно болтала, смеялась, вскакивала со стула и побегала к окну, потом возвращалась и снова садилась.

Элисон проверила одежду, припрятанную в сундуке под нарядами Марии. Для побега они раздобыли грубые вязаные домашние платья, какие многие служанки в замке носили поверх нижних юбок, а также головные уборы, что называли фламандскими колпаками: те полностью скрывали волосы и затрудняли возможность разглядеть лицо – для этого надо было встать прямо перед человеком в таком колпаке. Прислуга порой носила крепкие кожаные башмаки, но те оказались настолько жесткими, что Мария с Элисон не смогли сделать в них и шага; по счастью, служанки еще ходили в поношенных матерчатых домашних туфлях своих хозяек. Недели подряд подруги, оставаясь наедине, расхаживали в таких туфлях, стараясь придать обуви как можно более ветхий и потрепанный вид.

Главную трудность представлял высокий рост Марии. Его было никак не спрятать. И ни одна другая женщина на острове не могла сравниться в этом с королевой. Потому Элисон понятия не имела, пригодится ли чужая одежда.

Она убрала платья обратно. Придется потерпеть, в шесть часов Марии принесут ужин.

Как обычно, еду принес сэр Уильям. Это была куртуазная любезность тюремщика по отношению к венценосной пленнице. Элисон вышла из комнаты и отправилась искать Уилли, чтобы узнать, что происходит. Снаружи, во дворе, играли в мяч – солдаты против слуг, а остальные поддерживали криками обе стороны. Элисон бросилось в глаза, что Драйсдейл, которому полагалось следить за Марией, прыгает среди игроков. Отлично, подумалось ей, капитан слишком увлечен, чтобы бдить.

Уилли сам вышел ей навстречу. Вид у юноши был возбужденный.

– Готово! – прошептал он и показал жемчужную сережку.

Сережка была долгожданным сигналом от Джорди. Она означала, что все приготовления к побегу завершены. Элисон обрадовалась, но сообразила, что Уилли ведет себя неосмотрительно.

– Сожми кулак! – прошипела она. – Еще не хватало, чтобы кто-то начал задавать вопросы!

Впрочем, люди во дворе были поглощены игрой.

– Простите. – Смущенный Уилли крепко стиснул пальцы, а затем исподтишка передал сережку Элисон.

– Теперь лезь через стену и продырявь все лодки, кроме одной.

– Уже иду! – Он откинул полу плаща и показал молоток, висевший у него на поясе.

Элисон вернулась в покои Марии. Та едва притронулась к ужину, и Элисон отлично понимала подругу. Она и сама пребывала в таком взвинченном состоянии, что не могла смотреть на еду.

Вручив Марии сережку, Элисон сказала:

– Вот серьга, которую ваше величество изволили потерять. Ее нашел один из здешних мальчиков.

Мария узнала условленный знак.

– Я так рада! – воскликнула она с широкой улыбкой.

Сэр Уильям выглянул в окно – и удивленно хмыкнул.

– Что этот олух делает с нашими лодками? – спросил он сам себя, и раздражение в его тоне мешалось с отцовской любовью.

Элисон присоединилась к нему и тоже посмотрела в окно. Молодой Уилли стоял на коленях в одной из трех лодок, вытащенных на берег. Издалека было трудновато разглядеть, чем именно он занят, но Элисон знала наверняка: юноша пробивает дыру в днище, чтобы эту лодку нельзя было послать в погоню за беглянками. Внезапно накатил страх, ноги Элисон чуть не подкосились. Что же делать?

Она повернулась к Марии и произнесла одними губами:

– Уилли…

Мария знала о том, что Уилли надлежало сотворить с лодками. И королева вновь выказала свое несравненное умение быстро думать в минуту опасности.

– Ой, мне дурно! – вскричала она и словно обмякла на стуле, закрыв глаза.

Элисон догадалась о намерениях подруги и поспешила подыграть.

– Боже мой, да что же это такое?! – Она постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно испуганнее.

Она знала, что Мария притворяется, но сэр Уильям этого не ведал. Его лицо перекосилось от испуга, и он кинулся к королеве. Если та умрет, оставаясь под его опекой, ему будут грозить немалые неприятности. Регент Джеймс Стюарт будет прилюдно отрицать, что приказал убить единокровную сестру, и в доказательство чистоты своих помыслов велит, быть может, казнить сэра Уильяма Дугласа.

– В чем дело? Что случилось? – восклицал Дуглас.

– Нужно вино, да покрепче, чтобы привести ее в чувство, – сказала Элисон. – Сэр Уильям, у вас есть канарское?

– Конечно! Сейчас принесу. – Дуглас выбежал из комнаты.

– Молодчина, – тихо проговорила Элисон.

– Уилли все еще там? – спросила Мария.

Элисон выглянула в окно. Уилли возился с другой лодкой.

– Поторопись, Уилли, – шепнула она. Сколько времени нужно, чтобы продырявить лодку?

Сэр Уильям вернулся в сопровождении кастеляна, который нес кувшин с вином и кубок.

– Мои руки дрожат, сэр Уильям, – сказала Элисон. – Будьте добры, поднесите кубок к ее губам.

Дуглас послушался, заодно воспользовавшись случаем нежно прикоснуться к Марии. Бросить взгляд за окно он и не подумал.

Мария сделала глоток, закашлялась, притворилась, что ей стало немного лучше.

Элисон сделала вид, будто трогает лоб королевы и проверяет биение сердца.

– Все будет хорошо, ваше величество, однако следует, пожалуй, лечь в постель.

– Хорошо, – слабым голосом согласилась Мария.

Сэр Уильям не скрывал облегчения.

– Оставляю вас со спокойной душой. Доброй ночи, дамы.

Тут он посмотрел в окно, и Элисон проследила его взгляд. Уилли на берегу не было. Узнать, продырявил мальчишка лодки или нет, не представлялось возможным.

Дуглас вышел, ничего больше не сказав.

Кастелян убрал со стола и тоже ушел. Элисон и Мария остались одни.

– Он справился? – взволнованно спросила королева.

– Думаю, да. Глядишь, сэр Уильям забудет об увиденном, он ведь пил с самого утра, так что в голове у него наверняка туман.

– Надеюсь, он не станет проверять. Уилли еще нужно стащить ключ.

Обыкновенно сэр Уильям хранил ключ от замка на воротах при себе. Когда кто-то отправлялся на дальний берег или возвращался оттуда, он либо самолично отпирал ворота, либо поручал это стражнику, расставаясь с ключом всего на несколько минут. Иных поводов открывать ворота не возникало, поскольку на островном берегу не было ничего, кроме лодок.

Беглянкам же требовалось выбраться наружу, а Элисон на собственном опыте убедилась, что лезть через стену слишком рискованно; поэтому следовало так или иначе открыть ворота. Уилли заверил Элисон и Марию, что сумеет похитить ключ и сэр Уильям ничего не заметит. Теперь все зависело от его сноровки.

– Наверное, пора переодеться, – сказала Элисон.

Они сняли свои нарядные одеяния и надели грубые домашние платья, затем переобулись в стоптанные туфли. Фламандские колпаки на головах благополучно укрыли приметные золотистые волосы Марии.

Оставалось только ждать.

Сэр Уильям обычно просил Уилли прислуживать ему за ужином. Именно эта привязанность к мальчику побуждала всех в замке считать Дугласа отцом Уилли. Но Элисон не составило труда переманить Уилли на свою сторону.

Она сидела и воображала, как прямо сейчас, этажом ниже, Уилли ставит на стол и забирает тарелки, салфетки и кувшины. Быть может, ключ лежит на столе, рядом с кубком сэра Уильяма. Элисон увидела словно наяву, как Уилли накрывает ключ салфеткой и уносит то и другое. Сумеет ли он уйти? Насколько пьян сэр Уильям? Нужно ждать, ждать и надеяться.

Если все получится, бегство Марии станет громадным политическим потрясением. Королева откажется от отречения, подписать которое ее принудили силой, и потребует возвращения трона. Ее брат Джеймс наверняка соберет протестантское войско, а католики поднимутся на защиту Марии – не все, конечно, а те, кто еще не утратил веру в королеву. Гражданская война возобновится. Марию поддержит ее деверь, король Франции, который и сам ведет затяжную и кровопролитную войну с гугенотами. Папа римский с готовностью расторгнет брак королевы с Босуэллом, и по всему свету опять примутся подбирать Марии супруга, при каждом королевском дворе, от Рима до Стокгольма. Европу ожидают бури похлеще тех, что бывают на море. Королева Елизавета будет в ярости.

И все в руках пятнадцатилетнего Уилли Дугласа.

В дверь постучали, негромко, но настойчиво. Элисон открыла. Уилли возник в дверном проеме с широкой улыбкой на лице – и с большим железным ключом в руках.

Он вошел внутрь, и Элисон заперла дверь.

Мария встала.

– Не будем медлить, – сказала она.

– Они все еще за столом, – поведал Уилли. – Сэр Уильям заснул от вина, а леди Маргарет болтает с внучками. Нас могут заметить, дверь-то в столовую открыта.

Винтовая лестница вела мимо каждой из дверей на каждом этаже замка.

– Но сейчас все за нас, – возразила Элисон. – Солдаты заняты игрой в мяч.

– Надо попытаться, – решительно сказала Мария. – Идем.

Уилли заметно расстроился.

– Мне следовало закрыть эту треклятую дверь! Простите, я не подумал.

– Все в порядке, Уилли, – проговорила Элисон. – Ты и так сделал очень много.

Она нежно поцеловала его прямо в губы. Юноша зарделся и блаженно зажмурился.

Элисон отперла дверь, и все вышли наружу.

Уилли шагал первым, Мария за ним, Элисон замыкала. Идти старались тихо, чтобы случайно не привлечь ничьего внимания. Приближаясь к открытой двери столовой, обе женщины натянули пониже фламандские колпаки. Из дверного проема сочился свет, слышались оживленные женские голоса. Уилли прошел мимо проема, даже не покосившись в его сторону. Мария прикрыла лицо ладонью, когда очутилась в круге света. Элисон сбилась с шага, ожидая окрика, но ничего не случилось. Она сама миновала проем и двинулась вниз по лестнице, догоняя подругу. Ей вслед донесся переливистый смех, и она вообразила, что леди Маргарет потешается от души над их неуклюжей попыткой переодеться служанками; но, похоже, леди веселилась по какой-то другой причине. Беглянок то ли вовсе не заметили, то ли, коль леди Маргарет все-таки углядела движение на лестнице, приняли за прислугу, спешащую куда-то по хозяйственным делам.

Вышли во двор.

От башни до ворот было всего несколько шагов, но это короткое расстояние показалось Элисон невыносимо долгим. Во дворе толпились люди, наблюдавшие за игрой. Элисон увидела, как капитан Драйсдейл ударил по мячу обеими руками, крепко сцепленными между собой.

Уилли подошел к воротам.

Он вставил ключ в большой замок и повернул. Элисон ждала, спиной к толпе, пряча лицо от случайных взглядов. А что, если кто-то смотрит в их сторону? Понадобилась вся воля, какую она смогла наскрести, чтобы подавить искушение обернуться. Уилли распахнул огромные деревянные ворота, и створки громко заскрипели. Услышал ли кто-нибудь этот звук за хохотом и криками игроков?

Беглецы выступили наружу. За ними никто не погнался.

Уилли затворил ворота.

– Запри, – велела Элисон. – Это задержит погоню.

Уилли запер замок и бросил ключ в дуло пушки, что стояла перед воротами.

Никто ничего не заметил.

Они бросились к берегу.

Уилли подбежал к единственной неповрежденной лодке и столкнул ту на воду, потом взялся за корму, удерживая лодку на мелководье. Элисон перебралась через борт, повернулась помочь Марии. Королева опустилась на скамью. Уилли оттолкнул лодку от берега, запрыгнул внутрь и взялся за весла.

Элисон оглянулась. Судя по всему, в замке их отсутствие до сих пор не обнаружили: никто не бегал по стене, никто не выглядывал из окон, никто не пытался выбраться на берег.

Неужто им и вправду удалось сбежать?

Солнце еще не село, долгий весенний вечер был в разгаре. Задувал сильный, но теплый ветер. Уилли налегал на весла. Руки и ноги у него были крепкие, а любовь побуждала стараться изо всех сил. Но все равно продвижение по озеру казалось мучительно медленным. Элисон продолжала оглядываться, но погони не было и следа. Даже если в замке и сообразили, что королева-пленница пропала, что там могут предпринять? Им придется наскоро починить хотя бы одну из лодок, прежде чем они смогут отправиться вдогонку.

Элисон начала верить, что свобода рядом.

Когда лодка приблизилась к дальнему берегу, Элисон разглядела у кромки воды незнакомого мужчину.

– Дьявол! – воскликнула она. – Это еще кто?

Сердце учащенно забилось. Неужели они проделали весь этот путь по лестнице и через озеро лишь ради того, чтобы попасться снова?

Уилли посмотрел через плечо.

– Это Алистер Хьюи. Он из людей Джорди.

Сердцебиение Элисон чуть замедлилось.

Лодка уткнулась в берег, и беглянки выпрыгнули на сушу. Алистер повел их по тропе между домов. Элисон расслышала лошадиное ржание, разобрала нетерпеливый перебор копыт. Тропа вывела на главную деревенскую улицу, посреди которой стоял Красавчик Джорди. Он ухмылялся, окруженный мужчинами с оружием в руках. Оседланные лошади ждали наготове. Джорди помог Марии сесть в седло, а Уилли с радостью поддержал ногу Элисон.

И они поскакали прочь из деревни, навстречу свободе.

Ровно две недели спустя Элисон утвердилась во мнении, что Мария вот-вот совершит главнейшую ошибку всей своей жизни.

Они находились в аббатстве Дундреннан на южном побережье Шотландии, на другой стороне залива Солуэй-ферт, если смотреть из Англии. Когда-то аббатство Дундреннан было крупнейшим во всей Шотландии. После разграбления монастырей уцелели великолепная старинная церковь и обширные жилые помещения. Мария и Элисон сидели в одиночестве в комнате, прежде составлявшей часть роскошных покоев аббата, и мрачно обдумывали собственное будущее.

Для королевы Марии все пошло не так – опять.

Войско сторонников Марии встретилось с силами ее брата Джеймса Стюарта у деревни под названием Лэнгсайд под Глазго. Мария сама отправилась туда и выказала столько отваги, что ее едва отговорили от намерения лично возглавить войско; тем не менее она потерпела поражение и была вынуждена снова пуститься в бега. Она направилась на юг, через холодные, иссеченные ветрами пустоши, сжигая за собой мосты, чтобы задержать погоню. Как-то вечером Элисон пришлось обрезать чудесные золотистые волосы подруги, дабы ту меньше узнавали, и теперь королева носила темный парик. Этот парик словно подытоживал ее незавидную участь.

Мария хотела перебраться в Англию, а Элисон пыталась ее отговорить.

– У вашего величества по-прежнему тысячи сторонников, – сказала Элисон, стараясь улыбаться. – А большинство шотландцев – католики. В протестанты подались одни выскочки да торговцы.

– Ты преувеличиваешь, конечно, но правда в твоих словах есть, – признала Мария.

– Можно переждать, собрать войско побольше и попытаться снова.

Мария покачала головой.

– Моя армия при Лэнгсайде превосходила армию Джеймса числом. Похоже, гражданскую войну мне не выиграть без посторонней помощи.

– Значит, надо вернуться во Францию. Там есть и земли, и деньги.

– Во Франции я – бывшая королева. Знаешь, я чувствую себя слишком молодой для такой роли.

Элисон подумалось, что ее подруга нынче – везде бывшая, но вслух она этого говорить не стала.

– Твои французские родичи – самое могущественное семейство в стране. Они соберут для тебя армию, если ты попросишь.

– Если я уплыву во Францию, то уже никогда не вернусь в Шотландию. Я знаю это.

– Короче говоря, ты все решила?

– Да. Поеду в Англию.

Этот разговор у них заходил далеко не в первый раз, и Мария неизменно завершала его таким вот образом.

– Елизавета протестантка, – продолжала королева, – но она верит, что помазанный государь – а меня помазали девяти месяцев от роду – правит по божественному установлению. Она не примет узурпатора вроде моего братца Джеймса, ибо для нее чересчур велика опасность столкнуться с тем же у себя дома.

Элисон не имела понятия, насколько уязвимо положение Елизаветы. Та провела на троне уже десять лет, и пока вроде бы никто английский престол не оспаривал. Но, быть может, все государи считают себя уязвимыми.

– Елизавета должна помочь! С ее помощью я верну трон.

– В это веришь ты одна.

Элисон нисколько не грешила против истины: все дворяне, дравшиеся при Лэнгсайде и сопровождавшие королеву-беглянку, горячо возражали против плана отправиться в Англию.

Но Мария, как всегда, приняла решение и не собиралась от него отступать.

– Зато я права. А все остальные ошибаются.

Вот ведь упрямица, подумала Элисон. Она что, не понимает, что отдает себя на заклание?

– Пора. – Мария встала.

Женщины вышли наружу. Джорди и Уилли ждали у церкви, чуть в стороне от компании дворян, прибывших попрощаться, и малочисленной королевской прислуги. Сели на лошадей и двинулись по заросшей травой тропе вдоль ручья, что, весело журча, торил свой путь через аббатство к морю. Затем тропа вывела к зеленеющему по весне редколесью, среди кустарника запестрели дикие цветы, а дальше пошли густые заросли, усыпанные золотисто-желтыми цветками. Весеннее цветение сулило надежду, однако на сердце Элисон лежала тяжесть.

Выехали на широкий галечный берег, где ручей вливался в море.

У кривобокого деревянного причала ждала рыбацкая лодка.

На причале Мария остановилась, обернулась и вполголоса обратилась к Элисон:

– Ты не должна ехать со мной, если не хочешь.

Да, Элисон знала, что может остаться, может развернуться и уйти. Враги Марии не тронут Элисон Маккей, ибо им нет ни малейшего дела до какой-то фрейлины, которая прислуживала свергнутой королеве. И они правы. А в Стерлинге живет дядюшка, который охотно примет Элисон под своим кровом. Она сможет вновь выйти замуж, поскольку еще достаточно молода…

Но свобода вдалеке от Марии Стюарт почему-то казалась наихудшей среди всех возможных свобод. Элисон служила Марии с самого детства. Даже в те унылые, исполненные тоски недели и месяцы на озере Лох-Левен она не желала себе иной доли. Пожалуй, она угодила в тюрьму – в тюрьму любви.

– Ну? – спросила Мария. – Ты со мной?

– Конечно, – ответила Элисон.

Они спустились в лодку.

– Все еще можно уплыть во Францию, – проговорила Элисон.

Мария улыбнулась.

– Ты кое о чем забываешь, – мягко сказала она. – Папа и все государи Европы считают Елизавету незаконнорожденной. Поэтому они уверены, что она заняла английский трон не по праву. – Королева помолчала, глядя на двадцать миль воды, разделявшие две страны. Проследив за ее взглядом, Элисон различала вдалеке, в дымке, покатые зеленые холмы Англии. – А если Елизавета не может править, значит, вместо нее буду править я.

– Мария Шотландская прибыла в Карлайл, – доложил Нед Уиллард королеве Елизавете в приемной дворца Уайтхолл.

Королева ожидала от Неда осведомленности в подобных вопросах, и он поставил себе за правило знать все, что может ей понадобиться. Именно поэтому она сделала его сэром.

– Мария обосновалась в замке, – продолжал Нед. – Помощник наместника прислал письмо, уточняет, как ему быть.

Город Карлайл находился на северо-западной оконечности Англии, близко к шотландской границе, потому-то там возвышалась могучая крепость.

Елизавета заходила по приемной. Шелк великолепного платья шелестел, вторя ее нетерпеливым шагам.

– И что мне ему ответить, черт подери?

Елизавете исполнилось тридцать четыре. Уже десять лет она правила Англией твердой рукой, отлично разбиралась в европейской политике и умело лавировала в этих чрезвычайно коварных и опасных водах, выбрав в лоцманы сэра Уильяма Сесила. Но она не знала, как поступить с Марией. Королева Шотландии была головоломкой, не имевшей очевидного решения.

– Я не могу допустить, чтобы она разъезжала по стране, сея недовольство мною среди английских католиков. – Елизавета раздраженно топнула ногой. – Они ведь примутся именовать ее законной королевой, и очень скоро нам придется подавлять настоящее восстание.

Сесил словно вспомнил, что когда-то изучал законы.

– Вы не обязаны ее терпеть, ваше величество. Она – иноземная государыня, прибывшая в Англию без вашего соизволения. Это неуважение к вам; при желании можно истолковать ее приезд как вторжение.

– Люди назовут меня жестокосердной, – возразила Елизавета. – Скажут, что я бросила ее на съедение шотландским волкам.

Нед знал, что Елизавета вполне способна на суровые, жестокие решения, когда это ей требовалось. Впрочем, она всегда прислушивалась к тому, что говорит о ней английский народ.

– Мария хочет, чтобы вы отправили английскую армию в Шотландию, – сказал Нед, – и помогли вернуть трон, принадлежащий ей по праву.

– На это нет средств, – ответила Елизавета. Она ненавидела воевать и терпеть не могла опустошать казну. Ни Неда, ни Сесила нисколько не удивили поэтому слова королевы, хотя со стороны такой ответ мог показаться скоропалительным.

– Не получив помощи от вас, – заметил Сесил, – она может обратиться к своим французским родичам. А французская армия в Шотландии нам ни к чему.

– Да уж, упаси боже.

– Аминь. И давайте не будем забывать о том, что эти двое, Мария и Франциск, когда поженились, назвались королем и королевой Франции, Шотландии, Англии и Ирландии. Эта надпись была даже на вензеле на королевской посуде. Я бы сказал, что аппетит у французских родственников Марии поистине непомерный.

– Она как заноза в пятке, – проворчала Елизавета. – Тело Христово, как же мне быть?!

Нед припомнил свою встречу с Марией Стюарт в Сен-Дизье, семь лет назад. Мария выглядела тогда ослепительно – ростом выше Неда, красивая какой-то неземной красотой. Он счел ее смелой, но подверженной прихотям и упрямой, и подумал, что решения, ею принимаемые, могут быть дерзкими и неразумными. Что ж, прибытие Марии в Англию – лишнее доказательство этой неразумности. Еще Неду вспомнилась фрейлина королевы, Элисон Маккей, женщина приблизительно его лет, темноволосая и голубоглазая, уступавшая Марии красотой, но, как казалось тогда, более здравомыслящая. А с ними был и заносчивый придворный, который представился как Пьер Оман де Гиз. Нед невзлюбил его с первого взгляда.

Сесил с Недом уже знали, какое именно решение следует принять Елизавете. Но они слишком давно были знакомы с королевой, чтобы открыто наставлять ее в делах. Нет, следовало перечислить все имеющиеся возможности, дабы она самостоятельно отринула наиболее скверные из них.

Сесил произнес тем ровным тоном, который приберегал для случаев, когда хотел, чтобы королева склонилась к выбору, какой он сам считал наилучшим:

– Можно просто взять ее под стражу.

– Мы же в Англии!

– Знаю. Позвольте ей остаться, но заточите в тюрьму. У этого решения сразу несколько преимуществ. – Список Сесил с Недом составили, разумеется, заранее, но сейчас сэр Уильям рассуждал с таким видом, будто упомянутые преимущества пришли ему в голову только что. – Вы всегда будете знать, где она находится. Она не сможет перемещаться свободно и подстрекать к мятежу. А шотландские католики попадут в невыгодное положение, если их глава окажется в плену в чужой стране.

– Но она будет здесь, и английские католики об этом узнают!

– К сожалению, – согласился Сесил. – Но, возможно, нам удастся принять меры и лишить ее связи с недовольными. И с кем бы то ни было вообще.

Нед полагал, что подобное вряд ли осуществимо, – пленник, сколь тщательно его ни стереги, рано или поздно изыщет случай передать весточку.

Но Елизавету занимало другое.

– Пожалуй, я имею полное право ее запереть. Она осмелилась именовать себя королевой Англии, в конце-то концов! Что бы сделал тот же Фелипе с человеком, посмевшим назваться законным королем Испании?

– Казнил бы, разумеется, – без раздумий отозвался Сесил.

– На самом деле, – продолжала Елизавета, словно уговаривая себя сделать так, как предлагали советники и как хотелось ей самой, – я проявлю милосердие, просто посадив Марию под стражду, а не казнив.

Сесил кивнул.

– Думаю, это так и воспримут.

– Тогда решено. Покончили с этим! – Королева вздохнула. – Благодарю, Сесил. Что бы я без вас делала?

– Ваше величество очень добры.

Королева повернулась к Неду.

– Отправляйтесь-ка в Карлайл и убедитесь лично, что все прошло гладко.

– Слушаюсь, ваше величество, – ответил Нед. – Какую причину следует выдвигать как повод для задержания Марии? Мы ведь не хотим, чтобы нас обвиняли в самоуправстве.

– Верно подмечено. – Королева задумалась. – Не знаю.

– Могу кое-что предложить, – вставил хитроумный сэр Уильям.

Карлайл обладал грозной крепостью с длинной и высокой стеной, в которой были проделаны узкие ворота. Замок внутри крепости был сложен из розовато-красного песчаника, как и стоявший напротив замка собор. Еще за стеной находилась квадратная башня с пушками на крыше. Стволы всех пушек были развернуты в сторону Шотландии.

Марию и Элисон разместили в малой башне, что ютилась в углу крепостного двора.

Там было так же неуютно, как и в замке Лох-Левен, и нестерпимо холодно, даже в июне. Элисон желала бы заполучить лошадей, чтобы выезжать на прогулки, – Мария всегда любила такие выезды и отчаянно тосковала по ним, будучи в заключении на озере. Но лошадей им не дали, и пришлось ограничиться пешими прогулками, в неизменном сопровождении отряда английских солдат.

Мария решила не давить на Елизавету жалобами. Главное – добиться, чтобы королева Англии помогла ей вернуть шотландский трон.

Сегодня к ним должен был прийти долгожданный посланник английской королевы. Он прибыл в замок накануне, поздно вечером, и незамедлительно отправился отдыхать.

Элисон сумела отослать несколько писем друзьям Марии в Шотландии, и те прислали в Карлайл кое-какую одежду и парики; а вот драгоценности королевы – большую часть которых ей подарил король Франциск Второй, когда она именовалась королевой Франции – по-прежнему оставались во владении ее братца-протестанта. Впрочем, этим утром Мария ухитрилась выглядеть по-королевски даже без украшений. После завтрака женщины уселись в скромной комнатке, которую им отвели в замке, и стали ждать посланника – и решения своей участи.

На протяжении месяца они обсуждали между собой права Елизаветы на трон – в том числе ее религиозные убеждения, ее воззрения на монархию, ее прославленную ученость и знаменитую вспыльчивость. Они пытались догадаться, какое решение Елизавета в итоге примет – поможет ли она Марии вернуть трон или нет. И не пришли к согласию – точнее, каждый новый день завершался новым обсуждением и новыми выводами. Что ж, скоро они все узнают.

Посланник Елизаветы оказался стройным мужчиной чуть старше Элисон; на взгляд она дала ему лет тридцать. Он приятно улыбался, и в его карих глазах сверкали порой золотистые искорки. Одевался он нарядно, но без вычурности. Присмотревшись, Элисон едва не вскрикнула от изумления: она определенно знала этого мужчину. Покосившись на Марию, она заметила нахмуренную бровь, как если бы королева тоже пыталась вспомнить, где видела этого человека.

Мужчина низко поклонился королеве и кивнул Элисон. Тут она наконец вспомнила, где они встречались раньше.

– Сен-Дизье! – воскликнула Элисон.

– Шесть лет назад, – подтвердил посланник. Он говорил по-французски – видимо, знал или догадывался, что Марии удобнее всего изъясняться именно на этом языке. Шотландский был для нее вторым, а английский – лишь третьим, и по-английски королева говорила с немалым трудом. – Я сэр Нед Уиллард.

Посланник держался вежливо, но раскованно.

Элисон подумалось вдруг, что эти нарочито сдержанные манеры скрывают под собой опасную твердость духа, будто в бархатных ножнах прячется остро наточенный меч.

– Вот как, сэр Нед? – проговорила она. – Мои поздравления.

– Спасибо, вы очень любезны.

Элисон вспомнилось, что шесть лет назад этот Нед притворялся всего-навсего подручным Джеймса Стюарта. Напускная скромность слетела с него, когда он дерзко осадил Пьера Омана.

– Вы пытались убедить меня не возвращаться в Шотландию, – сказала Мария.

– Вашему величеству следовало бы принять мой совет. – С лица Уилларда исчез даже намек на улыбку.

Мария словно не услышала этих слов и перешла к делу.

– Я королева Шотландии, – объявила она. – Королева Елизавета не может этого отрицать.

– Разумеется, – учтиво согласился Нед.

– Меня незаконно лишили трона изменники из числа моих подданных. Полагаю, моя сестра Елизавета этого не одобрила.

В данном случае слово «сестра» было не более чем монаршим обращением к своей ровне, хотя Мария и Елизавета и вправду состояли в отдаленном родстве: дед Елизаветы, король Англии Генрих Седьмой, приходился Марии прадедом.

Сэр Нед не стал придираться к таким мелочам, а Мария продолжала:

– Сюда, в Англию, я прибыла добровольно. Все, чего я прошу, – чтобы мне позволили встретиться с Елизаветой, дабы я могла умолить ее о помощи.

– Я передам ее величеству ваши слова.

Элисон подавила разочарованный стон, готовый слететь с губ. Нед Уиллард выражался уклончиво, и это сулило дурные новости.

Мария вскинулась.

– Передадите мои слова?! – гневно повторила она. – Я ожидала, что вы привезете мне ее решение!

Нед нисколько не устрашился. Должно быть, ему не впервые приходилось успокаивать рассерженную королеву.

– Ее величество не готова принять такое решение незамедлительно, – пояснил он ровным тоном.

– Почему же?

– Сперва следует уладить другие дела.

Мария не желала принимать отговорки.

– Что за дела?

– Э… – Нед замялся. – Кончина вашего супруга, лорда Дарнли, соправителя Шотландии и кузена королевы Елизаветы, еще… не получила объяснения.

– Какое это имеет отношение ко мне?

– Никакого, – коротко ответил Нед, и Элисон заподозрила, что он лжет. – Ее величество королева Елизавета верит в вашу непричастность. – Снова ложь, мысленно отметила Элисон. – Но мы должны установить все факты, дабы представить их на всеобщее рассмотрение, прежде чем вы сможете прибыть ко двору Елизаветы. Ее величество надеется, что вы, сами будучи королевой, это поймете.

Отказ, подумала Элисон, прямой отказ. Ей захотелось заплакать. Убийство Дарнли – не более чем повод для отказа. Предлог, пустышка. Все дело в том, что Елизавета не желает встречаться с Марией.

То есть она не желает помогать Марии.

Мария пришла к тому же выводу.

– Это постыдная несправедливость! – вскричала она, вставая. Ее лицо раскраснелось, на глаза навернулись слезы. – Почему моя сестра обращается со мною столь жестоко?

– Она лишь просит вас проявить терпение. И оделит вас средствами на весь срок ожидания.

– Я не приму это решение. Я уплыву во Францию. Мои родственники во Франции окажут помощь, в которой мне отказала Елизавета.

– Королеве Елизавете не хотелось бы появления французской армии в Шотландии.

– Тогда я просто вернусь в Эдинбург и попытаю удачу против своего злокозненного братца и вашего приятеля Джеймса Стюарта.

Нед помешкал с ответом. Элисон заметила, что он слегка побледнел и сцепил пальцы рук за спиной, будто для того, чтобы не показать, насколько он взволнован. Да уж, королева в гневе – это страшное зрелище, дружок.

Впрочем, Уиллард быстро успокоился. Когда он заговорил, его голос был тверд, а прозвучавшие слова не допускали вольностей в толковании.

– Боюсь, это невозможно.

Настала очередь Марии растеряться.

– Невозможно? Что вы хотите сказать?

– По велению королевы вы должны оставаться здесь до тех пор, пока английский суд не установит окончательно вашу непричастность к убийству лорда Дарнли.

Элисон смахнула со щеки непрошеную слезу.

– Нет! – вырвалось у нее. Этот расклад был наихудшим из возможных.

– Прошу прощения за то, что доставил столь малоприятные новости, – извинился Уиллард. Элисон поверила в его искренность. Ему не повезло оказаться в роли королевского посланника.

Мария спросила дрогнувшим голосом:

– Королева Елизавета не примет меня при своем дворе?

– Нет.

– Она не позволит мне уплыть во Францию?

– Нет, – повторил Уиллард.

– И домой, в Шотландию, я возвратиться тоже не могу?

– Нет, – сказал англичанин в третий раз.

– Значит, я пленница?

– Да, – подтвердил Нед.

– Снова… – прошептала Мария.