Замок Бейнардс,
Лондон, май 1516
Екатерина прислала мне белую лошадь для торжественного въезда в Лондон. А еще она передала мне тяжелый головной убор из золотой проволоки, в строгом стиле, из тех, что предпочитает сама, еще платьев и тканей на новые наряды. Мне кажется, это она распорядилась поставить роскошную деревянную мебель в каждую комнату замка и рассыпать по полу душистую таволгу и лаванду. Она явно подобрала слуг таким образом, чтобы этот замок стал по-настоящему роскошным местом, и велела заполнить его кладовую запасами провианта. Король сам платит жалованье моим слугам: резчику мяса, сэру Томасу Болейн, капеллану, моим фрейлинам и всем прочим. Екатерина еще одолжила мне своих драгоценностей, в дополнение к тем, что она отправила мне в Морпет, и у меня теперь есть все необходимое для королевского гардероба, включая рукава, украшенные горностаем.
Наконец она лично наносит мне визит. Утром одна из моих дам, жена сэра Томаса Парра, приходит ко мне с известием о том, что, если я не возражаю, ее величество королева Англии окажет мне честь своим визитом после полудня. Я выражаю свою радость и готовность ее принять, прекрасно понимая, что мое согласие – не более чем формальность. Екатерина может приехать, невзирая на то, удобно ли мне это или нет. Она – королева Англии и может делать все, что ей заблагорассудится. Я стискиваю зубы и стараюсь не раздражаться от мысли, что теперь она может ездить где хочет, а я должна быть ей благодарна за внимание к своей персоне.
Я слышу шаги почетного караула, сопровождающего ее через ворота, и приветствия людей. Англичане обожают испанскую принцессу, которая долгие годы ждала дня, когда станет их королевой. Как я не прижимаюсь лбом к стеклу, из моего окна ее не видно, и поэтому мне остается только вернуться на свой трон в приемной палате и ожидать ее появления.
Вот двери распахиваются, и я встаю, чтобы поприветствовать ее. Какой бы я ни помнила ее с детства: бледной, исстрадавшейся и нищей, сейчас она королева Англии, а я – изгнанная своим народом королева Шотландии, и это я хочу переломить ход своей судьбы, а не она. Я кланяюсь ей, она кланяется мне, потом она раскрывает свои объятия, и мы обнимаемся. Я удивлена теплу, с которым она меня приветствует. Она касается моего лица и говорит, что я превратилась в настоящую красавицу, и о том, какие роскошные у меня волосы и как идут мне мои платья.
Я внимательно оглядываю ее и еле сдерживаю смех. После пяти беременностей она сильно располнела, а ее кожа стала рыхлой и приобрела землистый оттенок. Ее роскошные золотистые волосы убраны под арселе, который не делает ее красивее. Вся ее шея увешана тяжелыми золотыми цепями, спускающимися к широкой талии, у самого горла висит распятие, а на пухлых руках на каждом пальце красуется по перстню. С торжеством, не делающим мне чести, я замечаю, что она выглядит на все свои тридцать лет, уставшей и разочарованной, а я все еще молода и красива, и у меня впереди еще вся жизнь.
– Давай не будем говорить здесь, перед всеми, – сразу же говорит она. – Мы можем пойти в твои комнаты?
И я узнаю этот знакомый и невыносимо раздражающий испанский акцент, который она сохранила нарочно, без всяких сомнений. Она думает, что он ее выделяет и делает особенной, даже сейчас, после четырнадцати лет жизни, проведенной на английской земле.
– Конечно. – И хотя здесь живу я, мне приходится сделать шаг в сторону и показать ей, в какой стороне находится комната, ведущая в мои личные покои.
Она садится на подоконник, подчеркивая неофициальность своего визита, и зовет меня присоединиться к ней, сесть на одном уровне, словно мы – равные. Ее и мои фрейлины сидят на стульях на достаточном отдалении, чтобы не слышать нашего разговора, но все они явно изнемогают от любопытства: им всем интересно, как же мы поладим. Всем известно, что нас с Екатериной связывает много событий и не все они добрые.
– Ты так хорошо выглядишь! – замечает она с большим теплом. – Такая красавица, после всего, что тебе довелось пережить!
– Ты тоже. – Я вынуждена солгать. Когда я видела ее в последний раз, она была молодой вдовой, надеявшейся вопреки всем обстоятельствам, что мой отец позволит ей выйти замуж за Гарри. Она была так хрупка, так изящна в своих черных платьях, словно куколка. Теперь, когда ее желание сбылось, оказалось, что ей этого мало. Они поженились по любви, по страстной мальчишеской любви со стороны Гарри, но их брак подарил им пять беременностей и только одного ребенка, девочку. Каждый раз, когда Екатерина беременеет, у Гарри появляется новая любовница, а Екатерина беременеет почти каждый год. Они не стали благословенной супружеской парой, которую она представляла в своих мечтах. Наверное, она думала, что они будут как ее отец и мать, одинаково гордыми, одинаково красивыми, одинаково могущественными и одинаково влюбленными друг в друга всю свою жизнь. Однако все вышло иначе.
Гарри вырос и стал выше и красивее, богаче и властнее, чем она ожидала, и она оказалась в его тени. Как и все мы, наверное.
Она устала и страдает сейчас от таинственных болей. Она боится, что Господь лишил их брак своего небесного благословения, и проводит теперь по полдня на коленях, испрашивая его, в чем же именно заключается Его воля. Она совершенно не обладает и частью сияющей уверенности, которой обладала ее мать, воительница. Сейчас она пришла ко мне в поисках дружбы, но даже сейчас ее преследует чувство вины. Ее руки по локоть в крови: это ее армия уничтожила моего мужа, и я никогда этого не забуду.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты побыла с нами подольше, – говорит она. – Как приятно, что обе сестры короля сейчас при дворе.
– Обе? Мария тоже часто бывает? Не думала, что она может позволить себе жизнь при дворе.
Екатерина вспыхивает и заливается румянцем.
– Она часто бывает, – с достоинством отвечает она мне. – В качестве моей гостьи. Мы стали хорошими подругами. Я знаю, что она очень хочет увидеться с тобой.
– Не знаю, как надолго я смогу остаться. Мне придется вернуться, как только шотландские лорды согласятся принять мое правление. Это мой долг, я не могу бросить королевство моего мужа.
– Да, тебе досталось очень важное дело, – соглашается королева. – В стране, которая известна своей неуправляемостью. Я приношу свои соболезнования о смерти твоего мужа, короля.
На мгновение я лишаюсь дара речи. Я не могу даже кинуть на нее ненавидящего взгляда. Да как она смеет говорить о его смерти, словно это было каким-то давним событием, произошедшим само по себе, без чьего-либо вмешательства!
– Военная удача коварна, – добавляет она.
– Война была необычно жестокой. – Я нахожу в себе силы заговорить. – До того момента я никогда не слышала о том, чтобы английские войска получали приказ не брать пленных.
Ей хватает наглости выглядеть смущенной.
– На тех границах всегда царили жестокие обычаи. Так бывает всегда, когда между собой воюют соседи. Лорд Дакр рассказывал…
– Это он нашел тело моего мужа.
– Это так грустно. – Она перешла на шепот. – Мне так жаль. – Она отворачивается и, скрытая своим огромным арселе, утирает слезы. – Прости меня. Я недавно потеряла отца и…
– Я слышала, что после Флоддена ты была весьма горда победой, – отваживаюсь я ее перебить.
Она склоняет голову, но не пытается заслониться от правды.
– Была. Разумеется, я гордилась тем, что Англии больше не угрожала опасность, пока король был в отъезде и сам вел боевые действия. Я исполнила свой долг королевы. Говорят, король Шотландии собирался пойти на Лондон. Ты и представить себе не можешь, как я боялась его приближения. Конечно, я радовалась победе. Но я очень сожалела о том, какая судьба ждала тебя.
– Ты отправила его куртку Генриху. Куртку, залитую его кровью.
Повисло долгое молчание. Потом она медленно встала с сиденья с достоинством, которого я не знала в ней раньше.
– Да, – только и произнесла она.
Позади нее все дамы тоже поднялись, потому что никому не дозволено сидеть в присутствии стоящей королевы Англии. Фрейлины переглядываются, и никто не знает, что делать. Я тоже неловко встаю. Они уже уходят? Королева обижена? Я что, посмела поссориться с королевой Англии в то время, как живу в ее доме, в который она меня любезно впустила? В первом достойном жилище за многие месяцы?
– Да, чтобы король Англии, сражающийся за свое королевство, знал, что его северные границы надежно защищены. Чтобы он знал, что я исполнила свой долг по отношению к нему, моему мужу, даже ценой жизни твоего мужа. Чтобы он знал, что английские солдаты одержали победу. И потому что я была рада этой победе. Мне очень жаль, дорогая сестра, но так устроен мир, в котором мы живем. На первом месте для меня стоит мой долг по отношению к мужу, потому что Господь объединил наши судьбы, и никакому человеку не дано встать между нами. Даже любовь, которую я испытываю к тебе и твоей семье, не может встать между мной и моим мужем, королем.
Она сейчас настолько величественна, что я чувствую себя мелочной и грубой рядом с ней. Я и думать не могла, что Екатерина превратится в такую королеву. Я помню, как старалась ее поддеть, пока она была бедной приживалкой при нашем дворе, но не представляла, что в ней могла скрываться такая гордость. Теперь я явственно вижу перед собой настоящую королеву, которая была такой вот уже семь лет, пока я боролась за сохранение своего трона, проигрывала борьбу за власть, выходила замуж за лорда, которого сейчас даже нет рядом со мной.
– Я понимаю. – Мой голос едва слышен.
Она колеблется, словно очнулась и только что увидела себя, гордой, уже на ногах, готовой выйти из моей комнаты.
– Я могу снова сесть? – спрашивает она наконец с легкой улыбкой.
Это весьма элегантный жест, потому что ей не нужны ничьи разрешения.
– Пожалуйста.
Мы вместе опускаемся на сиденья.
– Мы похоронили его со всеми почестями, – звучит ее тихий голос. – В церкви при монастыре. Если хочешь, можешь посетить его могилу.
– Я не знала. – Мне почти удается подавить всхлипы. Сейчас я ощущаю жгучий стыд. – Я об этом не знала.
– Конечно. И я заказала его отпевание. Мне очень жаль. Для тебя это время было невыносимо тяжелым. А за ним последовало другое, еще худшее.
– Говорят, это было не его тело, – шепчу я. – Говорят, его видели живым после Флоддена. На том теле, которое привезли в Англию, не было вериг.
– Люди любят придумывать сказки, – жестко произносит королева. – Но мы похоронили его с почестями, достойными короля, ваше величество.
У меня не выходит ни запугать, ни пристыдить ее.
– Называй меня Маргаритой, как раньше.
– А ты зови меня Екатериной. Может быть, мы сможем быть не только сестрами, но и подругами. Может быть, ты сможешь меня простить.
– Спасибо за платья и все остальное, – неловко благодарю я. – И я была рада получить свое наследство.
Она накрывает мою руку своей.
– На меньшее тебе и не следовало рассчитывать, – мягко произносит она. – Ты должна вернуть себе свой трон и богатство Шотландии. Мой муж, король, поклялся, что возместит тебе все, что ты потеряла, и я сама буду ходатайствовать за тебя.
– Благодарю. – Почему-то это слово мне далось с большим трудом.
Я чувствую, как тепла ее ладонь и как тяжелы перстни на ее пальцах.
– Раньше мы были не слишком хорошими сестрами друг другу, – продолжает она очень тихо. – Я очень боялась, что так и не выйду замуж за твоего брата, тосковала по дому и была бедна, как церковная мышь. Ты не можешь представить себе, через что я прошла за те годы, пока ждала свадьбы. После смерти твоей матери я уже никогда не была счастлива. Вместе с ней я потеряла единственного друга, родную душу в семье.
– Но бабушка…
Она поводит плечами, и рубин на ее шее отбрасывает яркие блики.
– Миледи бабушка, мать короля, никогда меня не любила, – бросает она. – Она бы отправила меня домой, если бы это было в ее силах. Она попыталась… – Тут ее голос замолкает. – Да много чего она пыталась сделать! Она старалась предотвратить брак между мной и Генрихом, она старалась настроить его против меня. Однако, получив корону, он все же взял меня несмотря ни на что.
– У нее всегда были большие планы на него, – отзываюсь я и про себя думаю, что в этом бабушка была абсолютно права. Он мог не привязывать себя к вдове, неспособной родить ему сына.
– Так что я хорошо знаю, каково это, быть далеко от дома, там, где тебя никто не любит, где ты подвергаешься опасности и тебе не к кому обратиться за помощью, потому что никто не поможет. Мне было очень, очень жаль, когда я узнала о том, что ты овдовела, а потом потеряла опеку над сыном. Тогда я поклялась, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и стать тебе доброй сестрой. Мы обе сейчас королевы, обе принадлежим роду Тюдоров. Мы должны помогать друг другу.
– А я всегда думала, что я тебе не нравлюсь, – признаюсь я. – Ты всегда казалась такой недосягаемой.
Она разражается таким заливистым смехом, что ее фрейлины тут же поднимают на нее глаза и улыбаются.
– Это я-то была недосягаемой? Да я питалась лежалой рыбой, которую мы покупали по дешевке на рынке! Я распродала посуду, чтобы заплатить слугам. Я была принцессой-нищенкой.
Я сжимаю ее руку в своей.
– И я тоже.
– Я знаю. Именно поэтому я призывала Генриха отправить армию, чтобы восстановить тебя на троне.
– Он прислушается к тебе? – спрашиваю я с любопытством, вспоминая, как Яков щекотал меня под подбородком и все делал по-своему, не обращая ни малейшего внимания на мои слова. – Он прислушивается к твоим советам?
По ее лицу пробегает тень.
– Раньше прислушивался. Но совсем недавно у него появился новый советник, Томас Уолси. Ты и так знаешь, что он высказывает королю свои суждения по всем вопросам. Он – лорд-канцлер и обладает очень большим, чрезвычайно большим влиянием. Однако он озабочен лишь тем, чтобы придумать способ исполнить желания короля. Божья воля его заботит в значительно меньшей степени. Да и вообще, сейчас все стараются ни в чем не перечить королю.
– Король есть король, – просто замечаю я, хотя мне совершенно непонятны ее переживания. Зачем вообще кому-либо перечить королю?
– Да, но он не непогрешим, – говорит она с тенью легкой улыбки.
– А Томас Уолси настроен на мое возвращение на трон Шотландии? Разве он не желает лучшей доли для моей дочери, своей крестницы?
Она отвечает не сразу.
– Мне кажется, у него на уме более грандиозные планы на тебя, нежели твое возвращение в Шотландию. Он знает, что шотландцы должны принять тебя и что твой сын должен вновь вернуться под твою опеку, но мне кажется, он хочет…
– Чего?
Она склоняет голову словно в молитве и словно обдумывая свои следующие слова.
– Мне кажется, он хочет аннулировать твой нынешний брак и выдать тебя замуж за императора.
Я настолько потрясена, что не могу вымолвить ни слова, а просто смотрю на нее, раскрыв рот.
– Что? – только и могу сказать я, когда речь снова возвращается ко мне. – Что?
Она кивает.
– Я так и думала, что ты об этом не знала. Томас Уолси делает большие ставки на Европу. Он был бы очень рад обзавестись союзником, связанным с Англией обязательствами, чтобы противопоставить объединенные силы против Франции. А сейчас он особенно заинтересован в том, чтобы выбить французское влияние из Шотландии.
– Но я уже замужем! О чем он вообще думает?
– Лорд-канцлер думает, что твой брак может быть аннулирован, – тихо отвечает она. – А потом Генрих заметил, что твой муж не сопровождает тебя здесь, хотя у него и были для этого необходимые бумаги, вот он и решил, что вы отдалились друг от друга. Ему показалось, что ты даже обрадуешься разводу.
– У Арчибальда есть обязанности в Шотландии! Я же сама рассказала об этом королю! Он просто обязан был остаться, это дело чести…
– Ты бы стала императрицей.
Эта ремарка снова заставляет меня замолчать. В качестве жены императора Священной Римской империи я стану обладательницей огромных земель, половины Европы. Я стану выше Екатерины. Мало того, я буду замужем за ее родственником. А Мария, связанная браком с ничтожеством по имени Чарльз Брэндон, по сравнению со мной станет и вовсе ничем. Ей придется прислуживать мне ползком на коленях. И мне вообще не придется видеться ни с кем из них, плюс я стану богаче самого Генриха. Эта судьба ускользнула от меня, когда я рассматривала кандидатуры в мужья, выбирая между королем Франции и императором, и когда я узнала, что Людовик променял меня на мою младшую сестру. Выйдя замуж за Арчибальда, я упустила свой шанс стать одной из величайших повелительниц Европы. И вот теперь эта возможность появляется снова.
– И как это можно сделать?
Екатерина больше не улыбается. Она выдергивает свою руку из моей так, словно мое нечестивое прикосновение может ее осквернить.
– О, я уверена, что при твоем согласии лорд-канцлер найдет способ это исполнить, – холодно отвечает она. – Я выполнила свою задачу и спросила твоего согласия. Король говорит, что во время твоего венчания с лордом Ангусом Шотландия была отлучена от церкви, в таком случае лорд-канцлер утверждает, что браки, заключенные в этот период, нельзя считать законными. К тому же твой муж был обручен с другой женщиной, не так ли? Лорд-канцлер также собирается утверждать, что имело место не просто обручение, а брак, заключенный до твоего. То есть твой муж женился на Джанет Стюарт, еще когда Шотландия находилась под покровительством Римской католической церкви, и этот брак был заключен раньше твоего, а значит, твой не законен.
– Это неправда! Он не видится с ней! – яростно шиплю я. – Ему нет до нее никакого дела! Он женился на мне, и когда он это делал, он был свободным мужчиной. Он верен мне.
Екатерина поднимает на меня такой взгляд, что я понимаю, что тяжесть в нем появилась не только из-за потери четырех ее младенцев. Она испытала разочарование, и разочаровал ее Генрих, ее муж.
– Верен муж или нет, это уже не важно, – тихо говорит она. – Как не важно то, кого он любит, тебя или другую женщину. А важна лишь клятва, которую вы давали друг другу пред лицом Господа. Брак нельзя отменить просто потому, что великие мира сего желают, чтобы женщина была свободна, или потому, что мужчина оказался настолько глуп или слаб, что влюбился в другую женщину. Брак, заключенный перед Богом, не может быть расторгнут. Ни при каких обстоятельствах. – Ее взгляд плавно скользит от меня к ее фрейлинам, болтающим друг с дружкой и дожидающимся возможности вернуться в Гринвичский дворец, чтобы пойти на ужин вместе с мужчинами. Кто-то из них, а может, и не одна, уже привлек внимание короля, кто-то, а может, и не одна, уже побывал в его постели, кто-то, а может, не одна, на это надеется.
– Это я знаю и согласна с тем, что нет ничего важнее брачных клятв. И мы с Арчибальдом их произнесли. Он – мой муж и останется им, пока смерть не разлучит нас.
Она склоняет голову.
– Я тоже именно так и считаю, – говорит она. – И если Генрих спросит моего мнения, то я скажу, что в глазах Божьих ты – мужняя жена и ни лорд-канцлер, ни император Римской империи, ни сам король Англии не в силах это изменить.
