Поместье Комптон Уайнайтс,
Уорвикшир, май 1516
Я ожидаю встречи с братом в доме его доброго друга и слуги сэра Уильяма Комптона. На мне мое лучшее платье из пурпурного бархата с золотой парчой. Генрих собирается встретить меня здесь, чтобы сопроводить в Лондон. Мы собираемся превратить мой приезд в великое представление. Мы, Тюдоры, знаем, как важны эти представления для народа, да и мой авторитет в глазах шотландцев значительно поднимется, когда они узнают, что сам король Англии сопровождал меня во время моего возвращения домой.
Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как я последний раз видела его, хвастливого, тщеславного маленького мальчишку. За это время мы оба потеряли нашего отца и бабушку, он стал королем, я стала королевой, и мы оба неоднократно теряли детей. Все вокруг говорят, что он превратился в удивительно привлекательного молодого мужчину, и, стоя возле окна прекрасных приемных покоев в Комптон Уайнайтс, я ощущаю смесь восторга и волнения. Вот за дверями раздается бряцание оружия охранников и звук множества шагов. Наконец двери распахиваются и входит Генрих.
Как он изменился! Я уезжала от мальчика, а вернулась к мужчине. Он очень высок, даже выше Арчибальда, на голову выше меня, и первое, что бросается мне в глаза, вызывая у меня волну отвращения, – тщательно подстриженная и причесанная густая рыжая борода. Из-за нее он выглядит уже взрослым, зрелым мужчиной, разительно отличающимся от оставшегося у меня в памяти образа легконогого и светлокожего младшего брата.
– Гарри? – неуверенно произношу я. Потом сразу вспоминаю, что передо мной стоит король Англии, и опускаюсь в поклоне. – Ваше величество.
– Маргарита, – тепло приветствует он. – Сестра моя. – Он помогает мне подняться и целует в обе щеки.
Он оказывается обладателем пронзительных голубых глаз, правильных черт лица, выдающих сильную волю. Он улыбается и демонстрирует белые ровные зубы. Генрих действительно хорош. Не удивительно, что все дворы христианского мира называли его самым красивым принцем Европы. На короткое мгновение мне приходит в голову мысль о том, что Екатерине дьявольски повезло, что она успела привязать его к себе еще в ранней юности, пока он не знал себе истинную цену. Сейчас за моего брата с радостью выйдет любая женщина, и становится понятно, почему Екатерине приходится так ревностно следить за своими фрейлинами.
– Я бы узнал тебя где угодно, – говорит он.
Я вспыхиваю от удовольствия. Я знаю, что хорошо выгляжу. Теперь, когда ушла боль из ног, я могу спокойно стоять и ходить без хромоты. Я сбросила вес, который набрала до рождения Маргариты, и, благодаря Екатерине, сейчас хорошо одета.
– Где угодно! Ты так же красива, как наша мать.
Я шутливо кланяюсь ему.
– Рада, что вы находите меня красивой.
Он предлагает мне свой локоть, и я беру его под руку, чтобы немного отойти вглубь комнаты и поговорить без лишних ушей.
– Нахожу, дорогая. Я горд тем, что у меня такие красивые сестры.
Ну конечно, он уже заговорил о Марии. Едва успел меня поприветствовать, и уже вспомнил о ней.
– Как поживает маленькая тезка нашей сестры? – спрашиваю я. – Как чувствует себя ваша дочь? Здорова ли?
– О да. – Он озаряет меня улыбкой. – Конечно же, мы хотели, чтобы первенцем был мальчик, но наша дочь, без всякого сомнения, вскоре обретет маленького брата. А ты, как старшая сестра короля, можешь многому ее научить.
Мне нечему ее учить. Я была младше Артура, нашего брата, которого воспитывали как короля. Но я улыбаюсь и спрашиваю:
– Как поживает ее величество? Она тоже здорова?
– Она уже вернулась ко двору, и ты будешь сидеть рядом с ней на огромном турнире, который мы проведем в этом месяце. Это будет самое большое празднество из всех, что мы устраивали. Мы посвящаем его твоему возвращению, рождению нашей дочери и сына Марии.
Снова Мария.
– Я должна показать вам Маргариту, вашу племянницу. – Я киваю няньке, которая с низким поклоном подносит девочку ближе к королю. Малышка с пухлыми щечками, темными волосами и карими глазами расцветает лучезарной улыбкой и машет Генриху ручками, словно понимая, что от его милости будет зависеть ее судьба.
– Мила, как ее мать, – с удовольствием говорит Генрих, касаясь пальцем пухлого кулачка. – И так же покладиста, я уверен.
– Она хорошая девочка, – говорю я. – Особенно учитывая все тяготы, которые выпали на ее долю.
– Святые угодники, сколько же вам пришлось вынести!
Я мягко касаюсь головой его плеча.
– Да, на мою долю выпали страдания, – соглашаюсь я. – Но я верю, что вы все исправите.
– Клянусь, я так и сделаю, – он торжественно обещает. – Ты вернешься в Шотландию как королева-регент, и никто не посмеет больше так обращаться с тобой. Подумать только! – Кажется, он раздулся от этих возмутительных мыслей, где-то в глубине своего прекрасного зеленого камзола, став еще шире в плечах. – А где твой муж? Я ожидал увидеть его здесь, рядом с тобой.
Разумеется, он обо всем знает. Дакр докладывает ему обо всем, что происходит, причем немедленно.
– Ему пришлось остаться в Шотландии, чтобы защитить своих сторонников. Он очень страдал, ему так хотелось быть со мной. Больше всего ему хотелось быть представленным тебе, но он считает, что лорды, оказавшие мне поддержку, и простые бедняки, которые пострадали из-за меня, будут подвержены опасности мести герцога Олбани, если его не будет рядом, чтобы их защитить. Мой муж – человек чести.
Я ловлю себя на мысли, что я говорю слишком много и слишком быстро, в попытках объяснить Генриху всю опасность и сложность жизни в Шотландии. Откуда ему знать об этом, живя под защитой крепких стен Вестминстера, Виндзорского дворца? Что он может понимать об управлении государством, в котором все вершится только по соглашению и даже воля короля должна быть принята его народом?
– Арчибальд остался в Шотландии, чтобы выполнить свой долг. Он решил, что так будет лучше.
Вдруг во взгляде моего брата я прочитала производимую жесткую оценку, маскируемую улыбкой.
– Ну что же, поступил, как шотландец, – только и сказал он. И в его голосе мне слышится отвращение к человеку, оставившему свою жену в опасности. – Как истинный шотландец.