47
В закусочной на рынке они добывают для Клаудио стакан воды и пузырь со льдом, чтобы приложить к руке. Клаудио пьет воду через соломинку. Стэнли опасается, что у него сломана челюсть, но, когда Клаудио начинает говорить, речь его звучит вполне отчетливо.
— Спасибо, — говорит он, обращаясь к Чарли. — Тебе больше не нужно со мной возиться. Я буду в порядке.
Когда Стэнли и Клаудио удаляются, Чарли стоит посреди променада со слезами на глазах, сжимая руки. Он так расстроен, словно Клаудио — его собственный пострадавший сын. Стэнли крепко стискивает зубы, удерживая что-то внутри, хотя сам не уверен что — может, проклятия, а может, тошноту. Такое чувство, что его желудок опускается все ниже и ниже, в область бедер.
До их убежища остается всего сотня ярдов, когда Клаудио вдруг заявляет, что не хочет туда возвращаться. Они направляются в сторону Уэйв-Крест-авеню. Этот переход длиной в четыре квартала занимает, кажется, целую вечность. Толпа гуляющих расступается и обтекает их слева и справа. Когда люди, подходя ближе, видят состояние Клаудио, на их лицах мелькают самые разные выражения: кто-то удивляется, кто-то сочувствует, другие глядят с отвращением, а кое-кого это зрелище забавляет. Несколько военных в увольнении останавливаются и предлагают помощь, но Стэнли отказывается взмахом руки. На углу Клаб-Хаус их на пару минут задерживает патрульный коп, задавая обычные в таких случаях вопросы.
— Мой друг попал в аварию на велосипеде, офицер, — говорит Стэнли. — Врезался в телеграфный столб. Нет, больше никто не пострадал. С ним все будет в порядке.
— Да, все так и было, — разлепляя губы, подтверждает Клаудио. — Телеграфный столб.
Всю дорогу Клаудио шепчет одни и те же фразы, периодически замолкая, а потом начиная сначала.
— Я искал тебя повсюду, — говорит он. — Все утро я тебя искал и весь день. Я так много хотел тебе сказать. У меня появилось столько идей, как сделать нашу жизнь лучше. Но я не мог тебя найти. Где ты пропадал все это время?
Стэнли молчит, стискивая зубы.
На стук в дверь Уэллса никто не реагирует. Повторный стук — громкий и долгий — также остается без ответа. Стэнли уже собирается спрыгнуть с крыльца и добежать до бокового входа, когда в окне раздвигается тюлевая занавеска и появляется лицо Сюннёве, которая в следующий миг прижимает ко рту испачканную краской руку, сдерживая испуганный возглас.
Первым делом она накидывает на плечи Клаудио шерстяной плед — тот самый, которым накануне пользовалась Синтия, — затем наполняет льдом из холодильника еще один пакет и спешит в другую комнату к телефону. Стэнли подносит пузырь со льдом к лицу Клаудио, который все еще держит первый пакет прижатым к поврежденной руке. Его лоб мертвенно-бледен, под глазами расплываются синяки.
— Где ты был, Стэнли? — спрашивает он. — Я искал повсюду, повсюду.
— Погоди, — говорит Стэнли. — Придержи на минуту свои вопросы и скажи мне: кто это сделал?
— Гопники.
— Ясное дело, что гопники. Но кто из них?
Клаудио кривит рот.
— Это не важно, — говорит он.
— Как раз очень важно. Кто они? Мне нужно…
— Где ты был? — вновь начинает Клаудио. Теперь в голосе его звучат резкие нотки, печальные и злые одновременно.
— Послушай, — говорит Стэнли, — ты должен сейчас же сказать мне, кто это сделал. Потому что, если ты не скажешь, мне придется угадывать. А потом, действуя наугад, я могу натворить больше всяких бед, чем это необходимо. Итак, назови их. Белобрысый, верно? Кто еще?
— Почему ты хотел заключить с ними сделку? — гнет свое Клаудио. — С чего ты решил, будто нам это на пользу?
— Кто еще? — повторяет Стэнли, перемещая пузырь со льдом к другому виску Клаудио и обходя вокруг стула, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — Их босс? Если ты ничего не ответишь, я буду считать это знаком согласия. Усекаешь? Ты понял, что это означает?
Распухшие веки Клаудио чуть-чуть приподнимаются. Он смотрит на Стэнли, потом отводит взгляд. Губы его беззвучно шевелятся.
— Ты угадал, — наконец произносит он. — Это был тот, с белыми волосами.
— Ясно. Кто еще? Босс?
Клаудио морщится и отрицательно качает головой.
— А как насчет тех двоих, которые были с белобрысым в павильоне?
— Да. Они тоже. Больше никого.
Стэнли приподнимает пузырь, чтобы убрать пряди волос с глаз Клаудио. Лоб его покрыт липкой испариной.
— Как все произошло? — спрашивает Стэнли.
— Я не хочу говорить об этом.
— Да какого хрена, чувак? Почему ты не отбивался, как я тебя учил? Почему ты…
Клаудио отпихивает его руки от своего лица.
— Я отбивался, — шипит он сердито. — Отбивался именно так, как ты учил. Вот, посмотри.
Он пытается поднять правую руку и кривится от боли. Только сейчас Стэнли замечает, что костяшки пальцев у него разбиты и кожа с них содрана.
— Я дрался, — говорит Клаудио. — Сначала я хотел улизнуть без драки, но не получилось. Они требовали от меня сделать то, на что я никак не мог согласиться. Тогда они попытались заставить меня силой, и я стал драться, как ты учил. Я пинался и бил кулаком, а когда повредил руку, продолжал пинаться. Им крепко досталось. И я от них отбился.
Стэнли кивает.
— Это хорошо, — говорит он, проводя ладонью по волосам Клаудио. — Хорошо, что ты не спасовал перед ними. Но если бы ты действовал в точности так, как я тебя учил, все обошлось бы без сломанной руки. У тебя отважное сердце, но тебя еще надо поднатаскать, чтобы ты стал реально крутым. В следующий раз…
— Нет! — прерывает его Клаудио.
Он поворачивает голову под рукой Стэнли и смотрит ему в глаза. А потом здоровой левой рукой сильно бьет Стэнли в предплечье. Удар приходится вскользь, но получается весьма болезненным. Стэнли пятится, но Клаудио, приподнявшись на стуле, успевает ударить его снова, на сей раз в плечо, и этим отталкивает его еще на шаг дальше.
— Эй, полегче, дружок! — говорит Стэнли.
— Почему я должен делать такие вещи? — говорит Клаудио. — Почему, Стэнли? Я этого совсем не хочу. Это нужно тебе, но не мне. Крутизна? Да пропади она пропадом, эта твоя крутизна! Я не хочу быть крутым. Я хочу быть просто смелым. Хочу быть красивым. Хочу быть знаменитым.
Стэнли разворачивается на тесной кухне, потирая руку в том месте, куда попал удар Клаудио. Завтра там будет синяк.
— О’кей, — слышит он свой голос. — Все в порядке. Мы справимся. Уверен, мы найдем способ.
Клаудио подбирает упавший пузырь со льдом и вновь прикладывает его к руке.
— Есть миллион способов, — говорит он. — И я миллион раз пытался тебе это объяснить. Но ты не слушал. Ты меня не слушал.
В соседней комнате клацает, опускаясь на рычаг, телефонная трубка. Через мгновение в кухню влетает Сюннёве и начинает торопливо открывать шкафчик за шкафчиком, тут же их захлопывая.
— Я дозвонилась до Эдриана, — говорит она. — Он скоро приедет с работы, и мы отвезем тебя в больницу. А пока держи лед на руке. Стэнли, вот флакон тайленола. Налей в стакан воды и дай Клаудио две пилюли. Извини, я бы сделала это сама, но руки испачканы краской. Мне нужно привести себя в порядок до приезда Эдриана.
— А где Синтия? — спрашивает Стэнли, но Сюннёве уже покинула кухню.
Вытряхивая на ладонь белые пилюли, Стэнли слышит звуки ее перемещений по дому, потом плеск воды в ванной.
Он кладет пилюли на край стола рядом с Клаудио и ставит там же стакан воды. Пальцы Клаудио отрываются от пузыря со льдом, поочередно берут пилюли и подносят их к губам. Каждую он запивает глотком воды. Движения его замедленны, глаза закрыты.
— Теперь ты со мной не разговариваешь, да? — спрашивает Стэнли.
Клаудио сгорбился на стуле. Его губи и веки приобрели синеватый оттенок. На лбу пульсирует вена, надуваясь и опадая, как змеиное брюхо. Окровавленное и опухшее лицо неузнаваемо, и на секунду Стэнли даже теряется, затрудняясь вспомнить его нормальный облик.
— Я много всего пытался тебе сказать, — говорит Клаудио. — Но ты никогда меня не слушал.
Долгое время Стэнли наблюдает за тем, как он прихлебывает воду, из последних сил стараясь держать голову прямо. Ему вспоминаются последние дождливые дни февраля, которые Клаудио проводил за чтением краденых журналов, а Стэнли перечитывал «Зеркального вора». Стэнли искал в книге ключи к разгадке, тогда как его друг просто убивал время. По крайней мере, так считал Стэнли. Но в понимании Клаудио, конечно же, все было наоборот. Стэнли знал это и раньше. Быть может, он знал это всегда. Но сейчас он воспринимает это по-другому — яснее, жестче, серьезнее — и чувствует себя так, словно встретил на пути высокую стену или развилку дорог. У этого парнишки есть свое горячее тело, живущее и умирающее, и свой «черный ящик» в голове, содержимое которого неведомо посторонним. То же самое можно сказать о Стэнли и о любом другом человеке. И Стэнли не может его понять; он и себя-то не до конца понимает. Книга Уэллса может подсказать ответы на многие вопросы, но данный вопрос не из их числа. В лучшем случае книга может убедить его, что подобные вопросы несущественны; и Стэнли надеется, что когда-нибудь книге это удастся.
Он стоит позади Клаудио и смотрит на его затылок, пока может выносить это зрелище. Затем — осторожно ступая резиновыми подошвами по линолеуму — подходит к боковой двери, отодвигает засов и выскальзывает на крыльцо. Все это он проделывает абсолютно бесшумно, но Клаудио, должно быть, ощущает поток воздуха из открывшейся двери.
— Стэнли? — окликает он.
Стэнли оставляет дверь приоткрытой. Он знает, что Сюннёве сейчас находится в ванной и оттуда не может его увидеть, но все равно не идет по дорожке, а бегом пересекает задний двор, перепрыгивает через ограду и не снижает скорость еще полквартала, до Пасифик-авеню. Здесь он уже начинает задыхаться. Стук сердца отдается в барабанных перепонках, как тяжелый топот преследователей.
Пока он идет обратно до их убежища, ветер набирает силу, выдергивая из урн и кружа в воздухе всякие бумажки, рывками раскачивая подвесные уличные фонари. Из-под наползающих туч тонкой красной полоской еще выглядывает солнце, но вскоре оно погружается в океан. Стэнли отмечает момент этого погружения перед тем, как свернуть на Хорайзон-Корт.
Утром перед выходом из дома он, как всегда, аккуратно упаковал свой вещмешок и теперь сразу находит то, что ему нужно. Еще минута потрачена на сбор вещей Клаудио — и вот он уже снова на улице, лавируя между машинами на Спидуэй так легко и непринужденно, словно проделывал это каждый день много лет подряд. С заходом солнца и приближением штормового фронта мир как будто съеживается, магия ярких красок теряет свою силу. Этот унылый и тусклый мир хорошо знаком Стэнли, в нем он чувствует себя вполне уверенно.
Первые крупные капли застигают его на променаде, когда он усаживается на скамью, — они метеорами сверкают в свете фонарей и оставляют на досках настила разляпистые пятна величиной с серебряный доллар. По телу они бьют увесисто и холодно, вызывая дрожь, как от прикосновения призрака.
Стэнли глядит через окна внутрь павильона — до которого отсюда еще целый квартал, — постепенно промокая насквозь, так что рукава потяжелевшей рубашки обвисают складками, подобно коже у рептилий. Дистанция велика, однако он может различить лица белобрысого (с распухшей губой и синяком под глазом) и двух других «псов» (эти отделались мелкими ссадинами). Все трое имеют мрачный вид — они явно недовольны друг другом и самими собой.
Поток людей следует мимо Стэнли в ускоренном темпе из-за дождя; некоторые прячутся по двое под зонтиками, другие прикрывают головы газетами. На фоне ярких окон павильона их силуэты мелькают, как мгновенные затемнения между фотокарточками в мутоскопе. Изредка кто-нибудь из прохожих — пьянчуга, жулик или извращенец — присаживается на скамью, но Стэнли даже не поворачивает головы в их сторону, и после безуспешных попыток завязать разговор они уходят.
Стэнли вспоминает о списке Уэллса в кармане рубашки: он станет совсем нечитабельным, когда расплывутся чернила. Надо было оставить его в убежище, но теперь уже ничего не поделаешь. Впрочем, затея с этим списком вполне может быть пустышкой. Он поступил глупо, пытаясь играть по правилам Уэллса, а не по своим собственным. Теперь он это понимает.
Один из «псов» — самый дальний от входа — покидает автомат и направляется к туалету в конце зала. Стэнли встает со скамьи. Расстояние до павильона он преодолевает почти бегом, делая глубокие вдохи. Двое-трое встречных, вероятно, успевают прочесть намерения Стэнли на его лице; они нервно отводят глаза и спешат уступить дорогу. И вот он уже в дверях; дождевая вода стекает с его одежды на бетонный пол. Один из гопников стоит спиной к нему всего в нескольких шагах. Белобрысый находится в центре зала, лицом к Стэнли, но он целиком сосредоточился на игре и не видит ничего вокруг. В голове Стэнли мелькает мысль, всегда посещающая его в таких ситуациях: «Ты не обязан этого делать. Еще не поздно уйти». Сейчас эта мысль притормаживает его чуть дольше обычного. Ощущение — как на первом крутом спуске американских горок: глаза крепко зажмуриваются от усилия представить себя где угодно, только не здесь. Но, разумеется, он сейчас не где угодно. Он сейчас именно здесь.
Сделав несколько быстрых шагов, он оказывается позади первого «пса» и с ходу локтем наносит резкий удар ему по почкам. С каким-то полузвериным стоном тот оседает на пол. Стэнли приседает одновременно с ним, успевая запустить пятерню в длинные патлы и припечатать его лицом к стальной поверхности монетоприемника.
Не вставая, Стэнли на четвереньках пробирается между автоматами, пока не заходит к белобрысому с тыла, и только там распрямляется в полный рост. Два посетителя уставились на поверженного «пса»; еще несколько человек торопливо направляются к выходу, но белобрысый этого не замечает, поглощенный игрой. Сейчас Стэнли находится достаточно близко, чтобы разглядеть его счет: два миллиона очков и еще один шарик в запасе. А гаденыш-то неплох — сказывается долгая практика.
Подойдя еще на шаг, Стэнли через его плечо смотрит на пускающих пузыри морских коньков и грудастых русалок, на мельтешение серебристого шарика по игровому полю. Он тянет время, давая белобрысому почувствовать на себе чужой взгляд. Наконец осознав, что происходит что-то неладное, тот теряет концентрацию и упускает шарик.
В тот же миг ударом кистеня Стэнли расплющивает его правую кисть о край автомата. Второй удар он наносит справа в голову и продолжает бить, пока белобрысый не замирает на полу. Раздается пронзительный визг девчонки, стоящей в проходе через несколько автоматов от них.
Третий «пес» все еще в туалете, и Стэнли идет туда. Ногой распахивает незапертую дверь кабинки и бьет кистенем сверху вниз по его лицу. «Пес» валится с очка и сползает по загаженной дощатой перегородке. Через дырочку над рулоном бумаги Стэнли замечает глаз кого-то сидящего в соседней кабинке.
— О боже! — слышится оттуда. — Боже мой!
По пути к выходу Стэнли задерживается над белобрысым, чтобы врезать ему еще раз напоследок. При этом он аккуратно перешагивает через струйку крови, которая ползет в сторону океана, следуя уклону бетонного пола.
