Марина
На стоянке около машины стоял высокий мужчина в голубых джинсах и синей рубашке.
Я оглянулась – рядом больше никого не было.
– Простите! Вы не меня ждете?
– Вы Марина? – перебил он, и мне показалось, что он обрадовался.
Я кивнула.
– А я – Юри, сын Вилме. Это мама направила меня к вам. Волнуется, куда вы пропали? Она сказала, что оставила вам телефон. А вы ни разу не позвонили. Потеряли?
Говорил он с легким, почти незаметным акцентом. Я увидела, как он похож на свою мать, мою попутчицу Вилме: та же светлая кожа, глубокие синие глаза и та же ямочка на подбородке.
Я совсем растерялась и что-то залепетала в свое оправдание:
– Нет, не потеряла, кажется, не потеряла. Просто я не хотела вас беспокоить. У меня все хорошо, никаких проблем, честное слово! Номер прекрасный, кормят отлично. Я пропадаю днями на море – и это огромное счастье!
Я что-то бормотала, словно оправдывалась. Вилме не забыла обо мне, вот чудеса! А говорят, прибалты негостеприимны и равнодушны к малознакомым людям.
Юри выслушал меня молча и сказал:
– Отлично, что все хорошо. Только мама велела вас привезти. И никакие отказы не принимаются! Вы уж простите, мы привыкли слушаться маму! Она же у нас крупный начальник! – И он улыбнулся.
Я улыбнулась в ответ и развела руками.
– Ну раз привыкли, мне нечего возразить.
Я села в машину, и мы поехали в город. Я глянула на себя в зеркало и ужаснулась – вид у меня, прямо скажем, был далеко не гостевой – волосы спутались после бассейна, подкраситься я не успела, одета была в джинсы и майку. Ну и ладно – в конце концов, все получилось внезапно.
Юри молчал, что меня очень устраивало.
Я глазела по сторонам. Мне нравился город, даже спальные и современные районы Таллина здорово отличались от нашей Москвы. Они были компактны, стерильно чисты – уютные дворы с аккуратными клумбами, ухоженные скверы, ровные дорожки, целые, а не разбитые фонари, яркие скамейки у подъездов. Даже старые дома были покрашены и приведены в порядок – все было здесь как на цветной картинке в иностранном журнале. И еще мне бросились в глаза чистые и сверкающие, будто только что вымытые, окна.
«Нет, это все же совершенно другой мир», – подумала я.
Наконец машина остановилась у красивого дома из красного кирпича. Юри вышел из машины и галантно открыл мою дверцу.
Мы поднялись на третий этаж. У двери стояла Вилме – в домашней одежде и кухонном фартуке.
– Нашел! – всплеснула руками она. – Как хорошо!
Вилме пожурила меня за то, что я пропала, и мы наконец обнялись.
Квартира Вилме, казалось бы, вполне типовая и современная: три комнаты, кухня, прихожая, ванная, здорово отличалась от наших московских квартир. Здесь не было громоздкой полированной мебели, хрустальных люстр и тяжелых пестрых ковров. Стояла легкая низкая мебель светлого дерева – тумбы, комоды, журнальные столики с уютными настольными лампами.
На полу лежал полосатый палас. Вместо люстры – абажур из соломки. Низкие пузатые кресла и простой стол с льняными салфетками. Много керамики, эстампы на стенах. Никаких тяжелых блестящих гардин – легкие, полупрозрачные, однотонные шторы.
Вкусно пахло корицей и кофе.
Мы уселись в кресла, и Вилме разлила кофе по маленьким чашечкам.
– Позови Бруно! – кивнула она старшему сыну.
Юри долго не было, и вернулся он один, смущенно разведя руками в оправдание. Вилме расстроилась и мельком взглянула на меня. Я сделала вид, что ничего не поняла, и с интересом разглядывала картинки на стенах.
И тут до меня стало доходить: Вилме хотела познакомить меня со своим младшим сыном – тем самым Бруно, неудачливым, странным и нелюдимым холостяком.
Мне стало смешно и неловко. Этого чудака и бурундука хотели свести со мной. И правильно. Мы оба – залежалый товар. Вдруг получится? Я посмотрела на симпатичного Юри. Интересно, а старший брат в курсе? Кажется, да.
После беседы ни о чем за чашкой кофе я посмотрела на часы и встала.
– Мне пора, извините! Режим.
Вилме меня не удерживала. Расставались мы довольно прохладно – Вилме видела, что я обо всем догадалась. Юри вызвался отвезти меня в пансионат. Его мать смолчала, но я увидела недовольство в ее глазах. Я не отказалась – сами виноваты – и попросила его подбросить меня в Старый город. Ну раз уж вышла такая оказия!
Он остановил машину и обернулся ко мне.
– Марина! Я буду вашим провожатым – безапелляционно объявил он. – Вы гость, я хозяин! И возражения не принимаются.
А я и не возражала. В конце концов, он действительно может провести меня по интересным местам. Что тут такого? Никаких дурных мыслей у меня не было и в помине. Да и наверняка ему все еще неловко. Он же видел, что я обо всем догадалась.
Мы шли по булыжной мостовой, и Юри рассказывал мне про город.
Мы заходили в костелы, в одном попали на службу, и я замерла от восторга – небольшой хор пел под орган. Ксендз в белом шелковом одеянии и крошечной шапочке мягким и красивым баритоном читал свою проповедь. На деревянных, отполированных временем скамьях сидели прихожане. Кто-то читал молитвенник, кто-то подпевал хору, а кто-то сидел с закрытыми глазами, думая о своем.
Вышли мы завороженные и притихшие. На крутой лестнице, ведущей в Вышгород, я споткнулась, и Юри подхватил меня за локоть. Я посмотрела на него, и мы оба смутились.
Устав, мы зашли в маленькое, на три столика, кафе, где Юри заказал кофе с пирожными. И то, и другое было отличным. Мы согрелись – вечер был довольно прохладным, – отдохнули, и я наконец спросила:
– Вам, наверное, нужно домой? Вас ждут с ужином! Спасибо, все было прекрасно! А я как-нибудь доберусь, наверняка тут ходят автобусы или маршрутки. Вы и так потеряли со мной кучу времени. Спасибо большое!
Он остановил меня.
– Нет, Марина. Я вас отвезу, и это не обсуждается. Вы гость, я хозяин! – повторил он. – У нас тоже есть гостеприимство, не только на Кавказе, поверьте!
Мы рассмеялись.
По дороге в пансионат мы молчали. Он произнес одну фразу:
– Мой младший брат – прекрасный человек. Образованный, умный, порядочный, тонкий. Но ему не везет. Таким, как он, всегда не везет.
– Вы меня сватаете? – рассмеялась я. – И ваша мама хотела…
Юри нахмурился и перебил меня:
– Знаете, ее можно понять. Она мать. И что плохого в том, что она хотела вас познакомить? Не понимаю, простите.
– Ничего, – сухо ответила я. – По сути ничего. Только хорошее. Просто мне кажется, она должна была спросить меня. Нужно ли мне это знакомство? Странная ведь ситуация – Вилме посылает вас ко мне. Вы в курсе, она – естественно. Не в курсе одна я. Ну и как вам?
Он не ответил.
Мы подъехали к воротам пансионата.
Не дожидаясь, когда Юри откроет мне дверцу, я вышла сама.
Он выскочил из машины.
– Простите ее! – сказал он, не поднимая на меня глаз. – Ну и меня… заодно.
Я улыбнулась.
– А вас-то за что? Такая замечательная экскурсия – просто подарок! Разве без вас я бы смогла увидеть все это? И за кофе спасибо, он был прекрасен! А маме передавайте привет. – Я быстрым шагом пошла к своему корпусу.
Казалось бы, вся эта история с чуть неприятным душком должна была на этом завершиться.
Через день я почти о ней позабыла. А через два дня зарядили дожди. Что ж, никто и не удивился – для Прибалтики это обычное дело. Я снова сидела на скамейке на берегу и, замерзнув, отогревалась в знакомой кафешке. Только почему-то теперь мне было грустно. Так грустно, что захотелось домой. А до конца моего срока оставалось еще почти полных десять дней.
Море мое закончилось, увы. Поднялся сильный ветер, начался шторм, стало совсем холодно. Я брала книжки в библиотеке, ходила в кинозал и плавала в бассейне. В целом все было прекрасно. Но на меня опять навалилась тоска.
А через три дня в мою дверь постучали. Я открыла и увидела Юри. Он стоял на пороге, и в его руках был букет садовых ромашек – огромных, с голову младенца, ярких и солнечных, как теплое лето.
С этого дня начался наш длинный и непростой роман – роман без надежд, без перспективы, без будущего и оттого и печальный и грустный.
В ту минуту, когда он возник на пороге моего номера, нам обоим все стало понятно. Это было влечение, притяжение, оторопь, молния, вспышка. Потом, вспоминая все это, я понимала – это не было любовью. Это была страсть. Страсть с большой буквы.
Все было логично – я молода и давно одинока. Он несчастлив в семье и никогда себе не отказывал в связях на стороне. Я понравилась ему, он понравился мне. Все срослось. Нам было хорошо вдвоем. Я понимала, что в этом нет ничего плохого – кроме того, что он был женат. Но ведь я не собиралась за него замуж! Таких мыслей у меня не было! Я не собиралась рушить его семью! И в конце концов, я испытала то, чего у меня никогда прежде не было. И самое главное, что я поняла, я – живая. Я обычная живая женщина, которая хочет мужчину. Я не любила Юри – во всяком случае, это была не та любовь, что у нас с Сережей. Любовь и страсть – истории разные.
А значит, Сережу я не предала.
Последние дни все так же лили дожди. Но нам – мне и Юри – было на это абсолютно наплевать. Мы ехали в город или куда-то за город, снимали номер в кемпинге или гостинице и закрывались от всего мира на ключ.
Мы почти не разговаривали – просто любили друг друга. Кажется, все, что накопилось во мне за все эти годы – нежность, одиночество, благодарность, – я обрушивала на него, пугаясь саму себя и стесняясь этого.
Мы ничего не обсуждали, ни о чем не говорили и не строили планов. Нам было все ясно и так. Мы знали – через несколько дней мы расстанемся, и расстанемся навсегда. А потом будем вспоминать эту нашу странную историю и думать о ней – надеюсь, с нежностью и благодарностью.
А я продолжала удивляться себе. Однажды он обмолвился, что несчастлив в браке, но дети, дети…
Я остановила его:
– Не надо. Не стоит. Не надо мне этого знать. Это твоя жизнь. А там, в Москве, далеко, жизнь моя. И они никогда не пересекутся, наши жизни. И ничего плохого, ничего. Спасибо тебе.
– За что? – удивился он.
Я не ответила.
Вздохнув, он кивнул.
– Да, наверное, ты права. И все-таки как-то грустно от этого. Ты послезавтра уедешь, и все.
– Нет, не все! – засмеялась я. – давай не будем о грустном! Ты мне очень помог, – тихо добавила я. – Ты меня практически спас, понимаешь?
Он так ничего и не понял, но выяснять не стал – за что большое спасибо.
Через два дня Юри отвез меня на вокзал. Поезд, недовольно фырча, уже стоял на перроне, и по вокзалу плыл вкусный запах дымка. Проводница натирала и без того блестящие хромированные перила и косилась на нас, кажется, с неодобрением.
Мы обнялись и замерли, как влюбленные. Но мы не были влюбленными – мы были не очень счастливыми умными и взрослыми людьми, отлично понимающими, что есть вещи, которые невозможно исправить.
– Передавай привет Вилме, – сказала я.
Он улыбнулся.
– Да что ты, о чем? Она же меня растерзает. Это тебе не страшно, ты далеко!
И мы рассмеялись.
Раздался предупреждающий гудок, и я провела ладонью по его щеке:
– Спасибо тебе. Большое спасибо. Только не вздумай грустить! И не вздумай звонить мне, а то пропадем, слышишь? И никому от этого легче не будет. Совсем все запутается.
Он кивнул, соглашаясь, и прижал к своим губам мою холодную руку.
– Глупая жизнь, правда? Ты как считаешь?
– Ну как уж есть! А может, глупые мы?
Я села в купе и отвернулась от окна. Мне было тяжело с ним прощаться и оставаться снова одной. Все снова закончилось. Как быстро. Я заплакала. Мне стало очень жалко себя. За что мне все это? За что мне такая судьба? Сережа, Сереженька! Как же мне плохо, родной!
