Выйдя из штаба, Алан мгновенно очутился в самой гуще толпы. Номийцы наперебой старались выразить ему свою признательность: что-то восторженно говорили, трясли руки, обнимали. Алан, смущаясь, благодарил в ответ и долго еще не мог сдвинуться с места из-за всеобщей народной любви, пока какая-то пожилая женщина не прикрикнула на земляков:

– А ну, тише! И расступитесь! Совсем замучили парнишку. Что тебе сказали вергийцы, Алан?

– Разрешили пожить у вас в поселке, – улыбнулся землянин. – А я бы хотел сейчас вернуться в больницу, чтобы узнать, как там Хадкор.

– Мы тебя проводим! – крикнул один из подростков.

Так, сопровождаемый «свитой», он и направился в дом, где оставил раненого вергийца.

Войдя внутрь, он уселся в прихожей и терпеливо ждал около часа. Наконец дверь кабинета распахнулась, доктор и его внучка вышли.

– Добрый день, – на этот раз старичок выглядел гораздо любезнее. – Ты ведь Алан, да?

– Да, – подтвердил он.

– Спасибо тебе за Декстру. А операция прошла успешно. Твой друг счастливчик – кости не были задеты, и мышцы не так уж глубоко. Потеря крови большая, конечно. Но повезло, что у меня оставались запасы. Перелили. Так что с твоим другом все будет в порядке.

– С моим… кем? – Алан от неожиданности смешался.

– С твоим другом, разве он не твой друг?

– А, ну да, – спохватился землянин. – Он мой друг. Спасибо Вам, доктор.

– Нужно только перенести его в комнату, на кровать. Сейчас он пока еще не очнулся от наркоза. Тебя я тоже приглашаю остановиться у нас, окажи нам такую честь. Ты ведь поживешь в Мару до его выздоровления?

Алан показал на свой ошейник.

– Поживу. Вергийцы не оставили мне выбора.

– М-да… – старик покачал головой. – Кстати, меня зовут У-Руш, а это моя внучка О-Кина.

Девушка, до сих пор молчавшая, приветливо кивнула.

– Я сейчас вас накормлю, – она застенчиво улыбнулась. – Вы, Алан, наверное, тоже голодны…

– А ведь верно, – он только сейчас вспомнил, что за весь день совсем ничего не ел. – Голоден.

– Тогда жду вас с дедом на кухне, – и она исчезла за одной из дверей.

Алан и У-Руш перенесли Хадкора на кровать в маленькой опрятной комнатке и прошли на кухню. Усевшись за стол, Алан принялся разглядывать помещение. А разглядывать было что…

Вдоль стен высилось множество полок, заставленных баночками, коробочками, пузырьками, содержавшими вещества различных цветов, форм, консистенций и агрегатных состояний – жидкости, мази, порошки, пластинки, капсулы. Тут же располагалось несметное количество колб, реторт и мензурок всех видов и размеров. Один из углов занимал обширный стол; приборы и опытные установки едва умещались на нем, тесня друг друга. На стенах и под потолком повсюду сушились пучки трав, листьев и цветов; все они издавали различные запахи, смешивавшиеся между собой головокружительным водоворотом. Словом, кухня гораздо более, чем на кухню, походила на химическую лабораторию.

У-Руш заметил его заинтересованный взгляд.

– Да-да, – сказал он. – Действительно, необычно. Дело в том, что я увлекаюсь химией, а с тех пор, как мы переселились сюда, в тропики, исследую свойства местных растений. Джунгли – просто раздолье для химика. Столько интересных и неожиданных открытий! Конечно, я занимаюсь этим в основном с целью поиска лекарственных веществ, аналогов фармацевтических препаратов. Ведь и медицина для меня, если можно так выразиться, увлечение. Высшее медицинское образование я получил, но неофициально.

– Это как? – удивился Алан.

– В юности я жил в столице, и посчастливилось мне приятельствовать с сыном крупного партийного деятеля. Мне-то, обычному бедняку, образование не светило, а вот ему этот путь был открыт. Однако учиться он категорически не желал – ленился. Я же, напротив, мечтал об этом… И, сговорившись, мы реализовали идею, которая устроила всех: по его документам я ходил в медицинскую академию и учился. В результате он получил диплом, по которому ни дня потом не работал, а я – знания… Разумеется, я занимаюсь сейчас практикой незаконно, без лицензии, но кто еще здесь будет помогать людям? Наши партийные власти совсем не заботятся о дальних поселениях, даже связанных с добычей декстриния. Ни больницы, ни врача в поселке нет.

– То есть Вы хотите сказать, – потрясенно уточнил Алан, – что если бы не Ваше юношеское удачное знакомство, лечить сейчас Хадкора в Мару было бы некому? И он бы умер?

– Боюсь, что да, – доктор сожалением вздохнул.

– Кошмар какой-то, – удрученно прокомментировал землянин.

– Раньше больным приходилось ездить в Тхон, – продолжал У-Руш. – А сейчас вергийцы запретили жителям покидать пределы поселка. Боятся, что кто-нибудь проговорится об их присутствии здесь. Они ведь скрывают его от мировой общественности. Например, организовали телеканал, но строго следят за тем, чтобы ни один вергиец не попал в кадр. Боятся межпланетного скандала… Вот и получается, что люди сейчас даже лекарств не могут купить. И мои химические опыты пришлись как нельзя кстати. Я могу синтезировать практически все.

– У нас с дедушкой такие отвары и мази, что никакие фабричные с ними не сравнятся, – вступила в разговор О-Кина. – Вот увидите, Алан, Ваш друг за два дня встанет на ноги. У него даже шрамов не останется.

– Ко мне можно на ты, – улыбнулся Алан.

– Хорошо, – она улыбнулась в ответ.

– Внучка – моя гордость, – старик ласково взглянул на нее. – Родители погибли, давно. Растил сам. Я ее учу всему. Она у меня тоже химик, и очень талантливый…

Тут только Алан заметил, что девушка очень красива: стройная, легкая фигурка, изящные плавные жесты, густые, тяжелые темные волосы до пояса, золотисто-карие глаза с озорными алыми искорками…

– И красивая. И готовит прекрасно, – подытожил он перечисление достоинств О-Кины. – Спасибо, было очень вкусно.

– Пожалуйста, – девушка смутилась, зардевшись.

Алан поднялся.

– Я пойду прогуляюсь по поселку.

– Держись подальше от вергийцев, – напутствовал У-Руш.

Алан вышел на улицу и зашагал по направлению к эйринской научной базе. Номийцы уже не окружали его толпой, но каждый встречавшийся обязательно улыбался и кланялся ему. И, как ни был он обеспокоен сложившимися запутанными, неутешительными обстоятельствами, все же от этих приветствий теплело на сердце…

Энита появилась в окне второго этажа почти сразу, как будто почувствовала его присутствие. Увидела его, и не просто улыбнулась – лицо ее засветилось радостной нежностью. Сердце его рванулось, устремляясь вперед, к ней, и, не сумев вырваться из грудной клетки, забилось, затрепыхалось, лихорадочно и терпко, словно растерянная, взъерошенная птица. За последние годы он прошел через множество приключений и испытаний, но никогда еще не ощущал такого смятения, как сейчас. Смятения, похожего на сумбурный безудержный крик – внутренний, неслышный, но явственный и очень мучительный… Нелепость ситуации-недоразумения – видеть любимого, бесконечно дорогого человека, и не иметь возможности поговорить, прикоснуться – терзала, словно пытка…

«Открой окно», – попросил он ее знаком. Она с сожалением покачала головой – это означало невозможность. Очевидно, окна в здании заперли так, чтобы для пленников они были недоступны. Затем Энита, в свою очередь, показала на его ошейник с немым вопросом. Алан развел руками, что должно было означать: «Так получилось». Затем, сцепив кисти в замок, потряс перед собой, как будто говоря: «Я обязательно что-нибудь придумаю». Она снова улыбнулась…

Пообщавшись таким образом с Энитой, он отправился в обратный путь, чувствуя неутихающую горечь и досаду оттого, что до сих пор еще не представлял, каким образом будет выпутываться из этого непростого положения сам и спасать эйринцев. Внезапно внимание его привлекли звуки выстрелов – глухие пистолетные хлопки и автоматные очереди, раздававшиеся неподалеку. Он свернул к окраине поселка и через пару сотен шагов оказался на пустыре, где увидел нечто занимательное. Вергийцы обучали номийских повстанцев технике ведения боя. Под руководством чужаков несколько десятков юношей и молодых мужчин стреляли по мишеням и взрывали муляжи военной техники. Понаблюдав за этим минут десять, Алан тяжело вздохнул и прошествовал дальше.

Он решил посмотреть, как охраняется штаб, в котором, по его предположению, в каком-нибудь сейфе должны были храниться ключи от электронных замков на ошейниках. Как и следовало ожидать, караул, состоявший из двух солдат, постоянно дежурил на крыльце, да и само помещение штаба, очевидно, служило жильем командиру и еще нескольким начальникам. Проникнуть внутрь, а тем более похитить ключи совершенно не представлялось возможным…

Еще раз тяжело вздохнув, уже в который раз за сегодняшний день, землянин вернулся в дом и застал там Хадкора, уже пришедшего в себя, полулежащим на кровати. О-Кина поила его каким-то отваром, пахнущим, впрочем, вполне приятно, и заботливо поправляла подушку, на которую вергиец опирался левым плечом.

При виде Алана в ошейнике Хадкор покраснел и покаянно зашмыгал носом.

– О, Алан… Прости меня… Пожалуйста…

– Да брось ты, – махнул рукой землянин, присаживаясь на стул. – В конце концов, ты не отвечаешь за диких зверей.

– Но я был неосторожен… Из-за меня ты теперь в плену…

– Это не важно. Главное, что ты жив.

– Ты спас мне жизнь… Спасибо…

Алан усмехнулся.

– Что-то подозрительно часто в последнее время я слышу эту фразу. Ладно, давай закроем тему. Что случилось, то случилось, сейчас ничего не изменишь. Будем думать, как выбираться отсюда.

– Ну, еще пару дней-то вы здесь побудете? – робко уточнила девушка. – Хадкору необходимо окрепнуть…

– Побудем, не волнуйся, – успокоил ее Алан. – Конечно, пусть выздоравливает. Тем более, что идеи о том, как нам сбежать, у меня пока еще нет.

О-Кина улыбнулась, и, отставив чашку с лекарством, взяла с тумбочки другой пузырек с какой-то мазью и принялась бережно, почти невесомо касаясь тонкими легкими пальцами, обрабатывать послеоперационные швы.

– Ребята, вы здесь? – в комнату заглянул У-Руш. – К вам гости. Алан, с тобой хочет познакомиться лидер наших повстанцев. Его зовут И-Зур. Надеюсь, ты не против?

– Конечно, нет. Буду очень рад.

– Проходите, – позвал У-Руш, обернувшись в коридор.

Он распахнул дверь пошире, и в нее один за другим вошли трое мужчин. Старшему было около тридцати пяти; карие глаза его смотрели горячо и пытливо, подбородок чуть выдавался вперед, свидетельствуя о решительном, упрямом характере. Он поздоровался с Аланом по номийскому обычаю, взяв руки землянина, сложенные лодочкой, в свои.

– Добрый вечер, Алан. Твой визит сюда, в Мару – огромная честь для нас. Мы, номийцы, никогда не забудем, что обязаны тебе и твоим друзьям жизнью. Меня зовут И-Зур, а это, – он показал на своих спутников, – Я-Ман и Е-Нош.

Алан обменялся приветствиями с остальными, представил им Хадкора, и по приглашению доктора посетители разместились на диване.

– Алан, ты ведь знаешь о нашем движении Сопротивления?

– Конечно, – кивнул он.

– Скажи, пожалуйста, что ты думаешь о нем? Нам очень важно твое мнение.

– Ну… – Алан задумался, стараясь сформулировать дипломатично. – Считаю, что идеи у вас – верные.

И-Зур улыбнулся с нескрываемым удовлетворением; его спутники оживились, задвигались, словно почувствовав себя свободнее.

– Господин У-Руш, – И-Зур повернулся к старику. – Включите, пожалуйста, телевизор. Сейчас будут новости. Там есть на что посмотреть!

У-Руш включил панель на противоположной стене; на экране развернулась карта Декстры; повсюду, на всех материках, пульсировало множество красных точек.

– Восстание, начавшееся в Тхоне, теперь охватывает все больше и больше городов, – комментировал диктор.

– Видите? – торжествующе улыбнулся И-Зур. – Наше Сопротивление разрастается, стремительно! Я уверен, мы победим.

– Но ведь это настоящая война, со множеством жертв, – покачал головой У-Руш.

И, словно иллюстрацией к его словам, изображение планеты на экране сменилось кадрами, снятыми в каком-то населенном пункте: взрывы, огненные росчерки снарядов, пылающие, разрушенные дома, человеческие трупы, ползущий по газону раненый, алый кровавый след на зеленой траве…

– Да, война, – подтвердил Е-Нош, молодой парень с растрепанными вьющимися волосами, раскосыми глазами и широким, словно чуть приплюснутым, носом. – Но справедливая война.

Доктор внимательно взглянул на него.

– А вы, все трое, что, уже не работаете в шахте?

– Не только мы трое, – гордо приосанился И-Зур, – нас много. Да, мы уже не работаем, обучаемся военному делу. Еще неделя, максимум две, и тоже отправимся воевать.

Алану вспомнилось увиденное днем на пустыре: «заботливые» наставники-вергийцы и шахтеры, теперь уже, по-видимому, бывшие, с вергийским же оружием в руках…

– И вы уверены, что ваши требования, к правительству стоят огромного количества смертей, страданий и пролитой крови? – усмехнулся У-Руш.

– Но по-другому нам не добиться лучшей жизни! – пылко воскликнул И-Зур. – А так, как живем мы, номийцы, жить уже нельзя, невозможно! Почему мы должны терпеть постоянную нищету? Все принадлежит Главной партии! Мы требуем разрешения частной собственности. Сколько людей могли бы открыть свое дело и зарабатывать достойно! Почему нам навязывают правителей? Мы хотим выбирать их сами! В конце концов, почему простым людям на Номе запрещено практически все, в том числе, например, Интернет? На остальных планетах им пользуются все желающие!

– Я хочу, – вступил в разговор Я-Ман, тридцатилетний коренастый крепыш с широкими скулами, – чтобы у моих детей были возможности. Чтобы они могли учиться…

– Похвальное желание, – согласился У-Руш. – Только вот эти дети… Чем они хуже твоих детей?

Он указал на экран, где шел репортаж из больницы: в реанимации, опутанные проводами и трубками, лежали малыши; по коридору санитары везли на каталке крошечную девочку с оторванной ногой, заходившуюся в крике…

От жуткой картины боль резанула Алану сердце; О-Кина отвернулась и торопливо вытерла глаза рукавом; Хадкор закусил губу и отвел взгляд в сторону; И-Зур побледнел.

– Но другого способа нет, – тихо, с трудом выговорил он.

– Может быть, все-таки стоит еще подумать, а не бросаться в бой очертя голову? – спокойно предложил У-Руш.

– Ну, не знаю… – упавшим голосом ответил лидер повстанцев.

Гнетущая, унылая тишина повисла в воздухе; внезапно Е-Нош поднялся, поправляя упавшую на глаза длинную вьющуюся прядь.

– Мы подумаем, – каким-то болезненно звонким голосом вдруг выпалил он. – Обязательно подумаем. Обещаем.

– Да, – встряхнулся И-Зур, вставая тоже. – А сейчас мы пойдем. Спасибо вам.

Когда гости ушли, У-Руш выключил телевизор и вздохнул.

– Да, тяжелые времена… Впрочем, уже поздно. Пора спать. Алан, ты не против расположиться здесь на диване?

– Мне все равно, – пожал плечами землянин.

– Я принесу постель, – встрепенулась О-Кина.

Она выбежала из комнаты, и, вернувшись через пару минут, быстро и аккуратно постелила простынь, положила подушку и одеяло. Пожелав спокойной ночи, дедушка и внучка удалились. Алан улегся на диван, оказавшийся вполне удобным, и вскоре заснул.