Алан Бин плюс четыре
Как доказала наша четверка, долететь до Луны в этом году намного проще, чем было в шестьдесят девятом, хотя никого это не колышет. Понимаете, за холодным пивом у меня во дворе, когда на западе изящным ноготком принцессы низко висел полумесяц, я сказал Стиву Вонгу, что если он поднапряжется и запустит в небо, скажем, молоток, то указанный инструмент, описывая восьмерку длиной в пятьсот тысяч миль, обогнет эту самую Луну и бумерангом вернется на Землю, — интересный факт, правда?
Стив Вонг работает в «Хоум депо», где имеет неограниченный доступ к молоткам. Он согласился метнуть пару штук. Его сослуживец Эм-Дэш, сокративший свое настоящее имя до этой рэперской формы, не понял, каким образом удастся поймать раскаленный докрасна молоток, падающий со скоростью тысячи миль в час. Анна, владелица дизайнерского бюро, правильно сказала: ловить будет нечего — молоток сгорит, как метеор. Плюс к этому она не купилась на примитив моей космической схемы «запустил — дождался — поймал». И вообще, она не доверяет моим рассуждениям о космических полетах. Мол, я не впервые завожу: программа «Аполлон», то-се, посадка лунохода, пятое-десятое, а теперь уже начал подтасовывать детали, чтобы выставить себя крупным специалистом, — и опять же она права.
Вся моя библиотека научно-популярной литературы хранится в карманного формата читалке «Кобо», так что я просто выцепил главу из книги «Не тут-то было, Иван: Почему Си-Си-Си-Пи проиграл в лунной гонке», написанной неким профессором-эмигрантом, явно точившим на кого-то зуб. По версии этого профессора, в шестидесятых Советы надеялись переплюнуть программу «Аполлон» именно методом восьмерки: ни тебе орбиты, ни посадки, только фотографии да право хлопать крыльями. Красные запустили непилотируемый «Союз», предположительно с манекеном в скафандре, но наделали столько косяков, что на новые попытки не решились, даже не стали отправлять в космос собаку. По кличке Капутник.
Анна, тонкая и меткая, как розга, за время наших с ней отношений (изнурительные три недели) доказала, что по запасам энергии она — сущий электровеник. И тут она увидела перед собой достойную цель. И решила преуспеть там, где не удалось русским. А что, классно. Полетим, говорит, все вчетвером, это не обсуждается, но когда? Я предложил приурочить старт к годовщине «Аполлона-11», самого знаменитого космического полета за всю историю, но это не прокатило: на третью неделю июля у Стива Вонга был талон к ортодонту. Тогда как насчет ноября? В ноябре «Аполлон-12» совершил посадку в Океане Бурь, но 99,999 процента населения Земли об этом забыло. Нет, сразу после Хеллоуина Анне предстояло быть подружкой невесты на свадьбе сестры, так что наиболее подходящей датой для нашей миссии оказалась последняя суббота сентября.
В эпоху «Аполлонов» астронавты отдавали тысячи часов летной и инженерной подготовке. Осваивали систему аварийного спасения при старте, соскальзывая по длинным канатам в бункеры с мягкой обивкой. Учились пользоваться логарифмической линейкой. Хотя нам ничего этого не требовалось, четвертого июля мы все же испытали нашу ракету-носитель на широченной подъездной дорожке перед домом Стива Вонга в Окснарде — прикинули, что среди праздничных фейерверков наша непилотируемая первая ступень пронесется в ночном небе незамеченной. Задание выполнено. Покинув воздушное пространство Нижней Калифорнии, ракета в данный момент носится вокруг Земли со скоростью одного оборота в девяносто минут и — однозначно уточню для спокойствия многочисленных государственных структур — должна благополучно сгореть при возвращении в плотные слои атмосферы через год с небольшим.
У Эм-Дэша, родившегося в деревне к югу от Сахары, мозги устроены обалденно. При минимальном владении английским он смог перевестись в школу святого Антония, где есть подготовительные курсы для поступления в колледж, и на конкурсе знаний и умений получил почетную грамоту за эксперимент с теплоизоляционными материалами, которые у него, ко всеобщему восторгу, горели ясным пламенем.
Поскольку фраза «благополучное возвращение на Землю» предполагает наличие серьезной теплоизоляции, мы назначили Эм-Дэша ответственным за все пиросредства, включая разрывные болты для отделения ступеней. Анна взяла на себя математические выкладки — расчеты грузоподъемности, механику орбитального полета, топливные смеси и формулы; я делаю вид, что в этом шарю, но на самом-то деле ни бум-бум.
Моим вкладом в общее дело стал командный отсек — тесный, сфероидный модуль, формой напоминающий автомобильную фару; его забацал богатейший магнат, поднявшийся на оборудовании для бильярдных и одержимый созданием частной аэрокосмической фирмы, которая позволила бы ему сорвать жирный куш в НАСА. Умер он во сне, совсем чуть-чуть не дотянув до девяноста четырех лет, и его (четвертая) жена/вдова уступила мне эту капсулу за сто баксов, хотя я бы и вдвое больше не пожалел. Договор купли-продажи она решила отпечатать на старинной пишущей машинке «Ройял десктоп». Эта махина зеленого цвета принадлежала покойному магнату, который собрал целую коллекцию, но надлежащих условий хранения не создал — машинки громоздились и ржавели в углу гаража. Вдова напечатала: «ВЫВОЗ В ТЕЧЕНИЕ 48 ЧАСОВ» и «ВОЗВРАТ НЕ ПРЕДУСМОТРЕН / ОПЛАТА НАЛИЧНЫМИ». Командный отсек получил у меня название «Алан Бин», в честь пилота взлетно-посадочного лунного корабля «Аполлон-12», четвертого астронавта, ступившего на поверхность Луны, и единственного, с кем свела меня жизнь. Дело было в восемьдесят шестом году, в мексиканском ресторанчике близ Хьюстона. Алан Бин, лысеющий, неприметный, расплачивался у кассы, и я заорал: «Ни фига себе! Вы же Алан Бин!» Он дал мне автограф и над своей фамилией пририсовал человечка в скафандре.
Поскольку в полет вокруг Луны мы собирались вчетвером, мне предстояло создать дополнительное пространство внутри «Алана Бина» и избавить его от лишнего веса. Поскольку мы не организовали центр управления полетом, который мог бы нами командовать, я размонтировал всю систему связи. Каждый болт, винт, узел разворота, пружинный контакт и соединитель заменил скотчем (брал в «Хоум депо» по три бакса катушка). Сортир отгородил, чтобы никого не смущать, шторкой для душа. Из компетентных источников мне известно, что в условиях невесомости перед посещением сортира нужно раздеться догола и предусмотреть полчаса времени, так что да, уединение — штука архиважная. Открывающийся наружу клапан с громоздким выпускным механизмом сменил на заглушку из стального сплава, в которой имеется большое отверстие и самоуплотняющийся крантик. В безвоздушном пространстве за счет давления воздуха внутри «Алана Бина» клапан останется герметично закрыт. Элементарная физика.
Стоит только объявить о предстоящей экспедиции, как все начнут думать, что ты собираешься высадиться на Луне: установить флаг, попрыгать, как кенгуру, в условиях силы притяжения в шесть раз меньшей, чем на Земле, собрать образцы породы, но ничего такого мы не планировали. Мы собирались только облететь вокруг Луны. Посадка — совсем другая песня, а насчет выхода… Черт, да как выбрать из нас четверых того, кто высадится первым и станет тринадцатым человеком, оставившим свои следы на лунной поверхности? Мы бы попортили друг другу столько крови, что наш экипаж развалился бы задолго до начала обратного отсчета. И потом, давайте посмотрим правде в глаза: выбор в любом случае пал бы на Анну.
Сборка всех трех ступеней славного корабля «Алан Бин» заняла двое суток. Мы упаковали батончики мюсли, воду в бутылках с дозаторами, потом закачали сжиженный кислород в две ступени ракеты и самовоспламеняющийся состав для одноразового пуска залунного двигателя — мини-ракеты, которая забросит нас на рандеву с Луной. Считай, весь Окснард собрался на подъездной дорожке перед домом Стива Вонга, чтобы поглазеть на «Алана Бина», причем ни один из любопытных не знал, кто такой Алан Бин и почему в его честь назван космический корабль. Ребятишки просили одним глазком заглянуть внутрь, но у нас не было страховки. Чего вы ждете? А скоро старт? Каждому профану, готовому меня слушать, я рассказывал про стартовое окно и траектории, демонстрировал на своем (бесплатном) приложении MoonFaze, как мы будем пересекать лунную орбиту, причем в точно рассчитанный момент времени, а иначе лунное притяжение… Тьфу, черт! Вот же она, Луна! Направь туда ракету — и устраивай шоу!
Через двадцать четыре секунды после отделения от пусковой башни первая ступень уже неслась во весь опор, а приложение Max-Q ($0.99) показывало, что из-за перегрузки наш вес как бы увеличился в 11,8 раза по сравнению с тем, что на уровне моря, — впрочем, мы и без айфонов это знали. Мы… боролись… за дыхание… Анна… кричала: «Слезь… с моей груди!» Но ей на грудь никто не давил. На самом деле она сама уселась сверху и плющила меня, как жесткий нападающий в американском футболе, заделавшийся эротическим танцором. Бабах — грохнули динамические болты Эм-Дэша, и в штатном режиме отделилась вторая ступень. Через минуту за спинками наших кресел поплыли клубы пыли, мелкие монетки и пара шариковых ручек, словно возвещая: «Эй! Мы вышли на орбиту!»
Невесомость — классная штука, но достаточно стремная для некоторых покорителей космоса, которых в первые часы полета без видимой причины выворачивает наизнанку, словно они обожрались на предстартовом фуршете. Подобные факты никогда не афишируются ни в информационных материалах НАСА, ни в воспоминаниях самих астронавтов. После трех обращений Земли, когда мы заполнили таблицу полетных инъекций, живот Стива Вонга наконец-то успокоился. Где-то над Африкой мы открыли клапаны залунного двигателя, самовоспламеняющийся состав магическим образом выполнил свою задачу, и — вжик — мы помчались в сторону Мэйберри, то бишь Лунберри (лунного камня, то бишь лунного света), на бодрящей второй космической скорости, равной семи милям в секунду, а Земля в иллюминаторе начала стремительно уменьшаться.
У американцев, которые до нас летали на Луну, компьютеры были настолько примитивными, что не позволяли даже получать мейлы и апеллировать к «Гуглу» для решения споров. Мы взяли с собой планшеты, у которых объем памяти примерно в семьдесят миллиардов раз превосходил коммутируемые гаджеты эпохи «Аполлона», да и сами по себе планшеты куда как удобнее, особенно во время длительного полета. Эм-Дэш на своем смотрел четвертый сезон «Во все тяжкие». Мы нащелкали сотни селфи на фоне Земли в иллюминаторе, а потом столкнули с центрального кресла шарик для пинг-понга и устроили турнир по бесстольному теннису, в котором победила Анна. Я поставил двигатель системы ориентации в импульсный режим и, позевывая, менял угол тангажа «Алана Бина» так, чтобы разглядывать звезды, видимые при ярком солнечном свете: Антарес, Нунки, звездное скопление NGC 6333, — между прочим, когда находишься в космосе, никакого мигания нету.
Важнейший момент лунной экспедиции — это пересечение эквигрависферы Земля — Луна, чья граница так же незрима, как и международная демаркационная линия суточного времени, но для «Алана Бина» это Рубикон. По эту сторону ЭГС земная гравитация тянула нас назад, мешала движению и уговаривала вернуться домой, к жизнеутверждающим благам воды, атмосферы и магнитного поля. Но сразу после пересечения за нас взялась Луна, заключила в свои вековечные серебристые объятия и зашептала «быстрей-быстрей-быстрей», предоставив нам изумляться ее величественному одиночеству. Как раз в тот миг, когда мы достигли порога ЭГС, Анна наградила нас журавликами-оригами из фольги, которые мы скотчем прикрепили к рубашкам наподобие пилотских крылышек. Я перевел «Алана Бина» на пассивную систему терморегулирования, и наш лунный корабль стал вращаться, будто шашлык на невидимом шампуре, для оптимального распределения солнечного тепла. Затем мы приглушили освещение, при помощи скотча завесили иллюминатор кенгурухой, чтобы солнце не било в глаза, и каждый свернулся калачиком в комфортабельном уголке нашего миниатюрного ракетного корабля.
Когда я рассказываю, что видел обратную сторону Луны, слушатели часто говорят: «То есть темную сторону», как будто я фанат Дарта Вейдера или группы Pink Floyd. Вообще говоря, солнце освещает каждую из сторон одинаково, только в разные смены.
Попав, как видится нашим согражданам, в фазу растущей луны, мы вынуждены были пережидать, чтобы затемненная область сместилась на другую сторону. В потемках, когда к нам не проникал солнечный свет, а Луна загораживала отражение Земли, я развернул «Алана Бина» так, чтобы наш иллюминатор смотрел на Бесконечный Пространственно-Временной Континуум, достойный показа в формате IMAX 3D: немигающие звезды нежных оттенков красного-оранжевого-желтого-зеленого-голубого-синего-фиолетового, наша неохватная галактика, алмазно-голубой ковер на фоне черноты, которая кого угодно повергла бы в страх, не будь она столь завораживающей.
Вдруг загорелся свет, как будто Эм-Дэш щелкнул выключателем. Я подрегулировал рычаги управления, и под нами открылась лунная поверхность. С ума сойти. Сказать «бесподобная» — это ничего не сказать: изрезанный грунт, вызвавший только благоговейные ахи-охи. Приложение LunaTicket ($0.99) показало, как мы движемся с юга на север, но космос исказил наше восприятие, и поверхность виделась нам хаосом, как открытый ветрам залив с серыми гребешками волн, пока я не соотнес ударный кратер Пуанкаре с путеводителем «Наша Луна» из моей читалки «Кобо». «Алан Бин» взмыл на высоту ста пятидесяти километров (по-американски — на 95,06 мили) со скоростью, превышающей скорость полета пули, и Луна стала так стремительно проноситься мимо, что обратная сторона вскоре закончилась. На кратере Орем виднелись белесые разводы, оставленные пальцами. В чаше кратера Хевисайд были заметны борозды и впадины, как на речном русле. Мы перерезали точно пополам кратер Дюфе при направленности полета от шести до двенадцати; край чаши был отвесным и к тому же острым как бритва. Далеко по левому борту осталось Море Москвы, мини-версия Океана Бурь, где четыре с половиной десятилетия назад живой Алан Бин провел двое суток: ходил пешком, собирал образцы грунта, фотографировал. Повезло человеку.
Наши мозги сумели впитать лишь ограниченный объем информации, зато все увиденное зафиксировали айфоны, и я прекратил выкликать названия достопримечательностей, хотя при полете над лунным Северным полюсом, уже перед отправлением домой, распознал Кэмпбелл и Даламбер, большие кратеры, соединенные не столь крупным Слайфером. Стив Вонг поставил на очередь какую-то запись, призванную символизировать восход Земли, но из-за необходимости перезагрузить блютус на Анниной портативной акустической системе «Джембокс» едва не пропустил нужный момент. Как раз в ту секунду, когда бело-голубое пятнышко жизни, срез того, что мы собой представляем, а не того, чем когда-либо оказывались, рассек тьму космоса над зазубренным горизонтом, Эм-Дэш завопил: «Врубай, на „плей“ дави!» Я ожидал какую-нибудь классику, Франца Йозефа Гайдна, к примеру, или Джорджа Харрисона, но услышал саундтрек к мультфильму «Король Лев», а именно песню «Круг жизни», которая знаменовала восход нашей родной планеты над гипсовой Луной. Мне не померещилось? Диснеевский саундтрек? Но, понимаете, от этого ритма, хора и двойного смысла у меня перехватило горло, и я поперхнулся. По щекам потекли слезы, смешиваясь с кружившими по «Алану Бину» слезами остальных. Анна от души меня обняла, как будто я все еще был ее парнем. Мы плакали. Все вместе. И с вами произошло бы то же самое.
Пассивный полет в сторону дома был дико скучным, несмотря на (невысказанную) опасность сгореть при вхождении в плотные слои атмосферы, как случилось с допотопным спутником-шпионом году в шестьдесят втором. Конечно, мы, как выражаются англичане, бахвалились, что совершили такой перелет и засняли все впечатления на свои айфоны. Но оставался вопрос: чем нам заниматься по возвращении, кроме как постить клевые фото в «Инстаграм»? Если еще когда-нибудь пересекусь с Аланом Бином, спрошу, как изменилась его жизнь после двойного пересечения эквигрависферы. Не изводится ли он от скуки тихими вечерами, пока мир на автомате вращается вокруг своей оси? А на меня не будет ли накатывать тоска — ведь что может быть лучше, чем прорезать ровно посредине кратер Дюфе? В общем, тут есть что обсудить.
— Ого! Камчатка! — выкрикнула Анна, когда наша тепловая защита распалась на миллионы комет величиной с зернышко.
Снижаясь, мы огибали по дуге Северный полярный круг, и сила тяжести в очередной раз напомнила, что всякий, кто взлетает, должен упасть. Когда сработал пиромеханизм тормозного парашюта, «Алан Бин» растряс наши кости, а закрепленный скотчем «Джембокс» оторвался и с лету саданул Эм-Дэша по лбу. Между бровей у него образовался здоровенный порез, откуда хлестала кровь; так мы и приводнились близ острова Оаху. Анна бросила Эм-Дэшу свою бандану, поскольку никто не допер захватить на лунную орбиту… угадайте — что? Для тех читателей, кто решит последовать нашему примеру: обыкновенный пластырь.
На первом этапе, не расплавившись до состояния плазмы, а бултыхаясь в океане, Эм-Дэш трижды подал сигнал SOS из ракетницы, которую заныкал под системой катапультирования. Я чуть раньше времени открыл клапан для уравнивания давления — и опаньки: зловонные газы из устройства для сжигания избыточной газовой смеси втянуло в капсулу, а мы и без того мучились морской болезнью — укачало нас будьте-нате.
Как только давление внутри кабины сравнялось с внешним, Стив Вонг разгерметизировал главный люк, и к нам влетел тихоокеанский бриз, ласковый, как поцелуй матери-Земли, но тут выявился серьезный конструктивный недочет, из-за которого сам Тихий океан стал внедряться в наше тесное, маленькое плавсредство. «Алан Бин» готовился совершить свое второе эпохальное путешествие — на тот свет. Анна, соображавшая быстрее остальных, подняла над головой наши эппловские гаджеты, а Стив Вонг не уберег свой «самсунг» (ха! «гэлакси»), который сгинул в нижнем приборном отсеке, когда прибывающая соленая вода попросила нас на выход.
Из воды нас выловил челнок, принадлежавший отелю «Кахала Хилтон»: с борта глазели любопытные дайверы, на палубе англоговорящие пассажиры жаловались, что от нас скверно пахнет, а иностранцы просто шарахались, как от чумы.
В отеле, когда я, приняв душ и переодевшись в сухое, подошел к шведскому столу и стал накладывать себе фруктовый салат из вазы в форме долбленой лодки, какая-то дама полюбопытствовала: не я ли находился внутри той штуковины, которая свалилась с неба. Да, отвечаю, я долетел до Луны и благополучно вернулся в суровые объятия Земли. Прямо как Алан Бин.
— А кто такой Алан Бин? — спросила она.
Сегодня в нашем городе с Хэнком Файзетом
ВЫЛАЗКА В БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО
НЬЮ-ЙОРК! Три дня сам себе хозяин: жена в компании сокурсниц и подружек по женскому клубу «Уж Замуж Невтерпеж» празднует 25-ю годовщину окончания колледжа. На остров Манхэттен меня не заносило с той поры, когда на Б-вее шли «Кошки», а в отелях слыхом не слыхивали про ТВ высокой четкости.* * *
Нууу, что нового приготовил нам Нууу-Йооок? Всего через край, если ты хранишь теплые воспоминания о здешних местах, и всего ничего, если «Голый город» оставляет у тебя такое ощущение, будто ты… так сказать… гол. По-моему, Н.-Й. куда лучше смотрится на кино- и телеэкране, где круглые сутки к твоим услугам такси, только свистни, а супергерои спасают мир. В реальной (нашей) действительности Готэм ежедневно демонстрирует отдаленное сходство с праздничным шествием в честь Дня благодарения и вполне явное — с толкотней у багажной ленты после шестичасовых мучений в переполненном самолете.* * *
НУЖНО СРОЧНО — ПРЯМО-ТАКИ ASAP — пошататься по улицам Нью-Йорка, пока Супруга трясет нашей Семейной Кредитной Историей во всех этих крупных универмагах с названиями как под копирку: «Бергдорф», «Гудман», «Сакс», «Блумиз», причем все они ничем не лучше нашего «Хенсуорти», который открылся на пересечении Седьмой авеню и Сикамор еще в 1952 году. Если судить по моим (тающим на глазах) средствам, там даже за фирменные пакеты дерут втридорога. Но в любом случае надо отдать должное Нью-Йорку («Нью-Йорк, Нью-Йорк»): его улицы — это настоящее шоу. И куда только несет всю эту толпу?* * *
МОЖЕТ, В ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ПАРК? В этом зеленом прямоугольнике больше музыкантов, чем в духовом оркестре школы «Ист-Вэлли», только здесь каждый — солист. Играют и на саксофонах, и на рожках, и на скрипках, кто-то наяривает на аккордеоне, а какой-нибудь японец обязательно бренчит на сямисэне — и каждый пытается заглушить своего голодного собрата, который пристроился в нескольких шагах: получается этакая заковыристая фуга, омрачающая соответствующий участок парка. Добавьте сюда сотни сосредоточенных бегунов трусцой, велосипедистов, любителей спортивной ходьбы, столько же влюбленных голубков, туристов на прокатных велосипедах и в каретах, запряженных лошадьми, из-за которых на аллеях пахнет, как в зоопарке, — и вы заскучаете по нашему парку Спитц-Риверсайд, где, может, и нет такого множества открыточных видов, зато белки намного веселее нью-йоркских. Пешком пересекаю парк от стритов Ист-Сайда, с его особняками бывших магнатов, до авеню Вест-Сайда, утыканного кофейнями «Старбакс», бутиками «Гэп» и магазинами товаров для дома «Спальня, ванная и не только». А это что: не двойник ли, часом, нашего торгово-развлекательного центра «Хиллкрест» в Пиэрмене? Похоже на то, но где же в таком случае удобная парковка?* * *
У ЭТОГО МЕГАПОЛИСА по имени Нью-Йорк есть, конечно, своя аура. Когда солнце заходит за небоскребы и перестает плавить асфальт, приятно дать отдых горящим ступням, сидя за столиком на тротуаре и потягивая коктейль. В этот момент Город Янки приобретает очарование нашего пригородного гриль-бара «Маркет-патио». Сижу, попиваю свой коктейль, а сам наблюдаю за потоком нетривиальных личностей. Тут и парень с кошкой на плечах, и туристы-европейцы в невообразимо узких брюках, и пожарные, которые примчались на автомобиле с сиреной, вбежали в небоскреб и теперь выходят, ругая неисправный детектор дыма; какой-то мужчина катит по улице самодельный телескоп; шагает актер Кифер Сазерленд; следом дефилирует женщина с большой белой птицей на плече. Надеюсь, она не столкнулась с тем кошатником.* * *
ЛЮБОЙ РЕСТОРАН при отеле проверяется качеством салата «Цезарь» — мотайте на ус! У нас в аэропорту есть гостиничка «Сан-гарден» / «Ред-лайон-инн», где его готовят отменно, а вот в кафе на Таймс-сквер — туда мы зашли поужинать перед спектаклем с Супругой и ее «однокурсницами», которые еще вполне себе ничего, — салат «Цезарь» подали с вялым латуком и соусом вырвиглаз. «Салют, Цезарь!» После того как я заплатил по счету, дамы отправились смотреть бродвейскую постановку «Чикаго», которая отличается от фильма только отсутствием крупных планов. Я не особо разбираюсь в мюзиклах, но готов поспорить на живые деньги, что в тот вечер зрелище оказалось ничем не лучше «Ревущих каких-то там двадцатых» — это студенческая постановка театрального факультета нашего муниципального колледжа «Медоу-Хиллз», которая в прошлом году даже пробилась на фестиваль американских студенческих театров. Может ли «Великий белый путь» тягаться с Три-Сити? По мнению вашего специального корреспондента — не может.* * *
Для тех, кто проголодался и мечтает о сосиске, этот город, «Папаша Никербокер», раскинул на каждом шагу — на тротуарах, на садовых дорожках, на станциях метро — палатки, где вам подадут хот-дог с чем угодно, хоть с соком папайи. Конечно, наши сосиски в «Баттерворт-хот-дог-эмпориум» на Гранд-Лейк-драйв спокойно дадут им фору. Пусть манхэттенские теологи ломают копья по поводу бейглов, но тесто для божественных плюшек в вестсайдском кафетерии «У Крейна» явно поставляют из нашего Три-Сити. Мне все уши прожужжали насчет Н’Йоркской пиццы, но я ни за один из ее сортов не дам и ломтика неаполитанской, которую готовят в «Ламонике», откуда, между прочим, доставка пиццы производится в радиусе десяти миль от каждой из 14 точек. И кстати, об итальянской кухне: «Итальянский подвальчик Энтони» в Харбор-Вью выглядит так же натурально, как любая забегаловка в Маленькой Италии, но при этом избавлен от гангстерских разборок.* * *
МОЖЕТ ЛИ НЬЮ-ЙОРК похвалиться хоть чем-нибудь, чего нет у нас в Три-Сити? По большому счету — нет, поскольку и любые спортивные состязания, и новости можно посмотреть по телевизору, а все остальное — в интернете. Допускаю, что на Манхэттене полно прекрасных, шикарных, впечатляющих и т. п. музеев. Здорово, что есть возможность зайти, например, в древний храм из Дендура или в зал, где во множестве выставлены скелеты динозавров; что ж поделаешь, если на этой великолепной экскурсии тебя затолкают школяры со всех концов города или туристы со всех концов света. Недавно я целый день ходил по музеям, пока дамы делали чистку лица, всякие массажи и педикюры, а попросту говоря — лечились от похмелья. Я разглядывал картины, смысл которых мне не дано понять, видел «инсталляцию», то есть комнату, увешанную обрывками ковров, и скульптуру, которая выглядела как огромный, ржавый, помятый холодильник. «Ars Gratia Artis» (то бишь «Искусство ради искусства»), стонал лев с эмблемы «Метро-Голдвин-Майер».* * *
Под конец своего музейного марафона заглянул туда, где выставлено Современное Искусство. В здании крутили кино — можно сказать, нашел время, то есть реально посмотрел, как тикают настенные часы и как люди сверяются со своими наручными. Высидел минут десять. Поднялся на второй этаж и вижу пустой холст, рассеченный посередке лезвием сверху вниз. Другой холст демонстрирует переходы цвета: нижний край светло-голубой, верхний — темно-синий. В лестничном пролете с потолка свисает самый настоящий вертолет — застывшая в полете стрекоза. На третьем этаже выставлена пара итальянских пишущих машинок, большая и маленькая версии одной и той же модели, накрыты стеклянными колпаками — можно подумать, бриллиантами усыпаны, так ведь нет! И не то чтобы старинные: лет не старше 50. Меня преследовала мысль, что в Три-Сити можно устроить выставку антикварных пишущих машинок и назначить входную плату. На бульв. Уайетт как раз пустует здание мясокомбината Бакстера. Не желаете из чувства гражданского долга взять на себя эту миссию?
Назад: Месяц на Грин-стрит
Дальше: Кто есть кто
