Сон не шел. Тишина, вязкая и тягучая, как варенье, обволокла Майю. Ярко светила луна; вдалеке, на Павлиньей стене, глухо перекрикивались караульные. В темном небе захлопали лебяжьи крылья, где-то на озере крякала утка. «Что делать? – удрученно размышляла Майя. – Как же теперь быть?»

За ужином она ничего не рассказала Мильвасене: подруга ей и посочувствует, и сохранит все в тайне, но наверняка даст очевидный совет – забыть о Зан-Кереле и выйти замуж за Эвд-Экахлона. То же самое посоветовала бы и Оккула. Майя невольно поежилась, представив восторженные восклицания подруги: «Банзи, замуж за верховного барона Урты? С ума сойти!» Да уж, трудно вообразить, что шестнадцатилетняя простушка из тонильданской глуши станет женой уртайского правителя. Вдобавок жениться Эвд-Экахлон собрался вовсе не из-за ее красоты… Майя вспомнила, как жаловалась Зан-Керелю, что в ней ничего, кроме красоты, не замечают, а он шутливо спросил: «Тебе бы понравилось, если бы я твоей красотой не восхищался?» Какая была чудесная ночь тогда, в Мельвда-Райне… По щекам Майи покатились слезы. О Зан-Керель, храбрый, честный, обожаемый, источник бесконечной радости! Вот она, настоящая любовь! Верно говорила старая Дригга, настоящую любовь узнают сразу, она ударяет, как молния. Как же быть?! О Леспа, что же делать?

Да, Кембри ловко все устроил, он хорошо знает, как властью пользоваться. Надо признать, что к Майе он отнесся по-доброму – и об опасности предупредил, и Эвд-Экахлона на мысль о женитьбе навел. Сам уртаец никогда бы до такого не додумался… Для Кембри это очень выгодно, с какой стороны ни посмотри; вдобавок, по его замыслу, Майе должно польстить, что ее сочли достойной парой для верховного барона, а бедняге Эвд-Экахлону обзавидуются все в империи. Более того, таким образом Кембри избавится от Серрелинды, главной соперницы Мильвасены в борьбе за престол благой владычицы, а для Леопардов женитьба Эвд-Экахлона на Майе укрепит союз между Уртой и Беклой и даже, возможно, приведет впоследствии к воссоединению Урты с Субой – мало ли, вдруг Карнат погибнет в сражении, терекенальтцы ослабеют и тогда… Жители Кендрон-Урты не забыли Нокомису, а Кембри, хотя и не знал о родственных связях Майи с Байуб-Оталем, был прекрасно осведомлен о невероятном сходстве юной тонильданки с легендарной субанской танцовщицей. К слову сказать, родственные связи в данном случае свадьбе не помеха; Эвд-Экахлон – всего лишь сводный брат Байуб-Оталя, они от разных матерей, а Майина мать – сестра Нокомисы… В общем, такое родство еще больше обрадовало бы уртайцев.

Если же Майя откажется от предложения уртайского наследника, то Кембри и весь совет Леопардов решат, что, несмотря на предупреждения и угрозы, она намерена стать благой владычицей и полностью полагается на поддержку народа. Увы, убедить их, что она к этому не стремится, Майя не могла.

И вот теперь, пока лунные лучи бесшумно скользили по каменным плитам пола, она беспокойно ворочалась на мягкой постели. Сердце терзали смутные сомнения: нет, не в любви Зан-Кереля, а в том, удастся ли ее сохранить. Страх смерти – не умозрительное понятие, а нечто физически ощутимое, осязаемое – искажает наше восприятие; перед лицом этого страха все то, что прежде казалось невыносимым, становится приемлемым, а то, что раньше раздражало, теперь странным образом привлекает. Майя ясно представляла, что с ней случится, если она откажется выйти замуж за Эвд-Экахлона.

Ах, если бы хоть что-то узнать о Зан-Кереле! Где он? Жив ли? Если бы она знала, жив ли он, то и ответ появился бы сам собой. Неизвестность угнетала.

– Ну и как? – Страх смерти пристроился на корточках в тени подоконника, длинными руками обхватил костлявые колени. – Сколько времени ты с этим катрийским мальчишкой провела? Два, три часа? Майя, я не желаю тебе зла. Пойми, нет смысла отказываться от завидной участи жены верховного барона Урты ради смехотворной, бесплодной надежды, что ты сможешь отыскать чужеземца, с которым едва знакома. Может, его и в живых давно нет. Я думал, ты умнее. Увы, не в моих силах тебя защитить…

– Да не лежит у меня душа за уртайского барона замуж идти! – взмолилась Майя, обращаясь к жуткому призраку. – И Урта мне ни к чему! И зачем мне муж, который красоты не замечает? Он же о любви ни словечка не сказал! Мол, договоримся… Наш союз… Не нужен мне такой союз! И какая разница, три часа или три дня? А мой возлюбленный Зан-Керель… Я его нисколечко не забыла, каждую черточку его помню, и голос его, и ласки. Мы с ним друг друга понимали. И я знаю, каково с ним жить: с ним мне не придется все время притворяться…

– А вдруг Форнида вернется? – продолжил Страх смерти и уселся поудобнее, сухо щелкнув костями. – Ты о ней не забыла? Ну, допустим, Кембри расчувствуется и тебя пощадит, а вот Форнида… Ух, как она обрадуется, когда услышит, что ты Эвд-Экахлону отказала и решила ее место занять! Да-да, именно это она и подумает. Не хочется тебя лишний раз пугать среди ночи, но я же для твоей пользы стараюсь. Помнишь виселицы у дороги? А помнишь, как Форнида из храма вернулась – руки по локоть в крови? А тебя защитить некому. Комета кометой, но погляди: сегодня она потускнела, а завтра и вовсе пропадет…

– Ой, да хватит уже! – беззвучно воскликнула Майя. – Ладно, ладно, я согласна! Я им завтра так и скажу. Ах, возлюбленный мой Зан-Керель! Как бы мне узнать, где ты! Ах, если бы ты меня спас… Но мне смерть грозит, а ради одних воспоминаний я умирать не желаю.

Впрочем, даже страх не мешал Майе осознать всю важность принимаемого решения. Страх вынудил ее понять, что она готова любой ценой отыскать Зан-Кереля, – но только в том случае, если это практически исполнимо. Умирать ради бесплодных надежд она не желала. Да, ей придется отступить, отказаться от любимого, смириться с жестокой необходимостью. Она словно бы спускалась с блистающих, залитых сиянием высот в сумеречный, безрадостный мир, который ей претил, но иного выхода не было. Долгие месяцы, с той самой незабываемой ночи в Мельвда-Райне, Майя жила надеждой, а теперь пришло время от нее отказаться.

Горькая утрата была невосполнима. Будь Майя посмышленее и лет на пять старше, ей бы польстила возможность стать знатной уртайской госпожой, способной мудрым советом влиять на покладистого мужа, однако ей, шестнадцатилетней наивной простушке, подобные устремления были неведомы.

Заснула она только на рассвете, когда под кровлей уже щебетали скворцы; Майе приснился бурный поток, караульные и Сендекар – но смысла сна она так и не постигла. Ее мучила совесть; Майя сгорала от стыда, совершенно не догадываясь, что это делает ей честь.

Верный Бреро, чувствуя неладное, торопливо поднялся на веранду. У Майи было три способа передать свой ответ. (Она удрученно припомнила, что в империи знатных особ не казнили, а предлагали им наложить на себя руки с помощью веревки, клинка или яда.) Итак, либо она отправит к Эвд-Экахлону посыльного с письменным уведомлением о своем согласии, либо сама пойдет в маршальский особняк и сообщит о своем решении, либо пригласит уртайца в гости и даст ему ответ за трапезой. Писать Майя пока не научилась, приглашать писчего в данном случае не следовало, встречаться с Кембри ей не хотелось, поэтому она, решив позвать Эвд-Экахлона на обед, велела Огме пойти на рынок. Майя чувствовала себя как преступник перед казнью – ей хотелось оттянуть неизбежное. Бреро молча стоял перед ней. Она, уставившись под ноги, побарабанила пальцами по колену.

– Бреро, мне нужно… – начала она и осеклась.

– Да, сайет?

«Стоит заговорить – и юности конец придет, – мрачно подумала Майя. – Прошлое как ножом отрежет». Увы, откладывать было нельзя. Разумеется, Кембри, узнав о ее согласии, тут же объявит по всей империи о предстоящей свадьбе Эвд-Экахлона и Серрелинды.

Майя отвернулась. Губы у нее дрожали, в глазах помутилось. Бреро взял ее за руку и подвел к скамье.

– Тяжелые времена настали, – вздохнул он.

Она недоуменно поглядела на озабоченное лицо Бреро, не понимая, что он имеет в виду.

– Ох, сайет, по слухам, Сантиль-ке-Эркетлис наголову разбил Эльвер-ка-Вирриона где-то в Йельде. Так что бекланское войско отступает в Лапан. Не знаете, правду говорят?

– Не знаю, – равнодушно ответила Майя. – Но если что услышу, обязательно тебе скажу.

– Сайет, простите, что не в свое дело вмешиваюсь, но позвольте вас предупредить. Мы с приятелями давно уже беды ждем, и сейчас, похоже, она на пороге. Мы всякое слышим, не только то, что глашатаи говорят. Наши раненые товарищи из Халькона возвращаются, многое рассказывают. Вот я и хотел попросить, чтобы вы за меня словечко замолвили, позволили мне при вас остаться. Нет, храбрости мне хватает, но я войны навидался по самое не могу…

– Не тревожься, Бреро, я тебя никуда не отпущу, – печально улыбнулась Майя. – А сейчас сходи в маршальский особняк, спроси там господина Эвд-Экахлона и передай ему, что к полудню я жду его на обед.

У ворот появилась Огма с корзинкой в руках.

– Ну что же ты так долго?! – упрекнула служанку Майя. – Да, конечно, ты самое лучшее выбирала – вон и брильоны чудесные, и форель, – но к нам сегодня господин Эвд-Экахлон в гости придет, а кормить-то его и нечем! Становись к плите, не мешкай!

– Так я бы быстрее обернулась, – обиженно проворчала Огма, – только всю дорогу ко мне приставали с расспросами да с просьбами, еле отделалась. Бедной рабыне ждать помощи неоткуда, сами знаете, госпожа Майя… – заныла она. – Нас в золоченых екжах по городу не возят…

– Ш-ш-ш, успокойся, все обошлось, – торопливо сказала Майя, с трудом сдерживая раздражение. – Кто к тебе приставал? Ты только скажи, и я велю злодея наказать. Ты объяснила, кто ты такая и у кого в услужении?

– А чего объяснять, когда он и так знает! Потому он ко мне и прицепился как клещ, караульные у Павлиньих ворот еле отогнали.

«Этого еще не хватало! – подумала Майя. – И кто бы это мог быть? Посыльный от Рандронота? Какой-нибудь олух из захолустья решил к Серрелинде заявиться? Ох, хоть бы поскорее все закончилось!»

– И откуда он знает, что ты у меня в услужении?

– Как же ему не знать? Поэтому он и не отставал, все просил, чтобы я его в верхний город провела, говорил, мол, у него к Серрелинде срочное дело. Ну я ему и ответила, что у Серрелинды сегодня важный обед и никаких других дел нет, а клейменого в верхний город водить я не собираюсь, вот еще, выдумал! Я хотела вам про него сказать, госпожа Майя, вы же мне говорили, чтобы про такое…

– Клейменый? – ахнула Майя.

– Ну да, как его… Сендиль! Он…

– Он вернулся?!

– Вернулся или нет, мне неведомо, но вот как на духу, Сендиль это был…

– Огма, отнеси корзинку на кухню и возвращайся ко мне. Я сейчас записку караульным напишу, а ты вернешься в нижний город, найдешь Сендиля и приведешь его сюда. Немедленно! Ясно тебе? Нет, некогда мне с тобой пререкаться, делай что велено.

Схватив кисть и чернила, Майя неуверенной рукой вывела на листе пергамента: «Я, Майя Серрелинда, прашу прапустить ко мне Сендиля из Дарая…»

Сендиль с Майей сидели на крыше.

– Ох, почему ты так быстро вернулся?! Ты, верно, до Урты и не дошел…

– Я только в Дарае был.

Пока разобиженная Огма по велению хозяйки искала Сендиля, Бреро вернулся из маршальского особняка с посланием от Эвд-Экахлона: наследник уртайского престола обещал прийти, но заранее просил извинить его за опоздание – совет Леопардов во дворце Баронов мог затянуться.

В ожидании гостя Майя увела Сендиля на крышу – единственное место в доме, где им никто не мешал. Вдобавок Огме строго наказали никого не впускать, под предлогом, что хозяйка ненадолго отлучилась.

– И что? Неужто ты так ничего и не узнал?! – огорченно воскликнула Майя. – Я же тебе столько денег дала!

– Да мне и ходить никуда не пришлось, – хмуро ответил он. – Я все в Дарае выяснил.

– Ох, значит, Зан-Керель погиб? – встревожилась Майя. – Ты это точно знаешь?

– Не погиб он, его в плен взяли и в крепость заточили. Там всех пленников держат – терекенальтцев, катрийцев, субанцев, ну, тех, кого под Раллуром разгромили. И Байуб-Оталь тоже там. Зан-Керель твой отважно сражался, пока не оскользнулся. Тут его и повязали, а как заметили офицерские нашивки, так и решили, что за него можно хороший выкуп получить.

– И как ты все это разузнал?

– Объяснил матушке, зачем в Дарай пришел… Кстати, за деньги она тебе очень благодарна. Так вот, она мне сказала, что катрийских пленников в крепости держат, вот я и придумал со стражниками поговорить, прежде чем в Урту отправляться. Мне повезло, я встретился с сыном Дераккона. Он парень порядочный, добросердечный, хотя в армии ему, конечно, не место – робкий очень. Ну, объяснил я ему, что мы с Зан-Керелем друзья сыздетства, он мне и посочувствовал.

– Значит, как все успокоится, их выпустят? А если я сыну Дераккона письмо напишу и предложу выкуп?

– От этого толку не будет, – проворчал Сендиль.

– А почему?

– Плохие у меня вести, Майя, – вздохнул он и взял ее за руку. – Форнида в Дарае.

– Ну и что?

– А то, что в Палтеше ее слово – закон. Без ее повеления никто и пальцем не шевельнет. Вдобавок поговаривают, что начальник крепости, Хан-Глат, любовником ее стал.

– Любовником?

– Ну, точно этого никто не знает, но Хан-Глат – единственный, кто против Кембри не побоится выступить. На это Форнида и рассчитывала. Теперь на ее стороне все палтешцы и гарнизон крепости, так что пленников она никуда не отпустит. А еще говорят, что она с белишбанскими беглыми рабами договаривается.

Майя недоуменно помотала головой.

– Ты же лучше меня знаешь, на что Форнида способна, – напомнил Сендиль. – По-моему, она ни перед чем не остановится, а хитрости и жестокости у нее на сотню человек хватит. Может, она хочет Кембри с Деракконом запугать, чтобы они позволили ей благой владычицей остаться. А если не выйдет из этого ничего, то она Карнату пообещает и Палтеш, и всю империю, а потом с его войском на Беклу двинется.

– Да что ты заладил? Подумаешь, Палтеш, империя! – воскликнула Майя. – Пленники тут при чем?!

– Так ведь в них все и дело! Там и Байуб-Оталь, и катрийцы, и терекенальтцы – человек семьдесят, не меньше. Среди них – приближенные Карната. Форнида своей выгоды не упустит, она ему и пленников предложит, и себя, и Палтеш…

– Наплевать мне на Форниду, и на Хан-Глата, и на всех прочих! – вскричала Майя, подбегая к перилам и глядя на нижний город. – Раз Зан-Керель жив, я его освобожу, чего бы это мне ни стоило!

– Майя, выходи за меня замуж… – Сендиль встал и подошел к ней. – Я тебя давно люблю, с того самого дня, как в храме тебя встретил. Прошу тебя, подумай. Мы с тобой оба люди простые, сбежим в Халькон, там нас не тронут. Может, поначалу трудно будет, но я все сделаю, чтобы…

Она торопливо приложила ладонь к его губам:

– Прости, Сендиль. Ты очень хороший, но сердце мое другому отдано, так уж боги велели. И потом, Неннонира тебя очень любит. Ох, погляди, Эвд-Экахлон пришел… Нет, не высовывайся, он же тебя заметит! Так вот, за него я замуж тоже не пойду. Ты посиди пока здесь, Огма тебя тихонько из дома выведет. – Она обняла его и крепко поцеловала. – Спасибо тебе, я твоей помощи никогда не забуду. Теперь я знаю, что делать. Вот, держи… – Она протянула ему деревянную шкатулку.

– А это что? – огорченно спросил он.

– Две тысячи мельдов, за работу, – напомнила Майя.

Эвд-Экахлон улыбнулся Майе и тепло пожал ей руки, но держался рассеянно и отстраненно, даже не похвалил ее наряд – в общем, мало походил на человека, с трепетом ожидающего ответа возлюбленной на предложение руки и сердца. Майя, хотя и понимала, что ничем его не порадует, с трудом сдержала раздражение. «Мог бы и поволноваться ради приличия, – с досадой подумала она. – Сендиль вон чуть не расплакался, бедолага, а от этого слез не дождешься».

Наследник уртайского престола торопливо осушил предложенный ему кубок. Майя с шутливой укоризной покачала головой и потянулась к кувшину.

– А джебба у тебя найдется? – спросил Эвд-Экахлон.

– Да, конечно, – удивленно сказала Майя. – Сейчас Огма принесет.

Он залпом выпил джеббы, перевел дух и уселся в кресло.

– Тяжелый день выдался? – спросила Майя.

– Ох, хуже не придумаешь, – признался Эвд-Экахлон. – Только никому не говори, ладно?

– Что, дурные вести? – небрежно осведомилась она.

Он пристыженно отвел взгляд и бросил горсть орехов утке, которая забрела в сад с берега.

– Скажи, вы с Эльвер-ка-Виррионом дружны? – наконец спросил он.

– Он меня всегда привечал, так что, считай, дружны, – пожала плечами Майя.

– А если бы его трусом назвали, что бы ты сказала?

– Ох, мне оно без разницы. Мужчины всегда храбростью друг перед другом похваляются, про смелость и отвагу в бою говорят… Эльвер в обхождении приятен, и сердце у него доброе, а все остальное меня не волнует. При чем тут трусость?

– Видишь ли, похоже, он себя позором покрыл… Увы, волноваться есть о чем.

Майе захотелось его стукнуть, да побольнее.

– Мой повелитель, ежели вам больше говорить не о чем, то не тяните, рассказывайте, в чем дело.

– В Йельде совсем плохи дела, – продолжил Эвд-Экахлон, не замечая ее раздражения. – Все так худо, что говорить об этом запретили. Эльвер-ка-Виррион решил отступить из Халькона в Икет-Йельдашей, за провиантом и снаряжением. Они с Кембри думали, что Эркетлис останется в Хальконе, да только… – Он тяжело вздохнул и умолк.

– Что? – вежливо спросила Майя, совершенно не понимая, зачем он ей это рассказывает.

– А то, что Сантиль-ке-Эркетлис проявил себя искусным военачальником, – объяснил уртайский наследник. – Его войска за два дня по глухомани прошли двадцать лиг и перекрыли Теттит-Икетский тракт, так что Эльвер-ка-Вирриону пришлось вступить с ними в битву.

– Так Эльвер же этого с самого начала хотел!

– Он-то хотел, да только солдаты его боевой дух в лесах подрастеряли, и Сантиль-ке-Эркетлис Эльвера наголову разгромил. А Гел-Этлин, командир, который эти вести принес, говорит, что поражение Эльвер потерпел из-за собственной трусости. Гел-Этлин от возмущения всю правду сегодня на совете доложил, даже Кембри не побоялся.

– Ну и что он там рассказал?

– Оказывается, Эльвер-ка-Виррион – никудышный военачальник, а вдобавок дал приказ отступать, хотя его командиры рвались в бой. Гел-Этлин поклялся, что рассказал чистую правду, а потом заявил, что скрывать такой позор не намерен, даже если за это его на Караванном рынке казнят.

– Ну и что Кембри? – ошеломленно спросила Майя.

– А ничего. Выслушал все невозмутимо, будто ему о состоянии дорог докладывали, и велел Рандроноту лапанские полки на помощь Эльверу отправить. Похоже, недолго Эльверу командовать осталось: еще немного – и его солдаты взбунтуются.

– А Рандроноту-то какое дело?

– Понимаешь, после проигранного сражения Эльвер-ка-Виррион решил не в Теттит идти, а в Беклу вернуться, поэтому его войско сейчас через восточный Лапан движется. А Сантиль-ке-Эркетлис объявил во всеуслышание, от Икета до Хёрла, что собирается двинуть свою армию на Беклу и свергнуть проклятых рабовладельцев – это он Леопардов так называет.

Огма вышла в сад, сказала, что обед подан, и Майя с Эвд-Экахлоном направились к дому.

– В общем, вся империя против Леопардов взбунтовалась, – продолжил Эвд-Экахлон за столом. – Из Халькона Эркетлис грозит, в Белишбе рабы мятеж затевают, Форнида Палтеш захватила, а в западной Урте Ленкрит смуту разводит. – Он ловко разделал ножом форель и скинул рыбьи кости на блюдо, подставленное Огмой. – Между нами говоря, похоже, Дераккон с Кембри долго у власти не продержатся. Владыки провинций в эти свары вмешиваться не хотят, выжидают, чья возьмет. Если Эркетлиса не усмирят, то… – Он пожал плечами.

«А может, оно и к лучшему, – подумала Майя. – Если это – то самое бесчинство, которого тысячу лет не видели, то, может, я под шумок в Дарай проберусь, приду в крепость, встречусь с сыном Дераккона… Сердце у него доброе, разжалобить его легко… Ах, если бы Оккула со мной была, она б знала, что делать. Вдобавок в Дарае Форнида, вот Оккуле и случай будет с ней расправиться. Хотя если положиться на помощь Оккулы, то придется и мне ввязаться в ее опасную затею, но ради Зан-Кереля я даже на это согласна».

Майя, погрузившись в размышления, не услышала вопроса Эвд-Экахлона.

– …как ты думаешь? – спросил уртаец.

– Ох, простите, мой повелитель, я прослушала. Не гневайтесь, прошу вас. Меня ваши известия очень встревожили.

К невыразимому раздражению Майи, Эвд-Экахлон не стал ее ни успокаивать, ни заверять, что ее волнения напрасны, хотя на его месте любой другой поступил бы именно так.

– Все зависит от того, получит ли Кембри помощь из провинций, – невозмутимо продолжал уртаец. – Он созвал в Беклу всех правителей, чтобы они снова подтвердили свою верность Леопардам и Дераккону, и потребовал собирать войска. Вот я и спрашиваю, можно ли на Тонильду рассчитывать? Ты же оттуда родом, должна знать.

– Мой повелитель, я в этом ничего не понимаю.

– От Палтеша помощи не дождешься, там теперь Форнида заправляет. Бель-ка-Тразет уже на пути из Ортельги, а еще говорят, из Субы кто-то прийти собрался.

– Из Субы? Как это? Суба же под властью Карната! Неужели он отправил посланника в Беклу на переговоры?

– Ну, об этом мне известно не больше твоего, – ответил Эвд-Экахлон.

Огма сменила тарелки на столе и внесла запеченный окорок и блюдо с брильонами и луком-шалотом в пряном соусе.

– Кембри сказал, что субанский посланник – человек не знатного рода и не правитель, а какой-то знахарь. Его в Субе все уважают, поэтому, когда он собрался в Беклу к Дераккону, Карнат не стал противиться.

– Знахарь? – ошарашенно переспросила Майя. – А как его зовут?

– Так сразу не припомню… А, Нассенда! Говорят, субанцы… А в чем дело? Ты с ним знакома?

– Да! – обрадованно воскликнула Майя и осеклась. – Ну, тогда, в Субе, я заболела, а он меня вылечил.

– И что, он и впрямь такой замечательный и необыкновенный?

– Он удивительный! Ах, вот бы снова с ним повидаться!

– Что ж, это нетрудно. Как только объявят о нашей свадьбе, мы устроим пиршество, потому что с тобой захотят встретиться владыки всех провинций и прочие важные особы. Надо предупредить Кембри…

– Погодите, – вздохнула Майя. – Огма, оставь нас одних и дверь поплотнее прикрой. Так что вы сказали, мой повелитель?

– Что надо предупредить Кембри…

– Нет, до этого.

– Как только объявят о нашей свадьбе…

– Прошу прощения, мой повелитель, но этого не случится. Вы на мое согласие рассчитывали, а зря. Хоть вы и оказали мне великую честь, я не могу принять ваше предложение.

– Что? – изумленно протянул Эвд-Экахлон.

– Мой повелитель, я не выйду за вас замуж.

– Ты шутишь? Ты отвергаешь меня, наследника уртайского престола?!

– Мой повелитель, прошу вас, не настаивайте. И не спрашивайте меня почему. Я все обдумала, но вашей женой стать не смогу.

– Майя… Гм, милая Майя! Ты невероятно красива и храбрости тебе не занимать, но ты слишком молода и наивна, тебе жизненного опыта не хватает. Может быть, тебе стоит с кем-то посоветоваться?

– Простите, мой повелитель, но я не желаю ни с кем это обсуждать.

– Да-да, разумеется. Однако же ты не осознаешь всей выгоды моего предложения.

– Мой повелитель, мне оно ни к чему. Ой, у вас окорок простынет. Вы попробуйте, очень вкусно… Не выбрасывать же!

– Речь не об окороке, а о твоем будущем. Не хочу тебя пугать, но ты совершаешь роковую ошибку…

– От испуга замуж не выходят, мой повелитель.

– Ну что ты, я совсем не это имел в виду! Ты еще совсем ребенок, всех тонкостей не понимаешь. Наша свадьба очень важна для нас обоих. И вообще, в Бекле принято заключать браки по велению родителей, поэтому…

– Я сирота, мой повелитель, поэтому вольна поступать как вздумается.

– Что ж, Кембри тебе прикажет выйти за меня замуж.

– От этого счастья не прибавится ни мне, ни вам, мой повелитель, – ответила Майя, глядя ему в глаза.

Он рассеянно повертел в руках столовые ножи. Майя встала из-за стола, подала сыр и фрукты и принесла из кухни поднос со сладостями, которыми обычно оканчивалась трапеза.

– Ответь мне честно, ты намерена стать благой владычицей? – спросил Эвд-Экахлон.

– Нет, мой повелитель, – твердо заявила она.

– Послушай, если ты не уедешь из города, народ все равно тебя благой владычицей изберет, хочешь ты этого или нет. Об этом ты подумала?

– Мой повелитель, вы мне уже сказали, что я молода и наивна и что жизненного опыта мне не хватает. Я бы вам ответила как полагается, но так уж и быть, из уважения сдержусь. Да, я об этом думала, и не ваше дело, что я решила. Обещаю вам одно – благой владычицей я ни за что не стану.

– Но ты же лишаешь себя будущего! Я о твоем благополучии беспокоюсь…

Майе надоели бестактные и грубые замечания человека, который годился ей в отцы, однако она не смела дерзить, а умоляюще сжала руки и воскликнула:

– Прошу вас, мой повелитель, прекратите! Мне дурно…

– Что ж, если ты так решила… Пойми, времена настали неспокойные. Ты не представляешь, что тебе грозит, если ты… Я думал, тебе по нраву придется со мной управлять Уртой – тебя бы все обожали, мы бы жили в мире и согласии. Я предложил тебе, девушке из народа, вознестись на вершину власти, а ты отказываешься! Нет, не понимаю я тебя… – Он вздохнул. – А теперь меня опять засмеют!

– Кто вас засмеет, мой повелитель?

– Кембри со своими Леопардами…

– Ах, значит, это Кембри все придумал?

– Ну, он мне намекнул, что ты для меня подходящая невеста, и я с ним согласился – ведь это всем выгодно…

– Понятно… Что ж, простите, но у меня, наивной юной дурочки, есть для вас, мой многомудрый повелитель, один полезный совет – когда вы в следующий раз решите жениться, выбирайте невесту самостоятельно. А когда придете делать предложение, не забудьте сказать ей о своей пылкой любви.

– Не понимаю, отчего ты так сердишься…

– Вы слишком многого не понимаете, мой повелитель.

– Майя, не гневи меня! – воскликнул он и резко поднялся с кресла.

– Я прогневила вас? О Леспа и Шаккарн! Да что вы, мой повелитель! Просто у меня голова разболелась, пойду-ка я прилягу. Прошу вас, не прерывайте трапезу.