Часть II. Рабыня
18
Сенчо
В седьмой год правления Дераккона досточтимому Сенчо-бе-Л’вандору, верховному советнику Бекланской империи, одному из самых богатых и влиятельных людей в стране, стоявшему во главе Леопардов, исполнилось сорок пять лет.
Мать его была шлюхой в нижнем городе, отца он не знал. К десяти годам Сенчо выучился торговать и воровать; вдобавок миловидное обличье и учтивое обхождение помогали ему удовлетворять плотские желания взрослых – как женщин, так и мужчин. Мать тем временем спуталась с воровской бандой, а потом, оказавшись причастной к убийству, перебралась через Врако и попала в Зерай, бросив сына на произвол судьбы. Так и случилось, что дворецкий Фравака, богатого торговца железом, в один прекрасный день обнаружил на заднем дворе хорошенького мальчишку, выпрашивающего объедки с кухни. В обязанности дворецкого входило потакать извращенным вкусам хозяина, поэтому он пригрел мальчугана, нашел ему занятие в доме и через пару недель, убедившись в справедливости своих подозрений, привел юного подопечного к Фраваку.
Торговец, разнежившись на солнышке во дворе особняка, лениво сунул мальчику руку под рубаху, облапил его, ущипнул, расспросил о прошлых приключениях и потребовал продемонстрировать свои умения. Чуть погодя удовлетворенный Фравак задремал, но прежде велел дворецкому увести Сенчо и подготовить его к новым обязанностям.
Десять или двенадцать недель Сенчо провел взаперти, в роскошно обставленной спальне верхнего этажа. В спальне был балкон и отдельная купальня. К Сенчо приставили рабыню, молчаливую гельтскую девушку, которая заботливо ухаживала за ним, умащала благовонными маслами и – самое главное – откармливала.
Мальчика заставляли есть беспрестанно, с утра до вечера, – кормили вкусно, обильно и во все увеличивавшихся количествах. Если он отказывался от еды, то его пороли гибкой розгой и оставляли рыдать на толстом мягком ковре. Если он съедал больше, чем требовали, то его осыпали щедрыми дарами – драгоценными шкатулками, резными гребнями и всевозможными украшениями. Когда ему давали деньги, он посылал рабыню на рынок за излюбленными лакомствами. В перерывах между едой и сном Сенчо нежился на солнце, дабы кожа его не приобрела мертвенно-бледный оттенок. Вдобавок его обучали чтению, письму, пению и особой науке ублажать хозяина.
Спустя три месяца Сенчо привык к изысканной пище и растолстел, как откормленный каплун. Хитрости он не утратил, зато сил и энергии прибавилось. На пухлом теле появились аппетитные ямочки, живот округлился, как тыква, кожа золотилась от солнца. Наконец хозяин счел его вполне пригодным к исполнению своих непосредственных обязанностей.
Каждый вечер к возвращению хозяина Сенчо наполнял ванну, помогал Фраваку совершать омовение, умащал его благовонными маслами, растирал и разминал его тело: летом на балконе, а в дождливый сезон – в теплой спальне. После этого он отводил хозяина в столовую, где прислуживал ему за ужином: нарезал мясо, подавал овощи и сыр, наливал вино, смешивал крепкие напитки и готовил соблазнительные лакомства. Торговец пристально следил за его хлопотами, потом удовлетворенно вздыхал и отсылал прочих слуг. Оставшись наедине с мальчиком, Фравак снимал с него одежду, увлеченно ласкал нагое тело, а потом заваливал Сенчо на ложе и овладевал им сзади.
Сенчо, обладая острым и проницательным умом, прекрасно осознавал все выгоды своего положения. Разбогатевший торговец старел, но по-прежнему требовал новых мальчиков для утех. Сенчо относился к ним по-дружески, без ревности и без злобы, расхваливал хозяина и не упускал возможности напомнить Фраваку, что обучает новичков искусству ублажать. Постепенно роль Сенчо в доме торговца изменилась: из катамита он превратился в сводника. В любимчиках у торговца задерживались только те, кто старался произвести благоприятное впечатление на Сенчо. Юноша с готовностью обучал новичков необходимым умениям, потому что самому ему давно надоело услаждать торговца; к тому же он предпочитал женщин, а проводить ночи в постели Фравака ему претило. Впрочем, хозяин не возражал, когда шестнадцатилетний Сенчо развлекался с девушками у себя в спальне, и временами украдкой подглядывал за своим подопечным.
Расторопный юноша охотно помогал Фраваку в торговых делах и не упускал возможности как можно больше узнать о тонкостях торговли металлом и рудой. Он познакомился с другими дельцами и владельцами складов, рудников и плавилен, вошел к ним в доверие и по крупицам собирал выгодные для Фравака сведения. Один торговец медью давно и настойчиво домогался Сенчо. Юноша украдкой навестил дельца, исполнил то, что от него ожидалось, и расслабился в ванне. Тем временем к торговцу медью пришел по делу его приятель, тоже купец, который не преминул воспользоваться искусными услугами Сенчо. Потом юноша притворился, что его клонит в сон после энергичных физических упражнений, а мужчины за бокалом вина принялись открыто обсуждать свои деловые намерения. Обо всем услышанном Сенчо немедленно доложил Фраваку, что не только спасло торговца от неминуемого разорения, но и принесло ему немалую выгоду.
Фравак сообразил, что Сенчо обладает весьма проницательным умом – подслушанный ранее разговор касался сложных сделок и не всякий молодой человек оценил бы его значение, – а потому предоставил юноше возможность досконально освоить торговое дело. Однажды Фравак послал Сенчо в Гельт с чрезвычайно важным поручением, и юноша не только прекрасно справился с задачей, но и привез из поездки очаровательного мальчика, купленного на руднике специально для Фравака. Изучая торговую премудрость, Сенчо изобретал множество хитроумных ухищрений для того, чтобы стареющий делец проводил как можно больше времени в праздности и роскоши. Вскоре Фравак во всем полагался на юношу.
Однако же Сенчо никогда не обманывал своего хозяина, понимая, что торговец и в старости деловой хватки не растерял, а потому с легкостью заметит любую попытку мошенничества. Сенчо метил гораздо выше. Все счета он составлял аккуратно, дела вел честно и точно и сообщал Фраваку только надежные, проверенные сведения. Сам юноша жил скромно, денег на ветер не бросал, а удовольствия находил на стороне, так чтобы Фравак об этом не узнал. Рабынь и служанок в доме Фравака он не трогал, за исключением тех случаев, когда хозяину самому хотелось развлечься. Таким образом, одинокий старик наконец-то поверил, что Сенчо – его единственная надежа и опора, а потому заслуживает благодарности. Торговцу хотелось ощутить себя по-настоящему щедрым к человеку, заслуживающему доверия.
Однажды весной, когда Сенчо минуло двадцать пять лет, Фравак сообщил, что назначил юношу своим наследником и за верную службу передаст ему бразды правления своим делом. Сенчо вовсе не горел желанием всю жизнь торговать железом, а потому сообразил, что следующий шаг необходимо сделать немедленно, пока Фравак не изменил своего решения.
Убийство хозяина Сенчо подстроил с необычайной легкостью. В то время у Фравака было два любимчика: десятилетний йельдашейский мальчишка, смешливый и донельзя развращенный, и тринадцатилетний катриец, очаровательный смуглый паренек, попавший в рабство во время набега на северную окраину Дарай-Палтеша. В доме его не любили – он плохо говорил по-беклански и считал жителей империи врагами. Поначалу Фравак предпочитал катрийца, но вскоре в нем разочаровался и приблизил к себе покладистого йельдашейца, который изо всех сил стремился ублажить хозяина. Как-то ночью Сенчо вошел в хозяйскую спальню, заколол спящих Фравака и йельдашейца, подбросил нож в постель катрийца, а после этого, как полноправный наследник и преемник торговца, обратился к властям с трогательной мольбой смилостивиться над юным преступником и даровать ему скорую смерть. Разумеется, Сенчо хорошо понимал, что под пытки катрийца отдавать нельзя, потому что пыточных дел мастера умеют отличать правду ото лжи и настоятельные уверения мальчика в невиновности не пройдут незамеченными.
Унаследовав торговое дело Фравака, Сенчо поначалу конкурировал с другими торговцами железом, затем попробовал свои силы в торговле тканью, канатами и драгоценными камнями. На удовлетворение своего чревоугодия и похоти он денег не жалел, но пуще всего алкал иного – власти. Фравак был хорошим торговцем, но чересчур осторожным дельцом и, хотя торговал он металлом, необходимым для изготовления оружия и доспехов, никогда не искал связей с бекланскими военачальниками. В отличие от бывшего хозяина, Сенчо только к этому и стремился.
В то время Бекланская империя была полуварварской страной: дороги и средства сообщения находились в зачаточном состоянии, а единой централизованной власти как таковой не существовало. Из-за своего выгодного географического положения Бекла, разумеется, стала естественным средоточием торговли. За сотни лет до этого бекланские бароны, предки Сенда-на-Сэя, державшие под своим контролем важные торговые пути, стали взимать поборы с путников и купцов, чей путь лежал через город. В руках баронов оказалась власть над важным населенным пунктом, который обеспечивал и поддерживал существование провинций, и за эту привилегию обитатели окраинных земель рады были платить. Впоследствии, с ростом богатства, величия и мощи Беклы, к бекланским правителям стали обращаться за защитой: Лапан искал союзников против Йельды, Урта – против Палтеша и так далее. Владыки города предпочитали поддерживать шаткое равновесие сил. Выплата дани совершалась деньгами, скотом или рабами, а иногда – заключением выгодного союза, который увеличивал и без того растущее влияние города.
Постепенно власть Беклы распространилась на огромную территорию – от Белишбы до Врако, от Йельды до Тельтеарны. Бекланские правители взимали налоги и обзавелись постоянно действующей армией, в которой служили жители окраин, однако провинциальные бароны все еще обладали определенной независимостью. К примеру, когда в Саркиде ввели новые налоги и туда послали войска, дабы следить за порядком, саркидский полк, перейдя границу, дезертировал в полном составе. Бекланская армия столкнулась с небывалым сопротивлением местного населения, после чего через год о новом налоге решили забыть, чтобы сохранить видимость власти над страной. Правители Саркида вели род от легендарного героя У-Депариота, а сами саркидцы были людьми гордыми и независимыми. Случившееся ясно показало, что провинциальные бароны обладают весомым влиянием в своих владениях.
Правители окраинных земель ежегодно собирались во дворце Баронов на Леопардовом холме, в дни весеннего праздника, посвященного ритуальному союзу благой владычицы и бога Крэна. На этих встречах приносились клятвы верности, обсуждались насущные дела империи и согласовывались дальнейшие планы. Потомки баронского рода на-Сэй давно усвоили, что устрашение только отчасти помогает удержать власть. Намного важнее были, во-первых, привилегии, которые можно даровать и отнимать, – поддержка в час бедствия, помощь в строительстве дорог, соблюдение законности и установление правопорядка; а во-вторых, разумное отношение к провинциальным распрям – в междоусобицы не вмешивались, пока об этом не просили.
На западных границах империи вот уже много лет шла затяжная, бесконечная война с Терекенальтом – небольшим королевством, размером с две бекланские провинции. Терекенальтцы отличались воинственным нравом и невероятной преданностью правящей династии. Местность не подходила для развернутых военных действий, и вся война сводилась к мелким вооруженным стычкам, набегам, поджогам и грабежам. Впрочем, время от времени какой-нибудь капитан, желая зарекомендовать себя перед командованием, устраивал отчаянную масштабную вылазку. Для враждующих сторон двадцать лиг границы по реке Жерген служили серьезным препятствием, однако же войска ее часто пересекали, стремясь нанести противнику урон и захватить как можно больше добычи.
В основном борьба шла за территорию Субы – топкого, трясинного края, на западе граничащего с Жергеном, а на востоке – с его притоком, Вальдеррой. На заболоченных землях Субы, среди озер и бесчисленных ручьев, с незапамятных времен обитали рыбаки, привычные к сырости и туману. Коренные обитатели Субы строили жилища на островах или на сваях над водой, промышляли ловлей рыбы и умело управлялись с плотами и рыбацкими челнами. Бекланцы считали реку Жерген естественной границей между империей и Терекенальтом, а короли Терекенальта утверждали, что граница проходит по реке Вальдерра. Время от времени терекенальтская армия вторгалась в Субу – насколько позволяли болота, – а правители Бекланской империи, полагая своим долгом ответить на дерзкое вторжение, отправляли туда войска, чтобы предотвратить дальнейшую угрозу Урте и Палтешу.
К западу от Жергена лежала Катрия, терекенальтская провинция, на севере которой простиралось дремучее Синелесье – непроходимый древний бор. Столице Катрии, Керилю, не раз грозили бекланские отряды, но взять город с боем пока не удавалось.
Так обстояли дела через несколько лет после того, как Сенчо унаследовал состояние Фравака. В это время к власти в обеих странах пришли те, чье появление, с одной стороны, подстегнуло желание Терекенальта захватить Субу, а с другой – подорвало мощь Палтеша, а значит, и самой империи.
Престол Терекенальта занял король Карнат, буйным нравом превосходивший своих воинственных предков. Высоченный мужчина могучего телосложения, почти великан, он внушал подданным безмерное восхищение и почтение и обрел славу бесстрашного правителя. Рассказы о его дерзких подвигах передавались из уст в уста. Вдобавок он обладал зачатками дипломатических способностей и постоянно увещевал и улещал баронов на окраинах Бекланской империи. Поговаривали, что его лазутчики и посредники действуют даже в Хальконе, глухом горном крае между Тонильдой и Йельдой, хотя доказательств этого предъявить никто не мог. Итак, очевидно было, что Карнат Длинный готовится к окончательному захвату Субы.
В то же время внезапно скончался правитель Палтеша, верховный барон Кефиальтар-ка-Воро, и власть унаследовала его дочь, семнадцатилетняя Форнида, что вызвало пересуды и кривотолки. Форнида была единственным ребенком Кефиальтара. Барон давно предполагал, что после его смерти начнется борьба за власть, и пытался выдать дочь замуж за подходящих избранников, но безуспешно: Форнида умудрилась дважды расстроить ненавистные союзы – неслыханная дерзость в стране, где дочери покорно исполняли отцовскую волю. В пятнадцать лет она отвергла Ренва-Лорвиля, храбреца и героя, старшего сына прославленного палтешского военачальника. Милый и обходительный юноша с удивлением осознал, что испытывает неясный страх перед Форнидой и в ее присутствии теряет мужество. Сама Форнида вела себя безупречно и во всем следовала велениям отца, однако же без слов давала понять, что презирает Ренва-Лорвиля, и постоянно выставляла его на посмешище. Вскоре даже Кефиальтар не мог без содрогания слышать учтивых речей и любезного смеха дочери, за которыми скрывалась тайная издевка. Юноша, сраженный язвительностью и презрением Форниды, осознал, что не сможет взять ее в жены, и чуть ли не в слезах пришел к верховному барону, умоляя расторгнуть помолвку.
Вторая попытка выдать Форниду замуж тоже провалилась и получила еще бóльшую огласку. В мужья девушке прочили Эвд-Экахлона, сына и наследника верховного барона Урты, – предполагаемый брак способствовал укреплению связей между провинциями, тем самым давая отпор притязаниям Терекенальта. Эвд-Экахлон, юноша неглупый, но флегматичный, особой чувствительностью не отличался: его не выводили из себя ни язвительные насмешки, ни холодность, ни напускное радушие. Отец Форниды, человек добрый и сердечный, решил, что нежелание дочери выйти замуж объясняется страхом перед супружескими обязанностями. Дабы не допустить повторения случившегося с Ренва-Лорвилем, Кефиальтар попытался объяснить Форниде, в чем заключается ее дочерний долг и как важен ее брак для безопасности страны. Девушка, покорно выслушав отца, согласилась встретиться с женихом и заключить помолвку.
За неделю до свадьбы, в полнолуние, Форнида сбежала. Вместе с ней исчезли ее служанка Ашактиса и два матроса с барки Кефиальтара на Жергене, что несли вахту в ту ночь, – неизвестно, сговорилась с ними Форнида заранее или нет. Беглецы отплыли лиг на десять, прежде чем их хватились, и отряд, отправленный в погоню за легкой, быстрой шлюпкой, вернулся ни с чем. Кефиальтар тревожился за судьбу любимой дочери – в низовьях Жергена начинались владения Катрии.
Шесть дней спустя, проплыв по Жергену и Тельтеарне почти семьдесят лиг, Форнида высадилась на Квизо, священном острове ортельгийцев, и попросила убежища у тугинды – среди ее жриц, которые никогда не отказывали в помощи беглянкам, неповинным в тяжком преступлении. Здесь Форнида провела два месяца, а слух о ее дерзком поступке разнесся по всей империи, от Ортельги до Урты и Дарая.
Тем временем Кефиальтар погиб в стычке с катрийцами.
Форнида, девушка сильная и энергичная, вернулась в Дарай пешком, через Гельт и Беклу. На путешествие у нее ушло три недели. Сопровождали ее верная Ашактиса и ортельгийцы – двоих матросов простыл и след. По возвращении Форнида призвала баронов и военачальников, объявила, что она, полноправная наследница Кефиальтара, намерена единолично править Палтешем, и потребовала принести клятву верности.
Требование Форниды обрушилось на провинцию, как град на пшеничное поле. До сих пор считалось, что своевольная девушка сбежала от жениха потому, что у нее был иной, тайный избранник. Впрочем, противники ее брака с Эвд-Экахлоном поддерживали Форниду и, невзирая на ухудшившиеся отношения между Палтешем и Уртой, утверждали, что медлительный уртаец – неподходящий жених для бойкой и смелой красавицы. Долгое время ходили слухи, что она влюблена в отчаянного смельчака из простолюдинов, однако никто не знал, в кого именно.
Такое снисходительное отношение к выходкам Форниды во многом объяснялось тем, что она слыла необыкновенной красавицей. Слава о ее красоте разнеслась далеко за пределы Беклы. На прекрасном бледном лице девушки сверкали огромные зеленые глаза, по плечам рассыпались густые пряди золотисто-рыжих волос, излучавшие неземное сияние. При ее появлении люди очарованно замирали, будто завидев великолепный закат или стаи пурпурных кайнатов, возвращавшихся с зимовки в родные края. Эта красота, что не раз усмиряла отцовский гнев, облекала Форниду невероятной властью. Противиться ей было бесполезно – все возражения немедленно отметались, а все желания тут же исполнялись.
Однако же родственники Форниды с материнской стороны таили дурные предчувствия, ибо вкупе с красотой девушка обладала весьма своеобразными пристрастиями и наклонностями. Кефиальтар был слишком занят военными кампаниями и делами провинции, а жена его, женщина праздная и безучастная, воспитанием дочери не интересовалась. Форнида росла среди прислуги, жадно усваивая нравы простолюдинов: колкую язвительность, хитроумное плутовство и умение любыми способами добиваться своего, а также твердую уверенность в необходимости запугивания, безудержную алчность, пренебрежение своими обязанностями и убеждение в бесполезности любых моральных принципов. Никто пока не догадывался, чему еще она выучилась, но иногда украдкой поговаривали, что четырнадцатилетняя Форнида – вместе с верной служанкой Ашактисой – с превеликим удовольствием наблюдала с балкона своей опочивальни, как во дворе хряк покрывает свинью.
С людьми она сходилась легко, держала себя уверенно и даже в юном возрасте без смущения вела разговоры с вассалами отца, хотя предпочитала общество солдат, егерей и торговцев, а крестьян не любила, считая их недалекими и глупыми.
Наконец бароны сообразили, что Форнида не намерена связывать себя брачными узами, а желает править Палтешем, и всерьез обеспокоились. В Бекланской империи не существовало обычая наделять женщин властью, однако закон этого не запрещал. По традиции, если в семье не было сыновей, то наследовал муж старшей дочери, а если дочери были незамужними, то право наследования переходило к старшему родственнику – родному или двоюродному брату. Родичи Форниды по материнской линии неустанно напоминали девушке, что ничего подобного прежде не позволяла себе ни одна женщина. И все же закон считал притязания Форниды справедливыми, что само по себе тревожило: не пристало семнадцатилетней девушке в одиночку править провинцией, да еще и в военное время. Кто же возьмет на себя ответственность управлять Палтешем?
Разумеется, Форнида могла бы избрать в советники нескольких баронов и править, следуя их наущениям, – в этом случае мелкая знать тоже встала бы на ее сторону. Однако подобная рассудительность была не в характере Форниды. Своевольная, упрямая, властная и непредсказуемо изменчивая, она обожала дразнить старых отцовских друзей и поступать вопреки всем правилам приличия. Ей нравилась роскошь и легкомысленные развлечения; она ничем не гнушалась ради удовлетворения своих желаний, но прекрасно сознавала, что появление мужа или любовника уменьшит силу ее красоты, а потому старалась не давать повода для обвинения в распутном поведении. Как выяснилось впоследствии, в этом Форниде помогли естественные наклонности.
Другую уже давно бы строго отчитали и заставили подчиниться воле родных. Дядья пытались стращать своенравную племянницу, надоедали советами и просьбами и даже умоляли, но принудить так и не смогли: по закону власть в провинции неопровержимо принадлежала Форниде. Упрямицу решили посадить под домашний арест, пока не образумится, но как только палтешцы об этом прознали, то пригрозили бунтом, и всеобщую любимицу пришлось выпустить.
Постепенно установилось шаткое равновесие. Форнида, настаивая на власти над провинцией, на самом деле управлять не собиралась, считая это делом скучным и нудным. Красавице хотелось развлекаться и тратить деньги – чем больше, тем лучше. Без должного надзора она за пять лет разорила бы Палтеш, а затем продала бы провинцию тому, кто хорошо заплатит. Ее родственники, хорошо понимая опасность, грозящую их краю, наконец решили положить племяннице щедрое содержание, с тем чтобы править от ее имени.
Поначалу Форниду это устраивало. К сожалению, родственники ее недооценили. Знай они, на что она способна, то, несомненно, наняли бы убийц. Первое время Форнида жила в Дарае, бездумно расходуя не только свое содержание, но и деньги влюбленных в нее молодых людей. Среди тех, кто не имел отношения к управлению провинцией, Форнида пользовалась огромным уважением – по всему Палтешу ходили рассказы о ее дерзких выходках и безрассудных поступках: то она выслеживала подстреленного леопарда, то на спор взбиралась на отвесную скалу, то прыгала с обрыва в стремнину Жергена.
Потом в Дарае Форниде наскучило, и она стала наведываться в Беклу, где привлекла внимание всех юношей верхнего города. Она купила там особняк и начала устраивать роскошные приемы. Некоторые возмущались бесстыдной распущенностью девушки – в Бекланской империи женщин из хороших семей держали в строгости, – но многие утверждали, что Форнида себя блюдет, так что ее непорочность сомнению не подвергали, зато восхищались ее живостью и бойким характером. Она проводила время не только в обществе юношей из благородных семейств, но и с людьми влиятельными, приглашала к себе военачальников и важных господ, а потому считалось, что Форнида намерена подыскать себе подходящего мужа, который смог бы от ее имени управлять Палтешем.
В то время империя переживала необычайный подъем из-за умелого использования природных богатств и расширения торговых связей за пределы Йельды. Разбогатели не только родовитые землевладельцы, но и те, кто так или иначе имел отношение к предметам роскоши, – строители, каменщики, ремесленники, купцы и торговцы рабами, металлами и драгоценностями. Сенчо не упускал ни единой возможности обзавестись связями в верхнем городе и с готовностью ссужал деньги неразборчивым представителям знатных родов, что давало ему определенную власть над правящей верхушкой.
Сенчо много раз бывал на приемах у Форниды, но она не сразу обратила на него внимание, а когда заметила, то сочла презренным низким купцом – он не был ни воином, ни охотником, не отличался ни силой, ни ловкостью и славился только чревоугодием и любовью к распутству. К презрению Сенчо отнесся с тем же равнодушием, с каким военачальник, ведущий армию в бой, относится к суровым погодным условиям. Его поведение словно бы говорило: «Меня не задевают ни презрение, ни оскорбления, ни плевки в лицо. В один прекрасный день ты поймешь, что я предлагаю тебе нечто выгодное нам обоим».
В Форниде взыграло любопытство. Ей хватило опыта догадаться, что Сенчо задумал нечто большее, чем удовлетворение плотских желаний. Он был богатым и хитроумным дельцом, в то время как самой Форниде хотелось лишь купаться в роскоши; восхищались ею только люди безрассудные и беспринципные (верховный барон Сенда-на-Сэй, к примеру, совершенно не принимал ее в расчет и все переговоры вел только с родственниками Форниды в Палтеше).
В конце концов она решила пригласить Сенчо на ужин, чтобы все выпытать. В зале Брамбовой башни Форнида велела служанкам удалиться и осталась наедине с Сенчо, но ни в тот вечер, ни в последующие встречи так ничего и не узнала – дельцу всего лишь хотелось возбудить ее любопытство и внушить ей доверие. Сообщить Форниде о своих планах он намеревался после того, как все будет готово. Впрочем, он ссудил ей значительную сумму денег.
Спустя десять месяцев, к очередному приезду Форниды в столицу, Сенчо решил, что пришло время для откровенной беседы. К тому времени Форнида давно растратила свое годовое содержание и задолжала огромные суммы палтешским и бекланским ростовщикам. Об этом она сообщила Сенчо за ужином в его особняке, но денег просить не стала, понимая, что он сам предложит ей ссуду, если это входит в его планы. Сенчо, с аппетитом поглощая пирог с персиками и миндалем, внимательно выслушал Форниду и наконец рассказал ей о своем предложении.
У Форниды заколотилось сердце, кровь застучала в висках от неимоверного возбуждения: план Сенчо, рискованный, жестокий и беспощадный, сулил такие невероятные выгоды, что она едва не отдалась обжоре прямо за столом. Удержало Форниду лишь понимание того, что подобный поступок вызовет брезгливое отвращение Сенчо. В мире, доступном только избранным, плотские утехи – зард и терть – не имеют особого значения. Распространенные, легкодоступные качества, вроде красоты и внешней привлекательности, Сенчо не занимали. Он приглашал Форниду присоединиться к избранному кругу глубоко развращенных людей, жаждущих иных, холодных и жутких удовольствий. Отказ от такого приглашения свидетельствовал бы о том, что вызывающее поведение Форниды – не что иное, как напускная бравада.
Итак, предложение Сенчо заключалось в следующем: уничтожить существующих правителей Дарай-Палтеша. Для этого необходимо было заручиться поддержкой армии, убить родственников Форниды и всех тех, кто стоял у власти, после чего Форнида сможет жить в свое удовольствие и сорить деньгами без счета. Сенчо вызвался все подготовить сам, подкупить всех, кого необходимо, а также отправить в Палтеш доверенных людей – бывших наемников, – которые способны поднять войска на бунт и осуществить переворот.
Легкость, с которой Сенчо относился к убийству, хладнокровную алчность, коварство и вероломную жестокость дельца Форнида восприняла как откровение. Внезапно ей стало ясно, что именно этого она и добивалась своим вызывающим поведением, вопреки мольбам и уговорам родных и близких. Она считала себя любительницей развлечений и ценителем удовольствий, однако все ее дерзкие и отчаянные выходки теперь выглядели детской игрой. Она осознала, что рождена для иного: ей суждено обладать неимоверной властью.
В это Форнида уверовала еще сильнее после встречи с доверенными людьми Сенчо. Тридцатилетний Хан-Глат, освобожденный раб, свыше десяти лет прослужил в армии, где зарекомендовал себя опытным строителем укреплений и прочих оборонительных сооружений. Вполне естественно, что сейчас ему хотелось проявить себя на службе в Палтеше.
Его приятель Кембри-Б’саи, младший сын обнищавшего лапанского барона, угрюмый чернобородый великан, был настоящим воином. Кровь его не страшила. По неизвестной причине он разочаровался в армейской службе и возненавидел Сенда-на-Сэя, считая, что верховный барон нарочно не допускает его возвышения.
Спустя два года план был приведен в исполнение. Форнида лицемерно втерлась в доверие к родственникам, изобразила искреннее раскаяние и убедила их в своем полном послушании, что дало ей прекрасную возможность в ночь переворота отравить обоих дядьев. Тем временем Хан-Глат и Кембри подняли мятеж в войсках и убили палтешских военачальников в Дарае.
В подобных делах один шаг влечет за собой другой. Сенчо и Кембри это предвидели, а Форнида – нет. Сенда-на-Сэй, верховный барон Беклы, не обращал внимания на междоусобные розни провинциальных баронов, но открытого мятежа допустить не мог. Палтешский переворот серьезно ослабил положение империи. Бекле грозила война с Терекенальтом, и только начало сезона дождей задержало вторжение короля Карната в Субу, – впрочем, Кембри это предугадал. Сенда-на-Сэй призвал Форниду в столицу и потребовал от нее объяснений.
Сначала Форнида сказалась больной, потом напомнила о невозможности пройти двадцать пять лиг по раскисшим дорогам, хотя сама всю зиму беспрепятственно передавала с посыльными сообщения для Сенчо. Верховного барона удерживали в столице неотложные дела чрезвычайной важности, с которыми его предшественники прежде не сталкивались.
Сенда-на-Сэй совершенно не учел, а потом и недооценил глубочайшие изменения в общественном устройстве империи, вызванные ростом торговли и накоплением богатства в низших слоях населения. Прежде Бекланская империя была страной, где правили родовитые землевладельцы, но потом в ней резко увеличилось число зажиточных, а то и вовсе чрезвычайно богатых купцов и ремесленников, требующих признания и власти, соизмеримой с их доходами, с которых они платили немалые налоги в имперскую казну. Разумеется, верховный барон и его сторонники не снисходили до таких людей, как Сенчо и Лаллок, но хуже всего то, что они обошли вниманием достойных ремесленников и людей творческих – например, Флейтиля. Подобное – возможно, непреднамеренное – упущение привело к тому, что правители утратили поддержку состоятельных жителей империи, способных подкупить слуг и войска. Вдобавок против них выступили многие представители бекланской знати, из тех, что поддерживали приятельские отношения с купцами, торговцами и ростовщиками. Эти благородные мужи стали называть себя Леопардами.
По весне верховный барон снова отправил посольство в Дарай-Палтеш, велев немедленно сопроводить Форниду в Беклу. Три недели от посольства не было вестей, а потом случилось невероятное: Форнида вступила в переговоры с Карнатом, пообещала не оказывать сопротивления захвату Субы, а король Терекенальта поклялся не нападать на Палтеш. Кроме того, Форнида объявила себя благой владычицей, наместницей Аэрты и во главе огромного войска под командованием Кембри и Хан-Глата двинулась на Беклу.
Титул благой владычицы – не государственный, а религиозный сан. Традиционно благая владычица исполняет обязанности верховной жрицы в храме Крэна, а во время ежегодных весенних праздников по окончании сезона дождей совершает ритуальное совокупление с богом в присутствии правителей, знати, жрецов и прочих представителей правящей верхушки империи. Через девять месяцев, в день зимнего солнцестояния, она символически разрешается от бремени в присутствии жриц и знатных горожанок, тем самым начиная новый год. Раз в четыре года, сразу же после объявления о рождении нового года, народ выбирает новую благую владычицу – обычно из пригожих юных девушек знатного рода. Избранницу чествуют и восхваляют, но при этом реальной власти не получает ни она сама, ни ее родственники. В сущности, даже в храме Крэна благая владычица препоручает исполнение всех ритуалов жрицам, а сама всего лишь присутствует на церемониях и играет отведенную ей роль в весеннем и зимнем празднествах.
Итак, Форнида объявила себя благой владычицей как раз в год выборов, – разумеется, хитрая задумка принадлежала Сенчо, но Хан-Глат и Кембри ее оценили и поддержали. Красота и знатность рода Форниды были неоспоримы, на что она и рассчитывала. Она заявила, что всегда подозревала о своем высоком предназначении и отказывалась выходить замуж, терпеливо снося несправедливые упреки в дерзком неповиновении родительской воле, а теперь, когда пробил ее час, призывает всех верных почитателей Крэна и Аэрты поддержать ее богоугодное устремление.
Сенчо, Лаллок и другие заговорщики приложили много усилий для того, чтобы Форнида, и без того народная любимица, заручилась горячей поддержкой населения. В Бекле, как и в Дарае, Форниду обожали за красоту и отвагу. Вдобавок многие Леопарды – особенно те, что помоложе, – тоже встали на ее сторону, утверждая, что нет великой беды в том, что Форнида объявила себя благой владычицей: ее присутствие оживит древние храмовые ритуалы. Постепенно Сенда-на-Сэй сообразил, что полки вышли из-под его контроля и что необходимо как можно скорее разгромить войско Форниды, прежде чем она приведет его к стенам Беклы, иначе в городе вспыхнет мятеж.
Увы, сразиться с Форнидой верховному барону не довелось. Сенда-на-Сэю доложили, что силы Форниды только-только выдвинулись из Дарай-Палтеша, и он решил, что у него есть время собрать войско в Тонильде, где предки барона пользовались неимоверным влиянием и где у него было огромное родовое поместье в Пуре, на берегах озера Серрелинда. Итак, барон незамедлительно выехал из Беклы в Пуру, где намеревался собрать трехтысячный отряд и вместе с преданными ему армейскими подразделениями перехватить войско Форниды на равнине у западных окраин столицы.
Кембри и Сенчо предвидели, что Сенда-на-Сэй возлагает последние надежды на Тонильду, но склонить население на свою сторону им не удалось. Впрочем, в итоге они добились своего, хотя и дорого за это заплатили. Один из баронов, Дераккон, по натуре своей не заговорщик, а умствующий мечтатель, недовольный методами правления Сенда-на-Сэя, согласился – с немалым риском для жизни – не допустить возвращения верховного барона из Пуры в Беклу, но потребовал за это верховной власти. Нарушать обещание заговорщикам не имело смысла, поскольку Дераккон пользовался немалым уважением среди знатных Леопардов и любовью солдат.
В третий день месяца прана Сенда-на-Сэй за сутки проделал двадцать лиг от Беклы до Пуры. В ночь на шестое прана Дераккон с тридцатью воинами отправился из Теттита в поместье Сенда-на-Сэя и поджег особняк. По несчастливой случайности верховный барон погиб, придавленный горящей балкой. (Примерно в это же время Оккула с отцом пришли в Беклу из Хёрл-Белишбы.)
Несколько дней жители Беклы томились в страхе и неизвестности. В отсутствие Сенда-на-Сэя военачальники выдвинули полки навстречу армии Форниды, но отступили перед натиском превосходящих сил противника. Решающей битвы не произошло.
Слухи о гибели верховного барона столицы не достигли, потому что Дераккон перекрыл дорогу из Теттита. О судьбе Сенда-на-Сэя знала только Форнида, которая вошла в Беклу, не встретив ни малейшего сопротивления, а затем объявила о смерти верховного барона и немедленно послала за Деракконом.
Уртайский и тонильданский полки бекланской армии отказались служить новому режиму и, в неразберихе беспрепятственно покинув столицу, вернулись в родные края. Остальные шесть полков присягнули Леопардам. К концу месяца прана Дераккона объявили верховным бароном Беклы и правителем Бекланской империи. Кембри-Б’саи занял пост маршала, а Хан-Глат возглавил фортификационный корпус. На весенних празднествах, начало которых пришлось задержать, Форниду провозгласили благой владычицей и наместницей Аэрты. В тот же день Сенчо-бе-Л’вандор, назначенный верховным советником Беклы и главой тайного сыска Леопардов, переехал в роскошный особняк в верхнем городе, ранее принадлежавший брату Сенда-на-Сэя.
Леопарды одержали победу. Некоторое время спустя Урта и Тонильда принесли присягу в верности Бекле, возобновили выплату налогов в имперскую казну; их полки вернулись в столицу, однако оставались под подозрением, как и сами провинции, за которыми неустанно следили осведомители Сенчо.