12 июня 1993 года

Питеру распечатали сценарий, и все были готовы взяться за дело. Он решил, что они начнут с самого начала: с прихода Питера Пэна в детскую комнату, с того момента, когда он увел детей. Маленький Джейми О’Шей играл Майкла, а его брат Малькольм – Джона. Братья О’Шей – тихие рыжеволосые мальчишки с дальнего конца улицы. Им приходилось постоянно напоминать, что нужно громче произносить реплики.

– Что? – кричал Питер, когда кто-то из них открывал рот. – Говори громко, Джон! Говори громко, Майкл! Или я скормлю вас крокодилу!

Увы, проблема заключалась в том, что у них не было крокодила. Пока не было. Пропавших мальчиков, индейцев и пиратов играла малышня, приехавшая с родителями в летние домики на озере. Из года в год они приезжали сюда и шли через лес, чтобы робко спросить Питера, можно ли им поучаствовать в спектакле. Любой, кто являлся на прослушивание, получал роль, даже если для этого приходилось выдумывать новых персонажей.

Эти «летние» дети часто пропускали репетиции, так как родители брали их с собой купаться, кататься на лодках и ловить рыбу. Ни один из них не желал играть роль крокодила. Все девочки хотели быть исключительно Тигровой Лилией или феей Динь-Динь, но некоторых пришлось сделать пиратами, пропавшими мальчиками и индейцами. Роль феи Динь-Динь играла самая маленькая девочка по имени Натали, в розовом купальнике с проволочными крыльями, обтянутыми марлей.

Питер сидел на подоконнике детской комнаты, ожидая своего выхода, когда Джейми О’Шей внезапно вскрикнул.

– Ну, что на этот раз? – строго спросил Питер.

– Меня ужалила пчела! – завопил Джейми. – Ой! И еще раз!

Затем к нему присоединился Малькольм:

– Ой! – крикнул он и схватил себя за попу.

Питер спрыгнул с подоконника и огляделся:

– Не вижу никаких пчел.

Ронда встала с кровати, на которой лежала, и, оглядевшись по сторонам, согласилась. Пчел не было. Ни москитов, ни мошек.

– Здесь нет ни одной жужжащей твари, дружище! – крикнула Лиззи, наблюдая за происходящим с палубы своего пиратского корабля, которая на самом деле была капотом старой машины Клема. На заднем сиденье, лакомясь из пакетика арахисом в шоколаде, расположилась пара юных пиратов. Неподалеку разгуливали еще с полдюжины других детей, одетых индейцами и исчезнувшими мальчиками. Эти ждали скучая, когда Питер и дети из семьи Дарлинг улетят в страну Нетландию, и тогда они тоже выйдут на сцену. На место скуки моментально пришла паника.

Джейми с силой шлепнул себя по шее и с криком «Пчелы!» стал носиться вокруг сцены.

– Здесь, должно быть, их гнездо! – крикнул Малькольм остальным детям. – Убегайте!

И прежде чем Питер сумел их остановить, весь его актерский состав, за исключением Ронды и Лиззи, разбежался по лесу, истошно вопя о пчелах-убийцах.

Внезапно откуда-то с верхушек деревьев раздался смех. Подняв глаза, они увидели Грету Кларк. Та с пневматическим пистолетом в руке сидела на верхушке белой сосны, обхватив ствол ногами.

– Грета! – крикнул Питер. – Ты могла кому-нибудь глаз выбить этой штуковиной!

– Жжжжж! Куси их! – завопила она.

Грета жила в трейлере рядом с озером вместе со своей помешанной мамашей, Лорой Ли Кларк, которая утверждала, что снялась едва ли не во всех фильмах, вышедших в 1970-х годах. Кто был отцом Греты – никто не знал, но, по словам Лоры Ли, им был Уоррен Битти. А там кто знает?

Грете Кларк было двенадцать, и она всегда носила самодельный лук со стрелами и пневматический пистолет, из которого стреляла по белкам. А еще она надевала красную фетровую ковбойскую шляпу, годную по размеру лишь маленькому ребенку. Шляпа сидела на самой макушке и держалась лишь за счет ремешка под подбородком.

Грета обожала делать пакости. Ей ничего не стоило вызвать кого-нибудь покататься наперегонки на велосипеде, но на полпути у ее соперника вдруг вылетало переднее колесо или из-за крошечного камушка, застрявшего в ниппеле, сдувалась шина. Во время кулачных поединков (а их за эти годы было немало) она бросала в лицо противнику песок или, если противник был мальчишкой, хватала его за гениталии и сжимала до тех пор, пока тот со стоном не падал на землю и не начинал исступленно сучить ногами, словно свалившийся на спину жук.

В школе поговаривали, что Грета лесбиянка.

– Твоя пьеса – полный отстой! – крикнула она сверху.

– По-моему, ей нужно надрать задницу! – заявила Лиззи. Она сидела на крыше машины, размахивая крючком от вешалки, а в другой руке держала деревянный меч. На Лиззи были черные атласные штаны, заправленные в старые мотоциклетные сапоги отца. Сапоги были слишком велики для ее ног, поэтому она надевала их на несколько пар носков. На ней также была белая рубашка с кружевами на груди и широким воротником и старая куртка из красного бархата, на которую она нашила золотую тесьму. Голову венчала настоящая черная пиратская шляпа из магазина маскарадных костюмов в Берлингтоне.

Питер покачал головой.

– Нам все равно нужно идти на день рождения Клема. Завтра мы соберем всех и проведем настоящую репетицию. – Он спрыгнул со сцены и зашагал по тропинке к дому Ронды.

– Ты это дело так и оставишь? – спросила Лиззи, когда они вместе с Рондой догнали его.

– Ты имеешь в виду Грету? – спросил Питер.

– Ну да! Она просто испохабила нашу первую репетицию, – сказала Лиззи.

– Что я должен был сделать, забраться на дерево и стащить ее вниз?

– Что-то в этом роде, – сказала Лиззи. – Я еще познакомлю ее с моим крюком! – И она грозно помахала крючком от вешалки.

– Нет, – сказал Питер. – Самое лучшее – это игнорировать ее. Она просто хочет внимания.

Лиззи наклонилась к Ронде и сказала:

– Может быть, она нас преследует, потому что в тебя втюрилась?

– Нет, – ответила Ронда. – Это она из-за тебя. Должно быть, услышала, как ты поешь «Мое страдающее сердце», и втюрилась в тебя по уши!

Обе прыснули со смеху.

– Но ты же знаешь, я пела ее только для тебя, Венди, – дурашливо сказала Лиззи.

– О, капитан Крюк, – проворковала в ответ Ронда, – ты такой романтичный!

Схватив Лиззи за руку и вешалку, Ронда протанцевала несколько шагов, пока крючок не вывалился из ее руки, что побудило Лиззи спеть грубым пиратским голосом несколько строк из старого хита Пэтси Кляйн «Я рассыпаюсь на кусочки». Под конец песни она дрыгнула ногой, и огромный мотоциклетный сапог взлетел в воздух и ударился о ствол полосатого клена. Обе девочки вновь зашлись безудержным смехом.

– Вы когда-нибудь повзрослеете? – спросил Питер, оглядываясь через плечо на фигуру, сидевшую высоко на дереве.

Гриль был завален гамбургерами и хот-догами, а стол для пикника уставлен мисками с салатами. Посередине красовался слоеный торт, на котором аккуратным почерком Жюстин кремом была выведена надпись «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, КЛЕМ!» Было две чаши пунша, одна – для детей, а вторая – для взрослых, в нее, по требованию Агги, утверждавшей, что иначе пунш слишком слабый, влили чашку темного рома.

Некоторые из работавших на лесопилке мужчин были со своими женами. Они разговаривали в основном о ценах на целлюлозную древесину, о матчах «Ред сокс» и обо всем том, о чем обычно говорят мужчины. Ронда слушала вполуха, наблюдая, как Питер тайком налил три чашки ромового пунша.

– Я не хочу, – сказала Лиззи, когда брат протянул ей бумажный стаканчик.

– Ладно, давай! Какой же тогда из тебя пират?

Лиззи взяла стакан. Ронда последовала ее примеру. Обе сделали по маленькому, пробному глотку. Питер глотнул от души.

– Ух ты! – сказал он. – Забористый! Пробирает до самого нутра, это хорошо. От такого враз волосы на груди вырастут, помяните мое слово!

Оставив девочек, Питер подошел к Дэниэлу, который разговаривал с мужчинами с лесопилки. Дэниэл положил руку ему на голову. Питер рассмеялся какой-то тупой шутке про президента, которую Ронда почти не разобрала.

– Как ты думаешь, Венди влюблена в Питера Пэна? – спросила Лиззи.

– Что?

– Это ведь очевидно, верно? Она любит его, а он ее не любит.

Ронда сделала большой глоток пунша.

– По-моему, он ее любит. Он просто сам этого не знает.

Лиззи покачала головой.

– Глупости! Вряд ли у них что-то получится. Ну, пожениться, и все такое прочее. Это невозможно. Ничего не выйдет.

Ронда снова глотнула пунша и, сунув руку в карман белой ночной рубашки, рубашки Венди, потрогала фотографию отца и Агги, которую каждый день приносила на репетиции. Она хотела показать ее Питеру и спросить его, что это значит. Возможно ли такое, что ее отец и его мать когда-то были женаты? Но Ронда никак не могла заставить себя это сделать.

Стоило рому проникнуть в нее, как она поняла, что искать ответы нужно не у Питера. Надо спросить отца. Она просто покажет ему фото и попросит объяснений. Кстати, почему не сделать это прямо сегодня?

Ронда двумя большими глотками допила свой пунш, оставила Лиззи и побежала в дом. Пару минут назад Ронда видела, как Клем вошел в дверь, поэтому направилась прямиком в свою комнату и вытащила из тайника в чемодане под кроватью рисунок подлодки «Ханли».

Мать отвезла Ронду в магазин-салон в Сент-Джонсбери и заплатила за то, чтобы рисунок профессионально поместили на паспарту и вставили в рамку. Ронда обернула его синей бумагой с серебряными звездами. Взяв рисунок под мышку, Ронда отправилась на поиски отца. Его не оказалось ни в кухне, ни в гостиной. Ронда повернула налево и по коридору прошла к кабинету. Дверь была приоткрыта. Ронда толкнула ее до конца и, держа перед собой подарок, крикнула:

– С днем рождения!

Там был ее отец. Он целовал Агги, и их руки двигались и сплетались, словно они были одним гигантским шевелящимся осьминогом.

Ронда не знала, куда ее несут ноги. Она бегала по лесу босая, в белой ночной рубашке Венди. Ронда уронила рисунок на пол кабинета. Громко, словно выстрел, треснуло стекло. Она развернулась и выбежала вон. Она промчалась мимо гостей, мимо Питера, и Лиззи, и своей матери, которая принесла очередное блюдо моллюсков под соусом. Ронда как будто была под водой. Звуки не проникали к ней. Окружающее пространство было размытым и непривычным. Даже ноги не слушали того, что им говорила голова. Ронда споткнулась, затем снова бросилась в лес.

Она бежала дальше, пока тропа не привела ее к кладбищу Мартин. Здесь Ронда замедлила шаг. Острые камни порезали ей ноги. Легкие горели, и она надсадно хрипела. Пройдя мимо чугунной ограды, Ронда вскоре нашла лаз. В этом году она еще не была здесь.

Она прошла к дальней части кладбища, к своему любимому надгробию: простая квадратная плита, на ней – короткая надпись: ХЭТТИ. УМЕРЛА 12 ДЕКАБРЯ 1896 ГОДА В ВОЗРАСТЕ 7 ЛЕТ. Ронда рухнула перед могильной плитой, над местом, где, по ее мнению, могли покоиться останки Хэтти, и расплакалась. Ронда лежала лицом вниз, и слезы стекали в траву.

Отец по-прежнему любит Агги. Он был тайно женат на ней. Что, если мать и отец вообще не женаты? Ведь никаких их свадебных фотографий нет. Никаких доказательств. Но если ее родители – не муж и жена, то кто же они? И кто в таком случае она, Ронда?

Внезапно ей на плечо легла чья-то рука. Неужели отец пошел следом за дочкой, чтобы все объяснить, чтобы придумать какую-то ложь, которая призвана поднять Ронде настроение, хотя она только что видела правду своими глазами?

– Уходи! – сказала Ронда, не поднимая глаз.

– Что случилось? – Это был не голос отца. Это был Питер.

Ронда не поднимала лица от земли, не зная, что ему сказать.

– Ты умчалась оттуда так, будто за тобой кто-то гнался с ножом, – сказал он.

Ронда села, все еще не смея посмотреть Питеру в глаза. Если она посмотрит, он тотчас прочтет по ее лицу все. Каким-то образом узнает, что она видела.

– Ронни, скажи мне, что стряслось? – попросил он.

Но что она могла сказать? «Твоя мать обжималась с моим отцом»? Сама мысль об этом заставляла ее чувствовать себя так, как будто это была ее вина.

Ронда откашлялась.

– Интересно, как она умерла?

– Кто? Ты о ком?

– Хэтти, – сказала Ронда и провела пальцем по надписи на могильной плите. – Ей было семь лет.

– Не знаю, – сказал Питер. – Это могло быть что угодно. В то время можно было запросто умереть, поранив палец.

– Это так печально, – сказала Ронда и снова расплакалась. Питер повернул ее к себе лицом и погладил по волосам.

– Тс-с. Все нормально. Знаешь, что я думаю? – спросил он. – Наверное, я зря дал тебе пунш с ромом. Из-за него все и пошло наперекосяк.

– Наверное, – согласилась Ронда.

– Иди сюда! – сказал он, поднимая ей подбородок. Питер поцеловал ее. Нежный, сухой поцелуй в лоб. И еще один, такой же нежный, в губы.

– Ты ведь знаешь, что ты моя девушка, верно? – тихо спросил Питер. Ронда кивнула. Она не понимала, откуда знает это, но каким-то образом она знала. Сейчас ей было удивительно спокойно. Она потянулась и коснулась венка из листьев, который все еще был у него на голове. Как вдруг через его плечо она увидела: присев за могильный камень, за ними наблюдала Лиззи. У Ронды было такое чувство, будто ее застукали на месте преступления. Она отстранилась от Питера и сказала, что им лучше вернуться на вечеринку.