На следующее утро я проснулся рано и выбрал ветку из кучи хвороста. Длиной она была примерно с мое предплечье, с одного конца чуть толще, чем с другого. Она предназначалась для розжига, но я собирался использовать ее в других целях. Отправившись к воде, я зачерпнул со дна немного глины. Она была илистая и не сгодилась бы даже для того, чтобы сделать из нее посуду для самого бедного стола, но для моих целей сойдет. Я покатал комок между пальцев, выжимая из него воду, и закрепил на широком конце палки. Много веса он не даст, но пока достаточно.

Я по-прежнему каждое утро проверял одеяло Маленькой Розы на предмет выбившихся ниток. Я также осматривал ее платья и платки, когда она их не носила, и собрал достаточно обрывков. Сегодня утром я буду из них прясть. Я уселся у воды, скрестив ноги, и попробовал крутануть свое самодельное веретено, от чего вдруг сильно заскучал по маме. Глина кое-как закрепилась, и я разложил обрывки ниток на коленях, чтобы они были под рукой.

Прясть, сидя на земле, не очень удобно, но другого места для сидения не было, а чтобы прясть стоя, нужен простень, на который наматывается пряжа. Уже через несколько минут у меня заболели плечи от того, что веретено приходилось держать слишком высоко, но у меня вышел небольшой моток грубой нити. Мне было почти стыдно за результат своей работы, но я понимал, что лучше не выйдет, и надеялся, что мой труд будет оценен.

– Доброе утро, – поздоровалась Маленькая Роза, присаживаясь на мокрую траву рядом со мной.

– Доброе утро, принцесса, – ответил я. – Завтрак еще не готов. Я хотел сперва сделать это.

– Тебе не нужно от меня прятаться, Йашаа, – сказала она. – Мне нельзя прясть, но мне приятно наблюдать за умелой работой.

– Это едва ли можно назвать умелой работой, – возразил я, осматривая получившуюся пряжу и наматывая ее на веретено.

Она получилась разноцветной, но красоты это ей не придавало. Местами нить была узловатой, а местами, наоборот, слишком тонкой. Я подобрал свое самодельное пряслице и постарался стереть остатки грязи с пряжи, но все равно она была далека от того, чем могла бы гордиться моя мать.

– Пряжа вышла не очень хорошая, – пояснил я. – Но, надеюсь, она подойдет.

– Это для гномов? – спросила принцесса, елозя ногами по траве. Даже спустя столько дней после побега из башни прикасаться к земле все еще было для нее особым удовольствием.

– Да, – ответил я. – Хотя мне почти стыдно за нее, эта нитка все же прочнее, чем травинки, которые мы использовали вчера. С ней изгородь будет прочнее. Или, – поправился я, – хотя бы некоторые участки изгороди. На всю этого не хватит.

– Это прекрасный подарок, Йашаа, – сказала она. – Пойдем его вручим?

– Может, сначала позавтракаем? – предложил я, хотя она уже вскочила на ноги и оценивающим взглядом смотрела на склон.

– Держи, – крикнула она и кинула мне половинку граната. Я поймал ее, и мы пустились вверх по склону.

Теперь, когда мы знали, куда идти, до поляны мы добрались куда быстрее. На этот раз Маленькая Роза не стала брать с собой туфли, и очень скоро мы уже почуяли запах цветов. Я проверил ловушки, но они оказались пусты. Немного поразмыслив, я их убрал. Мне больше не хотелось убивать никого, кому случится забрести на эту поляну. Покончив с ловушками, я направился в огород, где уже ждала принцесса.

– Смотри! – с восхищенным видом воскликнула она.

Рядом с ней стояла корзинка – такая крошечная, что я мог бы поднять ее одной рукой. Впрочем, похоже, тот, кто ее сделал, был гораздо меньше меня, потому что у корзинки было две ручки. Она была аккуратно сделана и столь же аккуратно наполнена. Там были зерна и фрукты, причем тех сортов, которые мы не решились брать в прошлый раз. Вики там не было вовсе. Более явного выражения благодарности мы бы не получили, даже если бы гном предстал перед нами живьем. Я воткнул свое самодельное веретено в землю, вверх той стороной, где была намотана пряжа, чтобы гном ее увидел, и подобрал корзинку.

– Сегодня уже получше относишься к магии, а, Йашаа? – поддразнила меня Маленькая Роза, положив на землю собственное подношение – цветы, которые не росли на поляне.

– Нет, – ответил я. – Не то чтобы.

Она промолчала. Даже в ее молчании была сила.

– Я пряха, принцесса, – напомнил я. – Я прял для вашей матери. Я пряду для вас, потому что вы не можете делать этого сами. Так что гном получит пряжу, и, хотя я с недоверием отношусь ко всему процессу, это мой долг, так что я просто выполняю свою работу.

– Иногда я тебя не понимаю, Йашаа, – сказала она.

– Если вас это успокоит, – ответил я, – я вас не понимаю совсем.

Она рассмеялась и пустилась в пляс среди цветов. В ее движениях не было никакого четкого рисунка – ни следа от придворных танцев, которые ей следовало бы знать. Казалось, она двигается совершенно беспорядочно, подчиняясь дуновению ветра, точно как цветы вокруг нее. Ее платье и платок развевались, и на секунду я задумался, как бы она выглядела с длинными волосами – золотистая копна смотрелась бы так красиво на фоне голубого неба и зеленой травы.

– Ты умеешь танцевать, Йашаа? – спросила она, поймав мой взгляд.

– Нет, – ответил я. – Если не считать боевые танцы, которым учил нас отец Сауда. Им я могу обучить и вас, если захотите.

– Неужто тебе ни разу не приглянулась хорошенькая девушка из проезжающего каравана? – настаивала она. Я не совсем не понимал, к чему она клонит, так что ответил как есть.

– Нет, принцесса. Ни разу.

Она повалилась на траву. Не считай я ее столь благородной особой, я бы решил, что она кокетничает.

– Ты сплошное разочарование, Йашаа, – заявила она. Ее голос звучал серьезно, но в глазах все еще плясали озорные искорки.

– Неужели? – сказал я, садясь подле нее.

– Именно, – кивнула она. – Я всегда знала, что замуж выйду не по любви. В лучшем случае оставалось надеяться, что я буду любить своих детей. Ничего хорошего про сына Царетворца я ни от кого не слышала. Так что я слушала истории пастушек и прях, странствующих танцовщиц и купцов – людей, которые имеют право жениться по любви. Это помогает мне не забывать, зачем вообще нужно выходить замуж.

– Признаюсь, я не особо думал про брак, – сказал я. – Хотя мне всегда казалось, что один из нас женится на Арве. Скорее всего Сауд, потому что тогда ее дети будут гражданами Камиха и им не придется голодать. Может, ее даже примут в гильдию.

Маленькая Роза разочарованно взглянула на меня, и я понял, что испортил ее игру. Ей хотелось, чтобы я рассказал ей о какой-нибудь тайной мечте, но я не мог этого сделать. Единственная моя мечта была связана с ней, а она была не очень-то приятной.

– Наверное, только очень удачливые люди женятся по любви, – заметила Маленькая Роза.

– Моя мать говорила, что королю с королевой очень повезло, – сказал я. – До свадьбы они встречались всего дважды, но выполнили свой долг перед королевством и поженились. А потом полюбили друг друга.

– Это правда, – признала Маленькая Роза. – Я им страшно завидую.

– А сын Царетворца правда такой ужасный, как мне запомнилось? – спросил я. – В нашем лагере на перекрестке про него рассказывали мало, а многие воспоминания моего детства оказались неточными.

– Ужасный, и даже хуже, – сказала она. – Я в этом уверена, хотя, к моему счастью, мне не доводилось видеть его с тех пор, как мы были совсем маленькими. Но люди всегда сплетничают. Слуги во дворце любят меня по-своему, и они вечно обсуждали, как это ужасно, что мне придется выйти за него замуж. Я понимаю, что часть этих слухов преувеличена, но слишком уж их много, Йашаа, и все об одном и том же. Боюсь, они и правда близки к истине.

– Моя мать не разделяет ваших страхов, – сказал я. – Отправляя нас в путь, она хотела, чтобы мы пошли ко двору Царетворца и поклялись служить принцу после вашей свадьбы.

– Я очень рада, что вы этого не сделали, – заметила она. – Ужасно было бы встретить вас в первый раз на свадьбе, только чтобы узнать, что вы присягнули на верность моему мужу, а не мне.

– Я думаю, мать не видела для нас иного способа служить вам, – сказал я. – Ей не приходило в голову, что мы просто отправимся прямиком к вашей башне. И я не уверен, разозлилась бы она на меня за то, что я подверг Тарика и Арву такому риску, или гордилась бы мной.

– Ты и самого себя подверг риску, – напомнила Маленькая Роза. – И продолжаешь это делать.

– Я сейчас не про армию вашего отца, – уточнил я. – Как только Тарик пересек границу и оказался в Харуфе, он едва не закашлялся до смерти на берегу реки. Дело в проклятии. В Камихе оно нас не тревожит, но Тарик прял больше всех из нас троих, так что, когда мы вернулись, ему пришлось тяжелее всех.

– Но ты тоже это почувствовал? – спросила она так тихо, что я едва расслышал.

– Мне сдавило легкие, – пояснил я. – Но что еще хуже, ни разу в жизни мне не хотелось прясть так сильно, как когда стало нельзя. Было сложно мыслить здраво и сосредоточиться на чем-то. Сауду приходилось пасти нас, как овец.

– Но как же тебе удалось залезть на башню? – спросила она, и по выражению ее лица я понял, что она уже знает ответ. – Йашаа, скажи, что ты не делал этого.

– Делал, – признал я. – Это был единственный выход. Только так Сауду удалось увести Арву и Тарика с собой за припасами, хотя им не придется двигаться слишком быстро, так что дышать будет легче. Сауд проследит, чтобы они не пряли, и будет отвлекать их другими занятиями, когда их будет одолевать желание прясть. Мы делаем то, что должны, принцесса, даже когда это сложно. Мы всегда так поступали.

Она сбила головку с оранжевого цветка, названия которого я не знал. Ее жест показался мне довольно жестоким. Я подобрал упавший цветок и заткнул его в складку ее платка, за ухом, откуда до нее будет доноситься его аромат.

– Мы найдем эту фею, – пообещал я. – Или другую, которая сможет нам помочь. Мы найдем способ разрушить проклятие. Клянусь, я придумаю, как это сделать.

Сидя на залитой солнцем поляне в окружении благоухающих цветов, было сложно представить себе темную и жестокую магию. Но, прислушавшись, я услышал утробный гул лежавших подо мной гор, и это напомнило мне, что сама земля, на которой мы сидим, была создана, чтобы служить и тюрьмой, и раем.

– Пойдем, принцесса, – сказал я. – Надо уходить. У гнома тут есть дела, а он, возможно, пока не хочет нам показываться.

Я помог ей подняться на ноги, и мы двинулись вниз по склону.