Глава 28
Штурм

Драгин чуть согнулся и в прыжке заскочил в переливающийся радужными цветами портал. Настёна одного за другим отправила карликов, потом сама скрылась в овале перехода. Я прыгнул в пространственный тоннель следом за ней – и сразу оказался в гуще боя. Просторный машинный зал гудел от грохота выстрелов и скрежета терзаемого горячим свинцом железа. Я еле успел пригнуться: шальные пули просвистели над головой, с визгом срикошетили от стен. По стеклу противогаза и броне комбинезона забарабанили бетонные крошки, а в воздухе, и без того полном серых клубов пыли, прибавилось мути.

Я спрятался за массивным фундаментом стальной опоры. Слева от меня, метрах в двадцати, за таким же укрытием сидел Драгин, поливая огнём «монументовцев». Настя и карлики тоже заняли удобные позиции, так что мы могли отстреливаться до тех пор, пока не кончатся патроны. Что будет после, я даже не хотел думать, а вместо этого поймал в прицел голову высунувшегося из укрытия врага и нажал на спусковой крючок. Бельгийская штучка глухо тявкнула, в забрале шлема фанатика образовалась звёздчатая пробоина – и на одного противника стало меньше.

Перестрелка закончилась довольно-таки быстро – спасибо Настиным приятелям. Если б не они, вряд ли нам удалось бы одержать верх за столь короткое время. Карлики объединили усилия и просто снесли «монументовцев» ударными волнами телекинеза. Нам осталось только добить выживших. Неприятно об этом говорить, но на войне как на войне. Вряд ли эти фанатики пожалели бы нас, улыбнись удача им, а не нам.

После скоротечного боя мы покинули изуродованный пулями машинный зал, по широкому коридору добрались до небольшого технического помещения, за которым, по словам Насти, находилась нужная нам комната. Карлики снова собрались в могучую кучку и одновременно выбросили руки вперёд. Раздался оглушительный грохот, толстую стальную створку двери вогнуло так, будто по ней со всей дури жахнул чудовищным молотом великан. Ещё один удар – и искорёженная дверь вместе с кусками вырванного из стены бетона грохнулась на пол.

В облаке сизой пыли мы ворвались в операторскую. За пультом никого не было. Настя сразу бросилась к зелёной клавиатуре и стала без разбору тыкать кнопки. Мы с напарником наблюдали через экраны мониторов, как открываются двери пустых клеток.

– Настя, угомонись, здесь никого нет, – сказал я, подошёл к девушке и сжал в ладони её тонкие подрагивающие пальцы.

– Опоздали, – еле слышно прошептал Драгин.

Настя вздрогнула, повернулась ко мне, уткнулась головой в грудь. Её плечи вдруг мелко-мелко затряслись, и до моего слуха донеслись приглушённые всхлипы.

– Поплачь, милая, лучше будет. Не держи в себе боль, пусть она со слезами уйдёт, пусть, – погладил я девушку по спине.

Настя не стала сдерживаться и вскоре зарыдала в голос. Тихо заскулили и захныкали карлики, потирая глаза грязными кулачками. Глядя на их безутешное горе, у меня тоже комок подкатил к горлу, защипало в глазах. Даже Драгин – и тот расчувствовался. Правда, его эмоции выражались сжатыми до хруста костяшек пальцами на «калаше», стиснутыми до зубовного скрежета челюстями и застывшей под стеклом противогаза гримасой ненависти.

Внезапно выражение его лица переменилось, а в глазах засияла надежда. Он вытянул руку, нацелился указательным пальцем в самый дальний экран.

– Эй! Хорош потоп разводить. Вон ваши пацаны, ничего с ними не случилось. Пока.

Мы с Настей посмотрели на монитор с чёрно-белым изображением большого круглого зала, в центре которого находилась странная конструкция. Внешне она походила на гигантскую модель атома с огромным чёрным кубом в роли ядра. Возле этой штуковины, сложив руки на коленях, по-турецки сидела группа подростков. Лицом к ним и спиной к загадочному агрегату стоял пожилой человек в белом лабораторном халате с забавным головным убором из светящихся трубочек на голове. Слева от него сутулился дирижёр в обрывках белой рубахи и заношенных до дыр синих штанах – похоже, тот самый тип, что мысленно беседовал со мной в Припяти.

Кроме этих двоих и детей, в помещении больше никого не было. Отряд «монументовцев» в стандартных комбинезонах и с обычным оружием в руках дежурил в коридоре за дверью (камера оттуда передавала изображение на соседний монитор): человек десять, может, больше, если предположить, что не все попали в объектив. Фанатики стояли возле дверей и вдоль стены. Отсутствие у них экзоскелетов и гаусс-пушек радовало. Конечно, будь они вооружены, как терминаторы, мы бы всё равно пошли на штурм, тут уж без разговоров. Но ведь куда как приятнее идти в бой, зная, что шансы на победу находятся несколько правее отметки в пятьдесят процентов, а не застыли около нуля на воображаемой шкале успеха.

– Ты знаешь, где это? – спросил я у Насти. Она растерянно помотала головой. Тогда я повернулся к карликам: – А вы, ребята, в курсе, где находится эта штуковина?

Малыши ответили так же, а один ещё и руки развёл в стороны.

– Нюхач побери! – Я чуть не подпрыгнул на месте, когда в голове раздался голос дирижёра.

– Ты чего, Паря? На тебе лица нет!

– С тобой всё в порядке? Ты как будто привидение встретил!

Настя и Драгин смотрели на меня: она с любовью в глазах и тенью испуга на лице, он с толикой любопытства и лёгкой усмешкой на губах.

– Всё нормально, просто показалось, что там, на экране, знакомого увидел, – соврал я, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям.

– Креститься надо, когда кажется, – добродушно пробурчал Драгин. – Ладно, в какой стороне пацанят искать будем? Какие есть варианты?

На этот раз я не стал так бурно реагировать – стоял как ни в чём не бывало, с умным видом на лице. Типа, думал, где находится зал со странной хреновиной посередине. В голове тем временем лихорадочно билась птицей в клетке одна и та же мысль: «Это ловушка! Ловушка! Ловушка!»

Только Тёмный Сталкер знает, каких трудов мне стоило держать себя в руках, когда дирижёр назвал меня по имени. «Неужели, когда от выброса защищал, считал личную информацию из моего сознания?» – панически думал я. Видимо, совсем скрыть шок мне не удалось. Настя странно покосилась в мою сторону – наверное, что-то заметила, но с расспросами приставать не стала. «Молодец, девочка, понимает: не до пустяков сейчас. Потом я тебе всё-всё объясню, обещаю», – мысленно поблагодарил я девушку.

«Если жив останешься, – ввернул шпильку внутренний голос. – Мутняк на обед зовёт, где ты будешь в качестве главного блюда. Давай, муха, лети в паутину».

Умом я понимал, что это вполне возможно. Но, с другой стороны, дирижёр давно мог превратить меня в зомби и сожрать, когда ему заблагорассудится. А раз не сделал этого тогда, зачем ему сейчас было звать меня с гастрономической целью? Нет, у него был другой интерес, и я намеревался понять – какой.

– Есть один способ узнать, где это. Дайте мне минуту тишины, – сказал я, без лишних объяснений глубоко вдохнул, закрыл глаза и постарался ни о чём не думать. Несколько секунд ничего не происходило, но потом перед глазами развернулся план ЧАЭС, словно мини-карта в компьютерной игре, с зелёными точками команды главного героя и кружочком цели миссии. Если можно было верить этому плану, пленники находились в соседнем здании юго-западнее разрушенного реактора (мы сейчас были в техническом помещении восточнее Саркофага). Всего-то и надо было преодолеть сотню метров открытого пространства, простреливаемого со всех сторон (схема просто пестрела красными точками). Так я и сказал, когда открыл глаза, выпустил скопившуюся в лёгких углекислоту и восстановил дыхание.

– Очень похоже на самоубийство, – покачал головой Драгин. – Идти непонятно куда по занятой противником территории, подставляться под пули, заведомо зная, что это может стать последним приключением в жизни… Нюхач меня побери, если я откажусь от такого предложения! – воскликнул он, сверкая глазами. – Только вот как с Настей быть? Рискованно это. Барышня всё-таки…

– Я не барышня, – твёрдо сказала Настя, – а боец. И за ребятами хоть в пекло к самому дьяволу полезу.

Хотел я поддержать Драгина и попросить Настю спрятаться где-нибудь, но после такой отповеди передумал. Там, где секунду назад рядом со мной стояла милая такая девушка, теперь метала молнии из глаз грозная фурия. Да и не пристало разбрасываться солдатами перед решающей битвой. А в том, что это будет «наш последний и решительный бой», я не сомневался.

– Ишь ты! – Драгин шутливо отшатнулся от Насти. – Повремени запал тратить на меня, он тебе сейчас в другом месте пригодится. – В следующую секунду улыбка сошла с его лица, он окинул нас серьёзным взглядом. – Ну что, все готовы? Тогда, Паря, ступай вперёд. Ты дорогу знаешь, тебе и флаг в руки.

Мы вышли из операторской: Настя слева от меня, за нами карлики, замыкающим Драгин. Пересекли изуродованный недавним боем машинный зал, где в лужах крови всё ещё лежали тела «монументовцев» (это ж не компьютерная игра, они сами по себе не исчезнут) и наверняка тошнотворно пахло смертью. Настя держалась молодцом. Я, грешным делом, ожидал, что она побледнеет или свалится в обморок, но девчонка даже бровью не повела. Позднее до меня дошло, что для этой амазонки, выросшей в самом центре покинутого города, где стычки между мутантами, сталкерами, мародёрами и фанатиками являлись обычным делом, подобные картины видеть было не впервой. Но поначалу я за неё сильно переживал и даже хотел завязать ей глаза, чтобы уберечь от нелицеприятных зрелищ. Думаю, это мои чувства к ней проявились таким вот способом. А что? Любой влюблённый мужчина хочет оградить свою даму сердца от лишних тревог и волнений.

У выхода на территорию ЧАЭС я ещё раз просканировал наружное пространство, сверил внутренний навигатор, так сказать, заодно и скорректировал своё представление о местонахождении огневых точек «монументовцев». Поделился данными с напарником, в подробностях объяснив ему, откуда ждать неприятностей, и попросил карликов применять, не стесняясь, свои таланты.

Потом хотел поцеловать Настю, но передумал: мешали противогазы. «Лучше я с неё после нашей победы не только поцелуи, но и кое-что другое сорву, – в приватной обстановке, в стороне от лишних глаз, а то вон Драгин как зыркает, словно и не майор, а дуэнья какая-то», – подумал я мечтательно и покосился на напарника.

Всё-таки я не удержался. Захотелось мне Насте о своих чувствах сказать, взял я её за руку, нежно сжал девичьи пальчики и одними губами прошептал: «Люблю». В её глазах засверкали маленькие солнышки, на щеках проявились ямочки, а на губах заиграла улыбка.

– К бою! – сказал я, обращаясь ко всем, поправил стекло «намордника» и рифлёной подошвой ботинка ударил по двери.

Сказать, что нас здесь не ждали, – значит согрешить против истины. Едва мы оказались на улице, воздух наполнился грохотом выстрелов и свистом пуль. Земля вокруг вспухла сотнями маленьких фонтанчиков, а стены оставшегося позади здания задрожали от укусов бешеных свинцовых пчёл.

Карлики врубили свой телекинез на полную мощность. Пули отражались от невидимого купола, не причиняя нам никакого вреда, зато мы вели огонь на поражение. То и дело с крыш зданий падали подстреленные нами «монументовцы», как подкошенные валились выглянувшие из укрытий фанатики.

К счастью, пока ни у кого из них не оказалось пушки Гаусса, в противном случае наше победное шествие закончилось бы на полпути. Вряд ли телекинез карликов способен был отклонить заряд, выпущенный из электромагнитного орудия. Лавируя галсами, наш отряд перебегал от одного ржавого экземпляра давным-давно брошенной тут военной и строительной техники к другому, при этом, повторюсь, не забывая регулярно сокращать численность противника, – пока в дверях нужного нам здания не появился закованный в экзоскелет экземпляр с гауссганом в руках.

Секунд тридцать назад мы выскочили из-под прикрытия вросшего гусеницами в землю ржавого экскаватора и находились в нескольких метрах от обгоревшего корпуса Ми-24. Внешне вертолёт, изуродованный падением с высоты и последующим пожаром, походил на фантастическое чудовище. Перебитые в нескольких местах лопасти опирались на бурую траву, словно ноги гигантского паука, выпуклые обтекатели пылезащиты турбин напоминали выпученные глаза, а влипшие в расплавленный уплотнитель осколки лопнувших от огня стёкол кабины – оскаленную пасть хищника.

– К вертолёту, быстро! – крикнул я, заметив опасность. Драгин в это время поливал огнём окна одноэтажного технического строения на левом фланге, а Настя отстреливалась от засевших на крыше Саркофага фанатиков.

Электромагнитное ружьё «монументовца» гулко ухнуло, и кабина обгоревшей «вертушки» загудела от пронзившей её насквозь пули. Рваная дыра появилась в сантиметре над моей головой. Если б я просто пригнулся, а не присел на колено, лежал бы сейчас, уткнувшись разбитой маской в лужу крови и кашу из мозгов.

Гаусс-пушка тонко засвистела, накапливая энергию для нового выстрела, а мы уже оттолкнулись от всё ещё вибрирующего корпуса винтокрыла и ринулись на «терминатора». Драгин разрядил в фанатика остатки магазина. Настя поддержала майора огнём, но «монументовцу» всё было как слону дробина. Пули словно щадили его, хотя я прекрасно видел, как они высекали искры, ударяясь в каркас экзоскелета.

Пока мои друзья поливали врага свинцом, я сделал всего лишь один выстрел. Зато какой! Пуля попала в маску противогаза противника, оттуда брызнуло алым, ноги фанатика подкосились, он стал заваливаться набок. В этот момент накопившая энергию гаусска плюнула смертью. Даже в комбинезоне я ощутил давление воздуха от пронёсшегося рядом заряда. Но всё-таки пуля нашла свою жертву. Краем глаза я видел, как бегущего сбоку от меня карлика отшвырнуло назад.

– Кирюша! – крикнула Настя и хотела рвануться к карлику.

– Не останавливаться! – рявкнул Драгин. – Мёртвых потом оплакивать будем!

В дверях появился ещё один «монументовец» с гауссганом в руках. Никто из нас даже выстрелить не успел. Карлики дружно взвыли, выбросили вперёд руки. Фанатика отбросило в коридор, сложив почти пополам. Следом за ним мы ворвались в открытые двери, а Драгин к тому же ухитрился подобрать выпавшую из рук противника пушку.

Фаршируя свинцом всех, кто попадался нам на пути, мы быстро продвигались по коридору. Карлики уже не защищали нас невидимым щитом, часть из них телекинезом вырывала оружие из рук врагов, остальные наносили чудовищные по силе удары, с хрустом ломая кости и прошибая головы противникам.

Коридор кончился. Перед нами открылся машинный зал – такой длинный, что его конец терялся в серой мгле. Огромные турбины, похожие на спины ныряющих китов, тянулись по центру в ряд друг за другом. Нам надо было пройти примерно сто метров, за третьим по счёту агрегатом свернуть налево, через широкие ворота перейти в насосную станцию, пересечь её наискосок – и мы у цели.

Легко сказать, да как сделать, когда за каждой турбиной сидят фанатики и лупцуют по тебе свинцом почём зря. Здесь даже наши карлики не могли нам помочь: мощности их телекинеза не хватало, чтобы достать засевших за машинами «монументовцев».

Наш отряд с боем добрался до торца первой турбины. Я, Настя и Драгин, присели на корточки и прижались к толстой пластине защитного кожуха, карлики сгрудились в тесную кучку недалеко от нас. Маленький рост позволял телекинетикам стоять не пригибаясь: пули пролетали как минимум на полметра выше островерхих кончиков их чёрных, как ночь, капюшонов.

– Что делать будем? – спросил я, перезаряжая автомат. С той стороны турбинного зала отстучала короткая очередь. Я инстинктивно втянул голову в плечи, когда несколько шальных пуль высекли пучки искр из железа и с визгом ушли в рикошет. – Это предпоследний магазин. Всех фанатиков порешить никаких патронов не хватит.

– Зачем всех? – Драгин повертел в руках гаусс-пушку, с интересом изучая трофей. – Достаточно пары прицельных выстрелов – и дело в шляпе.

Мы с Настей переглянулись и удивлённо уставились на него. Даже карлики что-то пролопотали – видно, высказали сомнение столь оптимистичному заявлению.

– Нормальная штука, тяжеловата только, да и патронов мало: в обойме всего пять штук осталось, – пробормотал Драгин. Увидел наши вытянувшиеся под стеклянными масками противогазов лица. Теперь пришла его пора удивляться: – Вы что, ничего не заметили?

– Нет, – ответил я, Настя помотала головой, а карлики промолчали. Они громко сопели, переступая с ноги на ногу и, кажется, думали о чём-то своём. Наверное, мысленно прощались с недавно погибшим товарищем.

– Гражданские, что с вас взять, – хмыкнул Драгин. – Сейчас я задам этим перца, а вы смотрите на потолок. – Он положил гаусску на пол, взял «калаш». – Ну, поехали, что ли.

В следующее мгновение майор встал в полный рост, длинной очередью прошёлся по серым корпусам турбин. Мы с Настей, как суслики из древней игры (ну где им по башкам молотком лупят), высунулись из-за укрытия и сразу нырнули обратно. Рядом присел на корточки Драгин. Как оказалось, вовремя: с той стороны прогремели выстрелы – над нами опять как будто рассыпали горох и засверкали искры.

– Теперь-то увидели? – спросил майор. Отстегнул пустой магазин, вытащил из кармашка разгрузки новый, с щелчком примкнул к автомату и передёрнул затвор.

– Ага, – кивнул я. – Ты о кран-балках с подвешенными к крюкам платформами? На них ещё бочки какие-то стоят.

– Не какие-то, а с горючкой. Не видел, что ли, маркировку «Огнеопасно»? Значит, план такой: я стреляю по тросам, а ты, когда бочки покатятся, шмальни по ним из подствольника. Смотри, не промажь, – усмехнулся он.

– Не дрейфь, не промахнусь, – в тон ему ответил я.

– А мне что делать? – спросила Настя.

– Присматривать за малышами и зря под пули не лезть, – строго сказал Драгин.

Настя нахмурилась: она явно рассчитывала поучаствовать в операции, а её, как несмышлёныша, отодвинули в сторону и велели не мешаться под ногами.

Я постарался сгладить острые углы:

– Как только бочки взорвутся, ты с мальчуганами беги к воротам, увидишь их слева от третьей турбины. Мы прикроем, не бойся…

– А я и не боюсь, – сверкнула глазами Настя и кивнула в сторону засевших за электрогенераторами врагов: – Это они пусть меня боятся.

– Вот и поговорили. – Драгин посмотрел, как я заряжаю гранатомет бельгийского оружия. – Готов? – Я кивнул. – Тогда начали.

Он взял трофей в руки, вскочил на ноги и, практически не целясь, спустил курок. Я думал, так только в кино бывает, ан нет, и в жизни подобные фокусы случаются. Гаусска коротко ухнула, пуля прочертила в воздухе голубоватый след и в следующий миг, со сдвоенным звонким хлопком, перебила натянутые как струна, толстые цепи. Всё ещё подвешенный за один конец поддон опрокинулся, гружённые топливом бочки с грохотом полетели на головы «монументовцев».

– Давай! – рявкнул Драгин, обращаясь не то ко мне, не то к Насте. Во всяком случае, мы оба приняли это за команду к действию. Я выпустил гранату из подствольника, а Настя, махнув рукой карликам, рванула к дверям, как спринтер.

Малыши нагнали её и взяли в кольцо за мгновение до взрыва. Карлики едва успели накрыть Настю невидимым куполом. Бочки жахнули так, будто неподалёку взорвался вулкан. Гудящий огненный вал покатился во все стороны, машинный зал окрасился в цвета утренней зари, наполнился воплями горящих заживо фанатиков, треском огня и грохотом железа (это падали на пол пылающие обломки тары). Взрывная волна пламенеющим вихрем накрыла поставленную карликами защиту, ударила в стену. Кажется, я закричал от страха за судьбу Насти и чуть не прослезился, увидев девушку и свиту живыми и невредимыми.

Похожий на объятую пламенем корону остаток бочки хлопнулся у моих ног. Ещё один дымящийся кусок железа упал недалеко от Драгина (мы вовремя спрятались за корпусом турбины, поэтому огненная лавина промчалась над нами, даже не опалив макушки наших капюшонов). Майор верно понял мой взгляд, легко оттолкнулся от станины и огромными прыжками помчался за нашим авангардом, на ходу отстреливаясь от уцелевших после взрыва фанатиков. Я не отставал от него и даже на несколько единиц сократил и без того сильно поредевшее число противников.