Глава шестьдесят седьмая

Широко открыв глаза, я села. В ушах все еще звучал оглушительный вопль, похожий на хохот. В двух шагах от себя я увидела косматую черную тварь. Я резко обернулась – и обнаружила, что окружена. Целая стая сгрудилась вокруг меня, они нетерпеливо скулили и скалились, приоткрывая блестящие розовые десны и грязно-желтые зубы.

Справившись с собой и постаравшись, наконец, отвлечься от клыков, я рассмотрела, что животные напоминают обезьян. Но не милых, нарядно одетых, каких я видела у придворных артистов. Эти были ростом почти с человека, они медленно надвигались на меня, как будто догадываясь, что я испугана. Я вскочила на ноги, закричала, замахала руками, но это лишь распалило тварей, которые в ответ принялись пронзительно вопить и рычать. Неужели после всего, через что мне пришлось пройти, я бесславно окончу свои дни, растерзанная стаей диких зверей?

Вдруг воздух разорвал жуткий рык, перекрывший даже их визжание – обезьяны тут же в панике разбежались, жалобно похрюкивая. В наступившей тишине раздавалось теперь только мое собственное дыхание – и еще чье-то. Низкое, рокочущее дыхание.

Здесь был кто-то еще.

Костер почти догорел, мерцающие угли освещали неровным светом небольшой круг. Я всматривалась во мрак за деревьями. Дыхание было медленным и глубоким. Фырканье. Урчание. Раскатистый рык. Здесь был кто-то более крупный и опасный, чем удиравшие от него обезьяны. И этот кто-то следил за мной.

По спине пробежал холодок, я оглянулась. На меня смотрела пара горящих янтарных глаз. Я мгновенно узнала эти глаза, и у меня пересохло во рту. Этот голодный взгляд мне не забыть до самой смерти. Зверь снова рыкнул и сделал шаг вперед. За ним второй. Я не могла пошевелиться. Он рычал, из пасти капала слюна, точно так же, как и тогда, в моем детстве, но сейчас не было рядом никого, чтобы испугать и прогнать зверя. Чего он ждет? Я даже не пыталась убегать, понимая, что у меня нет шансов. Этим я бы только подстегнула его охотничий инстинкт. Но зачем он здесь, если не для того, чтобы меня сожрать? Он подошел еще ближе, нервно подергивая хвостом. Теперь он был так близко, что догорающий костер осветил лобастую полосатую голову.

В груди все сдавило так, словно вместо сердца там был камень – может быть, я уже мертва? Тигр смотрел на меня, и я увидела свое отражение в его стеклянистых глазах. Вновь зарычав, он выпустил острые когти. Он не мог бы вселить в меня больший ужас, даже если бы хотел. Я открыла рот, но язык был таким сухим, что я смогла выдавить только жалкий хрип. «Иди прочь». Усы на его морде задрожали, он дернул хвостом и, развернувшись, пропал в лесу.

Долго еще я стояла, дрожа, как осиновый лист, слишком напуганная, чтобы двинуться с места – и даже если б я решилась бежать, меня бы не послушались ноги. Наконец я кинулась собирать вьюк и попону. Ни обезьяны, ни тигр не тронули лошадь – видимо, я казалась им более легкой добычей. Почему он ушел – неужели повиновался моей команде, почти неслышной? Больше я не собиралась испытывать судьбу. Пока еще могу, надо уходить отсюда.

Я выбралась тем же путем, каким входила сюда, и испустила шумный вздох облегчения, когда поняла, что жуткий дьявольский лес выпустил меня. В небе уже розовела заря, и я пустила коня галопом, но старалась держаться поближе к лесу. Скоро встанет солнце, и в степи меня слишком легко будет заметить.

Когда лес кончился, впереди показалось скопление валунов, и я направилась по тропке, петляющей между ними, радуясь прикрытию, но путь оказался тупиковым. Гигантская россыпь валунов переходила в выступающее нагорье, каменный язык, делящий равнину пополам почти до горизонта. По нему вперед вела извилистая и, как мне показалось, сильно изъезженная дорога. Спешившись, я ступила на каменистый уступ, пытаясь определить, как спуститься с него вниз, в долину. Сильный порыв ветра растрепал мне волосы, полоскал подол юбки. Вдалеке я увидела что-то, облако пыли, но не такое огромное, как поднятое стадом бизонов, да и двигалось оно медленнее. Солдаты, пронзила меня догадка. И не маленький отряд, а целый батальон! Настоящее чудо!

Когда всадники приблизились, я поняла, что их там не меньше двух сотен, но все еще не могла различить цвета флагов. Или у них не было ни знамени, ни вымпелов? Откуда они, из Морригана или из Дальбрека? Сейчас мне было все равно. Я заметалась, ища спуск, но с этой стороны уступ обрывался отвесно. Я перебралась на другую сторону, чтобы попытаться спуститься там, и увидела еще солдат, едущих с другой стороны – этих было гораздо меньше, всего человек тридцать. Я прищурилась, всматриваясь, и заметила красные искорки. Морриган! А вскоре я уже могла разглядеть их лошадей. Впереди скакал гнедой тобианец с белой гривой. Вальтер. Меня охватило радостное исступление. Но радость быстро померкла. Кто же тогда…

Другие. Я проворно перебежала обратно к обрыву, откуда была видна армия, которая быстро двигалась навстречу отряду. Нет, их там было не двести. Триста, а может и больше. Без знамен.

Венданцы.

Всадники быстро сближались, но между ними проходил каменистый язык, а значит, они не знали, что их ждет впереди. Вальтера срочно необходимо предупредить.

– Лия.

Я резко развернулась. У меня за спиной стояли Каден, Эбен и Финч.

– Нет! – крикнула я. – Только не сейчас!

Я побежала по уступу прочь от них, но Каден настиг меня в два прыжка и схватил за руку. Он так дернул, что ткань рубашки треснула.

– Нет же! – не унималась я. – Я должна их остановить!

Каден обхватил меня обеими руками и крепко прижал к груди.

– Нет! – кричала я. – Там, внизу мой брат! Пусти! Их же всех убьют!

Венданская армия уже почти подошла к камням. Несколько секунд, и они наткнутся на отряд моего брата – три сотни против трех десятков. Я просила Кадена выпустить меня. Брыкалась. Молила. Рыдала.

– Отсюда не так просто попасть туда, Лия. Пока мы туда доберемся…

Венданская армия огибала каменный выступ.

Я рвалась из рук Кадена.

– Пусти! – визжала я. – Вальтер!

Но ветер бросал мои слова обратно мне в лицо. Было слишком поздно.

Мир вокруг меня внезапно изменился, движения из стремительных вдруг стали неестественно плавными, замедленными, звуки приглушенными – как во сне. Но это был не сон. Я видела, как встретились военные двух королевств, и тех и других встреча захватила врасплох. Я видела, как рванулся вперед молодой человек на белогривом гнедом жеребце. Юноша, сила и храбрость которого были мне известны. Юноша, который все еще любил, но был снедаем тоской и отчаянием. Тот, кто с легкой усмешкой брал меня с собой за карточный стол, щелкал по носу, защищал от всех обидчиков, учил меня метать нож. Мой брат. Я видела, как он выхватил меч, готовый восстановить правосудие и отомстить за Грету. Я видела, как пятеро противников выхватили свои клинки и бросились на него. Взмах меча, другой, третий. Вальтер пошатнулся в седле. А потом последний меч вонзился ему в грудь, завершая начатое. Я смотрела на то, как погиб мой брат, Вальтер.

Они падали, один за другим – на каждого бросались трое, четверо, пятеро – бойня, а не сражение. Ветер безжалостно доносил до нас каждый крик, каждый звук. А потом стало тихо. У меня подогнулись ноги, как будто их и вовсе не было, и я рухнула на камни. Крики и стоны стояли у меня в ушах. Я рвала волосы и одежду на себе. Руки Кадена схватили меня, не давая броситься вниз с обрыва.

Наконец, я бессильно осела в его руках и посмотрела вниз, в долину. Весь отряд был перебит. Венданцы не берут пленных. Я опустилась на землю, обхватив себя за плечи.

Каден по-прежнему не отпускал меня. Он сел рядом, убрал мне волосы с лица, крепко прижал и стал тихонько покачиваться вместе с мной, нашептывая на ухо: «Лия, мне очень жаль. Прости. Мы ничего не могли сделать».

Не отрывая глаз, я смотрела на валяющиеся тела, на неестественно изогнутые руки и ноги. Конь Вальтера лежал рядом с хозяином. Каден медленно разжал руки, освобождая меня. Я опустила глаза на разорванную рубашку, увидела на открывшемся плече коготь и лозу, почувствовала горечь желчи в горле, как щиплет нос, услышала удушающую тишину. Продолжая раскачиваться, я разгладила на коленях юбку и качалась, качалась, как будто ветер уносил всё, что от меня осталось.

Так я сидела часами, годами, ветер становился ледяным, как зима, день становился ночью, потом снова приходил ослепительный свет, обнажающий детали. Я закрыла глаза, но детали были такими яркими, что проникали под веки, настойчиво, требовательно, вытесняя память всей моей жизни кровавым абрисом лежащего Вальтера, но потом надо мной сжалились. Образ померк, все померкло, остался только тусклый, всё притупляющий серый свет.

Потом я увидела, как мои руки опустились на колени и уперлись в них, заставляя мое тело подняться. Я повернулась и встретилась с ними взглядом. Эбен, печальный и серьезный, не сводил с меня своих больших глаз. Финч стоял с приоткрытым ртом.

Я обратилась к Кадену.

– Мои братья должны быть погребены, – сказала я. – Всех их надо похоронить. Я не оставлю их здесь на съедение животным.

Он покачал головой.

– Лия, мы не можем…

– Мы можем спуститься по восточному склону, – прервал его Финч.

Долина была напитана ожесточением, в ней ощущалось зловоние крови, еще не впитавшейся в землю, смердели внутренности, вывалившиеся из трупов животных и людей, разносились стоны животных еще не умерших, но некому было прекратить их страдания. Свежий вкус ужаса висел в воздухе… Этот мир – он вдыхает тебя, он … так делится с тобой… Сегодня мир оплакивал последние вздохи моего брата и его товарищей. Что сейчас с моей матерью в ее опочивальне? Знает ли она уже об этом горе?

От венданской армии нам навстречу выехал всадник с мечом наголо, горделивый, на приплясывающем коне. Я решила, что он командир этих свирепых зверей. Он носил бороду, заплетенную в две длинные косы. Впервые я видела вблизи настоящих варваров. Каден и его подручные были одеты так, чтобы не выделяться в Морригане. Эти – другое дело. С поясов у них свисали связки мелких звериных черепов, глухо гремевших при движении. Кожаные шлемы были окаймлены длинными ремнями, а под глазами на лицах нанесены устрашающие черные полосы.

Узнав Кадена и остальных, командир спрятал меч в ножны и поздоровался весело, как будто они встретились на дружеской попойке. Он словно не замечал изрубленных и обезглавленных тел вокруг себя. Впрочем, обмен приветствиями быстро закончился, и все взгляды устремились на меня. Финч объяснил, что я не говорю на их языке.

– Я пришла, чтобы предать земле погибших, – сказала я.

– У нас нет погибших, – ответил командир по-морригански. Он говорил с сильным акцентом и выплевывал слова недовольно, как будто я предложила что-то неприличное.

– Других, – пояснила я. – Тех, кого вы убили.

Его губы искривились в насмешливой усмешке.

– Мы не хороним трупы вражеских свиней. Их оставляют зверью.

– Не в этот раз, – ответила я.

Командир, будто не веря ушам, обратился к Кадену.

– Что это с тобой за болтливая потаскуха?

Вперед выскочил Эбен.

– Это наша пленница! Принцесса Арабелла Морриганская. Но мы зовем ее Лия.

Глаза командира полыхнули презрением, он откинулся в седле, приподнял забрало шипастого шлема.

– Так вы зовете ее Лия, – передразнил он, не спуская с меня глаз. – Но я уже сказал, мои солдаты не хоронят свиней.

– Вы невнимательно слушаете, командир. Я не просила, чтобы ваши дикари хоронили их. Я бы не позволила недостойным рукам касаться тел благородных морриганских воинов.

Командир нагнулся вперед, замахнулся, чтобы ударить меня, но его остановил Каден взмахом руки.

– У нее горе, чивдар. Не взыскивай с нее строго за эти слова. Один из убитых – ее брат.

Я пустила коня немного вперед и, поравнявшись с командиром, посмотрела ему в глаза.

– Итак, я повторяю, чивдар. Я предам их земле.

– Всех? Ты собираешься закопать всех этих мужчин? – Он расхохотался. По рядам его войска тоже прокатился смех. – Кто-нибудь, принесите принцессе лопату. Пусть копает.

Я стояла на коленях среди поля. Первым долгом нужно было вознести молитву о мертвых, пока их тела еще не остыли. Традиция, которых я так избегала, сейчас была единственной моей поддержкой. Я воздела руки к богам, но моя песнь была не совсем той, которую я помнила с детства. Она текла и изменялась, в ней слышались отзвуки другого наречия, того, понять который могли только боги и мертвые, того, что исходил от крови и души, наречия истины и времени. Мой голос окреп, он вздымался, оплакивал, он несся наперекор ветрам и становился их частью, сплетая песнь из тысяч лет и тысяч слез. Не только мой голос заполнял долину – то был плач всех матерей, сестер и дочерей давно прошедших времен. Это поминовение слышали и высокие небеса, и окровавленная земля, песнь презрения и любви, горечи и милосердия, молитва, сотканная не только из звуков, но также из звезд, и праха, и вечности.

– И да будет так, – закончила я, – во веки веков.

Я открыла глаза. Солдаты, забыв о своих делах, окружили и разглядывали меня. Я поднялась с колен, взяла лопату и прежде всего направилась к Вальтеру. Каден остановил меня на полпути.

– Лия, смерть безжалостна и ужасна. Разве ты хочешь запомнить его таким?

– Я запомню его именно таким. Я буду помнить их всех. Я никогда не забуду. – Я вырвала у него руку.

– Я не могу тебе помочь. Хоронить неприятеля равносильно измене. Это бесчестит наших собственных павших воинов.

Я прошла мимо него, не ответив, и обошла несколько тел, переступая через отрубленные конечности, пока не нашла Вальтера. Упав на колени, я нежно отвела прядь волос у него со лба. Я закрыла ему глаза и поцеловала его в щеку, прошептав для него отдельную молитву, пожелав ему счастливого пути, потому что скоро он снова обнимет Грету и, если боги будут милостивы, возьмет на руки их нерожденное дитя. Коснувшись губами его лба, я медлила, не желая разлучаться с ним, понимая, что это – последнее прикосновение.

– Прощай, милый принц, – шепнула я, наконец.

А потом поднялась на ноги и начала копать.