Глава пятьдесят девятая

Мы сидели вокруг костра, освещенные полной луной. Было очень тепло, в воздухе еще сильнее чувствовался аромат сосен и луговых трав. Подушки и одеяла вынесли из шатров и разложили на траве, чтобы ужинать у огня. Доев последний пирожок, я без колебаний облизала пальцы с налипшими крошками. В этом кочевом племени знали толк в еде.

Каден сидел напротив, его волосы отливали золотом в теплом свете костра. Я сделала чудовищную ошибку, поцеловавшись с ним. До сих пор я до конца не могла понять, зачем сделала это. Мне чего-то не хватало. Скорее всего, просто хотелось, чтобы кто-то обнял и утешил, чтобы не было так одиноко. А может, притвориться на минутку. Притвориться? Что все хорошо? Но ведь ничего хорошего не было.

Или мне стало любопытно? Я должна была понять, разобраться.

Каден сидел вполоборота ко мне, задумчиво наклонив голову. Обернувшись, он заметил, что я его рассматриваю, и зло, испытующе посмотрел на меня. Я отвернулась.

– Пора отдыхать, ангелочек мой, – говорила молодая мать своему маленькому сыну, мальчику по имени Тевио. Остальные дети уже почти все разошлись. Тевио хныкал, доказывая, что не устал, его поддержала Селена, девочка чуть постарше – видимо, она подозревала, что следующей спать отправят ее. Я улыбалась. И я в их возрасте была точно такой же. Вечно упиралась, не желая уходить в спальню – быть может, потому, что меня слишком часто туда отсылали.

– А если я расскажу вам сказку, – спросила я, – вы пойдете спать?

Оба ребенка с готовностью закивали, и Натия подсела поближе, ей тоже не терпелось послушать сказку.

– В стародавние времена, – начала я, – в стране великанов, волшебников и драконов жила-была маленькая принцесса, очень похожая на вас.

Переделывая историю для детей, как это делали для меня старшие братья, мама и мои тетушки, я рассказала им о Морриган, отважной и стойкой девушке, избранной богами, о том, как она прошла со своей пурпурной carvachi через дикие необитаемые земли и привела святой остаток, Выживших, в безопасное место. Мой рассказ больше был похож на версию моего брата – в ней говорилось о прирученных драконах, великанах, которых дева Морриган обводила вокруг пальца, о богах, у которых она побывала в гостях, о том, как она разговаривала с ветрами, уговаривая их спуститься с неба ей на ладошку, а потом одним легким дуновением снова отправляла их в полет. Заканчивая рассказ, я заметила, что слушали даже взрослые, но особенно увлечен был Эбен. Совсем забыв о своей маске матерого головореза, он превратился в ребенка с удивленно распахнутыми глазами. Неужели никто раньше не рассказывал ему сказок?

Для увлекательности добавила в сказку два-три приключения, которые не приходили в голову даже моим братьям, так что к тому времени, как дева Морриган достигла Страны возрождения, ее кибитку тянула упряжка покоренных огров-людоедов, а она пела так красиво, что разрушительные звезды вернулись туда, откуда прилетели.

– И звезды обещали, что никогда больше не упадут на землю.

Тевио улыбнулся и без протеста позволил матери себя унести. Следом за ним ушла спать и Селена, шепча, что хочет быть принцессой.

Вокруг костра стало тихо. Оставшиеся задумчиво смотрели на огонь, как будто сказка до сих пор занимала их мысли. И в этот миг негромкий голос нарушил тишину.

Подавив невольный вскрик, я оглянулась – но сзади не было ничего, кроме чернеющего леса. Я ждала, но никто не появился. Медленно я повернулась к костру – и наткнулась на резкий взгляд Кадена.

– Опять?

Но этот раз что-то было. Я не понимала, что именно. Я стала разглядывать свои ноги – не хотелось признаваться, что на этот раз я не притворялась.

– Ничего, – пробормотала я.

– А я уверен, что и раньше ничего не было, – презрительно усмехнулся Малик.

– Только не в Городе Темной Магии, – возразил Финч. – Она увидела их приближение.

– Osa lo besadad avat e chadaro, – согласился Гриз.

Старики кочевого племени, сидевшие по обе стороны от него, закивали, делая молитвенные жесты. «Grati ti deos».

Каден хмыкнул.

– Эта твоя сказочка, ты сама-то веришь в то, что рассказывала детишкам?

Я мгновенно ощетинилась. Эта сказочка? Да какое право он имеет издеваться над моей историей (которая, кстати, явно пришлась по душе детям)? Просто из-за того, что я его разозлила!

– Да, Каден. Конечно, я верю в огров и драконов. Вообще-то, я лично знакома с четырьмя, только в жизни они тупее и уродливее, чем я описала. Не хотела пугать детей.

Малик вспыхнул от обиды, но Каден улыбнулся, словно ему доставляло удовольствие видеть, как я сержусь. Финч начал отпускать насмешки над девой Морриган, после чего они с Маликом принялись переделывать сюжет моей сказки, не скупясь на вульгарные и скабрезные детали.

Слушать их было отвратительно, я поднялась, чтобы уйти, и зло посмотрела на Кадена. Он ведь наверняка понимал, что натравливает на меня свору.

– За такими, как ты, убийцами всегда ходит такая хамоватая свита? – спросила я. – Они и правда для чего-то полезны или нужны тебе только для потехи?

– Через Кам-Ланто путь неблизкий…

– Мы не свита! – опомнился Эбен, выпячивая грудь, словно был оскорблен в лучших чувствах. – Мы выполняли свое задание.

– И что же это за задание? – осведомилась я.

Каден привстал.

– Придержи язык, Эбен.

Гриз глухим ворчанием поддержал Кадена, а вот Малик только отмахнулся.

– Эбен прав, – высказался он. – Не затыкай мальцу рот. Во всяком случае, мы свою работу довели до конца. Ты о себе этого сказать не можешь.

Эбен взахлеб стал рассказывать, что они делали в Морригане до встречи с Каденом. Он описывал, как они разрушали дороги, устраивая оползни, портили воду в каналах и резервуарах, захватывали мосты.

Я подалась вперед.

– Какие мосты?

– Обычные мосты, – ответил за него Финч и расплылся в ухмылке. – Это отвлекает внимание неприятеля.

– Для кое-каких дел мы не так уж тупы и уродливы, принцесса, – ехидно заявил Малик.

Дрожащими руками я обхватила свое горло, чувствуя, что не могу дышать. Кровь так стучала в виски, что у меня закружилась голова.

– Что это с ней? – заметил Эбен.

Пошатываясь, я обошла костер и остановилась перед ними.

– Мост в Четсворте – ваша работа?

– Легкая была работенка, – сказал Финч.

Я пыталась заговорить, но изо рта вырвался лишь сдавленный шепот.

– Не считая кареты, там проезжавшей?

Малик загоготал.

– Об этом я сам позаботился. Это тоже было нетрудно.

Я слышала звериный вой, чувствовала, как мои ногти рвут кожу, а по рукам течет теплая кровь, в пальцах у меня оставались пряди волос, а я все кидалась на него снова и снова, пыталась выцарапать глаза, била его ногами, молотила кулаками по лицу. Кто-то схватил меня сзади и оттащил, но я продолжала брыкаться и в кровь царапала всех, до кого могла дотянуться.

Гриз обхватил меня так, что я не могла двинуть руками. Каден держат Малика, у которого было окровавлено все лицо, а из носа кровь текла ручьем.

– Пусти меня! Убью сучку! – орал он.

– Вы жалкие, никчемные ублюдки! – выкрикнула я. Не помню, какие еще оскорбления вырывались у меня, какими угрозами я их осыпала в ответ на встречные угрозы Малика. Каден, продолжая удерживать его, почти визжал, на нас, приказывая немедленно успокоиться и прекратить это. Наконец, я начала задыхаться и вынуждена была замолчать. Во рту чувствовался привкус крови – я сильно прикусила щеку. Вся дрожа, я заговорила снова, понизив голос, и мои слова прозвучали в мертвой тишине.

– Ты убил жену моего брата. Ей было всего девятнадцать. Она носила под сердцем ребенка, а ты, зловонный трус, пустил стрелу ей в горло.

Я замолчала. Голова разрывалась от боли, красная пелена застилала глаза, но я смотрела, как меняются их лица по мере того, как они осознают сказанное. Я почувствовала к себе отвращение и ненависть, ничуть не меньшие, чем к ним. Я ела из одного котла с убийцами Греты, я рассказывала им сказки.

Все, кто уже разошелся на ночь по шатрам и кибиткам, повыскакивали наружу. Молча они стояли вокруг нас, в ночной одежде, пытаясь понять, что происходит. У Финта на скуле тоже были глубокие кровоточащие царапины, а у Кадена такие же на шее. Эбен, стоя поодаль, смотрел на меня во все глаза, словно на его глазах бушевал демон.

– Ved mika ara te carvachi! – рявкнул Гриз.

Финч и один из мужчин племени держали Малика, который все еще рвался ко мне, а Каден бесцеремонно схватил меня за руку и поволок к carvachi. Открыв дверь, он втолкнул меня внутрь и с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Ты сошла с ума? – закричал он.

Я смотрела на него, не веря своим ушам.

– А ты ждал, что я поблагодарю их за это зверское убийство?

Он сжал кулаки, но не двинулся с места и сделал медленный глубокий вдох. Заговорил он так тихо, что я еле расслышала.

– Они сделали это неумышленно, Лия.

– Ты считаешь, это так важно? Умышленно или нет – но Грета мертва.

– Такова война, Лия.

– Война? Какая война, Каден? Воображаемая, существующая только в твоем воображении? Разве Грета объявляла вам войну? Она не была солдатом. Она не была ни в чем повинна.

– На войне погибает много невинных. Чаще всего это венданцы. Нельзя сосчитать, сколько их погибло при попытке заселить земли Кам-Ланто.

Как он осмелился сравнивать Грету с нарушителями закона.

– Договор, запрещающий это, заключен сотни лет назад!

У него окаменело лицо.

– Может, расскажешь об этом Эбену? Ему не было и пяти лет, когда его родители – оба, мать и отец, – пытались защитить свое жилище от солдат, которые его подожгли. У него на глазах мать погибла от удара топором в грудь, а отец сгорел вместе с домом.

Гнев все еще бился у меня в висках.

– Это сделали не морриганцы!

Каден подошел ближе, на его губах змеилась недобрая усмешка.

– Правда? Мальчишка был слишком мал, чтобы определить, чей это был отряд, но он запомнил много красного – цвет Морригана.

– До чего удобно обвинять морриганских солдат: свидетелей не осталось, одни детские воспоминания о красном цвете. Хочешь найти виновных? Поищи среди своих кровавых дикарей – кровь, которую они проливают, тоже красная.

– Погибают невинные, Лия. Со всех сторон, – крикнул он. – Пора к этому привыкнуть. Высунь, наконец, свою королевскую голову из-под мышки и начни ею думать!

Я остолбенела и не могла вымолвить ни слова.

Каден затряс головой и вцепился руками в волосы.

– Прости. Я не должен был это говорить.

Он постоял, изучая пол, а потом поднял голову и посмотрел на меня, обуздав свой гнев, снова до безумия спокойный.

– Но ты сильно осложнила дело. Теперь труднее будет обеспечивать тебе безопасность и удерживать Малика.

Я всплеснула руками в притворном ужасе.

– Тысяча извинений! У меня не было намерения усложнить жизнь тебе, а для меня все и так легко и безоблачно! Настоящие каникулы, правда?

На последних словах голос у меня задрожал, а на глаза навернулись слезы.

С тяжелым вздохом Каден подошел ко мне.

– Дай-ка я осмотрю твои руки.

Я тоже посмотрела. Они были покрыты кровью и до сих пор дрожали.

Пальцы горели, на трех ногти были вырваны до мяса, а на левой руке два пальца – видимо, сломанные – уже распухли и посинели. Я изодрала Малика и остальных так, как будто мои пальцы были из закаленной стали. Единственное мое оружие.

Я внимательно всмотрелась в лицо Кадена. Он с самого начала знал, что это они убили Грету.

– Сколько крови на твоих руках, Каден? Скольких ты убил? – Я удивилась, что не задала этого вопроса до сих пор. Он убийца. Смерть – его ремесло, но до чего же умело он притворялся.

Он не ответил, только сильнее сжал зубы.

– Скольких? – настойчиво повторила я.

– Их было очень много.

– Так много, что потерял счет.

Морщинки в уголках его глаз сделались глубже. Он хотел взять меня за руку, но я ее отдернула.

– Убирайся, Каден. Возможно, я твоя пленница, но не твоя потаскуха.

Раны от моих слов оказались глубже, чем царапины на шее. В глазах Кадена мелькнул гнев, спокойствия как не бывало. Он развернулся кругом и стремительно выскочил, хлопнув дверью.

Мне хотелось одного – упасть на пол и съежиться, чтобы занимать как можно меньше места. Но в дверь тихо постучали, и она приоткрылась. На пороге стояла Дихара. Она вошла, протягивая миску с душистой водой и плавающими в ней листьями.

– Для твоих рук. Чтобы не загноились пальцы.

Прикусив губу, я кивнула. Старуха посадила меня в единственное в кибитке кресло, а себе подвинула табурет. Она погрузила мои руки в воду, помыла и осторожно промокнула мягкой тряпицей.

– Мне жаль, что я напугала детей, – заговорила я.

– Ты потеряла близкого человека.

– Двоих, – шепнула я, потому что не была уверена, вернется ли когда-нибудь тот, прежний Вальтер, которого я знала. Отсюда я ничем не могла ему помочь. И вообще никому. Каким глупым, бесполезным казалось мне теперь собственное недолгое счастье. Даже варвары отступили бы перед объединенной мощью двух армий. Эта перспектива внушала им такой страх, что они хотели от меня избавиться. Как Каден собирался покончить со мной – стрелой в шею, как с Гретой? Не об этом ли он так глубоко сожалел в ночь, когда мы танцевали? О том, что должен меня убить? Его слова Если бы да кабы… нельзя постоянно жить этим, вспомнились вдруг, и оттого стало еще горше.

Когда Дихара резким движением оторвала висящий обломок ногтя, я поморщилась и втянула воздух сквозь зубы. Она снова опустила мои руки в миску, смывая кровь.

– На сломанные пальцы еще надо наложить повязку, – сказала она. – Но заживут они быстро. Так быстро, что ты сможешь сделать то, что нужно сделать.

Я безучастно смотрела на плавающие в воде травы.

– Я больше не знаю, что нужно.

– Ты узнаешь.

Снова бережно вытерев мне руки, Дихара положила на ободранные пальцы густую липкую мазь. Она сразу притупила боль, принеся ощущение прохлады. Три пальца старуха замотала полосками ткани.

– Сделай глубокий вдох, – велела она и потянула за два синих пальца, так что я закричала. – Тебе ведь захочется, чтобы они были прямыми, когда срастутся.

Сломанные пальцы она забинтовала вместе, обвязав многими слоями, пока они не перестали гнуться. Я глядела на них и пыталась представить, как буду седлать лошадь или держать поводья.

– Сколько времени на это требуется?

– В таких вещах не все зависит от природы. Обычно несколько недель. Но иногда случаются чудеса, которые сильнее самой природы.

Каден предупреждал, чтобы я опасалась Дихары. Сейчас я не могла понять, правдивы ли ее слова – или я просто хватаюсь за мнимую надежду, как утопающий за соломинку?

– Ну конечно, всегда чудеса, – я даже не пыталась скрыть сарказм.

Она положила мои забинтованные руки мне на колени.

– В этом мире есть место всему. Что есть чудо как не то, чего мы не в силах объяснить? Как знаки лозы и льва, которые ты носишь?

– Ты о них знаешь?

– Мне сказала Натия.

Я вздохнула.

– В этом нет никакого чуда. Всего лишь небрежность мастеров, слишком едкие краски и мое бесконечное невезение.

Ее старое лицо сильнее сморщилось от лукавой улыбки.

– Возможно, – Она встала, подняла ковш с лечебным настоем. – Но помни, доченька, у каждого из нас своя история и своя судьба, и порой то, что кажется нам ужасным невезением, оказывается частью великого замысла. Такого, что выходит за пределы земли, ветра, времени… и даже наших собственных слез.

Протянув руку, она узловатым пальцем стерла слезинку с моей щеки.

– Великие замыслы действуют по-своему, и в конце концов осуществляются.