Глава тридцать восьмая

– Лия.

Меня толкнули в плечо.

– Лия, проснись.

Снова толчок.

– Лия! Да просыпайся же!

Я приоткрыла глаза. Рядом на краю кровати сидела Паулина. Комната была залита солнечным светом. Я проспала все утро.

– Что случилось? – спросила я, сонно моргая и щурясь от света. И только сейчас увидела выражение лица Паулины. – Что?!

– Там Вальтер. Он за ледником. Что-то случилось, Лия. Он…

Я была уже на ногах, шарила вокруг руками, ища брюки, рубашку, что угодно, чтобы набросить на себя. Вальтер за ледником? От волнения у меня вспотели ладони. Голос у Паулины дрожал. Что-то случилось. Я натянула поверх ночной сорочки первое, что попало под руку, и босиком выскочила из дому.

Сначала я увидела тобианца. Взмыленный жеребец храпел, как будто на нем скакали всю ночь.

– Отведи его на конюшню и оботри, – попросила я, прибежавшую за мной следом Паулину, а сама завернула за угол ледника. Вальтер сидел на земле, прислонившись к перевернутой сломанной тележке, которая валялась там среди прочего мусора.

– Лия, – сказал он, увидев меня.

У меня перехватило дыхание. На лбу я заметила порез, но куда хуже был взгляд – остановившийся, страшный. Передо мной сидел безумец, притворявшийся моим братом.

– Вальтер, что это? – Я подбежала и упала на колени рядом с ним. Рука потянулась к ране на лбу, а он взглянул на меня, словно увидел впервые, и снова позвал меня по имени.

– Вальтер, ты ранен. Что произошло?

Пустые, безумные глаза.

– Надо что-то делать, Лия. Я должен что-то предпринять.

Я погладила его по лицу, повернула к себе, заглянула в глаза.

– Вальтер, умоляю, – заговорила я твердо. – Ты должен сказать мне, что случилось, иначе я не смогу тебе помочь.

Он смотрел на меня растерянно, беспомощно, как ребенок.

– Ты сильная, Лия. Ты всегда была самой сильной из нас. Это очень беспокоило маму.

Что за бессмыслица, о чем он? Вальтер снова уставился в пространство остекленевшими, красными глазами.

– Я ничего не мог сделать, – почти беззвучно сказал он. – Ни с одним из них.

Я схватила его за воротник и сильно тряхнула.

– Вальтер! Что случилось?

Он взглянул на меня. Губы у него потрескались. Волосы падали на лицо слипшимися грязными прядями. Голос звучал бесстрастно.

– Она умерла. Греты больше нет.

Я покачала головой. Это невозможно.

– Стрела попала ей прямо в горло, – Он смотрел перед собой отсутствующим взглядом. – Она смотрела на меня, Лия. Она была в сознании. Ее глаза. Она не могла говорить. Только смотрела на меня, все понимая, а потом упала мне на колени. Мертвая.

Мне казалось, будто брат пересказывает мне свой страшный сон. Я прижала его к себе, баюкала, сидя рядом с ним среди убожества и грязи. Из-за угла дома выглянули встревоженные Берди и Паулина, но я махнула рукой, чтобы ушли. Мой старший брат, мужественный воин, рыдал в моих объятиях. В промежутках между плачем и приступами оцепенения он рассказал мне обо всем, перечисляя каждую подробность, не в силах отделить важное от незначительного. Она была в синем платье. В то утро она заплела косы и уложила их вокруг головы. Ребенок уже шевелился. Они направлялись к тетушке Греты. Всего час езды от имения ее родителей. Ее сестра со своей семьей ехали в другой карете за ними следом. Они собирались перекусить. Всего час езды, повторял он, как в бреду. Один час. Все случилось среди бела дня. Среди бела дня. Они как раз подъехали к мосту из Четсворта до Бриарглена, когда раздался страшный шум. Вальтер услышал крик возницы, громкий удар, и вдруг карета накренилась. Он хотел выйти и посмотреть, что случилось, когда послышались новые звуки – это в стенки кареты со свистом ударялись стрелы. Он мгновенно обернулся к Грете, чтобы закрыть ее, но поздно.

– Они явились, чтобы разрушить мост, – говорил Вальтер. Жуткая сцена, казалось, опять и опять проносилась перед его расширенными от ужаса глазами. – К несчастью, мы оказались там как раз, когда они этим занимались. Возница закричал на них и был убит. А перед тем, как ускакать, они осыпали нас градом стрел.

– Кто, Вальтер? Кто сотворил такое?

– Я отвез ее назад, к родителям. Я знаю, она хотела бы поехать туда. Я отвез ее, Лия. Я обмыл ее. Завернул в одеяло и держал на руках. Ее и дитя. Я держал ее два дня, а потом ее у меня забрали.

– Кто это сделал?

Вальтер услышал, его глаза снова стали осмысленными, а рот недовольно искривился, как будто упрекая, что я его не слушаю.

– Я должен идти.

– Нет, – шепнула я тихо, стараясь успокоить брата. – Нет.

Я убрала волосы у него со лба и осмотрела рану. Вальтер так и не объяснил, где поранил лоб, хотя в таком состоянии, скорее всего, и вообще этого не заметил. Вальтер отвел мою руку.

– Я должен идти.

Он попытался встать, но я решительно усадила его обратно, на тележку.

– Куда ты пойдешь в таком…

Брат оттолкнул меня с такой силой, что я упала.

– Мне нужно идти! – выкрикнул он. – В свой отряд. Я должен их догнать.

Я бежала следом, умоляя его остановиться. Я висла у него на руке, просила задержаться хоть ненадолго, дать обработать раны, постирать окровавленную одежду – Вальтер как будто не слышал. Он взял под уздцы своего коня и вывел из конюшни. Я кричала. Я цеплялась. Я пыталась вырвать у него поводья.

Наконец, он заметил меня. Повернулся, схватил меня за руки, потряс и стал кричать:

– Я солдат, Лия! Я больше не муж! Не отец! Только солдат!

Этот неистово кричащий свирепый мужчина показался мне чужаком – но вдруг он словно очнулся, прижал меня к груди и разрыдался, уткнув лицо в мои волосы. Я с трудом дышала, хватка была так сильна, что у меня чуть не треснули ребра.

Отпустив меня, он повторил: «Мне нужно идти».

А потом ушел.

И я знала, что нет ничего, что бы могло остановить его.