20
– Развяжите ее, – говорю я, и, видя, что никто не желает и пальцем пошевелить, воплю: – Отпустите ее наконец! – Ощущение такое, будто у меня почва из-под ног уходит. Нет, только не Эш! Не славный, добрый Эш…
– Рауэн, по-моему, тебе стоит… – начинает Флинт.
– Нет! – обрываю я его и сама удивляюсь, как это мне хватает храбрости противостоять двум мужчинам. Но если речь идет об Эше, я способна на все.
– Сейчас вы ее освободите, и она поможет мне вызволить Эша. – Я не мигая смотрю на Лэчлэна. – А ты поможешь нам обеим.
– Исключено, – не дает ему ответить Флинт. – Даже если мы оставим ее в живых, в чем я до сих пор не уверен, Подполье она не покинет ни при каких обстоятельствах. Рисковать мы не имеем права. Мне очень жаль твоего брата, но нам попросту нечем ему помочь. И ты ничего не сумеешь для него сделать.
– Вы не можете помешать мне хотя бы попробовать спасти брата! – У меня вырывается какой-то яростный горловой звук.
– Еще как можем. Радости это нам не доставит, но мы можем тебя запереть, накачать наркотиками… что угодно, лишь бы сохранить в тайне существование Подполья.
– Выходит, это тюрьма? А я-то думала – свободное общество, где второрожденные могут жить нормальной жизнью.
– Понятия «нормальная жизнь» нигде на Земле больше не существует, – вклинивается Лэчлэн.
Я пропускаю его слова мимо ушей.
– Разве вы здесь не для того, чтобы оберегать второрожденных? В таком случае послушайте: мои мать и брат оберегали одного такого, вернее, одну такую второрожденную в течение шестнадцати лет. Моя мама жизнь за нее отдала! А брата арестовали за то, что он так долго прикрывал ее. Вы должны ему помочь.
– Рауэн, – ласково, очень ласково говорит Лэчлэн, – твой брат – в тюрьме Центра. Мне очень жаль его, и тебя тоже. Разом потерять всех, кто тебе дорог… – Он осекается, и я вижу, что в глазах его застыли слезы. Он быстро смаргивает их ресницами. – Но мы бессильны что-либо предпринять. Никому из нас в тюрьму Центра не проникнуть.
– Я могу провести вас, – говорит Ларк.
Мы выслушиваем ее предложение. В принципе оно выполнимо, но…
– Нет, все же не сработает, – говорит Лэчлэн. – Войти-то мы войдем, но ведь, едва оказавшись внутри, должны будем как-то передвигаться по зданию. Понадобятся пропуска, разрешения. Нашим людям в учреждениях Центра достать их не под силу. Надо иметь кого-то на самом верху, чтобы заполучить коды, добыть пропуска.
Я задумываюсь на мгновенье.
– Кого-нибудь уровня вице-канцлера?
Все удивленно взирают на меня.
– Дело в том, – поясняю я, – что нынешний канцлер предложил моему отцу пост своего заместителя.
– Так ведь отец ни за что не станет тебе помогать, – возражает Лэчлэн. – Если, конечно, Ларк сказала правду. – Он поворачивается к ней: – Все так и было? Отец действительно сдал родного сына?
Она утвердительно кивает.
– Мой отец случайно услышал, как об этом говорил кто-то из официальных лиц Центра, хотя не думаю, чтобы это было известно за его пределами. Не знаю уж, как ему самому удалось удержаться, но ни положению твоего отца, ни ему самому, ничто не угрожает. А собственному сыну он сам подписал смертный приговор.
Я слышу, как у Лэчлэна перехватывает дыхание, ощущаю рукой его прикосновение, но сбрасываю его ладонь.
– Я не нуждаюсь в жалости – мне помощь твоя нужна. Я понимаю, отец мой – злой человек, он на все готов, лишь бы самому спастись. – Хотя, пожалуй, такого – что он способен предать Эша, казалось бы, любимого своего сына, – я даже вообразить себе не могла. Я – дело иное, меня он всегда готов был подставить, сдать, тут сомневаться не приходится, и останавливало его только то, что в таком случае пострадали бы не только я, но и мама с Эшем. Но Эша! Нет, такого я не ожидала даже от него.
– Мы ничем не можем тебе помочь, – повторяет Лэчлэн, с исключительной теплотой в голосе. – Миссия невыполнима. Это означало бы самоубийство. Мы не можем рисковать всем, что у нас есть, своими планами на будущее. – Я вижу, что он весь дрожит от волнения, разрывается между двумя противоположностями, за каждой из которых – и он это понимает – своя правда. Он хочет спасти Эша – и ради меня, и потому что Эш помогал второрожденной, и еще, мне кажется, потому, что Лэчлэн убежден: выручать людей из беды – его долг. Но в то же самое время он бесконечно предан Подполью, готов оберегать его любой ценой. Жизнь во имя Подполья отдать. И не только свою, но и жизнь Эша.
А мою? – мелькает у меня в голове.
– Не не можете, – поправляю его я, – а не хотите. – Я смотрю на него, не отводя взгляда, – пусть поймет, что я не шучу. – И если ты не поможешь мне, я не стану помогать тебе.
Какое-то мгновенье он, не находя что возразить, беззвучно шевелит губами. Но судя по искорке в его глазах – или это мне только почудилось? – он теперь на моей стороне. Согласиться не может, но если я не оставлю ему выбора…
Флинт хватает меня за плечо и круто разворачивает. На этот раз Лэчлэн не вмешивается. И мне кажется, я понимаю почему.
– Это еще что означает?
Я меряю его холодным взглядом.
– Да всего лишь одно: если вы не поможете мне вызволить брата, я не помогу вам получить столь нужные вам импланты.
Флинт взрывается:
– Но это же подлость! Мы открываем тебе двери, когда тебе не к кому обратиться и некуда идти. Ты полностью зависишь от нас. Если бы не мы, ты, да и каждый второй второрожденный были бы мертвы. И ты позволяешь себе шантажировать нас?!
– Вы меня слышали, – спокойно отвечаю я.
– Глупая девчонка, неужели ты думаешь, что мы не можем заставить тебя выложить все, что нам надо?
Я слегка округляю брови, хотя, по правде говоря, у меня уже начинает сосать под ложечкой.
– Вы уже пробовали. – Я стараюсь вложить в свои слова максимум презрения. – И кажется, не очень-то у вас получилось, а? Насколько помнится, ничего нужного вы от меня не узнали, даже когда я принимала вас за человека из Центра. Так что неужели вы думаете, что я открою рот сейчас, узнав, что имею дело всего лишь с несчастным второрожденным, ютящимся в своем подпольном схроне… в то время как на кону стоит жизнь моего брата? – Изъясняюсь я куда более храбро, нежели чувствую себя.
– Все равно сломаешься, – цедит Флинт, хотя уверенности в его голосе не слышно.
– Сломается, – подтверждает, к моему удивлению, Лэчлэн. – Только когда? А линзы нам требуются срочно. Особенно если есть риск того, что предатель, затесавшийся в ряды Крайних, прознал о нашем существовании. Действовать надо быстро, а замысел наш может сработать только в том случае, если удастся заполучить линзы. Ну да, в конце концов ты ее сломаешь. Но что, если на это уйдет не один день? И что, если она умрет под пыткой?
Я прекрасно понимаю, что он делает, но вида не подаю. Флинт явно колеблется, и это его злит. Я не особо разбираюсь в науке управления, но вряд ли горячность – такое уж достоинство лидера.
– Вы хотите спасти то, что вам дорого, – гну я свою линию, – и я тоже.
– Выйдем отсюда, – бросает Флинт Лэчлэну и круто разворачивается на каблуках. Лэчлэн следует за ним, подмигнув мне по дороге.
Теперь, когда мы остались одни, я обнимаю Ларк и крепко прижимаю ее к себе. Я чувствую, как она дрожит всем телом, и не отпускаю, пока дрожь не начинает утихать.
– Где мы? – спрашивает она.
Может, говорить ничего не надо. То, что ей уже известно – и о чем она, возможно, сама догадалась, – и так едва не стоило ей жизни. Но она моя подруга и должна знать. Один раз, вызнав тайну, она уже промахнулась. Теперь будет глядеть в оба.
– Это место называется Подпольем. Когда-то оно было подготовлено как город-двойник Эдема, на тот случай, если что-нибудь пойдет не так. А сейчас это тайное убежище второрожденных.
Ее лицо озаряется улыбкой, словно и недавние мучения, и неопределенное будущее перестали иметь для нее значение.
– Выходит, у тебя есть дом! Это же как раз твое место! Я за тебя так рада! Но… – Улыбка гаснет, и я буквально физически ощущаю, как она что-то вычисляет в уме. – Выходит, мы не сможем с тобой видеться. Тебе нельзя отсюда уходить, а мне навещать тебя здесь.
– Ларк, я и сама пока мало что понимаю. Не знаю уж, чем заняты Крайние, но Подполье – организация серьезная. От нее, от секретности ее существования, зависят тысячи и тысячи жизней.
Она хмурится, но потом встряхивает головой, и ее сиреневые волосы рассыпаются по лицу.
– Ничего, ты выберешься, – уверенно заявляет она с лукавой улыбкой. – А я буду тебя ждать. И дождусь, можешь не сомневаться.
И даже в этой атмосфере угрозы и неопределенности я ощущаю исходящую от нее уверенность и понимаю, что, независимо ни от чего, неважно, сколь рискованно это будет, я постараюсь с ней встретиться.
Входит Лэчлэн и, увидев, как мы обнимаемся, как безотрывно глядим друг на друга, как у Ларк блестят глаза, резко останавливается.
Я неловко отстраняюсь от Ларк, зацепившись пальцем за локон ее растрепавшихся волос. Не знаю даже, на кого из них и смотреть. Ведь я обоим столь многим обязана. И испытываю – применительно опять-таки к обоим – не просто признательность, но и чувство долга. Тревожно от каких-то новых, незнакомых переживаний, и сейчас я могу делать только одно: не обращать внимания. Это как если застываешь, потрясенная величием горного пика, испытываешь страх перед предстоящим подъемом… и при этом все равно решительно пересекаешь вброд ревущую реку. Пик, вернее, пики – Лэчлэн и Ларк, память об их поцелуях – сверкают, неудержимо манят к себе. Но это все – не сейчас, и мне приходится отвлечься.
– Итак? – спрашиваю я, упираясь ладонями в бедра, что помогает изобразить более агрессивную позицию.
– Флинт согласился, – по выражению его лица я заключаю, что вернее было бы сказать: вынужден был согласиться, – чтобы я помог тебе вызволить Эша из тюрьмы.
Со вздохом облегчения я тянусь к нему… и останавливаюсь.
– На определенных условиях, – добавляет он. – Для начала Ларк придется вколоть наркотик. Она вырубится, а когда придет в сознание, вряд ли вспомнит многое из того, что с ней произошло за последние двадцать четыре часа. Возражений нет?
Я смотрю на Ларк, она согласно кивает.
– Не то чтобы мы тебе не доверяли, но, – он прищуривается и переводит взгляд на Ларк, – людям свойственно совершать ошибки. – Она опускает голову, съеживается. – Когда придешь в себя, я зайду за тобой, ты проведешь меня в Центр, и с этого момента забудешь про существование Подполья. И не будешь пытаться увидеться с Рауэн.
– Но… – выдыхаем мы с Ларк разом.
– Никаких «но». Если тебя хоть раз увидят где-нибудь неподалеку от нас или в обществе Рауэн, – тебе конец. Второго шанса у тебя не будет.
– Но она моя подруга, – вскидываюсь я.
Ларк молчит, просто берет меня за руку и бросает предостерегающий взгляд: мол, не спорь пока.
Я уходила из дома, я ведь уже рисковала, встречаясь с ней. Так что… впрочем, мало ли что может случиться потом. Пока главное для меня – Эш. И, стало быть, Ларк должна в целости и сохранности покинуть Подполье. Сначала – ревущая река. А уж потом – горные пики.
Тут я задумываюсь: а от кого, собственно, исходит это условие – чтобы я больше не встречалась с Ларк – от Флинта… или от Лэчлэна?
Входит симпатичный молодой человек с бутылочного цвета глазами второрожденного и шприцем в руках. Ларк послушно закатывает рукав.
– Увидимся по ту сторону, – говорит она, и только тогда, когда в ее вену уже вливается прозрачная жидкость, я в ужасе спохватываюсь и бросаюсь к Лэчлэну.
– Это ведь только чтобы усыпить ее, так? Не смертельный яд?
– Рауэн, за кого ты меня принимаешь? – Кажется, он действительно оскорблен.
– Поклянись! – кричу я, хватая его за воротник.
– Клянусь. Верь мне, Рауэн. – Он берет меня за руки.
И почему это все твердят мне одно и то же?
Засыпает Ларк довольно быстро. Веки ее тяжелеют, я целую ее в щеку. Краем глаза улавливаю, что Лэчлэн отводит глаза. Немного погодя появляется крупный мужчина, поднимает Ларк на руки, словно безвольную куклу, и куда-то уносит. В желудке у меня возникает сосущая пустота.
– Он доставит ее домой. К тому времени она должна оклематься. Вернется к себе, и, надо надеяться, забудет о своем маленьком приключении в Подполье.
– Но не забудет о том, что должна помочь нам.
Он пристально смотрит на меня.
– Мне кажется, эта девушка что угодно для тебя сделает.
Не зная, что сказать, я прикусываю губу.
– Как тебе удалось уговорить Флинта? – Я меняю тему, надеясь, что это не слишком бросится в глаза.
Лэчлэн смеется, и мне это приятно. Люблю видеть Лэчлэна улыбающимся, шутящим. От этого на душе легче становится, чувствуешь себя… счастливой. А как вести себя с другим Лэчлэном – воином, лидером… мужчиной… я не знаю.
Лэчлэн заговорщически понижает голос:
– Думаю, главное для него – весьма большая вероятность того, что в ходе предстоящего предприятия меня просто прикончат. Мы то и дело бодаемся, и знаешь, мне кажется, он сам хочет раздобыть импланты и поменять весь наш план. Вот и разрешает мне помочь тебе. Мне, в одиночку. Ход его рассуждений таков: попытка освобождения Эша заканчивается неудачей, я не возвращаюсь, мы с ним в расчете, и теперь тебе придется отвести к киберхирургу его.
Ну и тип этот Флинт, оказывается, совершенно безжалостный. Борьба за спасение второрожденных не должна становиться борьбой за власть между двумя харизматичными лидерами.
– Не будет ему никаких линз, если… не будет тебя.
Он кладет мне ладонь на плечо, но тут же спохватывается и отдергивает руку.
– До этого момента ты была на высоте, но не надо иллюзий – он способен заставить тебя заговорить. Его методы это… не мои методы. Я не считаю, что причинение боли может способствовать построению лучшего общества. Смерть, при определенных обстоятельствах, – вероятно. Но в мире и без того слишком много страданий и жестокости. Не хотелось бы без крайней надобности умножать их.
Я ощущаю сейчас такую близость к нему! Тепло переполняет грудь, разливается по жилам, доходит до кончиков пальцев. Откуда это? Откуда этот отклик плоти? И почему он направлен на двух совершенно разных людей? В том ли дело, что раньше я просто никого не знала, жила сама по себе? Может, меня очаровывает сама идея человечности?..
– Неужели нет ничего, совсем ничего, что могло бы сделать Флинта добрее? – спрашиваю я.
– Почему нет? Есть. Девушка, во всем похожая на меня, – подмигивает мне Лэчлэн. Я чувствую, что заливаюсь краской. – Нет, встать на твою сторону – да если уж на то пошло, то и на мою тоже – Флинта не убедишь. Но выход, конечно, найти можно – с твоей помощью. – Он наклоняется ко мне и шепчет прямо в ухо: – Итак, если ты не против, мы попробуем побить Флинта его же оружием. Нынче ночью мы идем к киберхирургу за линзами.
У меня мелькает тень подозрения. А что, если я встану на его сторону, а после он откажется помочь мне вызволить Эша?
Но нет. Я ему доверяю.
– И тогда Флинту поздно будет охотиться за линзами, да и не только в этом дело: я сделаюсь настолько нужным Подполью, что он не рискнет отпустить меня в Центр одного. Придется дать мне несколько человек в подкрепление. Ну, и шансы на успех, естественно, увеличатся.
Прекрасный замысел, я готова аплодировать Лэчлэну. И все же имеется одна неточность.
– Не тебе дать подкрепление. Нам. Я иду с тобой.
И хоть он долго отговаривает меня, ничто не помогает. Не дам я ему одному идти на это опасное дело.