Глава 2
Чтоб не спугнуть тишину….
Не заснуть в эту ночь. Звёзды
Тонут в падающем снеге.
Замер в ожидании и неге.Чистый - воздух.
Осыпаемый вялым снежным безветрием, в белом рассеянье полярного солнцестояния, "Лейтенант Скуратов" неторопливо втянулся в Екатерининскую гавань.
Узкая, растянутая на четыре километра в длину и всего полтора километра в ширину, бухта практически никогда не замерзала зимой и прекрасно была защищена от океанского волнения.
Никем не встречаемый, пароход прошёл вдоль обрывистых убелённых сугробами берегов, забирая левее к вырубленной в сплошной скале пристани Екатерининского острова.
Отработав машинами, судно мягко ткнулось левым бортом в деревянный причал.
Кинули сходни, матросы закрепили "концы" заведомо со слабиной, рассчитывая потравить при подъёме приливной воды.
Константин Иванович Престин бегло осмотрел домики научно-промысловой экспедиции, не заметив ни души.
"Хорошо, что пришвартовались сюда, нам пока лишние зеваки ни к чему".
Развернулся в сторону противоположного берега, отыскал взглядом смутно виднеющуюся выше по горе церковь. Привычно перекрестился.
Александровск ещё спал. На городской пристани кто-то уже возился, поморский карбас отошёл от берега, буксируя за собой пару каяков….
Но на прибывшее судно никто внимания не обращал.
"Почти двухнедельное отсутствие "Скуратова" как и не заметили. И то ладно. До прилива пройду "переймой", а назад шлюпкой…". **(В Екатерининской гавани близость океана способствует заметным перепадам приливов и отливов. Во время отлива в юго-восточной части гавани между Екатерининским островом и континентальной частью Кольского полуострова обнажается перешеек, длиною не больше 200 метров. Местные называют его переймой.)
За спиной послышались голоса — на палубу поднялись пассажиры.
Щёлкнули с характерным шипением их газовые зажигалки.
"Эти их зажигалки. Пьезо. Ему одну такую подарили. По секрету. Их на судне, говорили, целая коробка — на сувениры. Надо ж — они возят туристов на полюс!
На одной стороне у неё всё то же — "росатомфлот", на другой стилизованное изображение ледокола "Ямал". И…, "сделано в Китае". С одной стороны "подумать только — китайцы!", а с другой — видел он всякие китайские фарфоровые штучки…. Поэтому не удивился".
Потянуло мягким табачным дымком, послышалось довольное мычание, похожее на мелодию. И даже оглядываться не надо было, чтобы понять — улыбаются!
— Здравия желаем Константин Иванович! Прибыли? Утро? — И без перехода, — я утром снежно свеж. Я утром из надежд. Пью чай…, встречай…, день новый у порога — дорога!
"Непрошибаемые! — Непроизвольно покачал головой Престин, — если верить этим путешественникам во времени…, потомкам, (как только он их не называл, но так и не выбрал удобное и правильное) для них переброс на сто десять лет назад был неожиданным, нежеланным.
Видно было, что там позади в их столетии осталась весьма комфортная, пусть не без своих сложностей…, и такая непонятная жизнь. Там остались дома, семьи, друзья.
А они…, попав в прошлое, словно с одного континента на другой перелетели. (Показывали ему, как в будущем несколько часов на самолёте — и ты уже из Москвы в Австралии).
За те три дня что он был на борту того великолепного судна, много чего успел увидеть, мало что смог понять, и тем не менее даже этого малого ему хватило с лихвой.
Подумать только — люди взлетели выше неба! И что особенно возгордило, что именно русский человек был первым. А американцы побывали на Луне".
И вспомнил полную желтоватую луну, и представил, как по ней ходит (вниз головой к Земле) человек.
"Невообразимо! Просто невероятно"!
— Ничего, теперь нашими усилиями и вашим стараниями русский человек везде будет первым, — хлопал его по плечу главный инженер судна, — для начала чутка подмогнём японцев победить….
"Непробиваемые! Они (далеко не простые матросы, почти все с инженерным, многие с военным образованием) то, переругиваясь меж собой, то совершенно без стеснения хохоча, живо принимались строить планы по техническому перевооружению России. Некоторые с таким завидным энтузиазмом, что казалось всю жизнь только и ждали подобного случая.
И всё у них то серьёзно, то шутя…, и пойди разбери".
— Вы Константин Иванович теперича носитель секретной информации, вас теперь жандармы царёвы запросто могут упечь в острог, дабы исключить любую попытку лишней болтовни.
— Я болтать не собираюсь….
— Так выкрадут агенты-шпиёны иностранных разведок. А под пытками, того чего и не знал расскажешь. У вас есть пистолет…, э-э-э револьвер? Обязательно прикупите. Всяко может статься — пригодится.
Шутки шутками, но зарубочку себе сделал.
За то время, что Константин Иванович провёл среди потомков, перед телевизором и за основательными беседами, на его бедную голову свалилось столько, что он порой ощупывал её — не опухла ли.
О! Без сомнения — ему было жутко интересно, но мозг просто не успевал перерабатывать и осмысливать полученную информацию.
— Ваша проблема, что вы пытаетесь разобраться в принципах, понять, как работает та или иная техническая штука. То же самое в культурологическом плане. Не стоит заморачиваться, э-э-э…, усложнять себя. Не это главное. Принимайте как данность, — советовал ему капитан, — главное, что это возможно, это работает и так будет.
— Господа, господа, — недоумевалось в ответ, — мне, несомненно, льстит ваше внимание, но позвольте…, зачем вы уделяете мне столько времени. У вас будут гости поважней.
— Совершенно верно! Предполагаю, что встречи предстоят на самом высоком уровне. Сейчас мы практически всем экипажем заняты подборкой материалов — что предложить руководству империи, скорей всего самому царю. Только вот мы немного не в теме, так сказать. Что-то будет, простите, для аборигенов совершенно не понятно, что потребует оговорок, что-то вообще будет звучать, например, оскорбительно.
И пусть на начальном этапе (и в основном) нам предстоит общаться с благородиями, тем не менее — вы среднестатистический подданный. Мы на вас тренируемся, как бы ни цинично это звучало.
Но почему-то больше всего его пробрало, когда капитан ледокола, как змей искуситель (всё ж фамилия его никак не притиралась на слух и язык), пригласил к себе в каюту, включил один из своих приборов с экраном.
— Тэ-экс! — Пощёлкал кнопками, зачитывая, — шхуна "Бакан", переименована в пароход "Лейтенант Скуратов". С восемьсот девяносто девятого по девятьсот девятый — командир Престин Константин Иванович. Вижу ссылки, но открыть не могу. Извините, у меня информация привязана к судам и кораблям заполярья и северных морей. Но тоже немало. А?
Оказывается, потомки сохранили о нём память.
Сигареты из будущего лёгкие и легко истлевали. Пассажиры, разглядывая скудный на цвета северный пейзаж, переговариваясь меж собой, скурили уже по второй.
Престин сделав ещё пару распоряжений, засобирался на берег:
— Господа, вам придётся пока обождать. Мне прежде надо будет доложить начальству. Не знаю, сколько это займёт времени, сами видите, в сколь ранний час мы прибыли. Так что за вами вышлют либо шлюпку, либо санный экипаж. Либо то и другое — перевезём на другой берег ваш груз. И где-нибудь вас разместим.
— А не проще было сразу следовать в Архангельск? Или уж если приплыли сюда, начинать эти перегрузы, загрузы…. Подождали бы.
— У меня изначально была инструкция, сиречь приказ — следовать в Александровск, — Престин немного смутился, точно помня, что ранее говорил об этом. Видимо сами гости уж и позабыли, — и я…, просто не знаю, насколько быстро будет принято решение по вам. А на судне пребывать не очень всё же комфортно. Прошу прощения.
* * *
Через час пассажиры покинули пароход, отбыв вместе со всей своей поклажей.
Через час потянулись первые любопытные, выспрашивая матросов: "видали ль те судно-корабль, про который шуму было столько?".
Те важно отмалчивались или не менее многозначительно косились в сторону строгого мичмана, изредка проявляющего на палубе.
В отсутствие старшего таинственно "хмыкали", чухали затылки, важничали, набивали цену, рассчитывая на берегу в питейном чарку за рассказ.
Потому что рассказать было о чём, тем более что по-первой, ещё в море, офицеры стращали от лишней болтовни, а потом вдруг "махнули рукой", и даже поведали кто таковы эти на "красном чуде", куда следуют, и чего ищут.
* * *
— Американского миллионщика кораблина. Землю Санникова шукають, бают золото там есть. Во!
— Да нешто? А сказывают пассажиров вы привезли? Русских американов.
— Ага. Чудные, вроде по-русски лопочут, а не понятно. Табак у них тонко-тонко в папиру скручен. И хфильтр хитрый, шоб горло не першило. Так оно и без того не дерёт — слабоват табачок.
— А ты пробовал? Врёшь поди…?
— Угощали. Вот те крест! А свояк мой Кондрат — трюмный, покуда в дрейфе стояли, его на вёсла кинули с досмотровой партией. Так он даже на борт того огромадного корабля подымался. В каюте мичманской их держали, покуштовать аккурат туда, аки барям носили. И картинки всяки давали со скуки поглядеть….
— Брешешь!
— …так он охальник, один лист выдрал и припрятал. Да вон он идёт. Хошь поспрашай.
Первым подсуетился крутившийся поблизости заштатный корреспондент губернских новостей, прилипнув к матросу: "покаж, да покаж картинку".
Кондрат и не пошевелился, пока Аркаша (так звали пронырливого представителя прессы) не поднёс дармовую чарку. Опрокинув в рот горячительное, занюхав рукавом, матрос степенно полез за пазуху и достал сложенный вчетверо лист:
— Тута, зверюга кошачий пятнами и краля почти в исподнем….
— Ты ж пошто так измял его весь, дурень?
— Дык, припрятать надоть было….
Шустрый газетный писака сразу оценил чёткость и яркость картинки, даже угадал наитием, пробормотав:
— Как фото в цвете….
Перевернул.
— А на обратной стороне буковки, — Кондрат крякнул после второй, — пробувал я читать, хоть в грамоте и не шибко, но сказано неруси писали….
Корреспондентик зашевелил губами, пробираясь по вполне читаемому тексту об амурском тигре, о его среде обитания и прочих подробностях жизни зверюги, как вдруг наскочил на фразу:
"Всемирный фонд дикой природы в 2007 году вывел их из статуса вымирающего подвида".
"Опечатка"?
А вслух:
— Продашь?
— А чего бы и не продать? "Синенькую" положишь? **("Синенькая" — в царское время пятирублёвая (изумрудно-синего цвета) купюра.)
— Да побойся бога!
Сошлись на рубле.
* * *
Не избежали своих расспросов, а так же простого праздного интереса и офицеры "Скуратова", весьма вольно и с иронией отвечая:
— Да какое там!!! Что там матросы понимают. Они вам после чарки ещё и не такое нарасскажут. У страха глаза велики.
Мы к нему на шлюпке подошли, оно понятно — бортом нависает, вот им и показался таким громадным. Но спорить не стану, раза в два крупнее "Ермака" будет.
— …про золото и Землю Санникова ничего не ведаю — опять матросики навыдумывали.
— …нет. Не военный. Орудий нет, да и кто военный корабль будет красной краской мазать.
— …собираются они к полюсу. Ищут пропавшую с девятьсот третьего года американскую экспедицию Циглера-Фиала.
— …да, американцы. И русскоговорящие среди них — когда-то покинули отечество.
Ох! Ну, откуда…. "Русская Америка на Аляске" — не слыхали? Вот оттуда видимо.
* * *
А спустя сутки начальник особого Беломорского отдела пограничной стражи полковник Бруннеман Евгений Вильгельмович отослал рапорт командиру первого округа (г. Санкт-Петербург), уведомляя оного, что "второго мая сего года, направленный на патрульную службу пароход "Лейтенант Скуратов" имел рандеву в море с судном под американским коммерческим флагом. По заверению командира "Скуратова" встреченное судно приспособлено для хождения в северных широтах, способно преодолевать льды толщиной в 6 (шесть) футов и обладает водоизмещением не менее 20 (двадцати) тысяч тонн".
Донесение, отправленное курьером с особым поручением, имело секретное приложение.
"Владелец вышеупомянутого судна имеет возможность и желание предложить Российской империи ряд технических совершенствий различной направленности, включающих судостроение, двигателестроение, развитие беспроводной телеграфической связи на иных (голосовых) порядках, а так же новейшие научные и практические разработки в сфере медицины и химической промышленности.
В связи с чем предлагаются действующие образцы и изделия в сопровождении инженеров-специалистов в количестве двух человек.
Настоятельно рекомендую (подчёркнуто) без попустительства донести сии сведенья до самого Государя императора, так как иные прожекты опережают своё время, а так же применимы в военном деле.
Считаю обязанным предупредить, что аналогичное уведомление отправлено губернатором Архангельской губернии Бюнтингом Н.Г. министру МВД В. К. Плеве".
Надо сказать, что гости из будущего настояли, чтобы ни устно, ни письменно в донесении об их истинном происхождении ни в коем случае не упоминалось. Что откроются они уже непосредственно либо самому царю, либо его близкому окружению по обстоятельствам.
Поэтому на данном этапе количество людей в Российской империи и в частности в Архангельской губернии, знавших о секрете пришельцев из будущего, насчитывало всего четыре человека — офицеры (унтер) со "Скуратова", полковник Бруннеман и губернатор Бюнтинг Николай Георгиевич.
У этих четырёх сложилось приблизительно одинаковое отношение и мысли по поводу открывшихся невероятных знаний и даже самого факта путешествия через время. Однако ж всё одинаковым быть не могло.
Полковник Бруннеман, где-то человек прямой и грубый, однако не лишённый прозорливости, после того как справился с оцепенением, сразу увидел первое, лежащее на поверхности, из того о чём рассказали потомки — катастрофу флота на Тихом океане и как следствие проигранную войну. Поэтому с завидной скоростью понял необходимое — как можно быстрей донести эти сведенья до Петербурга. В том числе надеясь, что его быстрые решения будут оценены начальством по достоинству.
Со всей решительностью сумев убедить в содействии и губернатора.
А ещё он понимал, что это ТАЙНА, за которую запросто можно поплатиться головой. Однако не жалел, сказав себе:
"Прикоснуться к такому и узнать — уже жизнь прожил не зря"!
Для Николая Георгиевича Бюнтинга, который едва вступил в должность главы Архангельской губернии и совсем ещё не освоился на новом месте, событие свалилось ошеломительно, как снег на голову.
"Наверное, признак любого чиновника во все времена — осторожность. Не опрометчивы ли мы? Не поторопился ли я"? — Задавался потом вопросом Николай Георгиевич, и хорошо, когда днём, хуже, когда перед сном в опочивальни — тогда ещё долго и нудно ворочался, прежде чем успокоиться.
Первые две недели была ещё свежа память о грандиозности, фантастичности истории, мысли находились во взвинченном состоянии, хотелось что-то делать, продвигать, суетиться.
Но дни шли и впечатления, невероятно сочные и яркие картинки на маленьком экране пришельцев, как и вся описанная, рассказанная картина в целом стиралась, пряталась в перифериях памяти, задаваясь вопросом: "а было ли?".
И вновь, и вновь возвращая к мысли:
"А не сделал ли он глупость поспешив отправить этих людей, со всем тем багажом знаний и вещественных доказательств в столицу, пусть и с вооружённым курьером пограничной стражи? Не стоило сначала самому кропотливо разобраться, да и просто убедиться, посетив тот загадочный корабль?
А с другой стороны — тех свидетельств, что предоставили путешественники, хватало с лихвой и более чем. Вот только время…, время идёт и остаётся уповать на терпение.
Что ж…, кесарю кесарево. Каждый, соблюдая достоинство, несёт пользу для империи на своём месте. Следует ждать гостей. Высоких гостей. И мне надлежит подготовиться и произвести наилучшее впечатление".
Но тревога грызла и грызла. И тонул хересом очередной вечер сомнений, ворочалась полубессонницей ночь, и утро "жаворонком", холодным омовением лица порывало отдать нужные распоряжения, чтобы ехать…, ехать в Александровск. Где в гавани стоял пароход "Скуратов", и в каюте капитана, под замком срывалась единственное свидетельство того что пришельцы из будущего не приснились, не привиделись, не плод его воображения.
Больше всех терзался Константин Иванович Престин. Для него пять суток на ледоколе — пролетели, как чудесная книга, которую прочитал, проглотил и требовал, жаждал продолжения. И знал, что оно есть — где-то там, в семистах милях на северо-востоке.
И как Константин Иванович не сдерживался, почитай каждый день, даже когда не был на службе, приходил на пароход, спускался к себе в каюту, открывал металлический сейф-ящик. И если на тот момент не было сеанса связи, просто поглаживал кремового цвета панель радиостанции, примерял на голову наушники, проверяя соединения, полушёпотом смакуя слова, понятные и не совсем: "аккумулятор, стабилизатор, инвертор".
Когда же наступало время для контрольного радиоконтакта, поглядывал в пошаговую инструкцию (хотя выучил манипуляции наизусть), включал аппаратуру, запитанную, когда от бортовой сети, когда от аккумулятора, и нисколько не выдавая волнения в голосе, произносил позывные:
— UCJT…. **(UCJT — реальный позывной ледокола "Ямал".)
Внешне на "Скуратове" особо ничего не было заметно — на гроте среди такелажа лишь добавилась растяжка-антенна. Но споров и сомнений о размещении на пароходе радиостанции было немало.
— Вы же понимаете, что нам и у берегов красоваться нельзя, но и знать надо — когда, — явно колебался офицер ледокола, — мера вынужденная, но без неё никак. Вот только ради этой скрытности мы можем попустить всю секретность в принципе. Вы же, Константин Иванович, человек служивый, подневольный. Скажет енераль — отдай. Что сделаете?
И хрен бы, если аппаратура 21 века пропадёт в дебрях имперских служб (кто там вообще этим заниматься будет), а если уплывёт к врагам? Пусть они пока, лет эдак десять, в ней ни черта и не поймут, но сам факт!!!
Что касается старшего помощника Престина — мичман был человеком не то чтоб глубоко верующим, просто он, немного больше других, пообтёсавшись временем и жизнью, выбрал для себя самое глубокое (по его мнению) понимание вещей.
"На всё воля Божья"!
Не руками, ни взглядом.
Хочется взлететь к звёздам этим,
Что там за пеленою снега шепчут: "светим"!
"Светим"!
Зима цеплялась за своё не дольше чем обычно. Двина-река давно выгнала последние льдины. Остатки мёрзлого "богатства" медленно истаяли в губе *, и лишь в посеревшем Белом море попадались отдельные вылизанные водой и солнцем дрейфующие упрямцы.
В предместьях города Архангела** пробивалась, буйствовала питаемая талой водой трава. Сочная, зелёная. В то время как на берегах Мурома ещё лежал ноздреватый снег.
А если забрести в лес, в так называемый суземок
* * *
, где хвойные кроны погуще — там преспокойно пластались чуть просевшие сугробы, словно и не собираясь никуда уходить.
Иные из них, в низинах и в ущельях, вполне дотянут до следующего сезона морозов.
Набухшая водой Северная Двина, подобно оживлённой улице, несла торговые баржи, промысловые шхуны, поморские шняки, под парами, парусами, вёсельно — началось долгожданное судоходство. Рейсовым пароходом разъезжались по своим становищам промышленники. Люди спешили заработать, "накопить жирок" за короткий летний сезон.
В Архангельске в районах застройки на приболоченных участках латали, перестилали деревянные мостовые и тротуары. В "сухой" части города подновляли деревянную
* * *
, а где неспешно мостили настоящую (каменную) брусчатку.
И вычищали, драили, выметали проступивший из-под снега мусор, наносы, грязь — все, что намыло талой весенней водою.
По чистым улицам города покатил гужевой транспорт, коляски запряжённые лошадьми. Цоканью подков вторили привлекательные молоточки каблучков барышень, примеривших лёгкие платья. Спешили приказчики или чинно прогуливались господа.
Люди улыбались, вдыхая пробуждающиеся весенне-летние запахи, глядя на расщедрившееся солнце.
И только вести с Дальнего востока, за редким исключением, омрачали…, кого косвенно, кого напрямую, кого просто по всегдашнему пристрастному интересу.
Вот ещё только недавно мальчишки-газетчики выкрикивали о подрыве на минах двух японских броненосцев, но уже в конце мая японская армия, при поддержке канонерок почти вплотную продвинулись к Порт-Артуру. Противником без боя был взят порт Дальний.
При этом русская эскадра практически бездействовала.
Начало июня не принесло никаких вестей. В том плане, что ни на имя архангельского губернатора, ни по ведомству пограничной стражи Беломорского отдела не пришло никакой особой, секретной корреспонденции. Или распоряжений.
Бюнтинг осторожно пытался зондировать через "своих" обстановку в верхах, но на непрямые осторожные вопросы получал совершенно невнятные ответы. Никто ничего не знал.
И ничего не происходило. Почти до двадцатых чисел.
*(Имеется в виду речная губа — узкий залив, через который река впадает в море.** Архангельск основан вблизи Михайло-Архангельского монастыря. Отсюда и название города.
* * *
Суземок — топоним, происходящий из поморского наречия русского языка, означающий густой хвойный лес.
* * *
Деревянная брусчатка. Бревно обстругивали в брус 6-гранной формы, пилили поперёк на пеньки высотой примерно в фут. И мостили дорогу, устанавливая их торцом вверх, подгоняя друг к другу.)
Не подслушанный разговор.
— Месяц назад, насколько я помню, вы предоставили нам изображения судна весьма оригинальной архитектуры.
— Совершенно верно, эти любопытные фотопластинки мы получили через норвежские каналы. Там, на Севере, немного пошумели в местной прессе….
— Да, да, — поспешил подтвердить хозяин кабинета, — "…огромное судно с красной надстройкой". Фото естественно, ни размеры, ни цвета передать не может.
И на тот момент к этому факту отнеслись весьма скептически, посчитав фотопластинки подделкой, а шумиху лишь желанием газетчиков заработать на раздутой сенсации.
Тем не менее, мы всегда отлеживаем любые новинки в кораблестроении….
Из русских источников ("Губернские ведомости") следовало, что судно принадлежит американскому миллионеру, построено на некой мифической верфи на Аляске. "Мифической", подчеркну, потому что ни с какого известного нам крупного стапеля подобное судно не сходило.
— "Утка"? Американцы ведут хитрую игру?
— До определённого момента и мы так думали. Но из Петербурга по дипломатической линии приходят сведенья о какой-то, просто неприличной секретности вокруг неких новых людей в окружении русского царя.
Когда я говорю "неприличной", то имею в виду, что никто из наших явных или скрытых осведомителей ничего не смог выяснить. Пока.
Вот — почитайте! Это больше похоже на сплетни и мистический бред не наигравшихся в масонов придворных идиотов.
Казалось, что хозяин кабинета готов бросить перед визитёром эти исписанные листки, но природная воспитанность и сдержанность пересилили.
Передав донесение, недовольный джентльмен встал и подошёл к окну, выходящему на берег Темзы. И уже не оборачиваясь, продолжал комментировать:
— Обратили внимание — опять фигурирует этот непонятный американский ледокол. А русское адмиралтейство прямо таки всерьёз заинтересовалось Севером, вплоть до того, что посылает туда комиссию.
На данном этапе, официально, проще будет действовать через шведско-норвежского консула — господин Фальсен нам кое-чем обязан. Но могут возникнуть ситуации, требующие не деликатного вмешательства. У вас есть там кто-нибудь?
— Нет.
— Займитесь этим делом.
Своим замысловатым чередом….
Иногда так бывает — ждёшь, ждёшь чего-то…. И когда оно, наконец, случается, то случается это до странного неожиданно.
Железнодорожная ветка доходила лишь до левого берега Северной Двины, к станции Исакогорка, от которой до Архангельска надо было добираться рейсовым пароходиком или воспользоваться услугами промышлявших переправой лодочников — те брали дороже, но по-божески. Зато быстрее.
Телефонный звонок от станционного начальника лишь на немного опередил появление запыхавшегося курьера, доложившего о прибытии поездом столичного ревизора.
Приняв доклад, Бюнтинг остался сидеть за столом, перекладывая бумаги, планируя свои дальнейшие действия. Ехать на вокзал, встречать уже было поздно. Станционный начальник наверняка уже подсуетился и направил прибывших сюда — в губернаторскую резиденцию.
Николай Георгиевич поднялся с кресла, немного прошелся, размявшись, остановился у большого зеркала, окинув взглядом свою высокую, плотную фигуру. Отметил увеличившуюся проседь в волосах и небольшой бородке, поправил, разгладив кончики усов.
"Признаться, ожидал чего-то большего. Хм…, вице-адмирал Дубасов. Не велика шишка — в табели о рангах почти равный, как гражданскому, так и придворному чину.* Но мужчина суровый и серьёзный. Тем более зная и понимая, по какому делу он прибыл".
Это знание невольно заставляло Николай Георгиевича подтянуться — внешне и мысленно, настраиваясь встречать гостей.*(Николай Григорьевич Бюнтинг имел гражданский чин статского советника. В 1896 году пожалован в звание церемониймейстера. Следующий класс в табели о рангах Российской империи обер-церемониймейстера соответствует званию вице-адмирала.)
* * *
Вице-адмирал Фёдор Васильевич Дубасов степенно, но быстро поднялся по ступеням к распахнутым дверям, где его встречал губернатор. Несмотря на шестидесятилетний возраст, адмирал выглядел бодро — высокий, сухощавый, вытянутое породистое лицо, чистый лоб, светлые, чуть рыжеватые волосы, по старой моде зачёсанные вперёд на висках.
Представились. Проследовали в кабинет.
Одни из прибывших с Дубасовым оказался морским офицером в чине лейтенанта. Коломейцев — его фамилию Бюнтинг уже слышал (довольно известная среди исследователей Арктики), но воочию видел впервые.
"Пусть и запоздало, но взялись с толком, — тут же признал Николай Георгиевич, — по-моему он служил на ледоколе "Ермак". Нужный человек для оценки возможностей ледоходного судна потомков. Разумно и вполне последовательно".
Второй сопровождавший был в партикулярном платье, но по неуловимым повадкам, а главное своим взглядом, который бывает только у пристрастных городовых и цепких дознавателей, выдавал свою принадлежность к жандармскому управлению. Кем и отрекомендовался.
"Прибыли-то вместе, но…, морячки слегка сторонятся — "белая кость", жандармов не очень жалуют".
Представителя политической полиции Империи это видимо совсем не волновало — привык. Первым делом он доложил, что вместе с ними в одном поезде приехала пара подозрительных господ, по виду иностранцев. И попросил пригласить местного начальника полиции, дабы установить догляд за сомнительными личностями.
Дубасов на это лишь морщился, но не замедлил предоставить бумагу за подписью самого Императора об оказании полного содействия.
И тут же об этом содействии уважительно потребовал, намереваясь, не откладывая следовать пароходом в Александровск. Затем пересесть на "Лейтенанта Скуратова" и отправиться с инспекцией….
Далее адмирал не стал распространяться, сделав многозначительную паузу, предоставив ещё один сопроводительный документ. В нём отдельным пунктом оговаривалась конфиденциальность и ограниченность круга посвященных, что не замедлило порадовать губернатора, который уже предугадывал некоторые сложности с "городским головой".
Что до такой поспешности Дубасова, то Николай Георгиевич немного растерялся, честно говоря, не готовый к столь скорому повороту.
После обстоятельного и душевного разговора с Престиным, заразившего его глубоким любопытством, лелеял надежду сам взглянуть на необыкновенный ледокол, поближе познакомиться с потомками. С чудесам их техники. Хоть и понимал, что не совсем это его, как губернатора, дело.
И, несмотря на то, что гостям ничего не мешало сразу следовать далее, поскольку были, так сказать, "на чемоданах", губернатор надеялся, что они всё же отдохнут с дороги, приведут в порядок одежду….
"А то от них, скажу прямо, несмотря на "первый класс", немного попахивает…, паровозом. После стольких-то дней пути. Как минимум угольком-с, которым топили вагон".
А сам за это время надеялся подготовиться — взять некоторые необходимые в быту вещи, понимая, что путешествие в море займёт немало времени.
Всё это обходительно, а некоторые нюансы как можно обтекаемо губернатор донёс до прибывших, отметив, что в городских гостиницах есть приличные номера, если гости "побрезгуют" гостеприимством губернаторского дома.
Чуть поколебавшись, Дубасов согласился, решив сделать небольшую паузу. Однако едва услышал о намерении губернатора отправиться в составе делегации, попросил того отойти чуть в сторонку.
— Хочу сразу сказать, — в полтона, более того, неожиданно шёпотом начал вице-адмирал, — для прибывших со мной господ, истинное происхождение пришельцев неведомо. Для остальных они американцы. А судно их секретное, как и всё это дело.
Я и Коломейцева с собой бы не брал, дабы случайно не увеличивать число посвящённых. Кстати, Николай Николаевич Коломейцев бывший командир ледокола "Ермак" и его роль в какой-то степени имеет отвлекающий манёвр. Но об этом позже….
Однако речь не о том и беда не в этом. Сдаётся мне весь Санкт-Петербург и царский двор в частности, это какой-то курятник, где каждая курица и петушок спешит прокукарекать любую услышанную сплетню. Налицо — сразу обострившаяся заинтересованность к русскому Северу всяких иностранных атташе и прочих прихлебателей при дворе, имеющих контакты и определённую пользу от иноземных дипломатов.
Эти два подозрительных типа, что увязались вслед за нами, по словам жандармского ротмистра — они неспроста.
Что касается вашего отбытия из вверенного вам губернаторства…, настоятельно попросил бы воздержаться.
Есть основания считать, что в Архангельск нагрянет Высокий гость…, поговаривают кто-то из Великих князей. И кому как не губернатору встречать…, сами понимаете кого.
Так же предстоит…, и более того следует принять все меры по безопасности лица императорской фамилии. На что в городе остаётся новоприбывший жандармский чин-распорядитель с широкими полномочиями.
Закончив свой монолог-полушёпот, адмирал словно избавился от груза, выдохнув.
Ну, а далее всё пошло по накатанной обычных распоряжений, исполнений, суете временного обустройства и последующих мероприятий.
Тем не менее, старый служака Дубасов слово своё держал, говоря, что задерживаться не намерен — как только известили, что губернаторский пароход "Муром" готов выйти, отбыл.
* * *
"Губернские новости" о приезде-отъезде вице-адмирала почти не отметились (настолько тот скоро появился и исчез), выдав несколько строчек, будто в скупом некрологе.
"Скорей, — как догадался Бюнтинг, — вследствие прямого нажима жандармского чиновника на правление издательства".
Однако усилия ротмистра были нивелированы, когда в Архангельск дошла почта со столичной периодической печатью, где в одной из газет была статья об отъезде вице-адмирала на Север, с вопросом: "что же там понадобилось Адмиралтейству?".
И без того вокруг этой темы происходила нездоровая суета, теперь же губернатору
уже не стесняясь, стали задавать вопросы.
В портовом городе иноземцы не редкость. Сложно сказать, больше ли их стало, с какими целями приехали те или иные личности. Представлялись журналистами, деловыми торговыми людьми. Некоторые полярными исследователями, лопоча со смешным акцентом, напоминая один забавный персонаж из ещё не снятого фильма: "я — американский учёный-энтомолог, следую на Суматру в поисках бабочек!".*(Цитата из фильма "Дежа Вю".)
И может быть в отдельности каждый "длинноносый" господин ничем особо примечателен не был (по крайней мере, таковым старался казаться), но в совокупности….
Полковник Бруннеман, находящийся в Александровске телеграфировал, что в Екатерининскую гавань заходил норвежский пароход "Фритьоф", якобы на поиск экспедиции Цинглера. Едва "Фритьоф" ушёл, предварительно пополнив запасы, прибыл другой "норвежец" — барк "Харальд". С той же целью — спасение пропавшей экспедиции. А так же полярные исследования. Но, как писал Бруннеман:
"Имея доверительную беседу с капитаном барка "Харальд" Кьелдсеном, с коим водил знакомство, выведал, что на борту "норвежца" присутствуют англичане, оплатившие фрахт судна. За время стоянки "Харальда" наниматели-англичане неоднократно сходили на берег, исподволь вели среди портовых и городских расспросы о "Скуратове" (куда оный отправился?) и большом корабле-ледоколе.
Однако к экспедиции готовятся основательно, нанимая проводников из поморов и самоедов, закупая ездовых собак, продукты и остальное снаряжение".
Жандармский ротмистр регулярно подавал губернатору записки, считая нужным держать местное начальство в курсе, хоть и не находился у того в подчинении.
А при личной встрече посетовал:
— Вполне недурственный ложный след уже был пущен — про "Землю Санникова". Моими же стараниями разошлась ещё парочка противоречащих слухов, для ещё большей запутанности. Зло в том, что утечка идёт из самого Санкт-Петербурга. И с этим мы ничего поделать не можем.
* * *
На девятые сутки после отбытия вернулся "Скуратов". В этот раз его приход незамеченным не остался.
Помимо зевак были и официальные встречающие, но оказалось, что адмирал даже не собирался сходить на берег — перешёл на административный пароход "Мурман", который стоял на рейде, заведомо разводя пары.
Ступивший на пристань Престин сделал как можно более озабоченное лицо, отмахнулся от газетчиков и любопытных, поспешил к портовому начальству.
А от мичмана и в прошлый раз ничего не добились — оставалось только ждать, когда отпустят в увал матросов.
* * *
Уже помянутый выше заштатный корреспондент губернских новостей в нетерпении отирался у причала, выглядывая своего новообретённого знакомца с парохода "Лейтенант Скуратов" — трюмного Кондрата.
Купленный у матроса лист из иностранного журнала (уж больно нелепа там была русская орфография) был воспринят всеми кому ни показывал, лишь как чья-то замысловатая шутка. Хоть добротность печати и озадачивала.
Аркаша маялся и уже откровенно жалел потраченный целковый, как неожиданно удалось всучить бережно хранимую бумаженцию коллеге — норвежскому корреспонденту из газеты "Aftenposten". Аж за целый червонец! И теперь беспечно улыбался:
"Не получилось удивить редактора, так хоть провернул маленький удачный гешефт"!
Знал бы он, сколько английских фунтов содрал норвежец с подвернувшегося со своим чрезмерным интересом британца, покусал бы локотки от досады, тем более что англичашка-то пару раз попадался на глаза.
Не ведал Аркаша, что сей господин с Альбиона со своим подручным продолжал крутиться поблизости, устроив бесхитростную слежку за "перспективным объектом".
В свою очередь, за всем этим, осторожно держа профессиональную дистанцию, наблюдал жандармский ротмистр. И легко узнал в этих двух скользких типах тех самых подозрительных иностранцев, что прибыли на поезде из столицы.
Завидев Кондрата, искатель журналистских сенсаций замахал ему руками как старому знакомому. Кинулся выспрашивать на предмет "не узнал, не видал ли он чего интересного, не привёз ли ещё чего любопытного? А он, Аркадий, вполне готов выкупить, если что…, за копейку справедливую".
Матрос поначалу даже обрадовался:
— Ты мне, мил человек, не отдашь взад ту папиру заморскую? Деньгу верну….
— Да пошто она тебе уж…?
— То мой грех. Позарился на картинку лепую. Верни, а?
— Нету ея у меня, продал коллеге-журналисту норвежскому, — неожиданно честно признался Аркашка, увидев, как откровенно расстроился матрос.
— Эх, ты, душа твоя газетная, крикливая…! — Кондрат резко развернулся, однако направился не в кабак, а к домам управления, отмахиваясь, уже не оборачиваясь, — коль нет, так и сказ с тобой держать не буду.
— Да что не так-то, Кондратий? — Не отлипал, слегка удивлённый корреспондент.
— А то, что дело то государственное, секретное!
Путь их лежал мимо припортовых амбаров и товарных складов, вдоль узкоколейки.
Матрос сурово молчал, размашисто шагая, не слушая едва поспевающего за ним газетчика. А Аркашка, пытаясь обратить на себя внимание, уже чуть ли не кричал:
— Да с чего ты взял? Какой-то обрывок брехливый….
Впереди нарисовался господин, который неожиданным скользящим движением загородил движение переговаривающейся парочке:
— Милейший, — обратился он с лёгким акцентом, глядя прямо на матроса, — это есть ваш интерес?
И запустил руку во внутренний карман сюртука, показав ровно настолько, чтобы понять — это то, что надо.
— Продашь? — С угрюмой надеждой спросил матрос.
— О! Не здесь! Не хотеть торчать среди…, - замялся незнакомец, подбирая, коверкая слова. И указал выше в гору, где тянулся ряд домов казённой архитектуры, — отойдём в сторону.
И опять каким-то неуловимым движением оттеснил Аркашу, да так, что тот понял — ему не светит. И более — неким лисьим чутьём вдруг сообразил, что надо держаться подальше от этого опасного человека, краем глаза замечая, что пусто вокруг, без людей. Даром, что на часах уже время завечернее.
Что-то видимо сообразил и Кондрат, отпрянув, углядев и второго чужака, заходящего сбоку.
Ойкнул, оседая корреспондент после короткого профессионального "хука".
— Ах, вы бисовы души! — Проревел матрос, широко замахиваясь для удара, пропуская прямой в челюсть, однако устояв на ногах и даже влепив в ответку. И со стоном валясь после удара рукояткой револьвера по голове.
Два британца (один подхватил бесчувственного матроса и поволок его за амбар, второй сплёвывал кровь, пошатываясь, брёл вслед), тихо переругивались на английском, решая….
Решая, тащить ли здоровенного русского кочегара в дом и там уже в подвале допрашивать или привести его в чувство здесь — в глухих складских закоулках.
Их спор прервал свисток полицейского и окрик подоспевшего жандармского ротмистра.
А чуть позже на стол губернатору Архангельска лёг злополучный лист, вырванный необъяснимым феноменом из своего времени и вполне заурядным трюмным Кондратом из глянцевого журнала.
— Объяснение будет? — Испытывающе глядел ротмистр.
— Нет, — не менее коротко упёрся Бюнтинг.
* * *
Престин, направляясь к строениям пароходного общества, чуть задержался, завернув на телеграф. Там он, достав маленькую шпаргалку, отбил короткую телеграмму на ни о чём не говорящий адресат в Санкт-Петербурге. Опять же, за условной подписью.
Вице-адмирал Дубасов, давая это поручение, был весьма сосредоточен — быстро написав пару слов телеграммы, подумав, добавил к тексту "и более чем", пробормотав:
— Может это сподвигнет поспешать?
Потом скривившись, зачеркал:
— А вдруг не правильно расценят…? Не буду отходить от оговоренного….
И невесело подмигнув Престину, хмыкнул:
— Конспирация!
Ответ по телеграфу вице-адмирал принял уже в Архангельске.
Прочитав, отменил билеты на поезд до Петербурга, известив губернатора, что остаётся. Попросил выделить кабинет…, например, в здании Губернских присутственных мест, желательно, где меньше будет праздного люда. Организовать, кстати, охрану силами полиции, потому как имеет с собой секретные документы.
Разместился Дубасов в дальнем крыле административного корпуса, засиживаясь целыми днями до вечера, порой носа не выказывая наружу.
Надо сказать, что в вечно пустом коридоре "случайно" стали прохаживаться чиновники различного класса "со всем почтением и засвидетельствованием", пока приставленный к кабинету и лично к адмиралу грозный унтер-городовой, со всей грубостью и значимостью своего положения, не нагнал этот явный подхалимаж.
Приглашения на званые вечера столичный гость вежливо игнорировал, и даже не был замечен в ресторациях, предпочитая столоваться у четы Бюнтинг, благо дом губернатора стоял рядом со зданиями губернской администрации.
Приватно с Николай Георгиевичем они побеседовали лишь спустя сутки, после небольших хлопот по размещению и обустройству.
К тому времени жандармский ротмистр успел доложиться о шпионских делах и Дубасов сделал для себя правильные выводы — откуда "ветер дует". Поэтому совсем не удивился, что Бюнтинг уже осведомлён о скором приезде государя — предупредили.
"Вот уж действительно ничего нельзя утаить от чиновничьей братии".
Тем не менее, разумная и практическая составляющая в этом предупреждении была.
Хотя бы из-за узкоколейки от Вологды до Исакогорки, которую обязательно следовало проинспектировать соответствующими железнодорожными службами. А так же подготовить, привести в гарантированный порядок. А как иначе, если САМ едет!
Адмирал вспомнил своё нудное путешествие: сначала в первом классе, затем пришлось пересаживаться. Именно на этом небольшом отрезке пути (судя по карте) поезд тянулся целых 38 часов из-за длительных остановок для осмотра железнодорожного полотна и насыпи.
"В разумении и дабы не привлекать излишнего внимания, государю вообще не было никакой нужды сюда ехать, — рассуждал адмирал, — знаю я — Витте настоял. Не люблю его, но здесь он в корень зрит — медлить нельзя. Вот где царский окрик необходим на излишне неторопливых чинуш и бюрократов. Иначе не пошевелятся.
Тем паче, полностью скрыть интерес к Северу не удалось бы ни в коем случае".
Дубасов непроизвольно усмехнулся в усы:
"Витте хоть и зрит в корень, но и выслужиться хочет. Знал бы он…. Пришельцы так перед ним и не открылись. Изобретатели-американцы, не более. Чем-то он им там во взгляде из будущего не угодил. Не доверяют.
Но….
Но насколько царский двор — проходной двор! Радует, что хоть об истинном происхождении великана-ледокола враги-союзники не ведают. Иначе англичане парой шпионов и двумя нанятыми шхунами не ограничились — пригнали бы флот.
А с другой стороны, кто в здравом уме поверит в путешественников из будущего? Пока напрямую не обскажешь, да носом не ткнёшь. Коломейцев вон, всё ахал, да охал: "какие американцы (пусть и русских корней) умельцы, дескать, нам сиволапым ни вжисть такое не построить". До поры, пока….
И журнальный лист, что ротмистр изъял у шпионов где "2007 год"…, мало ли — опечатка"!
Так или иначе, краткий отчёт в Петербург, где было указано о неприкрытом интересе иностранцев, был отослан.
Был получен и ответ, под общей чертой: "принять меры" с определёнными указаниями и предписаниями.
Дубасову, находящемуся на месте, многое виделось иначе. Встретившись с начальником особого Беломорского отдела пограничной стражи полковником Бруннеманом, и обсудив с ним общие моменты, вице-адмирал по собственной инициативе решил внести в планы некоторые коррективы, "хотя бы для перестраховки".
