Глава пятьдесят вторая
Они говорили на тысячи тем. О Джастине и Эмили, об их успехах. Как чувствует себя Тина. О диабете Кейт. О Греге. Об окончании его стажерского курса, о том, что он разослал свои резюме повсюду, но сейчас они представления не имеют, где окажутся в следующем году.
— Может быть, мы переедем сюда и будем жить с вами, — усмехнулась Кейт.
— Это будет здорово, правда? — улыбнулась Шарон.
Еще они долго говорили о Бене.
Ленч они заказали у симпатичного, спортивного вида юноши с загаром тренера по горным лыжам. Кейт заказала цыпленка по-вьетнамски, а Шарон салат «Цезарь». Время от времени порывами налетал ветер. Кейт постоянно приходилось отводить волосы с глаз.
Наконец Шарон подняла солнцезащитные очки на лоб и взяла Кейт за руку. Провела пальцем по линии жизни на ее ладони.
— Дорогая, мне кажется, тебе пора признаться, почему ты сюда приехала.
Кейт кивнула:
— Кое-что произошло на прошлой неделе, мама, на реке…
Она рассказала матери о моторке, которая чуть не перерезала ее пополам и утопила ее байдарку.
— Милостивый Боже, Кейт… — Шарон закрыла глаза, продолжая крепко держать Кейт за руку. Когда она их открыла, они блестели от слез. — Ты представить себе не можешь, как я жалею, что ты оказалась втянутой во все это.
— Думается, для этого уже слишком поздно, мама. Мне кажется, всегда было поздно. — Кейт полезла в сумку за бумажником. — Мне нужно кое-что у тебя узнать, мам.
Она вынула из бумажника старый снимок, который нашла в их доме, и подвинула его через стол к матери.
Шарон взяла фотографию в руки. Кейт не сразу поняла, видела ли она ее раньше. Но это не имело значения. Шарон понимала, что эта фотография означает. Все это отразилось на ее лице.
— Ты ее нашла. — Шарон улыбнулась без малейших признаков удивления.
— Ты о ней знала? — спросила Кейт. — Какого черта отец там делает, мама? Это же Колумбия, не Испания. Только взгляни, что написано на воротах за его спиной. — От возбуждения она заговорила громче: — Ты в состоянии это прочитать?
— Я знаю, что там написано, — ответила Шарон, отводя глаза. — Я оставила ее для тебя, Кейт.
Кейт удивленно смотрела на нее.
— Я писала тебе практически каждый день, — сказала Шарон, снова кладя фотографию на стол и беря Кейт за руку. — Ты должна мне верить. Я сотню раз пыталась рассказать тебе все… У меня просто не было сил нажать на ту кнопку. Все было так давно. Я почти забыла. Но это не помогает. Ничто не исчезает…
— Забыла что, мам? Я не понимаю. — Кейт взяла снимок и поднесла его к глазам матери. — Это мой отец. Мам! Кто он такой, черт возьми? Что он делает под этой надписью?
Шарон кивнула и несколько обреченно улыбнулась:
— Нам многое нужно наверстать, солнышко.
— Я здесь, мама.
Снова налетел ветер, сбросив пластмассовый стаканчик со стола. Кейт наклонилась, чтобы поднять его.
Она так и не услышала звука.
Во всяком случае, так ей помнилось, когда она тысячи раз прокручивала в уме этот момент.
На плече Кейт вдруг появился жгучий ожог, в ее плоть вошла раскаленная сталь. Причем от толчка она едва не свалилась со стула.
Кейт повернула голову к плечу. В куртке виднелась дыра. Красная. Ни боли. Ни страха. Она знала, что случилось что-то ужасное, но пока не понимала, что именно. Начала течь кровь. Ей понадобилась секунда, чтобы осознать, что произошло.
— Милостивый Боже, мама, мне кажется, я ранена!
Шарон сидела, выпрямившись на стуле. Но не реагировала на отчаянный крик Кейт. Очков на ней уже не было, голова слегка наклонена вперед. Зрачки неподвижны.
По ее водолазке расползалось красное пятно.
— Мама!
В это мгновение туман в ее голове рассеялся, и Кейт в ужасе уставилась на дыру в своем плече и кровавое пятно на груди Шарон. Пула прошла прямо через нее. И убила ее мать.
— О Господи, мама, нет!
Послышался тонкий свист, завизжала женщина, когда на соседнем столике разлетелся стакан, в который попала пуля, рикошетом отлетевшая от асфальта. К этому моменту Кейт уже вскочила и закрыла собой мать, защищая ее вялое, поникшее тело. Она трясла ее за плечи и кричала прямо в бледное, неподвижное лицо Шарон, которая упала на землю:
— Мама, мама!
Повсюду раздавались крики, люди хватали детей, убегали, переворачивая столы.
— Стреляют! Ложитесь на землю! Все ложитесь!
Кейт лежала неподвижно. Она уже поняла, что мать умерла. Она откинула волосы с ее лица. Стерла со щеки несколько красных пятен.
Она могла только крепко прижать ее к себе.
— О Бог мой, мама…
