Он вернулся к кораблю. Больше всего ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Он устал и измучился. Его тело двигалось вперед как автомат, но внутри он был надломлен. У него все болело. Если его попытаются утопить, он не сможет сопротивляться. Он даже не хочет сопротивляться.

В кармане у него лежала флэшка, которую дал ему Кормак; на ощупь она была похожа на маленький складной нож. Ему нужно передать ее кому-то, кто отнес бы ее Солилье, – или послать ее самому. Он разглядывал променад, ища киоск, где можно купить конверт и марку. Нашел киоск, где торговали мороженым и сувенирами. Встал в очередь под маркизой; народ все прибывал; возбужденной ребятне не терпелось съесть мороженое и посмотреть, как мимо пронесут Богоматерь Кармельскую. Некоторые из них пели, прославляя заступницу рыбаков, милосердную Деву Марию, которая идет по морю. Даже мертвый моряк, что утонул, запутавшись в собственных сетях, вышел на пляж в окружении своих близких, а рядом с ним шла Дева Мария Кармельская. Песня называется «Наша Кармен»; дети разучивают ее в школе, и они поют ее на празднике каждый год. На слух Эрхарда, их хор не слишком стройно звучал, но зато дети пели с большим чувством – как если бы в самом деле хотели оживить Богоматерь.

Двое взрослых шикнули на капризного мальчика, который требовал мороженого.

Подошла очередь Эрхарда. Из киоска он увидел вход в кафе «Адзура» и высокую молодую женщину. У нее было странно мрачное лицо, хотя она молода – ей чуть за двадцать. Одета женщина была хорошо; волосы заколоты сзади в тонкий «конский хвост». Губы накрашены такой ярко-красной помадой, что казались черными. Похоже, ей не по себе в нарядной одежде; наверное, она предпочитает спортивные костюмы и кроссовки. Неожиданно Эрхард вспомнил, где видел ее раньше. Не только на похоронах Билла Хаджи; он видел ее в кафе «Рустика». Эллен, владелица кафе, еще назвала ее стервой и блудливой сучкой. Кроме того, возможно, она лесбиянка. Она вернулась на Фуэртевентуру, потому что получила что-то в наследство… И вот она оказалась в кафе Билла Хаджи в нарядном платье. На Канарских островах все время натыкаешься на одних и тех же людей.

Она знала Холлисена. Ей было известно, что с ним случилось.

Эрхард вышел из очереди и перешел дорогу.

– Вы один? – спросила «стерва». Она привела его к маленькому столику, полускрытому навесом. В кафе полно народу – за столиками, у барной стойки и вдоль стены. Она выдвинула для него стул.

– У вас есть столик чуть дальше от улицы – в тени?

– Вы не против сидеть рядом с туалетом?

– Я привык.

– Очень жаль, – заметила она, и Эрхард чуть не расхохотался. Оказывается, у нее есть чувство юмора. Она подала ему меню.

– Много у вас постоянных клиентов с Тенерифе? – спросил Эрхард, заталкивая под стол свой рюкзак.

– В основном из Мадрида, Лондона и Нью-Йорка.

– Я как-то заходил в кафе «Рустика». Знаете такое?

Она отошла на шаг и оценивающе посмотрела на него.

– Секундочку. Мария, рассчитай, пожалуйста, седьмой столик! – Потом она снова переключила внимание на Эрхарда. – Вы бывали в «Рустике»?

– Пару раз.

– В отпуске?

– Что-то вроде того.

– Вы живете здесь?

– Да, но недолго.

– Хотите холодного пива?

– «Сан-Мигель».

– Я принесу вам американское. Оно для вас полезнее.

Она отошла и вернулась с бутылкой американского пива незнакомой Эрхарду марки. Кроме того, она принесла миску свежих креветок с каким-то соусом для макания.

– В честь Богоматери нашей Кармельской, – провозгласила она.

Эрхард внимательно следил за ее передвижениями. Он хотел спросить, видела ли она Холлисена после того, как уехала с Тенерифе. А может, получала от него весточку? Поскольку Холлисен ей не нравился, скорее всего, она охотно посплетничает о нем, если что-нибудь знает. Какое-то время она отвечала на его пристальные взгляды профессиональной улыбкой; но, заметив, что он упорно продолжает смотреть на нее, отвернулась и занялась своими делами: протирала столики, смешивала коктейли и болтала с поваром, который наполовину высунулся из окошка кухни.

Креветки оказались на удивление вкусными.

С променада его не было видно. Риск того, что полицейские будут обходить все кафе в такой день, был минимален. Зато Чарлз со сломанной ногой и другие приспешники Палабраса наверняка его разыскивают, рыщут по всему острову. Возможно, они уже злятся из-за того, что он до сих пор не пришел на «Лусифию».

Не успел он допить пиво, как понял, что ему надо в туалет. Украшение местного туалета – большой аквариум с лобстером и несколькими крупными красными рыбинами, которые плавали за длинными стеблями морской капусты. Сверху аквариум был накрыт листом черного шифера, сдвинутым с одного угла. Справив нужду, Эрхард вымыл руки и постучал пальцем по стеклу. Вернувшись за столик, он сразу начал искать взглядом «стерву». Вскоре она вышла из кухни с подкрашенными губами, но от нее пахло табачным дымом и прогорклым жиром. Официантка подняла руку, требуя счет; хозяйка напечатала его за стойкой и передала официантке; та молча принесла его Эрхарду на подносике. «Стерва» же так и стояла за стойкой, показывала официантке, какие столики нужно вытереть. При каждом движении ее головы «конский хвост» вздрагивал. И вдруг Эрхарда озарило. Он подметил фамильное сходство. У нее улыбка Билла Хаджи и такой же, как у него, надменный наклон головы, когда он, бывало, рассказывал анекдот или сажал к себе на колени танцовщицу. Разумеется, с танцовщицами он флиртовал напоказ, а на самом деле девушки Билла не интересовали. Весь остров с неподдельным интересом следил за его личной жизнью, особенно женщины; многие из них на что-то надеялись после того, как его бросал или изменял очередной любовник. Мужчины презрительно фыркали; самые отъявленные гомофобы ругали «старого педика» и желали, чтобы он убрался с острова. Эрхард много раз слышал проклятия в адрес Хаджи. С заднего сиденья такси, в комнате отдыха на работе, на улице, в парикмахерской. Из-за того что Билл вел такую интересную, яркую, насыщенную жизнь, о нем много говорили. И вот теперь появилась девушка, похожая на него как две капли воды. Внучка. Эрхард, правда, решил, что по возрасту она больше годится Биллу в дочки, чем во внучки. Она намеренно не смотрела на него; стояла за стойкой и тщательно протирала все, что можно протереть. Эрхард понимал: нужно найти другое место, где с ней можно поговорить.

Он расплатился у стойки. Когда официантка принесла сдачу, Эрхард оставил деньги на тарелке и попросил небольшой пакет и клейкую ленту. Официантка вышла на кухню, принесла все, что он просил, и проводила его любопытным взглядом. Прихрамывая, Эрхард пошел в туалет. Убедившись, что один, он достал маленькую флэшку, которую дал ему Кормак, и положил в пакет. Потом выпустил из пакета воздух, перевязал его и как можно туже обмотал со всех сторон клейкой лентой. Теперь у него в руке оказался маленький твердый кокон. Придерживая дверь ногой, чтобы не открыли, он осторожно опустил руку в аквариум. Пакетик упал на дно в дальний угол и залег между стеблями морской капусты. Конечно, тайник не такой надежный, как ему бы хотелось, зато флэшку никто не увидит, если не присядет на корточки и не будет всматриваться в тот угол. Может заметить ребенок, но не выше метра ростом. А если лобстер проглотит пакет? Вряд ли, подумал Эрхард.

Он снова постучал пальцем по стеклу и вышел.

Очутившись на улице, он сразу же свернул в узкий переулок, где бегали шелудивые кошки и валялись разбитые бутылки. На куче картонных коробок спали двое бездомных; у одного под носом запеклась кровь. Потом он свернул еще раз и оказался на служебной дороге, которая тянулась позади многочисленных баров и кафе. По ней ездят мусоровозы, ходят школьники, гуляют собаки, а также дефилируют уличные торговцы или просто местные жители, когда хотят срезать путь. Эрхард направился к черному ходу «Адзуры». У кухонной двери стоял колченогий барный табурет, окруженный кучей окурков, издали похожей на коврик.

Взгромоздившись на табурет, он осмотрелся. В переулке было тихо; слышен только храп какого-то пьяницы, который безмятежно спал в кустах. Через полчаса он услышал шаги.

Кухонная дверь распахнулась настежь. Едва выйдя, «стерва» согнулась пополам, и ее вырвало чем-то густым и красным; брызги полетели на стену и на островок жухлой травы. Не поднимая головы, она повернулась к Эрхарду.

– Вы ведь не преследователь? Не маньяк? У меня нет сил бороться еще и с этим.

– Как вы себя чувствуете? Что с вами?

– Слишком много развлечений, слишком мало сна, – ответила она, вытирая губы тыльной стороной ладони. – Кто вы такой?

– Друг Билла. Эрхард. – Он протянул ей руку. Но она заметила, что у него нет пальца, и явно побрезговала прикасаться к его руке.

– У него вдруг появилось столько друзей, и они являются отовсюду. Лучше поговорите с Эрнесто, он в курсе всего.

– Это я его нашел. После несчастного случая.

Она молча порылась в кармане фартука и достала пачку сигарет.

– Вы его внучка?

– Мой дед был гомосеком в первом поколении. В нашей семье все такие, а как у них получались дети, они, наверное, и сами не понимали.

– Не знал, что у него есть дети и внуки.

– Наверное, он тоже не знал.

– Но вы унаследовали кафе?

– Оно перешло к моему отцу. А он подарил его мне. Такова сокращенная версия. Так сказать, очищенная.

– Ваш отец тоже здесь работает?

Она снова засмеялась. Похоже, смех причинял ей боль, потому что она вдруг схватилась за живот.

– Вы не журналист, это точно.

Эрхард решил, что ее отца здесь нет.

– Значит, узнав о смерти Билла, вы уволились из «Рустики» и уехали с Тенерифе… С тех пор вы никого оттуда не видели?

Она покачала головой.

– Вы знаете Сёрена Холлисена?

Стоило ему произнести имя Холлисена, как в ее лице что-то изменилось, и явно не к лучшему. Она совсем не была удивлена.

– Вы уже спрашивали меня о нем, и я вам сказала: все, кто работал в «Рустике», знали этого ублюдка.

– Что он вам сделал?

– Лучше спросите, чего он не делал! Трахал все, что движется, мать его!

– Знаете, что с ним случилось?

– Что с ним могло случиться? Скорее всего, он вернулся домой, в Данию. Там вы его и найдете, эстранхеро… Желаю удачи!

– Он склонен к насилию?

– Он психопат, а значит, на все способен. Вот все, что я могу о нем сказать.

– По словам вашей прежней управляющей, он пользовался популярностью.

– Конечно, он пользовался популярностью. Как и все психопаты. – Женщина закурила и ткнула рукой в табурет: – Мне нужно сесть. – Эрхард встал. Он заметил, насколько она измучена. – Должно быть, он натворил глупостей, раз вы здесь.

– Должно быть, он что-то сотворил с вами, раз вы так отвечаете.

– Туше! – улыбнулась «стерва». Изо рта у нее медленно выплыл дым, спиралями закручиваясь у носа. Когда дым попал в глаза, она сощурилась. Эрхард увидел, что и лицо у нее такое же длинное, как у Билла Хаджи. Все в этой женщине было слишком крупное, слишком длинное, слишком знойное для того, чтобы ее можно было считать красивой. Как будто смотришь на нее в увеличительное стекло.

– Вы не знаете, не забеременела ли от него какая-нибудь девушка?

Она покачала головой:

– Бедняжка!

– Что вы имеете в виду?

– Жить здесь значит постоянно подвергаться домогательствам. Девушкам без конца приходится терпеть приставания разных пьяных идиотов. Кстати, знаете, на некоторых островах до сих пор едят детей…

– Нет, не знаю, – ответил Эрхард.

– От Сёрена мог родиться только неудачник.

– Значит, ребенок у него был?

– Я этого не говорила.

Эрхард встревоженно посмотрел на нее. Она так сутулилась, словно тяжелобольна.

– Вы заболели из-за него? Он вас чем-то заразил?

Она засмеялась, и дым заклубился вокруг ее губ и носа.

– Уж не думаете ли вы, что я трахалась с этим психопатом?

– Почему нет?

Эрхард вспомнил слова Эллен. Возможно, девушка унаследовала от деда склонность к гомосексуализму.

– Вы смешной, – без всякой радости заключила она.

– У вас нездоровый вид. Не хочу быть жестоким, но выглядите вы так, словно вам больно.

– Вас мои проблемы не касаются.

– Если вы умрете в моем присутствии, еще как коснутся. Что-то часто люди стали при мне умирать.

– Расслабьтесь, старик. Мне просто нехорошо.

– Сколько вам лет? И как вас, кстати, зовут?

– Двадцать семь. Больше никаких вопросов. Я не хочу отвечать. Мне сегодня работать до четырех утра. Сегодня, знаете ли, праздник в честь Богоматери Кармельской. – Она встала.

– Почему вы решили, что Холлисен в Дании?

– Он не любил надолго уезжать с Фуэртевентуры. Так что, скорее всего, он уехал с концами. Вот что я думаю.

– Вы его искали?

– Он должен мне деньги. Теперь, когда я получила кафе, они бы мне очень пригодились.

– По словам вашей прежней управляющей, у Холлисена были денежные затруднения.

– Как и у всех нас… Кстати, помяните мое слово: если вы его найдете, я вам хорошо заплачу.

Когда она открыла дверь, до них донеслись звуки из кухни. Она украдкой покосилась на него; на ее губах появилась смущенная улыбка.

И вдруг он увидел ее силуэт в профиль, впервые заметил большой живот, особенно большой под черным платьем. При такой стройной фигуре кажется, словно у нее в животе черепаха.

– Это вы! – ахнул Эрхард.

– Что «я»?

– Вы – та самая мать.