Он вышел на улицу и в толпе двинулся к порту. Там он спросил, где найти «Лусифию». Докеры знают все, что происходит в порту, как таксистам известно все, что творится на улицах города.

Улицы были переполнены народом. Все хотели поучаствовать в празднике.

Праздник Богоматери Кармельской – главное событие года; гости стекались в порт со всей Фуэртевентуры и с соседнего острова Лансароте. После заката все разойдутся праздновать по домам. Самое красочное зрелище – процессия; за ней наблюдали целыми семьями. Статую Девы Марии несли по городским улицам. Встреча с ней сулила удачу и процветание. Все владельцы магазинов хотели получить ее благословение; они приветствовали процессию песнями и миниатюрными картинками, складывали к подножию статуи букеты и украшения.

В толпе Эрхард наткнулся на нескольких знакомых. Он старался идти опустив голову, чтобы на него не обратили внимания, но уловка не помогла. Его узнавали водители, которые пришли на праздник с семьями; кроме того, его узнавали пассажиры и те, у кого он настраивал пианино. К счастью, в огромной беспорядочной толпе невозможно было разговаривать, поэтому он лишь махал рукой в знак приветствия и шел дальше.

У пирса толпа немного поредела; очередь за билетами на паромы на Лансароте и остров Лобос была совсем небольшая. Он обратился к докерам; один из них знал «Лусифию».

– Да, она уже несколько дней здесь стоит, – ответил докер и назвал Эрхарду номер стоянки. – Ее видно отсюда, – добавил он, показывая на судно для ловли креветок, когда-то красное, а теперь ярко-желтое.

Эрхард поблагодарил его и направился к причалу номер 5, потом вышел на пирс, издали вглядываясь, есть ли кто-нибудь на борту «Лусифии».

Солнце стояло в зените, припекая Эрхарду лысину. Тени пропали; остался только белый, мерцающий свет – тысячи кристаллов света из моря – и судно для ловли креветок.

Он не спешил спускаться на причал, наблюдая за судном с пирса. Размер «Лусифии» оказался больше, чем Эрхард ожидал; судя по всему, прошло много лет с тех пор, как на нем в самом деле ловили креветок. Теперь это туристический корабль, который возит англичан в открытое море, где они ловят кефаль и морского ската, не выпуская из рук банки пива. На палубе никого не было.

Значит, у него есть время. Полчаса или час по меньшей мере.

Эрхард спрыгнул с пирса и вернулся в бурлящую толпу; он обходил людей, избегая локтей, сумочки и рюкзаки, высматривая пустоты, куда можно шагнуть, и упорно двигался вперед. Прошел мимо «Желтого петуха» и рыбного магазина. Кто-то в очередной раз окликнул его. Но он не остановился. Неловко взмахнув рукой, задел большую корзину для пикника и оцарапал локоть.

– Ой! – воскликнула владелица корзины, но Эрхард шел вперед, не оборачиваясь. Скоро силы стали покидать его; он вынужден был искать место, где можно передохнуть. Зашел в крошечный магазинчик для туристов, где продают кувшинчики, полотенца с Микки-Маусом, фарфоровых осликов и переливающихся дельфинов. На дальнем конце магазинчика он сел на корточки, как будто ему нужно завязать шнурки. Владелец сидел в соседнем магазинчике и пил красное вино. От усталости у Эрхарда дрожали руки, он старался отдышаться. Два подростка, примеряющие темные очки, бросили на него жалостливые взгляды. Наверное, он похож на старика не в своем уме. Во всяком случае, так он себя чувствовал.

Через несколько минут он встал и взял с вешалки бейсболку с эмблемой «Барсы». Аасу такая бейсболка наверняка понравилась бы. Эрхард охотно заплатил бы за нее, но владелец по-прежнему сидел в соседнем магазине, а он не хотел привлекать к себе излишнее внимание. Надвинув козырек почти на глаза, он вышел на улицу и повернул к порту. Прошел самый узкий отрезок променада, где толпа была особенно плотная. Здесь находился бывший ночной клуб Билла Хаджи, «Адзура». Эрхард заметил, что здание клуба отремонтировали и переоборудовали в кафе-бар. Теперь здесь модное заведение для богатых туристов. Сегодня на острове таких много. По случаю праздника фасад украшен; официанты одеты в скапулярии, как у Богоматери Кармельской – ее еще называют Скапулярной Богоматерью. Многие дополняют скапулярии рыболовецкими сетями и коронами. Выстроившись в ряд в ожидании процессии, официанты пели и вскрывали устричные раковины. Эрхард узнал высокую девушку с «конским хвостом»; на похоронах Билла Хаджи она шла рядом с его сестрой. Кто-то говорил ему, что сейчас кафе управляется лучше, чем при жизни Билла Хаджи. И он кое о чем вспомнил.

Он свернул на Морской бульвар и с трудом пробрался по узкому тротуару, то и дело нагибаясь под свисающими гирляндами цветов и зонтиков, торчащих с балконов. Одни магазины уже закрылись; их владельцы опускали решетки. Другие, наоборот, игнорировали сиесту в надежде заработать лишние деньги. Два раза свернув, он дошел до улицы Богоматери Кармельской, где собралась такая же толпа. С приближением вечера народу в городе становилось все больше; почти все бросали машины где попало. Почти все в белом по случаю праздника. Юнцы с огромными пивными бутылками кричали с балконов. У входа в магазин электроники Кормака толпились дети; они глазели на какие-то разноцветные коробки. Эрхард вошел внутрь.

В торговом зале было не повернуться. Раскрасневшийся Кормак деловито показывал покупателю мобильный телефон. Сделка, похоже, на мази. За прилавком стоял молодой блондин с пышной шевелюрой; беседуя с какой-то дамой, он протянул ей чек. Эрхард направился к видеокамерам на штативах. Он пытался привлечь к себе внимание Кормака, но тот по-прежнему что-то объяснял клиенту. Кормак заметил Эрхарда только после того, как положил мобильный телефон в коробку и прокатал кредитную карту покупателя через считывающее устройство. Он с любопытством покосился на Эрхарда; Эрхард тут же направился в сторону подсобки.

– Значит, длинная рука закона до тебя не дотянулась? – поинтересовался Кормак, глядя на него поверх полки с видеокамерами.

– Откуда ты знаешь? – тихо спросил Эрхард, косясь в сторону входа.

– Чокнутый торговец чемоданами видел, как тебя вели в наручниках.

– На меня не надевали наручники… а в общем, да, я больше не под стражей.

– Видок у тебя неважный, – заметил Кормак.

– Ты должен мне помочь.

– Сюда, – пригласил Кормак, подталкивая Эрхарда за занавес из бус в подсобку. – Что случилось?

– Мне нужно позаимствовать одну из твоих видеокамер на пять – десять минут.

Кормак явно был не в восторге от такого предложения.

– Сегодня праздник Богоматери Кармельской. Я занят.

Эрхард пристально посмотрел на него:

– Ты моя единственная надежда.

– На что?

– На то, чтобы исповедаться в грехах. Мне нужно записать признание.

Вначале лицо Кормака посерьезнело; потом он расхохотался.

– Что ты натворил? Это имеет какое-то отношение к матери мертвого младенца?

– Можно и так сказать.

– И где ты собираешься записывать свое признание? Здесь, в моем магазине?

– Если можно. Лишь бы мне не мешали. И лишь бы меня никто не слышал.

– Тогда отправляйся на склад. Хоть обстановка там не очень, зато никого нет.

Эрхард вздохнул с облегчением и прислонился к стене.

– А потом что? Как ты намерен поступить со своей маленькой исповедью?

– Заберу пленку с собой и где-нибудь спрячу.

– Пленку? Друг мой, никакой пленки нет. Твои сведения устарели на много лет!

Эрхард не знал, что сказать.

– Значит, ничего записать нельзя?

– Конечно, можно. Но сейчас все цифровое. Тебе придется воспроизводить запись на компьютере. Я могу сохранить твое признание на флэшке, а ты заберешь ее с собой.

– Если только можно сделать это сразу же.

– Можно, но какое-то время понадобится на то, чтобы переписать файл.

– Сколько времени на это нужно?

– После того как ты надиктуешь… минут пятнадцать.

Эрхард производит мысленные подсчеты.

– Это слишком долго. Я не успею на корабль.

– Какой еще корабль?

– Можешь послать запись по почте или с курьером?

– Могу, – кивнул Кормак, но вид у него по-прежнему был скептический.

Эрхард понизил голос, чтобы их не услышали внизу:

– Помоги мне записать признание. Когда все услышишь, сам решай, хочешь ты мне помочь или нет. Если нет, я заберу запись с собой. Если да, отправь запись одному из моих друзей.

Кормак покосился на торговый зал:

– Тогда мы должны все сделать сейчас. Сию минуту.

– Я готов.

Кормак вынес из торгового зала большую камеру. Нажал несколько кнопок и просунул шнур под дверь склада, а затем внес туда треножник. Подтолкнул Эрхарда к стеллажу с коробками, включил матовую желтую лампочку под потолком.

– Поехали, – сказал Кормак. – Я записываю.

Теперь у Эрхарда больше не было времени на раздумья.

Он боялся, что не успеет рассказать все с самого начала. Он торопился и часто сбивался. Рассказал об избитом Крисе Джонсе, угоне судна, переносе груза с одного корабля на другой, о развалившемся контейнере, о лже-Джонсе, которого сбросили за борт. И о помощнике капитана по имени Хуан Паскуаль, который живет здесь, в Корралехо. Потом перешел к машине на пляже и младенцу в картонной коробке.

– Что?! – изумился Кормак.

– Машину унесло течением на четыре мили и выбросило на берег в Котильо.

Глядя перед собой, Кормак чиркнул старомодной бензиновой зажигалкой, закурил сигарету.

Эрхард продолжал рассказ. Кафе на Тенерифе, Холлисен, пропавший без вести. Эммануэль Палабрас украл собственный груз, продал его и, возможно, получит страховку. Членов экипажа нигде нет, но Эрхард говорил с матросом, который был на втором корабле. По словам того матроса, груз вернулся на Тенерифе, а команду ссадили в Марокко. Чтобы все прикрыть, Эммануэль Палабрас убил невестку, а возможно, и сына, а потом попытался повесить их гибель на Эрхарда. Об Алине он не упомянул. Он ничего не сообщил и о том, что Беатрис лежит в квартире Рауля, но продолжил историей о том, как человек в темных очках пытался его задушить, допросом в полицейском управлении, и о своем ложном признании. Закончил он рассказом о своем побеге из полицейского управления и о корабле, который ждет его в порту.

– В Бога душу мать и Пресвятую Деву Марию! – потрясенно воскликнул Кормак после минутного замешательства.

– Сколько времени все заняло?

Кормак посмотрел на камеру:

– Семнадцать минут.

– Мне пора двигаться.

– Откуда ты знаешь, что все взаимосвязано?

– Просто знаю.

– Я не большой любитель полиции, но, по-моему, для того, чтобы они тебе поверили, придется найти еще несколько кусочков головоломки. Здорово ты разобрался с той машиной!

– «Фольксвагеном». Что еще сказать?

Кормак ухмыльнулся и глубоко затянулся сигаретой.

– Что еще я могу сделать? – спросил Эрхард. – Да пошло оно все… я больше не могу. Я и так увяз по самые уши. Все, хватит с меня! Запись – моя единственная страховка; без нее меня просто выбросят за борт посреди океана. Продолжать придется другим. Ты сможешь?

Кормак отвел взгляд в сторону:

– У меня магазин. И новая подружка.

– Ты такой же, как все остальные… думаешь только о себе. Ладно, отдам запись одной знакомой. Она журналист и живет в Пуэрто; славная женщина. Она найдет недостающее. Вряд ли ей это понравится, но, если со мной что-нибудь случится, она так или иначе возьмется за дело. Ты пошлешь ей запись от меня?

Кормак пристально посмотрел на Эрхарда:

– Извини, друг мой. Я тебе помог, но впутываться в твои дела не стану. Я полжизни провел на этом острове. У меня здесь бывшая жена, сыновья, новая подружка и магазин. Я просто не могу. Сейчас перепишу твое признание, только не торопи меня. – Кормак унес камеру с собой, а Эрхарда оставил на складе.