Лусифия
23 февраля

На парковке его ждал таксист Густаво. Эрхард не знал, что ему сказали, но, как только он сел назад и назвал адрес, Густаво завел мотор и сорвался с места. Он ни о чем не спросил Эрхарда и даже не смотрел на него, просто вел машину на большой скорости. Эрхард не мог себя заставить говорить, объясняться; он не знал, что сказать.

Сирен слышно не было. Через пять минут, когда они поворачивали на FV-10 и двигались в сторону Корралехо, Эрхард осторожно посмотрел в заднее окошко. Никто за ними не гнался. Участок шоссе позади них был совершенно пуст.

– Под сиденьем дорожная сумка; в ней брюки, рубашки, куртка и темные очки, – сказал Густаво.

Эрхард недоумевал. Он не сразу сообразил, зачем ему переодеваться. Скорее всего, чтобы его не сразу узнали, если его приметы разошлют всем постам. Кроме того, его рубашка в пятнах, от брюк воняет мочой. Да, переодеться стоит. Ему с трудом удалось натянуть на себя новые брюки. Сидели они неплохо, только великоваты. Темные очки дешевые; такие можно купить на улице за пять евро. Спортивная куртка, скорее всего, из запасов самого Густаво. Его побег был спланирован лучше, чем ему вначале показалось.

– Сегодня на улицах полно народу, так что придется высадить вас возле Эскамес, – объяснил Густаво.

– Что? Почему? – Эрхарду не улыбалось долго идти пешком, за ним, возможно, гонится полиция.

– Праздник Девы Марии Кармельской. Шествие уже началось.

Оказывается, он провел во «Дворце» три дня. Он считал по кормежкам, и у него получилось два дня; очевидно, его кормили всего раз в день. Праздник Богоматери Кармельской считался в Корралехо самым главным. Он начинается рано утром и заканчивается около полуночи салютом на пляже. В прошлом году он смотрел салют с террасы на крыше в доме Рауля, с Раулем и Беатрис. Тогда был мирный вечер, только они выпили многовато водки с тоником. Любовались закатом, ели креветки гриль и напились. «За Богоматерь Кармельскую! Любимую шлюху всех мужчин!» – кричал Рауль с крыши.

Он похлопал Густаво по плечу и вылез из такси, держа в руках сверток со своей грязной одеждой. Потом он смешался с толпой. Повсюду Эрхард видел детей, которых вели за руку родители, и ему то и дело приходилось кого-то обходить. Он следил за тем, чтобы не сбиться с курса, не очутиться возле сцены, где проходило что-то вроде песенного конкурса. Детишки пели, родители аплодировали. Чуть дальше по улице собралась еще более плотная толпа; выступали танцоры, жонглеры и барабанщики-марокканцы, которые играли на оцинкованных ведрах. Сбоку поставили маленькие киоски, в которых торговали дешевыми мобильными телефонами в прозрачных чехлах и фигурками Кармен – Богоматери Кармельской – всех размеров и форм: русалка Кармен, пышногрудая пляжная девица Кармен, Богоматерь с младенцем на коленях, Кармен с дельфинами. Эрхарду захотелось купить такую фигурку для Ааса. Пусть он сам и не верит ни в защитницу моряков, ни в ее святых угодников, зато в них верит Аас. Он машинально сунул руку в карман, чтобы проверить, хватит ли ему на статуэтку Богоматери, и вдруг вспомнил, что ключи от квартиры и его бумажник остались в полицейском управлении. Прежде чем его завели в камеру предварительного заключения, обыскали и конфисковали все личные вещи. Как он попадет домой?

Стало душно. Эрхард повернул в узкий переулок, надеясь, что там будет меньше народу, но нет, в переулке и вовсе было не протолкнуться, и он зашел отдышаться в какой-то подъезд. Сидя в такси, он на время забыл, какими утомительными выдались последние дни, но теперь его накрыла усталость. Он готов был упасть на пол под лестницей, сдаться здесь и сейчас. Пусть его снова схватят и посадят… Вдруг пальцы нащупали что-то за подкладкой куртки. Он расстегнул молнию внутреннего кармана. Кто-то сунул туда пачку купюр по пятьдесят евро. Озираясь по сторонам, он пересчитал деньги. Шумная улица была переполнена людьми и собаками, но его никто не замечал. Эрхард ничего не понимал. Он насчитал три тысячи евро. Он уже собирался положить пачку назад в карман, когда заметил, что к одной купюре приклеена полоска желтой бумаги – несколько слов, написанных знакомым почерком:

Эммануэль Палабрас – преступник и лжец. С какой стати он вдруг помогает Эрхарду? И все же придется принять его помощь. Если он не хочет сидеть за преступление, которого он не совершал, придется принять помощь Эммануэля. Эрхарда обдало жаром; в душе закипал гнев, и в то же время он был в недоумении. С трудом продираясь сквозь толпу, он двигался в сторону квартиры. Больше всего народу собралось у порта; всем не терпелось занять места получше и посмотреть, как Богоматерь Кармельскую отправляют в море. А после этого начнется салют. Эрхард торопливо миновал магазин Силона, не заглянув внутрь. Поскольку ключа от подъезда у него не было, он спустился на подземную парковку и оттуда на лифте поднялся на шестой этаж.

Запасные ключи, как раньше, были приклеены под лестницей.

Прислушиваясь к самым тихим шорохам, он осторожно отпер дверь. Квартира показалась Эрхарду более чужой и опасной, чем прежде. Комнаты выглядели заброшенными; в них пахло осенней землей и каштанами – запахами, распространенными на острове. Он осмотрел гостиную, кабинет, кухню, столовую, которой он никогда не пользовался, потом ванную – самое роскошное помещение во всей квартире – и, наконец, вошел в спальню. Беатрис лежала в той позе, в какой он ее оставил. Он перевернул ее, поменял мочеприемник, поставил на штатив новый пакет с питательной серой субстанцией.

Потом он переоделся, впервые взяв одну из рубашек Рауля из большого платяного шкафа. Надел новые брюки. Собрал сумку, как посоветовал Берналь, точнее, небольшой рюкзак – судя по всему, раньше им пользовалась Би. Он уложил только самое необходимое: рубашку с короткими рукавами, майку, трусы, расческу, зубную щетку, несколько банок консервов и острый нож. Ничего другое в голову не приходило. Сборы казались ему нелепыми; он понятия не имел, куда поедет. Он сядет на паром, но куда направится? Эрхард вспомнил, как почти восемнадцать лет назад собрал сумку и ушел из дома на Фуглебьергвей. И вот он снова бежит. Шаблон – нечто повторяющееся. Почему он так поступает? Почему все пути для него заканчиваются именно так – с дешевым рюкзаком, забитым чем попало, когда он понятия не имеет, где окажется через месяц, через год? Глядя в окно на порт, он вдруг понял: здесь, на Фуэртевентуре, он был счастлив. В бухте сотни судов всех форм и размеров. Дети на резиновых надувных лодках, семьи в шлюпках. На палубе огромной яхты загорали две молодые женщины, а их друзья танцевали позади них – наверное, пьяные или обкуренные. За яхтой виднелся остров Лобос. На подоконнике перед ним высохший кустик базилика; он стал почти черным.

Далекое близкое.

Все как-то неправильно; все не так.

Он никогда не вернется на этот остров. Закончилась жизнь, которую он знает; он будет жить в Марокко или куда еще его занесет, как обычный нищий. Две или три тысячи евро в кармане его не спасут. Он больше не сможет посылать деньги Аннет и девочкам. Придется разорвать с ними все отношения.

Собственная жизнь представилась ему длинным туннелем, который ведет в ад. Жизнь загоняла его в тесное пространство, в узкую, извилистую колею. После бегства на Фуэртевентуру он стал одиночкой, в некотором смысле парией, и все же сохранил остатки достоинства и сил. Теперь он поедет в Африку, лишенный и того и другого. Он будет конченым человеком. Станет белым бедняком, существом еще более нелепым и жалким, чем чернокожий бедняк. У него имелось все для успеха, но он все потерял, растратил, провалил все попытки. Он не имеет права садиться на то судно, но иначе поступить нельзя.

У него нет другого выхода.

Если он останется на Фуэртевентуре, его схватят полицейские. Хотя здешняя правоохранительная система считается относительно справедливой, в суде учтут и его признание, и побег, и нагромождение нелепых случайностей. Даже если ему удастся раскрыть тайну мальчика из картонной коробки и доказать его связь с Беатрис и Алиной.

С какой стати Палабрас его отпускает? Он знает, что Эрхард слишком близко подобрался к правде. Если Эрхард продолжит свое расследование, он обнаружит, что Палабрас, неизвестно зачем, украл собственный груз. В ходе операции погибли люди. Фальшивого Криса Джонса выбросили за борт, когда он попытался помешать угону; возможно, избавились и от Рауля, когда тот заподозрил своего отца в причастности к преступлению. Возможно, Рауля куда-нибудь отвезли и убили, а Беатрис бросили умирать в квартире.

Сначала Палабрас попытался повесить убийство Рауля на Эрхарда, но, может быть, он испугался, что Эрхард расскажет о мальчике и угоне судна, поэтому и решил помочь ему бежать из тюрьмы и с острова? Чем больше Эрхард думал о случившемся, тем больше подозревал, что на «Лусифии» его ждут головорезы Палабраса. Пара крепких рук – и вот Эрхард уже под водой. Труп течением отнесет к мысу Доброй Надежды, и его никогда не найдут. Дело будет закрыто.

Итак, у него есть два выхода: сесть за решетку или утонуть. Эрхард решил рискнуть. Может быть, получится добраться до Агадира, а еще лучше – до Тарфаи, хотя пути туда – четыре или пять часов морем. Но если он каким-то чудом выживет, ему не обойтись без страховки. Страховка не позволит Палабрасу и его подручным похоронить его на дне Атлантического океана. Писать рассказ от руки? На это нет ни сил, ни времени. При его плохом, нескладном почерке дело займет слишком много времени. Может, снова зайти к Солилье? На этот раз можно обойтись без ее молодого друга-журналиста. Солилья наверняка засыплет его резкими, неприятными вопросами, чтобы вытянуть подробности; она наберет достаточно материала для статьи. Разговор с ней тоже займет много времени – а его у Эрхарда нет. Так что лучше всего говорить в видеокамеру. Ему нужна камера поновее, вроде тех, какими его пассажиры снимают пляж и серферов. У Рауля где-нибудь наверняка валяется такая – он всегда обожал технические игрушки, – но Эрхард, скорее всего, не сумеет ее включить. Слишком много кнопок. Так что и от камеры придется отказаться.

Если только…

Он поспешно застегнул рюкзак. Скорее вниз, на улицу! Он и так провел в квартире слишком много драгоценного времени.

А ведь еще нужно позвонить доктору и попросить его позаботиться о Би… и по возможности спрятать ее. Может быть, Мичель с его обширными связями и средствами сумеет увезти ее с острова и поместить в больницу в другом месте? Да… ее можно положить в больницу под именем Ангелины Марипосы, это настоящее имя Алины.

Он снова пересчитал купюры из кармана. Тысячу евро положил на столик рядом с кроватью. Потом схватил телефон и позвонил доктору.

«Отпусти меня».

Впервые за долгое время он услышал голос Беатрис.

Голос такой слабый, что больше напоминал вибрацию.

Он пристально посмотрел на ее неподвижную фигуру. Питательные вещества она получает из пакета. Он спрятал ее и поддерживал в ней жизнь, хотя такое жалкое существование едва ли можно назвать жизнью. Он любит Беатрис, однако все чаще забывает о ней и живет отдельно от нее. Ее тело превратилось в воспоминание, в сувенир из плоти и крови. Она ни жива ни мертва. Теперь она его; она больше себе не принадлежит.

Он понимал, что у него остался единственный выход.

– Ола! – отозвался доктор.

Эрхард не мог говорить. Прижав трубку к уху, он отключил аппаратуру. Но хорошо, что доктор на том конце линии. Он как свидетель, человек, способный поддержать его, сказать, что он все делает правильно. Эрхард слышал дыхание доктора и детский смех у него за спиной. Аппарат ИВЛ пищал, пока Эрхард не щелкнул выключателем. Потом писк прекратился.

– Я слишком ее люблю, чтобы позволить ей жить. Я отключаю аппарат. Вот сейчас отключаю.

– Йоргенсен! – закричал доктор. – Вы не имеете права, черт вас дери!

В маске скопилась влага, которая быстро высохла. Эрхард убрал маску и перевернул Беатрис на спину. Теперь она стала похожа на инопланетянку перед вскрытием.

– Счастливого пути! – сказал он и нажал отбой.