Он шагал по широкому бульвару в центр города. Устав, нанял такси у какого-то отеля. Назвал водителю один из немногих адресов, которые помнил: улица Сентауро, сорок девять. До обратного рейса оставалось больше трех часов; ждать в аэропорту слишком долго, а на паром он вряд ли успел бы. Лучше посидеть в кафе и побездельничать. Он расплатился с водителем, который быстро сунул купюры в бумажник, как будто боялся, что Эрхард отберет их у него. Может быть, на Тенерифе боятся ограблений; остров больше, и туристов здесь тоже больше.

Эрхард не узнал улицу и решил прогуляться по округе. Пошел вдоль ограды, которой обнесен контейнерный склад. За оградой наблюдалось довольно активное движение. Он увидел большегрузы, погрузчики и буксиры, изрыгающие бурый дым из длинных выхлопных труб. Еще один лес контейнеров. Он мысленно представлял, как контейнеры ставят в грузовики, в порту перегружают на корабли, в грузовые трюмы, в порту назначения снова перегружают – на другие грузовики, в другие контейнерные терминалы. Масса грузовиков и кораблей перемещает товары в разные места. Так работает цепь спроса и предложения, обслуживая человеческие потребности, желания и привычки. В бокале итальянского мартини лежала оливка с Гран-Канарии, которую цепляют зубочисткой из Китая. Англичанка из Портсмута держит бокал для шампанского, сделанный в Таиланде, в который налили водку из Польши… Инфраструктура незаметно разрастается. О ней не принято говорить в светских беседах – как о походах в туалет. Однако явление есть… Но иногда приходится разглядывать экскременты, чтобы назначить диету.

Дойдя до будки охранника, Эрхард ненадолго остановился и понаблюдал, как с территории склада выезжают большие грузовики. В будке сидел африканец.

– Скажите, пожалуйста, можно увидеть диспетчера?

– Диспетчера?

– Компания «Палало», – представился Эрхард, махнув перед сторожем визитной карточкой. – Я приехал осмотреть наши контейнеры.

– Повторите, откуда вы?

– «Палало».

Сторож посмотрел в стоящий перед ним небольшой компьютер.

– Диспетчера нет. Но можете поговорить с Бинау, нашим управляющим. Он где-то там, на территории. Позвать его?

– Не беспокойтесь. Я сам его найду. Где наши контейнеры?

Сторож снова посмотрел в компьютер. Потом показал на ряд контейнеров и многоярусных ячеек, похожих на огромные стеллажи. Эрхард кивнул и вошел в ворота. Обошел грузовики и подъемные краны. В парке было шумно; вокруг перекрикивались грузчики. Под ногами утоптанная земля. Время от времени перед ним возникал вилочный погрузчик, забирал деревянный поддон из какой-нибудь ячейки в шести метрах над землей и подвозил его к стоящему наготове грузовику. Эрхард пошел в том направлении, которое указал ему сторож, но пока не знал, что именно он ищет. И потом, как он поймет, что нашел то, что искал? Заметив коротышку в наушниках, он остановился рядом и подождал, пока коротышка его заметит.

– «Палало»! – крикнул Эрхард.

– Вон там! – ответил тот, косясь в свой мобильный телефон и так и не сняв наушников.

– Они? – Эрхард показал на четыре красных контейнера, стоящие бок о бок.

– Оттуда до конца ряда, – ответил коротышка, по-прежнему не сводя взгляда с телефона. Рукой в перчатке он показал Эрхарду за спину, к проходу длиной в два или три футбольных поля.

Эрхард направился туда; в любом случае ему нужно как следует осмотреть эти контейнеры, посчитать их и затеряться среди них. Он надеялся наткнуться на грузчиков, но вокруг никого не было. Он увидел несколько новых контейнеров с врезными замками, но большинство контейнеров были старые, с планками, которые запираются на висячие замки. Одни контейнеры стояли друг на друге; другие выстроились рядами. Между красными и синими контейнерами имелись довольно широкие пустоты – очевидно, стоявшие там контейнеры увезли.

Он дошел до угла, повернул. Тропинка сначала шла вверх по склону, а потом спускалась к заливу. По другую сторону ограды – скалы и каменный указатель. Ниже виднелись жилые дома и теннисный корт, по которому бегали два игрока. Он наткнулся на сарайчик, точнее навес – четыре столба под жестяной крышей с одной стенкой. В сарайчике поставили стул и деревянный ящик. На задней стенке висело снаряжение: наушники, фонарь, молоток, болторез, пила, катушка кабеля, угольно-черные рабочие перчатки, в которые, пожалуй, не захочется сунуть руки. Эрхард тряхнул головой: он обойдется и без перчаток. Он огляделся. Хотя шум грузовиков был еще слышен, рядом с ним никого нет. Он снял с крюка болторез и пошел к контейнерам; по одному перекусил на нескольких замки. Вскрыв пятнадцать штук, он вернулся к сарайчику, повесил болторез на место и снова огляделся. По-прежнему никого. Он открыл первый контейнер. За ним второй. Третий… В них оказались электролампочки, одеяла, коробки, велосипеды, мешки с одеждой, электрические кабели… Одни товары лежали на палетах, другие валялись прямо на полу; одни были упакованы в пленку, другие просто засунуты в коробки.

Он нашел то, что искал, лишь в двенадцатом по счету контейнере. В нем стояла машина «сеат-леон». Она была надежно зафиксирована пружинными колодками; контейнер дополнительно перетянут прочными ремнями крест-накрест. Эрхард снова взял болторез и вскрыл еще двадцать контейнеров.

Всего он обнаружил четырнадцать автомобилей, «сеатов», «шкод» и «фольксвагенов». Открыв очередной контейнер и увидев в нем черный «фольксваген», он невольно ахнул. Хотя модель другая, марка и цвет подтверждали, что он движется в нужном направлении. Он осторожно протиснулся к водительской дверце, с трудом приоткрыл ее и сел за руль. В машине сильно пахло нейлоном или кожей, как в автосалоне. Внутри было темно и почти уютно. Ключ в замке зажигания. Он посмотрел на одометр, но он был новый, цифровой, из тех, что не работают, пока не заведешь мотор. Он повернул ключ в замке, но машина не завелась. Эрхард осторожно вылез из машины и вышел из контейнера, усталый, но довольный. У него было такое чувство, будто он побывал в чреве кита.

Он закрыл контейнеры, а замки выкинул за сетку, в скалы. Потом побрел вдоль ограды, высматривая пустые проходы. Дойдя до площадки со стройматериалами, он вдруг понял, что место знакомое. Правда, когда он пришел сюда в прошлый раз, было темно. Слева от него в сетке зияла дыра. За ней он увидел дорожку к черному ходу кафе «Рустика». Там он разговаривал с судомойщиком. Эрхард пролез в дыру и пошел по дорожке.

Эрхард нарочно заказал «Май Тай», чтобы проверить, последовали они его совету или нет. Как и в прошлый раз, коктейль оказался слишком сладким. Официантка, которая подала ему коктейль, была приветлива, но не флиртовала.

– Вот все, что мне удалось найти, – сказала она, бросая на стол две листовки с рекламой кафе. «Рустика» предлагала живую музыку по воскресеньям. Кроме того, в «счастливый час», точнее, в «час „Рустики“», как он у них называется, «Май Тай» всего по евро. Ничего удивительного!

Эрхард записал на листке рекламы все, что ему известно. Итак, он знает, откуда взялась машина. Он знает, на каком корабле она находилась и как она, скорее всего, попала на Фуэртевентуру. Известно, откуда взялись датские газеты. Возможно, он знает, откуда родом мать, бросившая своего ребенка; скорее всего, она молода.

Погруженный в мысли о матери ребенка, он машинально разглядывал официанток, как будто она – одна из них. Как будто можно угадать, которая из них родила мальчика и уморила его голодом! Он думал о Монике. По какой-то причине он представлял ее себе молодой, с маленьким Аасом, крошечным ребенком у материнской груди, который сосет молоко, как больной котенок. Кроме того, он вспоминал Аннет после того, как она родила Лене, младшую… Аннет тогда сидела на линялом синем диване на втором этаже больницы Биспебьерг и хвасталась дочкой, показывая ее через стеклянную перегородку, а он безуспешно пытался дозвониться до нее по телефону-автомату, который только глотал монеты. Она тогда была так красива, что он едва не расплакался. Эрхард представлял себе молодую мать, которая положила своего ребенка в картонную коробку. Представлял ее дрожащие, неловкие руки, словно видел, как она заворачивает извивающегося младенца в газеты. Она кладет ребенка в коробку, понимая, что тот умрет… Мать всегда красива. Все начинается с матери, с ее слов. Она воспитывает ребенка, держит его на руках… Мать очень красива и одновременно очень опасна. Она решает, будет ли ее ребенок жить и сколько он проживет. Один день, месяц, десять лет… Эрхард смотрел на одну из девушек; возможно, у нее скоро вырастет живот, и она станет матерью. Девушка несла на задний двор груду мусорных пакетов и коробок. Она такая маленькая, что из-за коробок ее почти не видно. К тому же она очень бледная и болезненно худая. Волосы рыжие… похожа на немку. Она остановилась перевести дух. Пакет с бутылками был очень тяжелый. Эрхард встал, собираясь ей помочь. Она отказалась, но благодарно улыбнулась. Он все же взял пакет побольше и пошел за ней на кухню и оттуда – на задний двор. Выкинув пакет в контейнер с другими бутылками, девушка поблагодарила его.

– Не очень-то хорошо у меня получается такая работа, – призналась она. – Я ростом не вышла и плохо запоминаю все, что надо сделать.

– Нет-нет, у вас прекрасно получается.

– Не говорите хозяйке… что я не справляюсь.

– Имеете в виду Эллен?

Девушка вздрогнула, и нехотя кивнула.

– Не то чтобы я ее знал, – сказал Эрхард. – Один раз видел.

Ему показалось, что девушка вздохнула с облегчением.

– Она приходит около четырех. Нельзя, чтобы она видела, что я здесь стою.

– Почему вы не уволитесь?

– Лучшей работы, чем здесь, у меня еще не было. Только вот я часто не справляюсь… Мне очень нужна эта работа.

Эрхарду не хватило духу спросить, почему ей так нужна эта работа. Но малышка сама рассказала: она задолжала за квартиру за три месяца своей подружке, которая хочет уехать домой, и так далее.

Эрхард смотрел на картонную коробку рядом с ней. Самая обычная коробка, но она похожа на ту, с газетными обрывками. Того же размера, с такими же угловыми клапанами. И цвет такой же.

– При вас никто из официанток не рожал ребенка? – спросил он.

– Н-нет… – нерешительно ответила она.

– Вы не слышали о девушке, которая работала здесь официанткой, а потом забеременела?

– Нет. Я ничего такого не знаю.

– Может, такая девушка работала в каком-нибудь соседнем кафе?

– Да здесь других кафе и нет. Но несколько месяцев назад одна девушка и правда делала аборт.

– Такое часто случается?

– Нет, не думаю. Ведь здесь много католиков. В основном такими делами занимаются англичанки.

Эрхард об этом не подумал.

– И что же с ней случилось?

– Сделала аборт и вернулась на работу.

– Сюда?

– Да, только сейчас она здесь уже не работает. Уехала домой.

Девушка быстро посмотрела наверх, на окно над кафе. На втором этаже три больших окна без признаков жизни. Одно окно закрывала рваная маркиза; на другом – алюминиевый экран, который отражает солнечный свет. За третьим окном он заметил высохшую розу на длинном стебле.

– Она уехала из-за аборта?

– Вряд ли. Аборт ее как будто совсем не волновал. Я жила с ней. Она очень часто не ночевала дома, если вы понимаете, о чем я.

– Так почему она уехала? И когда?

– Несколько недель назад… или раньше. В конце января.

Эрхарду показалось, что из него выпустили воздух.

– Вы уверены? Это очень важно.

Девушка пристально посмотрела на него. Она не красавица, но у нее есть веснушки, что редкость среди местных. Должно быть, ее отец или мать из Великобритании.

– Кажется, она сделала аборт в ноябре. Тогда она жила на моей старой квартире.

– А кроме нее, вы не знаете других девушек, которые забеременели? Ни у кого вдруг не вырастал живот, никто не заболевал внезапно – понимаете?

– Нет, – ответила девушка. Ей становилось все больше не по себе; она то и дело косилась на дверь.

– Вам пора возвращаться на работу. Спасибо, что поговорили со мной.

Она вбежала в кафе через кухню. Эрхард вернулся за свой столик. Он подумал прихватить коробку, похожую на ту, что была в машине, но потом отказался от этой мысли. Самое интересное – не коробка как таковая. Самое интересное то, что в определенный период времени картонные коробки и датские газеты находились меньше чем в трехстах метрах от того места, где, скорее всего, стояла интересующая его машина. Он явно напал на след! Эрхард высыпал в свой коктейль пакетик с солью и помешал соломинкой. Его прием немного улучшил вкус напитка.

В начале пятого напротив «Рустики» остановилась большая машина. В кафе вошла управляющая Эллен в темных очках. Эрхард подумал, что она наверняка его вспомнит, но Эллен на него не смотрела. Не у всех владельцев кафе такая же хорошая память на лица, как у таксистов. Эллен поставила сумку и тут же начала распекать официанток из-за того, что музыка выключена. Она шепотом побранила недавнюю собеседницу Эрхарда за то, что та пьет кока-колу за барной стойкой. Кроме него, в зале было всего человек пять посетителей. Они что-то жевали и невозмутимо смотрели телевизор.

Эрхард подошел к барной стойке и попытался привлечь внимание Эллен, но та деловито вытерла сушилку и выкинула засохшие кружки лимона.

– Готовитесь к визиту представителей профсоюза? – спросил он.

Эллен круто развернулась и какое-то время пристально смотрела на него.

– Опять вы! – наконец воскликнула она.

– Да. Я все еще ищу ту молодую мать.

– Каждому свое.

Эрхард пропустил ее ответ мимо ушей.

– Вы не вспомнили девушку, у которой внезапно вырос живот? А потом так же внезапно все пропало…

Эллен притворилась, будто напряженно думает.

– Может быть, Кейт, герцогиня Кембриджская?

– Что?

– Ничего. Нет, не вспомнила.

– Давно вы сдаете квартиру наверху?

– Мы пускаем туда только избранных, – ответила она не мигая. С таким лицом только в покер играть.

– Очень важных персон, так, что ли?

– Да.

Эрхард засмеялся. Он смеялся так долго, что Эллен в конце концов присоединилась к нему.

– Сами же понимаете, что это смешно!

– В квартире над кафе временно живут новые служащие, пока подыскивают себе постоянное жилье.

– Насколько я понимаю, за временную квартиру и платят они чисто символически?

– Давайте сменим тему, – холодно предложила Эллен.

– Нет новостей от вашего приятеля Холлисена?

Она бросила на него сердитый взгляд:

– Нет. Я же вам говорила!

– Может, он прислал вам открытку или еще что-нибудь?

– В наши дни никто не посылает открыток по почте.

– Ясно.

– А если вы по-прежнему надеетесь разыскать вашего друга, вам лучше поискать в другом месте. Сюда Холлисен не вернется.

– Вы точно знаете? Сами ведь только что сказали, что у вас нет от него вестей.

– Точно. – Эллен пристально посмотрела на него. – Он умер.

– Как умер?!

– Как – не знаю. Но мои знакомые, с которыми он общался более тесно, вот уже несколько месяцев не слышали о нем. Ни единого слова! А ведь Холлисен вечно попадал в какие-то передряги. Всегда у него были неприятности – с деньгами, с сексом, даже с психикой. Так что два месяца тишины в эфире – все равно что… – Эллен снова посерьезнела. – Так что, скорее всего, он умер.

– Но наверняка вы не знаете. Может быть, его просто захватила в плен какая-нибудь муза на греческом острове, и он обо всем позабыл?

– Единственное, что могло захватить Холлисена в плен, – это большой отрыв.

Эрхард считал, что выражение слегка устарело, но потому-то он его и знал.

– Он был наркоманом?

– Вы что, издеваетесь? Не помню, как вас зовут… в общем, забудьте его!

– И все-таки вы не знаете наверняка, что он умер.

– Женщина всегда знает такие вещи. Кроме того, он довольно давно не прикасался к своему банковскому счету, а на его счете несколько сотен евро. Поверьте мне, Сёрен не оставил бы свой счет нетронутым. Он ни в чем не знал удержу. – Эллен невольно улыбнулась. – И хотя денег у него было немного, все, что было, он спускал на развлечения и свои прихоти. Набрался дурных привычек, потому что всю жизнь тусовался с золотой молодежью.

Эрхард пристально смотрел на нее.

– Ну ладно, – вздохнула она. – Несколько недель назад ему пришла выписка с банковского счета, а я вскрыла конверт. До 2 января он еще снимал время от времени небольшие суммы, а с января счет остался нетронутым. Ни цента! Естественно, я встревожилась.

– Как по-вашему, что с ним могло случиться?

– Кто знает? Может, упился до смерти или поссорился с одним из своих дружков-гангстеров.

– Вы сейчас серьезно?

– Да. Их он всегда побаивался. В последний раз, когда я его видела, он был в темных очках.

– Когда вы его видели в последний раз?

– В декабре.

– В прошлый раз, когда я приходил сюда, вы говорили, что не видели его уже год.

– Знаете, по большому счету нельзя сказать, что я его видела. Он просто стоял на той стороне улицы, напротив, и смотрел на кафе.

– Я не полицейский, и мне плевать на ваши побочные занятия и на все остальное. Я хочу одного: найти друга, который… пропал без вести. И Холлисен каким-то образом в этом замешан. Он смотрел на кафе или на квартиру наверху?

Эллен молча ушла в кухню и вскоре вернулась, жуя круассан.

– Это было в конце декабря. Я запомнила, потому что примерно тогда же я стала управляющей. Я украшала окна, и вдруг смотрю – он стоит. В темных очках, и как будто чего-то боится. Обычно он заходил сюда. Я была для него кем-то вроде старшей сестры.

– Почему же в тот раз не зашел?

– Откуда мне знать?

– А вы к нему не вышли?

– Нет. Решила, что он под кайфом.

– Он с кем-нибудь встречался, разговаривал?

– Нет. Стоял-стоял, а потом вдруг ушел. Я думала, что через несколько дней он вернется, но он больше не возвращался.

– У вас есть его фотография?

Эллен достала мобильный телефон – современный смартфон, – нажала несколько кнопок и протянула ему. Эрхард увидел мужчину лет тридцати восьми – сорока. Он улыбался, тыча пальцем в свою футболку в обтяжку, надетую поверх еще одной футболки. На футболке затейливой вязью выведено название: «Кафе „Рустика“». В молодости Холлисен, видимо, был красавчиком, но с годами немного обрюзг. И все же не хотел признавать, что уже немолод. Он был похож на многих знакомых Эрхарда с Фуэртевентуры: серферов, которые отказываются снимать гидрокостюмы; пляжных девочек, которые не желают возвращаться в родные деревни; на барменов, которые работают без выходных. Так в его возрасте мог бы выглядеть и Рауль, если бы его отец не был одним из богатейших людей на острове и не держал его в узде. Холлисен напоминал Эрхарду его самого семнадцать лет назад.

– У меня есть и другие его фотографии. – Эллен сдвинула в сторону первый снимок, и на экране возник второй. – Вечеринка для персонала, одна из многих. Он, конечно, пришел. Это было, еще когда…

На других снимках Эрхард увидел того же самого мальчика, который не желает взрослеть. Но ему показалось, что на более поздних снимках Холлисен выглядит грустнее. Он как будто натужно притворяется счастливым, но у него плохо получается. Он позирует с хорошенькими официантками, а также с поварами, судомойками и, видимо, даже завсегдатаями. Вечеринка началась в кафе, но позже выплеснулась на улицу.

– У вас с ним был роман?

– Нет. То есть… почти нет. Не станете же вы встречаться с младшим братом, верно? И потом, он влюблялся всякий раз, как какая-нибудь телка соглашалась слушать его дольше пяти минут.

Фотографии не лгут; из них многое можно понять. На нескольких Холлисен чмокает девушек в щеку, а на одной целует какую-то женщину в вырез на платье.

– А это кто? – Эрхард показал снимок, на котором Холлисен приподнял девушку с «конским хвостом», обхватив ее за талию.

– Лили, – ответила Эллен. – Нет, она была не во вкусе Сёрена. Он даже хотел ее уволить. По ее словам, за то, что она отказалась делать ему минет на его день рождения. Это меня не удивило.

– Довольно противная девица…

– По-моему, просто стерва и блудливая сучка. Возможно, лесбиянка, к тому же очень тщеславная. На Канарских островах немного таких предприимчивых, как она.

Эрхард знал нескольких таких, но предпочел не возражать.

– Значит, скоро она станет губернатором Тенерифе?

– Уже не станет. Она вернулась на Фуэртевентуру. Кажется, получила в наследство ресторан от дедушки.

– Как он называется?

Эрхард сразу вспомнил Билла Хаджи, но, насколько ему известно, внуков у того не было, как и ресторанов. Он владел несколькими ночными клубами и коктейль-баром в порту Корралехо.

– Названия я не знаю.

Эрхард продолжал разглядывать фотографии. На одной из них узнал девушку, которая обслуживала его в прошлый раз.

– Это Милли, американка. Сёрену она нравилась. Он любил пухленьких.

– Настолько, чтобы сделать с ней ребенка?

– С Милли-то? – Эллен засмеялась. – Нет, она была… и есть… лицемерной разновидностью американки: все только на словах и никаких действий. Сейчас она уехала домой, в Штаты, но на следующее лето вернется.

– Вы знаете всех девушек, которые у вас работают?

– Да, большинство. Многие нанимаются только на сезон. Приезжают на одно лето. Для многих из них я как мать. Многие девушки мечтают сбежать от родителей… Конечно, я жесткая и, возможно, многие меня недолюбливают, но, по крайней мере, они знают, как иметь со мной дело, а я стараюсь кое-чему их обучить, учу их ответственности.

– Если кто-нибудь из них вдруг забеременеет, они придут к вам?

Эллен задумалась.

– Пожалуй… но я не скрываю своего отношения к беременности. По-моему, это глупость. Не стоит ставить себя в худшее положение, чем то, в котором мы и так находимся.

– Имеете в виду женщин?

– Я ничего не имею против секса до брака. Развлекайтесь и наслаждайтесь, пока можно. Пробуйте образцы. Но, ради всего святого, не забывайте о презервативах или пилюлях. Как только появляется ребенок – все. Вы больше себе не принадлежите.

А как насчет секса после свадьбы? А как насчет секса с женщиной постарше на садовом столе? «Май Тай» он допил. Время – без четверти пять. Пора ехать в аэропорт. Эрхард бросил на стол несколько евро.

– Сеньорита Эллен, разговор с вами был… как бы это выразиться… захватывающим. До свидания! – Он вышел на улицу и направился к воде. Дойдя до широкого бульвара, поймал такси и сел на заднее сиденье. Он машинально подмечал все огрехи водителя, но не произнес ни слова. Нет ничего хуже, чем везти пассажиром опытного таксиста.