Он совсем не собирался рыться в мусорных контейнерах. Он сказал это просто для того, чтобы позлить ее. Зачем ему рыться в мусоре? Что он ищет? И что узнает, если увидит, куда они выкидывали газеты несколько месяцев назад? Довольно долго он просто бродил по улице, а потом зашел в бар, где на многочисленных телеэкранах показывали скачки.

Около одиннадцати он съел бутерброд с ветчиной и выпил самое дешевое пиво, какое нашел в меню. Он ни с кем не разговаривал. Учился быть директором: сидел, скрестив ноги, с достойным видом, едва заметно улыбаясь. Он помахал официанту – коротышке с фартуком под довольно выпуклой грудью. Эрхард заказал еще пиво. За барной стойкой сидела женщина; он мечтал произвести на нее впечатление разговором. Он понимал, что чувствует себя так уверенно только потому, что уехал на Тенерифе. Дома он бы не пыжился так, как здесь. Женщина, по меньшей мере на двадцать лет моложе его, сидела к нему спиной, но он видел ее позвоночник, который проступал сквозь тонкое желтое платье. Она даже не смотрела в его сторону; она была увлечена перепиской по мобильному телефону.

Поев, он спустился на пляж. Пора было искать место для сна. Он устал, измотан. Заказал в баре еще пиво навынос. Как и сказала владелица, вечером кафе «Рустика» переполнено. Люди высовывались из окон и сидели во дворике; гремела музыка. Ночная жизнь здесь немного другая, чем на Фуэртевентуре. Здесь градус развлечения другой. Похоже, сюда приезжают более богатые юнцы. Он медленно прошел мимо кафе и остановился на тропинке, которая огибает здание. Издали доносился запах мусорных контейнеров; при свете уличных фонарей они были похожи на бензобаки. Какая-то парочка пылко обнималась за углом. Эрхард громко покашлял, давая понять, что он рядом, и быстро прошел мимо них в переулок. Справа от него высокая стена кафе без окон. Метрах в тридцати впереди желтый прямоугольник – открытая дверь, которая выходит из кухни на задний двор. Слева – высокая сетчатая ограда, за которой, судя по всему, находится контейнерный терминал. Краем глаза Эрхард заметил какое-то движение; стая гибких, мяукающих кошек шныряла мимо его ног. В темноте они все казались серыми. Воняло здесь страшно – не от кошек, а от переполненного мусорного бака. Из-под крышки торчали завязанные черные мусорные пакеты. Он направился к открытой двери; оттуда слышался рэп. На крыльцо вышел молодой судомойщик-марокканец в желтых резиновых перчатках; у него перекур. Свет от двери освещал сетку и стоящий вдоль нее ряд плетеных корзин, бутылок, коробок и пакетов с гнилыми фруктами; от них исходила сладковатая вонь. Эрхард молча стоял, наконец судомойщик заметил его и кивнул. Наверное, не посмел заговорить первым. Но ведь никто не запрещает Эрхарду здесь находиться.

– Газеты? – спросил Эрхард, кивая в сторону мусорного бака.

Парень, который, судя по всему, его не понял, снова кивнул.

– Там есть газеты? – Эрхард показал на корзины.

– Нет, газету кладите вон туда. Они пойдут на переработку.

Эрхард вернулся к высокому черному баку, мимо которого он уже проходил. Заглянул внутрь. Контейнер почти до краев заполнен газетами на испанском и английском. Он вытащил несколько штук. Вчерашние. За вторник. За воскресенье.

– Зачем они вам понадобились? – спросил судомойщик. – Если укрыться надо, возьмите у меня одеяло. Сегодня ночью будет холодно.

Эрхард хотел ответить, но заметил широкую дыру в ограде рядом с тем баком, куда убирают газеты.

– Что там? Только контейнеры?

Судомойщик успел закурить еще одну сигарету и сидел на складном стуле у двери.

– Склады, грузоперевозки, импорт-экспорт, мебель, антиквариат. Все, что влезает в контейнер. Хозяева не любят, когда кто-то ходит по их территории, но ограду не чинят.

– Зачем кому-то там ходить? Срезают дорогу, что ли?

– Иногда хозяева больших домов на набережной устраивают большие вечеринки; если идти по прямой, дорога занимает всего пять минут, а если в обход – пятнадцать.

– У вас есть фонарь? – спросил Эрхард и, не дожидаясь ответа, полез в дыру.

Он прошел через весь контейнерный терминал, но не заметил ничего особенно интересного. С одной стороны, там темно; горели только старые уличные фонари, словно выросшие из автомобильных шин. С другой стороны, он не обнаружил ничего примечательного. Судомойщик прав. Многие контейнеры заперты прочными навесными замками. Однако некоторые контейнеры были открыты, и в них, судя по всему, можно найти все что угодно. Коробки, свертки, упакованные в пузырчатую пленку, какие-то хрупкие предметы – они помечены специальной маркировкой и дополнительно проложены пенополиуретаном. А кое-где валялся металлолом; он заметил старые велосипеды. У самого шоссе, метрах в ста от сторожки и шлагбаума, который ограничивает въезд на терминал, стояли несколько контейнеров-рефрижераторов, трейлеров и пикапчиков. Там же были свалены, судя по всему, стройматериалы. Эрхард прошел мимо охранника, который увлеченно смотрел фильм с Сильвестром Сталлоне, и пошел дальше, к пляжу. Подсел к костру – его развел скульптор, который ваяет из песка. Рядом лежал пес.

Они по очереди пили из горлышка принесенное Эрхардом пиво; псу тоже налили немного в металлическую миску. Эрхард разомлел от жара и монотонного голоса скульптора. Тот рассказывал о Лансароте в восьмидесятых годах: тогда марокканские рыбаки набивали свои суденышки людьми и нарочно направляли их на рифы, чтобы их спасли и доставили на сушу. Эрхарду показалось, что он уже встречал этого человека раньше; чем-то он был похож на одного известного бизнесмена, которого обвинили в мошенничестве. Потом он заснул. Ненадолго проснулся, когда скульптор укрывал его старыми полотенцами, пальто и одеялами, и снова заснул. Встало солнце. Наверное, скульптор собрал свои пожитки и рано ушел, прихватив пса; проснувшись около восьми, Эрхард увидел на песке их следы. Он долго сидел и смотрел на океан.