Глава 7

Очнулась со стоном. Сначала не могла осознать, где нахожусь и почему так болят руки, но, когда получилось сфокусировать взгляд, обнаружила, что сижу в машине, куртки нет, руки перебинтованы, а Хан везет меня куда-то в ночи.

Воспоминания о случившемся нахлынули волной, затапливая разум страхом. Ремень безопасности стал похож на удавку, что стянула грудь и мешала дышать. Попыталась отстегнуться, но ничего не вышло. Я забилась в панике и, когда почувствовала, как мою ладонь накрыла мужская рука, застыла.

— Успокойся, — коротко сказал Хан.

Простое слово стало катализатором для зародившейся истерики. Вместо того чтобы успокоиться, я откинула его руку, вновь попыталась освободиться и, когда мне это удалось, рванула ручку, пытаясь открыть дверь. У меня ничего не получилось, и от этого становилось еще страшнее. В какой-то момент ощутила, что не могу сделать даже вдох. Обхватив себя за шею, пыталась вернуть себе дыхание, но в горле стоял комок. В глазах выступили слезы, я испуганно посмотрела на Хана, чувствуя, что еще немного, и я отключусь.

Машина резко затормозила, сквозь открытую дверь донесся порыв ветра, и в следующую секунду меня взяли на руки и вынесли наружу. Воздуха по-прежнему не хватало.

Хан обхватил меня со спины, прижал к себе, положив свою ладонь на грудь, нажимая и отпуская. Невольно поймав ритм его сердца, согревшись от тепла руки и подчинившись столь явному приказу дышать в указываемом темпе, я постепенно начала успокаиваться. Когда в легкие наконец-то поступил воздух, я снова заплакала, на этот раз от облегчения.

Некоторое время мы сидели на земле. Несмотря на то что куртка непонятно куда делась, а на улице было холодно, я не чувствовала озноба. Тело Хана согревало, его руки приносили умиротворение, но сердце и не думало успокаиваться, теперь, правда, по совсем другой причине. Горячее дыхание, которое я чувствовала макушкой, зарождало вихрь мурашек во всем теле. Я слышала и тяжелое дыхание, а в какой-то момент мне показалось, что Хан глубоко вдыхает мой запах… Вспомнился момент в квартире Ами, когда он поступал так же, перебирая мои волосы, вот только на этот раз мужская ладонь лежала на груди, сводя меня с ума прикосновением и рождая томление в теле. Я сошла с ума, раз в подобной ситуации испытываю такие эмоции! Почувствовав неловкость и пытаясь не дать понять, как на меня действует подобная близость, я заворочалась в его объятиях, попыталась встать. Пусть не сразу, но меня отпустили. Пошатываясь, я поднялась на ноги и сразу же обхватила себя руками, почувствовав ночную прохладу. Ни слова не говоря, Хан поднялся следом, снял с себя куртку и протянул мне. Протестовать не стала, благодарно улыбнувшись и закутавшись в кожанку. Она казалась прохладной на ощупь, но внутри была теплая, и я моментально согрелась. Стараясь не обращать внимания на будоражащий нервы запах и начиная злиться, я на мгновение прикрыла глаза и потребовала ответа.

— Что происходит?!

Голос слушался, не дрожал, не сипел, и это радовало. Меня бесило, что Хан отводит взгляд, но я заставляла себя оставаться спокойной.

— Твои предположения? — помолчав, уточнил он.

— Крысы-переростки? — с надеждой уточнила я, в глубине души понимая, что ответ будет других.

— Нэдзуми.

— Очередная пакость из местной нечисти? — Хан медленно кивнул. — Дай-ка догадаюсь. Все дело в медальоне?

— Да.

Я помнила, что вроде как обещала Кэтсу носить его на шее еще около недели, но риск намного превысил предполагаемую выгоду…

— Я сниму его. Обязательно. Даю слово, — сказал Хан.

Обещание было дано. Я знала, что японцы не разбрасываются ими, но почему-то меня это не успокаивало. Но все равно верила Хану. Даже больше, чем Кэтсу. Раз он сказал, что снимет, значит, сделает это, несмотря на все слова вредного духа. Вздохнув, я отвела взгляд, и меня как молнией ударило!

— Мужчина, который был со мной! Акио! Акио-сан… Что с ним?!

— В порядке.

А вот сейчас мне показалось, что Хан врет. Последнее, что я запомнила, перед тем как отключилась, — зрелище падающего Акио, на которого накинулось несколько тварей. Сердце сжало тисками ужаса. Я вновь переживала случившееся, осознала, что именно я виновница того, что Акио пострадал.

— Что с ним?

Я чувствовала приближение новой истерики и неожиданно поняла: до сих пор не спросила, что это такое было, удовлетворившись кивком в ответ на мои предположения. Хан молчал, и это нервировало.

— Пожалуйста, ответь. Что произошло в парке? — Я сама не узнавала собственный голос. Он был тихим, дрожащим, умоляющим. Чтобы немного сгладить ощущение от подобного, затараторила: — Пойми, я шла навстречу тебе. Вдруг начали гаснуть фонари, я оказалась во тьме, затем нападение… Акио был единственный, кто пришел мне на помощь. — Я вскинула голову, встретив взгляд Хана. — Я видела, как он упал. Если бы не он, я бы не ограничилась царапинами на руках.

— Я не назвал бы их царапинами, — заметил Хан.

Мне стало стыдно. Снова. Боже, это чувство просто преследует меня в Японии… Я вдруг отчетливо осознала, что Акио упал под натиском тварей, сама была на волосок от гибели или как минимум более серьезных повреждений, чем просто царапины на руках, а раз я в машине и относительно в порядке, то Хан… справился в одиночку? Затем перевязал меня и увез? Как он справился со стаей? Как такое вообще возможно?!

Взгляд впился в мужчину, отыскивая на его теле следы борьбы, но не смог их обнаружить. И тем не менее…

— Ответь мне, прошу, — тихо повторила я.

— С твоим другом все в порядке. — Хан понял вопрос по-своему.

— Ты и ему помог?

Почему я спросила именно это?

— Он… отказался от помощи. Его учитель позаботится о нем, — тщательно подбирая слова, сообщил мужчина.

— Надо было отвезти его в больницу, — возразила я.

— Ты много знаешь о моей стране, но понимаешь далеко не все, — спокойно, словно разговаривая с неразумным ребенком, пояснил Хан. — Впрочем, это простительно для иностранки… И не надо снова мне перечить. Я сказал то, что сказал, — так же невозмутимо добавил он.

— Прости.

— Мой долг — заботиться о тебе, — как ни в чем не бывало продолжил мужчина. — У него другой путь долга.

— Стоп, — нахмурилась я, вспоминая что-то далекое и почти забытое и поражаясь, почему мысль об этом пришла в голову только сейчас. — Получается, ты уже в третий раз спасаешь мне жизнь, потому что вбил это себе в голову? И теперь ждешь от меня соразмерного ответа? Типа… старший дает младшему все? И я теперь перед тобой в долгу, причем в неоплатном?

— Преданность, основанная на долге, — первейшая из добродетелей. Но ты иностранка, и на тебя данный факт не распространяется, — заметил Хан.

— Ты укоряешь меня этим или даешь понять, что я не способна принять ваши правила и законы? — прищурилась я.

— Даже сейчас ты не слышишь и споришь со мной, судишь традициями своей страны, — с грустью добавил Хан.

— И тебе не нравится, что я не японка? — поинтересовалась я и усмехнулась. — Итак, насколько я поняла, ты считаешь меня маленькой и глупой и взял на себя обязательства по защите. Но я не просила тебя об этом!

— Ты просила, — напомнил Хан. — Твой друг нет.

Я промолчала, понимая, что своими высказываниями дала мужчине повод расставить все точки в нужных местах. Акио никогда бы не попросит Хана о помощи после произошедшего в Камакуре. Тогда в голове возникла еще одна догадка, и я невольно нахмурилась. До сих пор я не обращала внимание на некоторые оговорки. Ни Хан, ни Акио ни разу не поинтересовались именами друг друга, хотя оба претендовали на мое «внимание». Японцы малоэмоциональны, но понятие «ревность» знакомо каждому человеку, вне зависимости от происхождения, расы или национальности. Опять же… случай в Камакуре. И сегодня Акио просто выяснял, насколько у меня с Ханом все серьезно… Они не спрашивали имена! Потому что знают друг друга! Но эту догадку я оставлю при себе…

— Ты гарантируешь, что с Акио все в порядке? — еще раз уточнила я, и Хан кивнул.

— Но отныне тебе придется смириться, что я постоянно буду рядом, — спокойно добавил он.

— Я умею быть благодарной, — усмехнулась я.

Приподнятая бровь была мне ответом. Это ясно сказало, что Хан думает о моих словах. Я в ответ улыбнулась и, когда Хан рукой показал на машину, послушно вернулась в нее. Всю дорогу до рёкана мы молчали. Нет, в голове крутилось множество мыслей и вопросов, но я не знала, как лучше их сформулировать, чтобы получить ответы. Поэтому я решила набраться терпения. Хотелось как можно скорее остаться в одиночестве и хорошо все обдумать.

Желания — одно, реальность — совсем другое. В рёкане Тошиюки устроил мне допрос и напоил чаем. Я снова извинялась, чувствовала себя последней дурой и пыталась избавиться от чувства вины. Когда же Тоши ушел, только собралась выдохнуть, как в номер вошел Хан.

Скупой жест рукой, предлагающий мне присесть на татами рядом со столиком. Я молча выполнила указание. Удивленно приподняла брови, когда мужчина поставил на столик блюдо с печеньем двух цветов, и нахмурилась, когда Хан разложил на столике пакет с медикаментами и бинтами, но послушно протянула руки вперед. Уверенный резкий взмах узким ножом. Не успела я запротестовать, как сначала одна, а затем и вторая повязка покинули руки. Хан взял пропитанные антисептиком салфетки, осторожно коснулся кожи, промокнул ранки.

Я наблюдала за его действиями словно завороженная и удивлялась самой себе. По идее, я должна была рыдать, вспоминать случившееся и всячески истерить, но произошедшее казалось таким далеким, словно было много лет назад. А вот аккуратные прикосновения, как я ни старалась воспринимать это иначе, не оставляли равнодушными. В какой-то момент я поморщилась от боли и только тогда обратила внимание на полосы, что щедро украшали кожу. Когда Хан наклонился и подул на них, затаила дыхание, а сердце забилось сильнее.

— Почему руки? — спросила я, чтобы хоть как-то нарушить тишину. — Я думала, крысы метят в горло или кусают за ноги.

— Так и есть. Вопрос в другом, что ты делала руками во время нападения?

— Закрывала лицо, — вспомнив обстоятельства, медленно сказала я, продолжая пристально следить, как осторожно Хан накладывает повязку.

— А где висит медальон? — помог мне увидеть очевидное Хан.

— На шее, — прошептала я.

— Вот и ответ. — Мужчина занялся второй рукой, и я снова замолчала.

— Нэдзуми. Кто они?

— Крысы-оборотни, — пояснил Хан. — У них нет моральных принципов, зато отличные зрение и нюх. Они не признают правил и ограничений, зато хорошие шпионы и убийцы. Они готовы за деньги сделать все то, за что другая разумная тварь никогда не возьмется. Часто нападают стаей, хотя опасны и поодиночке. Вообще, полезные твари. Но то, что на тебя натравили именно их, ясно дает понять, что ставки поднялись.

— Для чего все эти нападения?

— У тебя образовалась связь с цукумогами. Но если сильно напугать «владельца», то ее можно разорвать и снять медальон, — медленно сказал Хан.

— Это ведь не прекратится? — тоскливо протянула я.

— Я буду рядом.

— Почему я так спокойна? — нервно уточнила, не в силах осознать собственное поведение. — Ты говоришь страшные вещи. Почему я не кричу, не плачу?

— Ты знаешь, что такое кодекс Бусидо? — неожиданно спросил Хан, и я покачала головой. — Свод правил и воинская мужская философия.

— Какое отношение это имеет ко мне? — нахмурилась я.

— Понять Японию можно тогда, когда твоя душа перестанет отторгать такие принципы и правила поведения, как почтительность, верноподданство, послушание, верность и долг, прилежание, целеустремленность, благопристойность, скромность, беспристрастность и усердие. Непросто отвечать на удары судьбы улыбкой. Ты не японка, но наша мораль тебе не чужда.

— Я постоянно чувствую себя виноватой, что совершаю ошибки, — призналась я мужчине. — Но все равно продолжаю их делать.

— Кто чувствует стыд, тот чувствует и долг, — улыбнулся Хан. — А долг в Японии — основа всего. Основная категория этики. Служение чему-то большему, чем «Я», — главная забота. Если захочешь, ты поймешь Японию.

— Я бы хотела этого, — прошептала я, ощущая, как умелые руки закрепляют повязку.

Когда Хан взял мои руки в свои, внимательно рассматривая их, осознала, с каким нетерпением жду новых откровений. Но он молчал. Отпустил мои руки и направился к дверям.

— Спасибо, — успела сказать я, когда Хан уже закрывал за собой дверь.

Сначала подумала, что мужчина не услышал, но он задержался. Буквально на пару секунд и ничего не сказал в ответ, но мне стало легче. Покосившись на блюдо с печеньем, я поняла, что так и не спросила, зачем он его принес. Хотя я ведь так и не ужинала… Подобная забота была приятна. Невольно я улыбнулась. Все же прогресс в наших взаимоотношениях есть. Хан явно стал относиться ко мне доброжелательнее, да и я изменила свое отношение, больше не считая его грубияном. Если бы он с самого начала вел себя так!

Позже, не зная зачем, я снова открыла двери в сад. Правда, на этот раз я оделась теплее. И, когда услышала в кустах шорох, подалась вперед.

Знакомая черно-седая морда какое-то время настороженно посматривала на меня, но потом зверь двинулся вперед, легко преодолел оставшееся расстояние и остановился в метре от меня, принюхиваясь.

— Иди сюда, — прошептала я.

Зверь подошел, сел и пристально посмотрел на меня. Сегодня, в неярком свете лампы, я смогла рассмотреть его лучше. Огромный черно-бурый лис с умнейшими глазами и несколькими глубокими царапинами на морде.

— Кто же тебя так? — тихо спросила я, тронув нос кончиками пальцев.

Зверь вздохнул и улегся на футон.

Я вспомнила, что Хан не забрал лекарства, медленно поднялась, подошла к столику и взяла салфетки с антисептиком. Осторожно села на свое место, развернула пакет и достала чистую.

— Я аккуратно, — пробормотала я, чувствуя потребность помочь лису. — Не кусайся.

Когда я протянула руку, он чуть отпрянул, но затем снова улегся на пол. Еле ощутимо коснулась морды, замерла на мгновение, когда зверь чихнул, и протерла царапины. Они оказались глубокими и обнаружились не только на морде. Ухо тоже было поранено, как и бок. Я старалась обрабатывать царапины невесомыми движениями, хотя зверь все равно вздрагивал, но больше не делал попыток уйти.

Закончив, заметила, что зверь принюхивается. Проследив за его взглядом, поняла, что именно привлекло его внимание. Хмыкнув, собрала все медикаменты, поднялась и прошла к столику. Оставив антисептик, забрала блюдо с печеньем и вернулась обратно. Взяла с тарелки белое и протянула зверю.

— Бери. — Лис боднул руку мордой, отчего печенье упало на татами, и выжидательно уставился на меня. — Давай другое попробуем, — пробормотала я, беря с тарелки печенье красного цвета.

Это зверю явно понравилось. Он с удовольствием съел его и вновь уставился на меня. Продолжая улыбаться, я скормила ему второе, затем и третье. От четвертого животное отказалось.

— Наелся, — заключила я, потрепав лиса по шее.

Решив оставить красные черно-бурому, раз они так ему понравились, я с удовольствием полакомилась белым, стараясь не мусорить. Печенье оказалось вкусным, но в одном лис был прав. Больше трех съесть было проблематично.

Лис растянулся рядом со мной, положив голову на колени. Я с удовольствием погладила шерсть и незаметно для себя обнаружила, что рассказала ему о том, чем занималась днем и что случилось в парке. Поделилась размышлениями о Хане, Тошиюки и Сэтору и всем происходящем. Зверь оказался самым лучшим в мире психологом, а может, мне требовалось просто выговориться, но подобное молчаливое участие оказалось самым действенным средством, чтобы успокоить взбудораженные нервы. Как бы то ни было, но не прошло и получаса, как я ощутила, что с плеч словно сняли тяжелый груз.

Поражаясь самой себе, я осознала — мне проще и легче с диким зверем, чем с человеком. Ночь наступила давно, а усталость давала о себе знать. Вздохнув, я осторожно убрала голову зверя, поднялась, выключила свет, прикрыла все двери в сад, оставив одну, и вернулась к лису.

— Ты же уйдешь утром, — улыбнулась я, отвечая на настороженный следящий взгляд.

Как и в предыдущую ночь, обнимать животное было приятно, густая шерсть казалась шелковистой и пушистой на ощупь и совершенно не имела запаха. Лис снова свернулся клубочком, прижавшись к моему животу. Я осторожно обняла зверя, стараясь не сильно задевать руки, и закрыла глаза. Прикосновения шершавого языка к пальцам почувствовала сразу, но лишь погладила нос и почесала лиса за ухом. Когда же я засыпала, ощутила, как шершавый язык лизнул меня в щеку. От такого знака доверия стало так приятно, что в сон провалилась с глупой улыбкой на лице.

Он не ушел! Наоборот, разбудил меня с первыми лучами солнца, вновь лизнув в щеку. Я приподнялась на локте, зевнула и улыбнулась, а увидев перед собой хитрую морду, почесала зверя за ухом. Выглядел он намного лучше. Царапины за ночь успели затянуться, лис казался отдохнувшим и не таким настороженным. Я расслабилась, обрадованная доверием зверя и собственным хорошим настроением. Видимо, лис думал так же, иначе как объяснить его некоторую игривость и то, с каким нахальством он подставил голову под мою ладонь, поворачивая морду так, что пальцы скользили по носу, ушам, шее. Когда животное и вовсе начало лизать пальцы, я не выдержала, потрепала его по шее и вновь растянулась на футоне.

Пение птиц, утренняя свежесть, ароматы цветов. Если не вспоминать, где я нахожусь, и не думать, что ждет дальше, можно было сказать, я счастлива. А если учесть компанию… Я повернула голову и посмотрела на лиса. Он устроился рядом, положив голову на лапы, но, стоило мне взглянуть на него, встрепенулся и приподнялся. Тронул лапой плечо, коснулся щеки, затем снова лег, на этот раз уместив морду у меня на сгибе локтя. Не знаю, почему я это сделала, но просто приподнялась на локте и поцеловала лиса в нос. Сам он, судя по выражению на морде, удивился не меньше. Вскочил на ноги, приблизив морду, снова лизнул в щеку. Протянув руки, я обняла его за шею, прижалась. Лис затих. Какое-то время мы так и лежали, пока в коридоре не послышались шаги. Зверь насторожился, выпутался из кольца моих рук и отошел на пару метров.

— Я буду скучать. — Я села на футоне и грустно улыбнулась, припоминая, что сегодня мы отправимся дальше.

Лис заскулил, сделал шаг вперед, но приближаться не стал, нервно подергивая ушами и хвостом.

— Беги. — Не удержавшись, я еще раз почесала зверя за ухом.

Лис посмотрел на меня, лизнул руку, а затем в один прыжок покинул комнату, скрывшись в кустах.

Почти сразу я услышала, как в дверь постучали, и Тоши с другой стороны сообщил, что Хан собирался выехать до обеда. Вздохнув, ответила, что не затяну со сборами.

Этим и занялась, не забыв и про утренние процедуры. Управилась за полчаса, но еще долго сидела, смотря на рассвет. Повторный стук в дверь игнорировать не вышло, а завтракали все вместе. После Хан поменял мне повязки. Правда, в этот раз к разговорам он был не расположен, но то и дело бросал на меня задумчивый взгляд. На поведении мужчины это никак не отразилось. Движения остались четкими, уверенными и аккуратными. Надо признаться, мне неожиданно понравилось сидеть напротив него, протянув руки, и наблюдать за тем, как он обрабатывает мне раны. Поймав себя на мысли, что стала больше доверять Хану, я расслабилась настолько, что даже не заметила, как он закончил, пока мужчина не поднялся.

После процедуры задерживаться не стали. Погрузив вещи в машину, попрощались с госпожой Норико. Сэтору не появился, что меня удивило, но никак показывать этого не стала. Я приняла решение отныне вообще помалкивать. Тем больше возможностей выяснить много интересного, чтобы не попасть в очередные неприятности.

И снова я сидела на месте рядом с водителем, наблюдая, как мастерски Хан управляется с машиной. Тошик притих позади, что меня не устраивало. Я предпочитала проводить время в дороге за разговором, но мой друг, всегда веселый и готовый на розыгрыш, сегодня притих и копался в планшете. Наконец я, не выдержав, обернулась и поинтересовалась, в чем дело.

— У некоторых в последнее время совсем стало плохо с юмором, — буркнул он.

Я сразу поняла, о ком он говорит. Получается, бедному Тошиюки сделали внушение, и теперь я лишилась единственного человека, который вел себя как… человек? А ведь вчера мне показалось, что Хан начал меняться, если судить по разговору.

— Как это понимать? — потребовала я ответа.

Меня проигнорировали, что было вполне ожидаемо, но я не собиралась спускать все на тормозах.

— Пожалуйста, останови машину, — спокойно попросила я.

Хан удивился, но съехал на обочину и притормозил. Дождавшись, пока машина остановится, я пересела на заднее сиденье.

— Что это значит? — уточнил Хан.

— Меня укачивает спереди, — с милой улыбкой сообщила я.

— Тошиюки… — начал мужчина, но я перебила:

— Его тоже укачивает.

Если взглядом можно было бы убивать, то на заднем сиденье не осталось бы никого в живых.

— Я могу пересесть, — протянул Тоши.

— Оставайся на месте, — усмехнулся Хан.

Мотор вновь заурчал, машина выехала на трассу и поехала дальше. Через полчаса Тошик все же не выдержал пытки молчанием.

— Смотри, что я нашел для тебя. — Он придвинулся чуть ближе и тут же шарахнулся в сторону. — Здесь собрано много информации про нашу нечисть. Как говорится, надо знать, с кем может не повезти встретиться. Здесь и про нэдзуми, юрэе, нуэ. Большой раздел про кицунэ и духов вещей. Эй, веди машину ровно, — недовольно заметил он, когда Хан резко крутанул руль.

Но я не обратила на это внимания. Схватив планшет, я погрузилась в изучение японского бестиария. Демоны демонами, но и про богов хотелось освежить в памяти информацию. Этим я и занималась почти все время, пока машина не остановилась перед супермаркетом. Увидев, как Хан вышел наружу, я перевела рассеянный взгляд на Тошика и, пользуясь моментом, отложила планшет.

— Рассказывай.

— О чем?

— Что тебе такого сказал Хан, раз ты меня избегаешь?

— Он волнуется за тебя.

Невольно я поморщилась. Из-за чувства вины за вчерашнее вспоминать об этом не хотелось, особенно в свете новой информации о местной гадости.

— Какое это имеет отношение к нам?

— Он сказал, что ты… — Тошиюки запнулся. — Ты — его…

— Что его? — Я нахмурилась, предполагая, что ничего хорошего не услышу.

— Его… — Он снова замолчал и вымученно улыбнулся.

— Куда хоть едем? — перевела я разговор, не желая давить на парня.

— Дзюкай, — с облегчением выдохнул Тошиюки.

Название показалось знакомым. Пришлось напрячь память, и, когда она милостиво подкинула информацию, у меня кровь отлила от головы.

— Куда? — запинаясь, переспросила я и, когда Тоши повторил, нервно прикусила губу и жалобно попросила: — Напомни мне, пожалуйста. Дзюкай — это такой лес у подножия Фудзи, который в настоящее время широко известен как Аокигахара — лес самоубийц.

— Точно.

— И какого черта мы туда едем? — рявкнула я, уже не заботясь о следовании кодексу Бусидо и вообще всем прочим японским традициям.

— Снимать медальон, — Тоши продолжал улыбаться, но в его взгляде плескалась растерянность.

— Убью мерзавца, — прошептала я.

Как и вчера, стало нечем дышать. Чувствуя приближение панической атаки, я открыла дверь и вышла на улицу. Присела на корточки, прижавшись спиной к машине, и попыталась восстановить дыхание. Получалось плохо, поэтому, когда рядом оказался Тоши, протягивающий мне бутылку с водой, взяла ее и заставила себя сделать пару глотков.

— Все в порядке?

— Тошик, я сейчас озвучу свои мысли, а ты просто кивай, если согласен. Хорошо? — Когда он качнул головой, я сделала глубокий вдох и начала: — До недавнего времени ни с чем мистическим я не сталкивалась, что не мешало во все это верить. Но! На второй день пребывания в Японии на меня напал юрэй и чуть не задушил. Затем были нуэ, нэдзуми, причем последних — целая стая. Впрочем, эти факты тебе известны. Спасибо Хану, я еще жива, относительно здорова и даже окончательно поверила во всю вашу нечисть. Но теперь вы тащите меня туда, где, по определению, ничего хорошего не ждет! Когда собирались мне сказать об этом? При входе в лес? — Я сама не заметила, как начала повышать голос и последний вопрос буквально выкрикнула.

— Тошиюки, сядь в машину, — раздался голос Хана.

Тоши даже не подумал спорить. Забрал у него пакеты с продуктами и юркнул в машину, хлопнув дверью.

— Ты сказал, твой долг заботиться обо мне, и пообещал снять медальон, — напомнила я, стараясь успокоиться. — Как это соотносится с походом в Аокигахару?

— Я не в силах снять медальон. По понятной причине пугать тебя до полусмерти я не собираюсь. Учитель отказался помогать, не объяснив свое решение, — пояснил Хан. — Он поручил решение этой проблемы мне. Единственное место, где подобное возможно, — Дзюкай.

— Подробности будут?

— Дзюкаю больше тысячи лет, и вырос он на потоках застывшей лавы. Само по себе это кажется невероятным, ведь вулканическая порода не поддается обработке ручным инструментом, и даже атеисты признают наличие там магнитной аномалии. Если припомнить историю, то в голодные годы крестьянские семьи, которые не могли прокормить стариков и новорожденных, уносили тех в этот лес умирать. Но нельзя забывать, что человек, умерший насильственной смертью, или самоубийца просто так не покинет этот мир и будет жестоко мстить живым…

— И ты меня туда тащишь?

Не думала, что в вопросе прозвучит столько горечи, но иначе не вышло…

— Я обещал снять медальон, — напомнил Хан. — В Дзюкае особая атмосфера. Он усиливает способности и делает невозможное возможным. Завтра ты будешь свободна от цукумогами. Садись в машину.

— Ну уж нет! — возмутилась я. — Пока ты не скажешь, как все будет происходить, и не пообещаешь, что на меня в твоем Дзюкае никто не нападет, я с места не сдвинусь.

— Последнее пообещать не могу, — спокойно заметил Хан. — Это не от меня зависит. Но, как сказал раньше, я буду рядом и защищу при необходимости. Что касается самой процедуры, то ничего опасного в ней нет. Повторюсь, в Дзюкае царит особая атмосфера. Нам просто надо добраться до точки, где сходятся нужные линии, и я сниму медальон.

— Вот так просто? — не поверила я. — В чем подвох?

— Сам Дзюкай — подвох, — улыбнулся Хан, но как-то грустно. — Не буду лгать, там опасно. Доверься мне. Еще один раз.

Вместо ответа я села в машину. На сиденье рядом с водительским. И, когда Хан занял свое место, бросила на него короткий взгляд, пытаясь понять, правильно ли поступаю, доверившись. Но все сомнения ушли, когда я вспомнила, что, несмотря на непонимание и некоторую грубость с его стороны, он не дал мне причин сомневаться в его слове.

Ночевали мы в очередной гостинице. За это я тоже была благодарна Хану. Не представляю, как смогла бы отправиться в Аокигахару вечером или ночью. Но мне не пришлось озвучивать свои сомнения. Он и так сам все понял. Понял и принял. От этого мое сердце вновь пропустило удар и еще сильнее запутало чувства. Хотя Хан был прав в тот вечер. Я действительно начала не только понимать, но и принимать Японию. Жаль, что больше ни с кем не могла поделиться своими открытиями. Находясь в своем номере, я машинально набирала номер Ами, слушала автоинформатор и уверяла себя, что завтра все закончится. Вот только… как именно?