Доктор Ханин выписал Кузьмичева через два дня после Нового года, а днем позже короткая воданианская зима сменилась бурной весной. Пористая корка на псевдобураках растрескалась и развалилась, деревья потянулись к небу, утончаясь и распуская первые липкие нити нежного абрикосового оттенка. Снега рыхлели, повсюду журчали ручьи, сливаясь в речки, затапливая низины.

С юга вернулись орнитозавры. Потянулись трахеодонты. Лес наполнился ревом и писком, клекотом и свистом, гуканьем и верезжаньем.

И на базе жили переменами. Пригодились бочка бензина и лодочный мотор, помещенные в служебный балок. Резиновой лодки так и не нашли, а вот мотор приспособили – из парашютной ткани Сегаль с Яковцом смастерили мотодельтаплан и испытали его, покружив над темными лесами, над Кругосветными горами.

Обратный путь едва не стал последним для бравых летунов – Эдик с Жекой кое-как дотянули до Южного леса, аппарат утоп в болоте, а его экипаж неделю топал до своих, усиленно бегая от голодных чудовищ.

Однако весть, доставленная пилотами, была такова, что Воронин срочно собрал персонал базы. Явка была строго обязательна, пришли все, кроме «лишенцев», запертых в сарае.

Первым слово взял Трофим Иванович.

– Мы все оставили на Земле родных и близких, – начал он, волнуясь. – И больше никогда их уже не увидим. Двести лет – срок достаточный для полного забвения… Честно признаюсь: мне была омерзительна сама идея создания военной базы для того, чтобы подло ударять в спину – пусть даже вероятному противнику. Ну уж такой я либерал неисправимый! Вы можете спросить: а зачем же ты тогда выходил в гипер? Зачем согласился возглавить экспедицию? Я вам отвечу. Я хотел побывать на другой планете, у чужого солнца. Хотел увидеть, понюхать и пощупать руками иной мир! Да, тут есть одна закавыка – какой смысл что-то исследовать, если о результатах никто никогда не услышит? А я, знаете ли, не убежден, что все, нами добытое, исчезнет в здешних болотах. Ну не верю я, что мы никогда не увидим Земли! Двадцать третий век – это что-то, да значит. Наверняка же есть и звездолеты, и какой-нибудь план исследований Дальнего Космоса… И я был уверен – рано или поздно земляне прилетят сюда!

Собрание зашумело, оживилось.

– И вот вам, пожалуйста! – повысил голос Воронин. – Яковец и Сегаль трижды наблюдали город по ту сторону хребта! Настоящий земной город!

Совещание буквально взорвалось.

– Так там наши?! – орал Переверзев. – Эдик, я ж тебе голову откручу! Чего молчал?

– Так я… это…

– Чего мы тут сидим тогда? Вперед!

– В поход!

– Ура-а-а!

– А это точно земляне? Может, лонгструмпы какие?

– Точно! Я ж в бинокль смотрел. Там люди! У них еще такие штуки летают – есть с крыльями, вроде орнитоптеров, а другие без ничего, обтекаемые такие, быстрые…

– У меня есть конкретное предложение, – докричался Воронин, – составить караван из БМД и двинуться на юго-восток, за горы! Там есть узкий пролив к океану, по нему не проплыть – поток бешеный, туда-сюда мотается, что в прилив, что в отлив. Зато рядом Сегаль видел удобный перевал, там высота всего километра четыре максимум. Нам по силам одолеть все эти километры, так давайте собираться – и вперед!

Начались прения.

– А горючего хватит? – крикнул с места Гоцман.

– Должно хватить! – авторитетно заявил старший механик Васнецов. – Если зальем в баки трех БМД, горы точно перевалим, а дальше можно и пешочком…

– А реки как форсировать? Или Сегаль и броды углядел?

– У нас же БМД!

– Да что вы все ругаетесь? Вам что, охота оставаться? Ну и оставайтесь! А я лично еду!

– Э, э! Нам еще расколоться не хватало!

– Короче! Давайте голосовать! Кто за поход? Поднимите руки!

– Считай, Ленка! Раз, два, три, четыре…

– Кто против? Воздержался? Ага… Пятеро против! Большинство проголосовало за поход!

– Ур-ра!

Трофим Иванович, посмеиваясь, встал и сразу посерьезнел.

– У нас есть и второй пункт, – сказал он. – Что нам делать с «зотовцами» и прочими припевалами Лядова? Луценко мы освобождаем от ответственности, поскольку бывший парторг и бывший комендант ни в чем не замешан…

– Да «лядовцы» просто не взяли его в долю! – послышался крик с места.

– А это уже не важно! Нету нарушения закона? Нету! Следовательно, нет и преступления. Так что будем делать?

Кузьмичев поднял руку.

– Прошу, Георгий! – сказал Воронин и сел.

Полковник поднялся и откашлялся.

– У меня были кое к кому из «зотовцев» претензии, – усмехнулся он, – но я уже получил сатисфакцию. Вы говорите, что делать с преступниками? А ничего не делать. Пусть живут. Здесь! – веско подчеркнул он. – На этом месте. Оставим им все наши балки, и пусть живут как хотят! Такую меру наказания придумали давно – людей вне закона отправляли на поселение в далекие колонии или вообще ссаживали на необитаемый остров. Изгоняли из общества! А за горы двинем на четырех БМД – как-нибудь поместимся. Да нас всего-то человек тридцать от силы!

– Двадцать восемь! – поправил его голос из зала.

– Поддерживаю! – гаркнул Шматко.

– Я – обеими руками «за»! – сказал Гоцман.

– Кто еще за данное предложение? – вскочила Наташа. – Поднимите руки!

– Единогласно! – удовлетворенно сказал директор базы и объявил собрание закрытым.

…«Зотовцы» унылой толпой стояли у крайнего балка, словно выйдя проводить. Некоторых даже жалко было, может, они и не хотели идти в ЗО, а просто подчинились… Но головы-то всем дадены! Думать надо было…

Кузьмичев обошел базу и вернулся к боевым машинам десанта. В их баки слили все топливо, какое нашлось, – до Города должно было хватить, а вот на обратную дорогу – все. Да и зачем возвращаться?

– Возвращаться – плохая примета, – сказал сам себе Кузьмичев и направился к командирской БМД.

С брони слез Луценко и очень серьезно заявил:

– Я должен остаться. Совесть моя нечиста, понима-ашь…

– Уважаю такое решение, – спокойно сказал Георгий.

Обойдя парторга, он полез на броню.

Ему уже махали Алла с Марком, а с места водителя скалился Переверзев. Полковник устроился и бросил:

– Трогай!

Красное светило миновало зенит, когда БМД достигли Шумнокипящего залива – океан проник сквозь узкую щель каньона по эту сторону гор и растекся широко, привольно, отражая в воде величественные пики Кругосветных гор.

На гладкий песок с нежным шелестом накатывались волны – жидкий аквамарин! – а валы, колыхавшиеся вдали, принимали насыщенный цвет изумруда в белых, кружевных разводах пены.

Там постоянно грохотала подступающая или утекающая вода. В прилив океан так напирал на горы, что из каньона буквально хлестала пена, с неумолчным грохотом вздымаясь на сотню метров в высоту. Отлив забирал воду обратно, с ревом высасывая ее у залива. Ниагара рядом с этим регулярным катаклизмом казалась журчащим ручейком. Впрочем, стихия бушевала далеко, у самых гор, а на противоположном берегу, куда выехали БМД, – хоть курорт открывай.

Наташа попробовала рукой воду и запищала:

– Ой какая теплая!

Началось Великое Купание. Дружно разоблачившись, в воду бросилась вся экспедиция, включая и Воронина.

Кузьмичев, в черных «семейных» трусах, с интересом наблюдал за женщинами. Их наряды различались весьма существенно – от ужасного закрытого купальника Эллы Наумовны, больше похожего на чехол, до исчезающе малого «мини-бикини» Леночки Полежайкиной.

– И на что же это смотрит полковник, да еще так внимательно? – послышался игривый голос, и Георгий обернулся, расплываясь в улыбке.

Алла стояла рядом, дразняще изогнув бедро, и отжимала обеими руками волосы.

Одним взглядом вобрав и красивый, плоский животик пани Миньковской, и стройные ножки, и тоненькую талию, и высокие груди, неожиданно большие для гибкой девичьей фигурки, полковник сказал:

– Любуюсь видами.

– А-а…

Улыбка замерла на губах Аллы. Девушка выпрямилась, потянулась, прогибаясь томно…

– Пойдем прогуляемся? – предложил Кузьмичев, ощущая непривычную робость.

– Пойдем! – согласилась Миньковская.

Полковник повесил на плечо автомат – «калашников» обжег голую спину разогретым металлом, – взял Аллочку за руку и повел ее по берегу.

Он шел и ни о чем не думал – редкий случай на этой планете. Девушка в голубеньком бикини была скорее раздета, чем облачена, и это подгоняло темную кровь в жилах.

Они перешли высокий песчаный вал, потом еще один. «Панночка» иногда поглядывала на него, но ни о чем не спрашивала. Догадывалась? Кузьмичев снял автомат и бросил его на бурые лохматые шапки высохших водорослей.

Он обнял Аллу и прижал к себе. Дремлющее в нем желание взбурлило, кровь закипела… Георгий начал жадно целовать девичью шею, с замиранием ожидая слова «нет». Не дождался.

Девушка была ласкова и податлива, она присела на шуршащие водоросли, потянув полковника за собою, и легла.

Задыхаясь, Кузьмичев покрыл поцелуями ее плечи и груди, собирая сухими губами соль.

– Песок колется… – пробормотала Алла, обхватывая Георгия руками и ногами.

Плотнее, теснее, ближе… Еще ближе… Еще…

Прошел час. Может, и все два утекли.

Во всяком случае черные «траурные» трусы и изящные голубые трусики успели высохнуть, сброшенные на горячий песок.

Кузьмичев бездумно валялся на водорослях, похожих на стружки, Алла лежала рядом, положив голову ему на живот. Георгий гладил грудь девушки и улыбался. Оба молчали – сначала унимали бурное дыхание, а потом просто хранили тишину.

Пару раз полковник перекладывал ладонь на автомат, но тревога оказывалась ложной – то Наташка выглянет из-за вала песка, улыбнется хулигански и скроется, то какая-то тварь выпрыгнет из воды, пролетит, колыхаясь и трепеща, походя на полупрозрачный лист лопуха, и плюхнется обратно. И опять тишина.

И ладонь снова возвращается на упругую выпуклость, уминая розовый сосок, а тонкие пальчики Аллы гладят его руку сверху…

– Какой покой, правда? – негромко проговорила девушка.

– Правда…

– Я такая счастливая…

– Я все равно счастливее…

– А сколько всего впереди, представляешь? Мы встретимся с нашими, а потом полетим на Землю! Вдруг да родню отыщем?

– Аллочка, ты – мой самый близкий родственник, роднее не бывает…

Миньковская сладко улыбнулась.

– Знаешь, чего я боялась больше всего? – призналась она. – Увидеть тебя голым. А ты весь такой гладенький…

– Ну, ты обо мне, как о дитенке!

– И мне совсем не было больно – ни капельки…

– Аллочка… Что же ты не сказала?

– А тебе было бы легко признаться, что ты – девственник?

– Ну, когда это было…

Алла засмеялась, вскочила, отчего ее груди подпрыгнули, и крикнула:

– Подъем!

– Слушаюсь!

Одевшись, они вернулись в лагерь по своим следам.