Глава 18

Ворона проводили не в кабинет Шувалова, а в переговорную, что само по себе говорило о чем-то серьезном. Сотрудник с ним не пошел, только кивнул на темную дверь с узорами у круглой ручки, пожелал удачи и, никак не отреагировав на вопросительный взгляд, ретировался.

Ворон цыкнул зубом и вошел.

Еще сильнее его обеспокоил тот факт, что на месте секретарши, которое обычно занимала миловидная лаборантка, сидел не кто иной, как Вронский. Он поднялся тотчас, стоило войти, и кивнул в знак приветствия.

– А вы здесь для чего? – светским тоном поинтересовался Ворон, направляясь к стеклянной двери, за которой притаилась переговорная.

– Сдерживаю приступ немотивированной агрессии, Игорь Николаевич, – ответил тот.

– Даже так?

Вронский кивнул.

Спрашивать не имело смысла, тем более он и сам все увидел бы. Ворон толкнул дверь, и взгляды присутствующих, в том числе и визитера, немедленно обратились на него.

Длинный зал с белыми стенами и круглыми бра не был заполнен и на четверть. Обычно здесь проходили совещания. Сейчас присутствовали Шувалов с Нечаевым и гость, которого по доброй воле Ворон отказался бы принимать наотрез.

Он был невысокий, с основательно оплывшей фигурой, но обладал хорошей выправкой. По тому, как стоял, удавалось сделать вывод о военной карьере. На вид – лет пятьдесят, волосы с проседью, словно мукой присыпаны. То же касалось и бровей – густых и широких. Мясистый нос выдавался на лице, как гора посреди степи. Тонкие, почти бесцветные губы он поджимал в тонкую прямую линию. Сверлящий, постоянно бегающий взгляд маленький серо-голубых глаз вызывал желание встряхнуться, словно пес, на которого выплеснули ведро воды.

Этого человека Ворон не то чтобы знал, но помнил. Именно он утверждал, будто господа ученые занимаются не своим делом, говоря о маньяке: Вячеслав Вадимович Щищкиц – главный следователь Подольского района.

– Василий Семенович, вы хотели меня видеть? – поинтересовался Ворон. Здороваться со следаком он решил повременить, прошел к длинному столу и сел по правую руку от Шувалова.

Он, конечно, предпочел бы подоконник, но начальник ИИЗ явно нуждался в поддержке. Недаром здесь же находился и Нечаев.

Вронский вошел спустя минуту и занял место напротив, рядом с Нечаевым, которого его соседство не беспокоило в отличие от большинства сотрудников и посетителей ИИЗ.

Щищкиц расположился у другого конца стола, и Ворон даже проникся к нему своего рода уважением: надо же, напугал столько научников. Численный перевес составлял один к четырем.

Первую мыслью – а не по следам ли трупа он явился? – Ворон посчитал маловероятной. Вторая – по поводу происшествия в аэропорту – заслуживала гораздо больше внимания.

– Да, Игорь, – начал Шувалов подчеркнуто спокойным тоном, – тебя в первую очередь касается все, сказанное господином Щищкицем. И, кстати, он привез почетную грамоту, которой собирается тебя наградить.

– Не понял. Это в честь чего? – спросил Ворон.

– За спасение ребенка, – без малейшего энтузиазма в голосе проговорил Щищкиц. – Это же вы вывели его с парковки аэропорта Чеховский. Следовало, конечно, вам самому явиться в полицию…

– Извините, – фыркнул Ворон, – а если я скажу, будто не имею к этому происшествию никакого отношения?

– То я, в свою очередь, упомяну камеры видеонаблюдения и показания мальчика, тщательно запротоколированные.

Ворон вздохнул. Следовало признать: в этой партии ему не выиграть. Однако не попытаться он не мог.

– Несовершеннолетних допрашивают только в глупых американских сериалах, – заявил он. – Мой адвокат играючи разобьет любое ваше обвинение, тем паче убийца…

– Существо из закрытого Периметра, – со вздохом проговорил Щищкиц. – Я потому здесь и нахожусь.

Ворон тотчас замолчал. Видимо, следователь действительно прибыл за помощью.

Не то чтобы Ворон чувствовал себя удовлетворенным, но ему очень хотелось произнести избитую фразу: «А мы предупреждали».

Шувалов получил свою «амнистию» и теперь мог официально заниматься расследованием – явный плюс. Щищкиц приехал не просто так, а впрячь ИИЗ в проблему, которую сам решить не мог, – минус.

– Хотя, будь моя воля, вы сидели бы в камере, – все же добавил следователь. – Вы, случаем, не спутали Москву и Подмосковье, сталкер? Мирную жизнь с войной против всех? Устроили резню бензопилой.

– Да неужели? – фыркнул Ворон.

– И не надейтесь, мы узнаем, какого вида оружие вы использовали! И тогда… – Договаривать Щищкиц не стал, видимо рассчитывая на силу чужого воображения.

Ворон нафантазировал электрический стул и чуть не рассмеялся. Вот как раз по поводу своего ножа он нисколько не волновался.

«Витринка» являлась идеальным орудием убийства еще и потому, что не оставляла следов и сама не пачкалась. Ведь вряд ли найдется умелец, тем более работающий на подмосковную полицию, способный определить, какой формы было раскаленное лезвие, разрезавшее масло. Подобных же ножей с момента возникновения Зоны ходило по рукам не так уж и мало.

– Мне кажется, мы отвлеклись от цели вашего приезда, – с железобетонным спокойствием, уверенностью и холодностью в голосе заявил Вронский.

Щищкиц поморщился и передернул плечами, словно получил ледышку за шиворот, затем шмякнул на столешницу старый, видавший виды портфель, будто сошедший со страниц популярного ретрожурнала, повествующего о советском прошлом, и выудил картонку размером со стандартный лист. Зачем-то она оказалась вставлена в грубо сколоченную деревянную рамочку.

– Именем Российской Федерации… – начал было Щищкиц, набрав в легкие побольше воздуха, затем глянул на Ворона и, как говорится, сдулся. Причем в буквальном смысле: выдохнув. – В общем, это вам.

– Благодарю.

Щищкиц положил рамку на столешницу и подтолкнул в сторону сталкера. То ли он не рассчитал угол, то ли в лакированной поверхности имелся изъян, но грамота изменила намеченной траектории и подъехала к Вронскому, кольнув того в руку острым углом.

– Это ваше. – Вронский двумя пальцами приподнял грамоту и подал Ворону.

– Тронут, – сказал тот, рассматривая золоченые литеры шрифта «Ариал Блэк» и не понимая, почему, а главное, как оказался в театре абсурда, да еще в главной роли. Кажется, растерянность отражалась на его лице.

– Эх, молодежь, – вздохнул Шувалов, забирая у него «заслуженную награду». – На стенку повешу, – пообещал он. – У меня в кабинете как раз подходящее место есть.

Ворон возражать не стал.

– А теперь к делу, – заявил Щищкиц. – Я нахожусь здесь потому, что все аномальные проявления вне Москвы расследуются совместно с вашим институтом.

– Вначале вам следовало обратиться в ЦАЯ, – заметил Нечаев.

– Да я обращался, – вздохнул Щищкиц и махнул рукой. – Они сюда меня и по́слали. – Ударение он употребил неверно, но промолчал даже не терпящий плохого обращения с русским языком Вронский. – У меня вот тут… – Щищкиц снова полез в портфель. – Материалы по делу, фотографии.

На столешницу перекочевали листы и снимки.

– Все дело в том, что преступников действительно оказалось гораздо больше одного.

– Гораздо? – Ворон потянулся, схватил со стола снимок, посмотрел на него и положил обратно. – Благодарю вас, есть я больше не хочу.

Вронский, рассматривая другой снимок, отреагировал не так резко.

– Если бы меня спросили, – сказал он, – я ответил бы, что останки напоминают сбитую фурой крысу. Ну, как сбитую… скорее раздавленную. В лепешку.

– Именно! – обрадованно воскликнул Щищкиц. – Вот и эксперты, пока эта дрянь окончательно не разложилась, говорили о грызуне.

– Мутантам свойственно быстрое разложение вне Периметра, – задумчиво произнес Ворон. – Но они неразумны. Из тех, которых мы знаем, на интеллект претендуют только эмионики. Наверное, чисто теоретически, преследуя некую «высшую» цель, они могли бы выйти из Москвы или заморочить одного-двух несчастных мутантов. Но, – он развел руками, – даже если предположить, будто они в этом замешаны, я не представляю ни одно существо, которого они сумели бы «уговорить» на подобное.

– Хочешь сказать, крыс в Москве нет? – прищурился Щищкиц.

– Утверждаю, что ни разу не встречал в Зоне крыс величиной с человека и изображающих человека, – ответил Ворон.

– Может, плохо смотрел?

Ворон решил промолчать, только усмехнулся. Чужие выпады давно не имели для него никакого значения. Тем более странно и смешно было бы реагировать на Щищкица – человека далеко не блестящего ума на неподходящей ему нелюбимой должности.

– Я не исключаю возникновения нового вида. – Ворону не в чем было упрекать полицейских экспертов. Он полностью доверял и им самим, и методам их работы, но мог дать руку на отсечение – в аэропорту он видел человека, а не свихнувшегося грызуна-переростка.

– Мы благодарим вас за сигнал, господин Щищкиц, – сказал Нечаев. – Мы займемся этим делом немедленно, о результатах проинформируем ваше руководство.

– Чего?! – не понял следак. – А в отчете мне что писать, а? Это у вас здесь бардак, а мне отчитываться нужно… – Он провел себе ребром ладони по горлу. – Вот тут у меня начальство сидит.

– Я выдам вам все соответствующие бумаги, – заверил Нечаев. – Идемте теперь со мной.

Он поднялся, и Щищкицу не осталось ничего другого, как отправиться за ним следом. Проходя мимо Ворона, он неожиданно схватил его за плечо и, наклонившись к самому лицу, выдохнул:

– И ты приглядись, приглядись внимательнее.

Изо рта у следователя, конечно, не воняло, но неприятно попахивало. Видимо, где-то в глубине притаился гниющий зуб. Ворон вовремя задержал дыхание, иначе неминуемо скривился бы.

– Потому что эта дрянь… эта дрянь на моей территории… Нет! Вне Москвы! Это не дело! – Щищкиц принялся трясти пальцем и, кажется, хотел сказать еще что-то.

– Пожалуй, я помогу вам, Владлен Станиславович, – сказал Вронский и тоже поднялся.

– Ну… – Щищкиц глянул на него, отпустил плечо Ворона. – Это то, что я хотел вам сказать, – заявил он и направился к двери.

– Необыкновенный тип, – произнес Вронский, когда дверь за следователем и Нечаевым закрылась. Причем слово «необыкновенный», обычно свойственное светлой эмоциональной окраске, он произнес тоном, больше подошедшим бы слову «омерзительный». – Как понимаю, Василий Семенович, вы более не нуждаетесь в моем присутствии?

– Спасибо, Толя, иди, – улыбнулся Шувалов.

Вронский попрощался кивком головы и выскользнул за дверь.

– Какая прелесть, – восхитился Ворон. – Знаете, Василий Семенович, этот ваш Вронский лучшее приобретение ИИЗ за последние лет десять, если не двадцать. И я не кривлю душой.

– Ты необычайно скромен, – улыбнулся Шувалов, – но в общем и целом, Игорь, именно этот мальчик спас меня сегодня от инфаркта миокарда. В прямом смысле этого слова, ведь первое, что сделал Щищкиц, – заявился в наш морг, а там… ты в курсе.

– И как…

– Да нет, ничего страшного, просто Щищкиц пробы кожного покрова, документы и прочее нам привез, на труп даже не взглянул. Скорее всего он и не знал о его наличии. Вронский все и принял – под опись, придираясь, уточняя. Щищкиц каждые пять минут отзванивался экспертам, а пока он бегал, Толик всех нас обзвонил и предупредил.

– А меня, случаем, арестовать не хотели?

– Тебя-то за что? – рассмеялся Шувалов (видимо, напряжение окончательно его оставило). – Ты же сидишь, никого не трогаешь.

– Примуса только не починяю, – поддержал шутку Ворон.

– Зато мальчиков спасаешь. – Шувалов посерьезнел. – Щищкиц задержать тебя хотел поначалу, но какой уж… Кто б ему дал. Тебе завтра в Зону.

– Да, было бы весьма некстати, – хмыкнул Ворон. – Спасибо.

– Нечаев сам Щищкица запугал, а Вронский добавил. Мне осталось только во главе стола сидеть, хмуриться и недовольные рожи корчить, – сообщил Шувалов. – Как думаешь, напутали полицейские эксперты?

– Сомневаюсь. – Ворон потер глаза. – Более того, если Щищкиц не замял дело, а приехал сюда извиняться-отдуваться, да еще и с грамоткой, – все много хуже, чем есть на самом деле.

– Думаешь, замял бы, имейся возможность?

– Уверен. – Ворон подавил зевок. – Может статься, не просто несколько, а все из известных нам убийств осуществили эти твари.

– Мутанты… крысы… – Шувалов покачал головой. – Можно подумать, мало нам проблем.

– Василий Семенович, я почему-то никогда не интересовался: москвич ли вы? – сказал Ворон. – Простите, если вопрос неуместный.

– Тебе нельзя встречаться с Толиком, ты начинаешь перенимать его манеру речи, – сказал Шувалов и поморщился, потер шею.

Ворон ждал и размышлял, не попросить ли секретаршу, которая наверняка уже заняла свое место в приемной, сварить ему кофе. Усталость давила на плечи, ощутимо пригибая к земле. Хорошо, что сидя это не было заметно: на стол Шувалова очень удобно ставились локти. А вот не тереть глаза не получалось: в них словно песка насыпали.

– Ты не заболел, часом?

– Конечно же, нет, – усмехнулся Ворон. – У каждого сталкера со временем вырабатываются свои привычки или инстинкты, если угодно. Я знавал убежденного трезвенника, который в обычной жизни не брал в рот ни капли спиртного, но после каждого выхода из Зоны он покупал пол-литровую бутылку водки и выпивал в один присест из горла, словно минеральную воду. Он не пьянел и не стал алкоголиком. Другой начал рисовать: если после Зоны не садился за холст, то его начинали мучить кошмары.

– И что?

– Недавно выставлялся в Питере, искусствоведы уже сейчас пророчат ему славу второго Сальвадора Дали. Кстати, в Зону он ходит вовсе не за вдохновением. Ну а у меня все банально: перед вхождением в Периметр нечто внутри меня настраивается на продолжительный отдых. Обычно это не так заметно, как сегодня, правда.

– Почему?

– Я, как правило, стараюсь успеть за один день. Чем дольше я намерен пробыть в Периметре, тем сильнее мне хочется спать. Только не спрашивайте почему: сам не знаю, – ответил Ворон и снова потер веки.

– Все же с ночевкой?

– Чем дольше размышляю об этом, тем сильнее убеждаюсь, – кивнул он. – Однако вы не ответили.

– Про Москву? – Шувалов вздохнул. – Я в ней учился и работал, но не жил, если ты об этом.

– Тогда, вероятно, не слышали баек о метрополитене? Например, о том, будто количество пассажиров, вошедших в него, значительно превышает вышедших? – Ворон подавил зевок. – Или вот… один из обходчиков рассказывал: давно, еще в прошлом веке, хоть и в конце него. Шел он с напарником по тоннелю и вдруг видит, валяются на рельсах купюры – сплошь двадцатипятирублевые, а вдалеке мужик в пальто сидит и на окрики не реагирует. Решили, пьяный, вообразивший себя Кисой Воробьяниновым из «Двенадцати стульев», посмеялись. Первый обходчик накинулся на деньги. Сначала осторожно собирал, потом, убедившись, что мужик не реагирует, осмелел, совсем к нему приблизился, а тот и обернулся, да как в горло ему вцепится. Другой обходчик чудом сбежал. Или вот…

– Игорь! Ты специально? У меня и так, как ты в Москву уходишь, сердце болит. Ты ж мне как сын.

Ворон удивленно вскинул бровь.

– И не пытайся меня убеждать, будто ты недостоин такого отношения, – сказал Шувалов.

Ворон качнул головой, провел рукой по волосам нервным дерганым движением и прямо посмотрел в глаза Шувалову.

– Простите меня, Василий Семенович, – сказал он. – Я невыносим. Когда устаю, всегда начинаю рассказывать всякую чушь.

– У меня ощущение, будто ты сейчас свалишься. Может, пусть лучше Нечаев тебя подвезет?

Ворон покачал головой.

– Все не столь плохо, как кажется, не тревожьтесь. Обо мне вообще не стоит волноваться.

– Позволь уж мне самому судить, за кого беспокоиться, – проворчал Шувалов. – Я вот думаю, что если даже такие крысы и существуют в Москве… существовали, они все равно должны были мутировать.

– Мутант по мутанту. – Ворон передернул плечами. – Да нет, бред. Сколько спускался в подземку, никогда не видел ничего похожего. И никто не видел!

– Или не выживали после встречи.

– Теперь вы пытаетесь меня напугать?

Шувалов вздохнул:

– Может, хоть осторожнее будешь. А вообще, если они изменены Зоной и выходят в реальный мир, то обратно в Москву им путь заказан. Они даже не идут, несутся к своей жертве со всей подвластной им скоростью, быстро убивают ее и разлагаются… Жуть.

Ворон поморщился.

– Помните, мы не могли понять, как достали Дима? При всей его паранойе, в закрытом бункере.

– Убийца пришел откуда его никогда не ждали. – Шувалов кивнул.

– Именно. Пошлите кого-нибудь осмотреть ванную комнату.

– Уже. Там стена обрушена и выход в катакомбы.

– Ну вот. – Ворон развел руками. – А еще я присмотрелся к Гранину. Он мне по-прежнему не нравится, но кто знает, возможно, от него будет польза много большая, нежели привести нас к схрону и отдать базу данных. Дим искал, а Гранин ходил в Зону и наблюдал. За мутантами!

– Тебе кажется подобное странным.

– Да, черт побери. Да! Особенно учитывая то, что нам известно о Диме.

– А тебе ясно на порядок больше, чем нам, – прищурившись, упрекнул Шувалов и, когда Ворон дернулся, чтобы встать, накрыл его руку своей. – Не надо. Я не враг тебе. И я не желаю выпытывать у тебя правду, даже не уверен, хочу ли ее знать. Скажи только, этот Дим… он ведь не «темный сталкер»? Будь он из них, в свои года точно так хорошо не сохранился бы.

– Не «темный», – бесцветным голосом ответил Ворон. – Даже рядом не стоял.

– Как и ты.

– Мы ни дня не проработали вместе и не входили ни в один клан, – сказал Ворон. – Я видел его несколько раз: мельком и случайно. Готов кровью поклясться, если хотите, что не общался с ним и не имел никаких дел!

– А я разве требую объяснений? – Шувалов вздохнул и сжал пальцы. – Я лишь пытаюсь понять. Ты вот мне байки про метро московское, а я тебе сказку про повелителя крыс напомню. Только не про мальчика с гусями, а другого, который умел грызунов направлять туда, куда хотел. Допустим, тот, кто сотворил чудо с Димом, сделал и злодейство…

– Нет! – уверенно сказал Ворон. – Я… могу быть необъективен, в конце концов, тот человек, о котором вы говорите, вернул мне способность двигаться, но он точно никогда не стал бы использовать ничего и никого ради убийства. И еще. Там, в аэропорту, до происшествия на парковке на меня смотрел именно человек. Я видел его и могу поклясться – знал. Но он не имеет ни малейшего отношения ни к Диму, ни к профессору Сестринскому.

– Сестринскому?! – воскликнул Шувалов. – Это же… Он ведь погиб в тридцать четвертом! О нем и знали-то единицы.

– Я не случайно оговорился. Мне предстоит уйти завтра, и никому не ведомо, вернусь ли обратно. Думаю, вы обязаны знать. Сестринский – тот человек, который сотворил Дима… теоретически бессмертным, и помог мне. Причем вовсе не за мои прекрасные глаза или какие-то заслуги. Он сделал одолжение моему отцу, который, как вам должно быть известно, был отнюдь не так прост, как предполагают. – Ворон потянул руку, и Шувалов легко отпустил ее.

– Спасибо, Игорь. Ты не пожалеешь о рассказанном. Ты успокоил меня, и, обещаю, никто и никогда…

– А я не сказал ничего особенно душещипательного. – Ворон встал и улыбнулся вполне нормально, расправил плечи. – Все будет хорошо, Василий Семенович. Я справлюсь.

Шувалов кивнул:

– Береги мальчишек. И себя.

– Тогда до завтра. Потому что если я банально не поем и не посплю, то действительно свалюсь. И придется вам укладывать меня на столе. А когда я проснусь, буду охать и ворчать, озвучивая недовольство своих несчастных косточек, – сказал он и рассмеялся.

– Только не пей!

– Это уж само собой.