Глава 7
Придя на следующий день на работу, полковник Гуров пребывал в отличном настроении.
Тот факт, что в официальных показаниях на протокол Семенов озвучил фамилию Крапивина, развязывал ему руки и открывал широчайшее поле деятельности. Теперь все «тайные» разговоры можно было вести открыто, а все факты и сведения, записанные вкратце на клочках бумаги, излагать развернуто и подробно в рамках беспрецедентного расследования о гениально разработанной системе внутриведомственных «подстав». Теперь у него был реальный повод приглашать в кабинет людей на официальный допрос.
Начать он решил с Крапивина. Это, конечно, фигура не главная, но и далеко не второстепенная. С «боссом» он связан напрямую и почти все знает о его подпольной деятельности. Хотя мало что самостоятельно решает. Для затравки персонаж как нельзя более подходящий.
Прежде чем приступать к конкретным действиям, полковник решил систематизировать имевшуюся у него информацию, чтобы в ходе расследования не отвлекаться на постороннее, а бить прямо в цель.
Не все схемы, имевшиеся в блокноте Тимашова, были до конца им поняты, не все фигуранты, участвовавшие в этих схемах, соглашались давать даже неофициальные показания в частных беседах, поэтому нужно было сделать выборку и составить четкий план.
Эта работа заняла приблизительно полдня. И в тот момент, когда Гуров уже полностью был готов к действию, ему позвонил Орлов.
– Лев Иванович, ты сейчас у себя? – осведомился он с хорошо знакомой полковнику подчеркнуто-спокойной интонацией.
– Да, я в кабинете.
– Очень хорошо. Зайди ко мне на минуту.
Генерал сидел за столом и внешне выглядел совершенно спокойным. Это спокойствие Гурову не понравилось больше всего.
– Ну что, доигрался? – тихо и как будто немного устало проговорил Орлов. – Добился чего хотел?
– В смысле? – не зная, чего ждать, осторожно поинтересовался Лев.
– В самом прямом. Твои усилия принесли плоды. Можешь радоваться. А ведь я говорил, предупреждал. И так, и этак пытался намекнуть, донести до твоего сознания, что не та это ситуация, где можно очертя голову действовать, что не смогу я прикрыть, если что случится, поэтому нужно быть осторожным. Но нет. Ничего до твоего сознания не дошло. Так и продолжал лезть на рожон со своими мушкетерскими методами. Что ж, радуйся. Твои усилия принесли плоды.
– А что за плоды? – спросил Гуров. – Снова какое-нибудь художественное сочинение?
– Да нет. Это уже не сочинение. Это уже посерьезнее будет. Четыре заявления по поводу тебя поступило. Четыре! ОБЭП, ГУЭБ, все отметились. И на сей раз уже не в виде дружеского замечания, как сделал Стеклов. На сей раз все совершенно официально. «Давление на подследственного», «очернение безупречных сотрудников», «принуждение к даче заведомо ложных показаний» – как тебе это?
– По-моему, довольно некрасиво, – ответил Лев, постепенно начинавший догадываться, откуда дует ветер.
– Еще как некрасиво, – подхватил Орлов. – Уж так некрасиво, что я и опомниться не мог, когда все это прочитал.
– Надеюсь, вы не думаете серьезно, что я кого-то принуждал к даче ложных показаний?
– Я тебе уже говорил, Лева, в данной ситуации то, что я думаю, не имеет никакого значения. Мне пришли официальные документы, а официальные документы предполагают официальный ответ. Там, если хочешь знать, все по полочкам разложено. Как говорится, всякое лыко в строку. И с Семеновым этим ситуацию припомнили, и сигналы, которые на тебя недавно поступали. Все в дело пошло.
– Но ведь сигналы эти не подтвердились, – счел нужным напомнить Гуров.
– Да мало ли что там не подтвердилось. Сигналы поступали – вот что главное. А дыма без огня не бывает. И на сей раз я проигнорировать это, увы, не смогу. Так что не обижайся.
– Я и не обижаюсь, – угрюмо произнес Лев. – Просто немного неприятно, что, кажется, и вы готовы поверить, что я «получу по справедливости». Допрос я проводил не один, там присутствовал, например, Кирилин. Можете хоть у него спросить. Никакого давления и принуждения в отношении Семенова не было.
– Насчет Кирилина у меня тоже сигналы имеются. Его очередь еще подойдет, не волнуйся. Но по поводу тебя, Лева, претензии высказываются уже не в первый раз, так что… так что от этого дела придется тебя отстранить, – быстро, на одном дыхании, договорил Орлов, будто боясь, что если прервется, то уже не сможет произнести целиком эту роковую фразу.
Волновался он не зря. Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы.
Первые несколько минут Гуров стоял как вкопанный, не в силах произнести ни слова.
Все грандиозные планы, все усилия, вся бдительная конспирация и труды, все шло насмарку. Ответный удар противника достиг своей цели. Отстраненный от дела Тимашова, он уже не имел никакого права и даже причин вызывать на допросы причастных к этому делу лиц. Следовательно, исчезала всякая надежда на раскрытие тайных инсинуаций Андросова и его банды.
Даже если бы он рассказал сейчас Орлову о том, какое в действительности проводилось им расследование, это уже ничего бы не изменило. Шумиха, поднятая вокруг этого выдуманного «давления на подследственного», автоматически ставила под сомнение любое слово, высказанное Гуровым в адрес Крапивина или Стеклова.
Удар был сокрушительный, и пока полковник даже не представлял, как сможет его парировать. Да и сможет ли вообще.
– И кто же займет мое место? – подняв глаза на Орлова, медленно проговорил он.
– Пока никто. У Кирилина люди есть, пока передашь материалы им, а там посмотрим. Конечно, если у тебя есть какие-то материалы, – подозрительно взглянул на него Орлов. – А то, похоже, ты не столько расследованием смерти Тимашова занимался, сколько какими-то параллельными действиями. Ты, Лев, не обижайся, но, может быть, в этих заявлениях на тебя есть какая-то доля правды. Давил ты там на этого Семенова или не давил, этого я не знаю. Но то, что пока в деле нет никаких данных о том, что Семенов как-то мог быть связан со смертью Тимашова, – это факт. Чего ты вообще к нему полез? На что он тебе сдался?
– А на то и сдался, что через него я хотел выйти на людей, связанных со смертью Тимашова. И практически вышел уже, но… похоже, не судьба.
– Судьба или не судьба, не об этом сейчас речь. Это все эмоции, а я же с тобой пытаюсь говорить о реальном положении дел. А реальное положение дел таково, что из отдела противодействия коррупции прислан человек, и он будет сейчас твоего Семенова на предмет давления сканировать от и до. И если он хоть какую-то малейшую мелочь найдет, сам понимаешь, чем это для тебя может обернуться.
– Да понимаю я, понимаю, – с досадой проговорил Гуров. – Чего уж тут, отстранен, значит, отстранен.
– Очень рад, что мы с тобой по этому вопросу достигли взаимопонимания. Сейчас иди к Кирилину, сдай дела. И можешь переключаться на свою текучку. У тебя и без Семенова работа есть. Мошенничество в особо крупных по жилищному кооперативу у тебя в производстве?
– Да, у меня.
– Вот и ладно. Вот этим и занимайся. Там работа больше бумажная, счета, финансовые проводки. Изучай. А когда со схемами разберешься, можно будет и на допрос вызывать фигурантов. Постепенно.
– Можно будет? – с иронией спросил Гуров.
– Можно.
– Спасибо.
Получив это разрешение, Лев вышел из кабинета Орлова и уныло побрел в свой.
Торопиться больше некуда. Не нужно было систематизировать сведения, составлять списки подозреваемых и определять очередность вызова на допрос. Грандиознее расследование отменялось.
По дорогое он вспомнил, что должен еще сдать дела, и, не заходя к себе, направился в кабинет Кирилина.
– Что такой кислый? – с улыбкой встретил его коллега, по-видимому, еще не знавший последних новостей. – Вчера вроде бы поработали мы на славу. Этот Семенов столько интересного наговорил, что даже Чепраков по сравнению с ним блекнет. Там работы непочатый край, фактически новое расследование нужно назначать. Самое время взбодриться, а ты как в воду опущенный. Случилось что?
– Да в целом ничего особенного, – медленно проговорил Гуров, – просто это новое расследование, похоже, буду вести не я. Отстранили меня, Иван Демидович. Больше я в твоей группе не числюсь. Пришел дела сдать.
– Вот тебе и на! – вытаращил от удивления глаза Кирилин. – Это по каким же таким причинам? За что? Работа, можно сказать, только-только в самую активную фазу вошла. С чего это вдруг тебя отстранять? И кому? Кому такое в голову пришло?
– Кому же еще оно могло прийти? У нас тут только один человек такие глобальные вопросы решает.
– Орлов? Да я в жизни не поверю. Ты же у него любимчик, считай. И вдруг – отстранение. Ни в жизнь не поверю.
Однако после того, как Гуров вкратце описал ситуацию, Кирилин свое мнение изменил. Выражая сочувствие полковнику, он посетовал на нечестную игру некоторых представителей смежных ведомств и выразил надежду, что скоро все выяснится и Гуров сможет продолжить начатую работу.
Но сам полковник понимал, что продолжать начатое, упустив столько времени, будет уже бессмысленно. В подобных случаях именно быстрота и неожиданность удара были главной гарантией результативности действий. А за то время, пока человек, присланный из отдела противодействия коррупции, будет проверять его методы работы с подследственными на отсутствие криминальной составляющей, Андросов и его компания успеют такое непрошибаемое алиби себе обеспечить, что к ним и на пушечный выстрел не подойдешь.
Вернувшись к себе в кабинет, он начал было разбирать материалы по делу о мошенничестве в ЖСК, но работа не шла на ум. Как ни старался Лев сосредоточить мысль на махинациях со средствами дольщиков, она всякий раз невольно возвращалась к предыдущему расследованию, от которого его столь неожиданно и непредсказуемо оторвали.
Он интуитивно перебирал варианты ответных мер, которые могли бы позволить ему восстановить статус-кво, пока основное время еще не упущено и есть надежда привлечь к ответу виновных. Но вариантов оказывалось до обидного мало.
Практически любое его действие либо было связано с ожиданием «положительного решения сверху», а значит, с той же бесполезной тратой времени, либо предполагало действие напролом, тем самым усугубляя и без того непростую ситуацию с «подмоченной репутацией» Гурова.
Промучившись до пяти часов, полковник так и не сумел найти конструктивного решения проблемы. Расстроенный и уставший, он уже собирался в этот непривычно ранний час отправиться домой, когда зазвонил телефон.
– Лев Иванович? Добрый вечер. Заруцкий беспокоит.
– Здравствуйте, Павел Егорович, рад вас слышать, – без всякого энтузиазма проговорил Гуров.
– Вот видите, как получилось. Все ждал новостей от вас, а вышло так, что сам к вам с новостями. Нужно поговорить. Вы не могли бы подъехать ко мне в офис? Если не очень заняты, конечно.
– Да, разумеется. Я не очень занят. Как раз собирался уходить, когда вы позвонили.
Лев решил, что сообщать адвокату последние печальные новости не стоит. Родственники и друзья Тимашова с такой надеждой ожидали разрешения всех недоумений относительно этой смерти, что отнять эту надежду у него просто не поднималась рука. Пусть думают, что расследование идет своим ходом. Он ведь уже говорил, что дело сложное и ждать немедленных результатов не стоит.
Потратив около часа на маневрирование в вечерних пробках, Гуров прибыл в контору Заруцкого.
– Проходите, прошу вас, – приветствовал его тот, встречая у входной двери. – Я уже всех отпустил, так что мы с вами сегодня, как говорится, тет-а-тет. Да и разговор такой, что чужих ушей не терпит.
– В самом деле? – немного удивился Лев. – А с чем связана такая строгая конспирация, если не секрет?
– Во-первых, с желанием клиента, – ответил Заруцкий. – Человек, обратившийся ко мне, очень настаивал на соблюдении строжайшей конфиденциальности. Кроме того, насколько я смог понять, сама информация, которую он хочет сообщить вам, довольно специфична и не предназначена для посторонних ушей. Ну и третий пункт является логическим следствием двух первых. Этот человек, сообщая упомянутую информацию, идет на большой риск и, разумеется, стремится, по возможности, обезопасить себя. Как мне объяснили, именно поэтому к вам не обратились напрямую, а решили действовать через посредника. То есть через меня. Никто не должен знать, что у вас с этим человеком имелись какие бы то ни было личные контакты.
– Надо же! – заметил Гуров, с возрастающим интересом слушавший эти загадочные речи. – Просто шпионские страсти какие-то. Что же это за информация такая, что вокруг нее столько тайн и опасностей?
– Это мне, разумеется, неизвестно. Информацию сообщат только лично вам. Моя задача – передать вам эти предварительные сведения и объяснить, где должна состояться встреча.
– Нет, просто и впрямь какое-то шпионское кино.
Происходящее начинало забавлять полковника. Но, узнав, в чем именно состояли «предварительные сведения», о которых упомянул Заруцкий, он сразу утратил игривое настроение.
– Кино или не кино, вам виднее, – немного обиженно произнес адвокат. – Но тот, кто говорил со мной, утверждает, что его сведения касаются некоего внутреннего расследования, которое вы негласно проводите и которое может помочь найти виноватых в смерти Андрея. Именно поэтому я согласился участвовать во всем этом и готов организовать вашу встречу с этим человеком.
При упоминании о «внутреннем расследовании» Гуров сразу сосредоточился и теперь слушал Заруцкого серьезно, с напряженным вниманием.
– Человек, о котором вы говорите, встречался с вами лично? – спросил он.
– Нет, мы разговаривали по телефону. Лично встретиться он готов только с вами. Меня просили передать, что в распоряжении этих людей имеется информация и, если я правильно понял, даже документы, позволяющие доказать какие-то факты злоупотреблений. Именно так мне было сказано – факты злоупотреблений. Мне, конечно, трудно судить, о чем может идти речь, но, судя по всему, информация стоящая. Иначе зачем было настаивать на такой конспирации?
– Да, действительно. Так где же она должна состояться, эта тайная встреча?
– В парке Кузьминки. Вас просят подъехать туда завтра, ровно к пяти утра, и, войдя с центрального входа, идти по главной аллее, никуда не сворачивая.
Адвокат говорил с таким серьезным и таинственным выражением лица, что Гуров вновь не удержался от усмешки:
– Я уже просто Джеймсом Бондом каким-то себя чувствую.
– Не вижу здесь ничего смешного, – вновь обиженно проговорил Заруцкий. – Люди хотят обезопасить себя, это вполне понятно.
– Да, конечно. А меня эти люди знают в лицо? Журнал «Огонек» для идентификации с собой брать не нужно?
– Разумеется, вас знают. Если хотят сообщить такие важные сведения, то, конечно же, не будут обращаться к первому встречному. Наверняка навели предварительные справки и о вас, и о том расследовании, которое вы проводите.
– Хорошо, допустим. А как сам я смогу узнать, что разговариваю именно с тем, с кем нужно?
– Ну, в пять утра в городских парках обычно не так уж много народа. Но чтобы вам уж точно не ошибиться, есть некоторые опознавательные знаки. К вам подойдет девушка в розовом платье. В руках у нее будет белая сумка. Она спросит, который час.
– Вот как. Это, значит, пароль. А отзыв?
– Отзыва нет. Можете ответить первое, что придет в голову. Вас и без того знают в лицо. Здесь ошибки быть не может.
– Рад, что так популярен. Но я бы хотел уточнить одну деталь. Эта девушка в розовом платье – она просто связной или именно она-то и должна сообщить мне эту сенсационную тайную информацию? С кем вы разговаривали по телефону? Голос был мужской или женский?
– По телефону со мной разговаривала женщина, но та ли самая, которая должна прийти на встречу, я, разумеется, сказать не могу.
– Само собой. Вы ведь не могли видеть, в каком она была платье.
В ходе разговора впечатление у Гурова создавалось двойственное.
С одной стороны, все, что он узнал от адвоката, вполне соответствовало текущему моменту и могло оказаться правдой. Если кто-то имел реальный компромат на Андросова или Крапивина, то, зная, на что могут быть способны эти люди, он имел все основания опасаться.
Но, с другой стороны, во всех перечисленных способах конспирации сквозило нечто до того несерьезное, что так и напрашивалась аналогия с каким-нибудь низкопробным шпионским сериалом.
В целом ситуация явно требовала дополнительного анализа и осмысления.
– Это все или вас просили что-то еще передать мне? – спросил он Заруцкого.
– Все. Я вижу, что вам затея кажется несерьезной. Но поверьте, если бы вы сами говорили с этой женщиной, у вас сложилось бы совершенно другое впечатление. Она по-настоящему волнуется. И, кажется, действительно чего-то боится. Вы пойдете на встречу?
– Да, разумеется, – ответил Гуров. – Любая информация, касающаяся упомянутого вами расследования, для меня очень важна, и я готов черпать ее из любого источника. Был бы источник. Поэтому, даже если этот телефонный звонок – не слишком удачный розыгрыш, в парк я обязательно съезжу. Не будем торопиться с выводами. Может быть, мы просто имеем дело с неопытными в подобных вещах людьми, и они стараются защитить себя, как умеют. Не волнуйтесь, я приду на эту встречу.
– Очень рад, – с большим облегчением и совершенно искренне произнес Заруцкий. – Я, собственно, беспокоюсь больше по поводу выяснения обстоятельств смерти своего клиента. Мне намекнули, что эти сведения, которые они хотят вам сообщить, могут дать какую-то ниточку. Но в одном можете быть совершенно уверены – это не розыгрыш. Поверьте моему опыту. Девушка, звонившая мне, говорила совершенно искренне.
– Девушка? Это была девушка?
– Да, голос был молодой.
– Вот оно как…
Упоминание о девушке вызвало у полковника некие ассоциации и смутные воспоминания о том, что какая-то девушка уже возникала в этом расследовании. Но среди огромного количества людей, с которыми пришлось ему общаться на прошлой неделе, собирая информацию о проделках Андросова и его команды, он не мог с ходу выделить какую-то конкретную девушку.
– Что ж, если больше никаких новостей у вас для меня нет, не смею долее задерживать, – обратился Лев к Заруцкому. – Выводы и комментарии будем делать уже после этой знаменательной встречи. Буду только рад, если она окажется действительно результативной.
– Да, разумеется, – ответил адвокат. – Разумеется, нет смысла вести сейчас беспредметные разговоры. Но вы, надеюсь, не оставите меня в неведении. Мне очень важно знать если уж не о результатах этой встречи, то, по крайней мере, о том, состоялась ли она. Поймите, речь идет о смерти человека, моего клиента. Я очень волнуюсь. И не я один. Мне дали понять, что упомянутые сведения могут помочь найти его убийц, и я был бы вам весьма обязан, если вы позвоните мне после того, как вернетесь из своего путешествия по парку.
Заверив адвоката, что обязательно сообщит ему итоги, Гуров попрощался и поехал домой.
Сомнения не оставляли его.
«Что еще за новая новость? – размышлял он. – Реальное предложение помощи или очередная подстава? В целом возможно и то, и другое, вероятность – пятьдесят на пятьдесят. Помощь, конечно, сейчас пригодилась бы, как никогда. Особенно реальная. Кажется, Заруцкий что-то говорил про документы? Тогда и конспирацию эту вполне можно объяснить. Если этот человек настолько в курсе дел, что действительно может сообщить что-то конкретное по поводу проделок Андросова, он, наверное, в курсе и последних событий. Зная, что на меня начали катить бочку, не хочет подставляться. Так что конспирация здесь понятна. Пускай даже и такая своеобразная. А если подстава? Тогда, выходит, адвокат в курсе? Или его просто используют как передаточное звено? Заприметили после того, как он с Чепраковым на допрос съездил, и решили задействовать в очередной интересной схеме. Ничего невозможного в этом нет».
Колеблясь между этими двумя вариантами, сам он считал, что подставили его уже более чем достаточно. Просто по полной. Несмываемое пятно на безупречной репутации, отстранение от дела, на самом пике только-только начинавшего выводить на реальные факты расследования. Куда уж больше?
Но что обо всем этом думают его закулисные «друзья», с точностью предсказать было сложно, поэтому Гуров решил подготовиться к любому сценарию.
«Нужно будет приехать туда пораньше. Часика в три. Осмотреться на местности, оценить возможные угрозы. В Кузьминках этих лесок неплохой. Мало ли какой Карабас-Барабас там может скрываться. Если ровно в пять я должен идти по главной аллее, значит, предполагается, что товарищи эти прибудут туда раньше. Спрячутся под кустом и будут наблюдать, один я или ораву головорезов за собой веду. А значит, я должен прибыть еще раньше. Хотя бы для того, чтобы знать, под каким кустом они прячутся».
Припарковавшись возле дома, он вошел в подъезд, уже имея готовый план действий.
– Что такой хмурый? – встретила Леву Мария. – Неприятности?
– Так, пустяки, – отмахнулся полковник. – В одном деле появились новые обстоятельства, придется завтра в три утра на службу заступать. Вот и переживаю, что выспаться не удастся.
– Три – это ночь, а не утро. И что у тебя за работа? Ненормированная какая-то.
– И не говори!
– А у меня тоже неприятности. Не глобального характера, конечно, но все равно. Досадно. С работы зашла в супермаркет, продуктов кое-каких купила. И соус томатный. Прошла на кассу, расплатилась, а когда стала из корзинки в пакет все это перекладывать, банка с соусом взяла и выскользнула из рук. Разбилась, конечно. Зараза! Не то даже обидно, что уже заплачено за нее, как то, что все брюки этим соусом заляпала. Не чаяла, как домой дойду в таком виде. Да и удастся ли отстирать еще, тоже неизвестно.
Мария еще что-то говорила о соусе и о брюках, но Гуров уже не слушал жену. В памяти возникли другие слова из разговора почти двухнедельной давности.
«…оборачиваюсь, а там какая-то девушка мне точно такую же банку соуса ставит…» – так и звучал в ушах голос Ирины Тимашовой.
Супермаркет и банка с соусом из рассказа жены неожиданно стали ключевыми словами к очередной разгадке. Они позволили полковнику понять, с какой именно девушкой у него возникли ассоциации в ходе беседы с Заруцким.
«Негодяйка, подсунувшая аджику! – мысленно восклицал он, пораженный догадкой. – Вот о ком сигналило подсознание. Так это что же… это они ее, что ли, подослали?»
Поворот действительно был довольно неожиданный. Если девушка, звонившая Заруцкому, – та самая, значит, вся эта затея с вызовом в Кузьминки – стопроцентная подстава. А учитывая, что произошло с Андреем Тимашовым после того, как эта «милая девушка» появилась на его горизонте, можно только догадываться, что сулило ее появление сейчас.
И догадки эти были отнюдь не радостными.
Напряженный рабочий ритм последних дней, когда нужно было одновременно и вести очень активную деятельность по поискам информации, и следить, чтобы эта деятельность не привлекала ненужного внимания своей чрезмерной активностью, целиком и полностью сосредотачивал Гурова на стоявшей перед ним задаче. Он не думал об опасности. Он делал свое дело.
Теперь же, когда дело это было у него отнято и суматоха улеглась, появилась возможность осмыслить происходящее. И, размышляя о том, что может сулить ему таинственная встреча в парке Кузьминки, он невольно вспомнил последний разговор с Михаилом Крыловым.
Рассуждая о возможном мотиве убийства Тимашова, Гуров тогда дал понять, что таким мотивом могло оказаться проводимое им тайное расследование. И Крылов, предостерегая полковника, сказал, что тот должен быть осторожен. Поскольку фактически идут по его следам.
Только сейчас Гуров начал понимать, что могут означать эти слова на практике.
Тимашова убрали, но сам Андросов никуда не делся, и, как таковой, мотив не потерял актуальности. И, идя по его следам, он рискует пройти этот путь до конца. Такого же неожиданного и трагичного, как и тот, к которому пришел Тимашов.
Поэтому, прежде чем отправляться на встречу, следует, пожалуй, предпринять более серьезные меры предосторожности, чем предварительное исследование местности.
Конечно, оставались некоторые шансы, что с приглашением этим все чисто, но если по факту это окажется не так, принимать меры будет уже поздно. О страховке нужно позаботиться заранее.
В подобных ситуациях Гуров обычно призывал на помощь Стаса Крячко, с которым они традиционно прикрывали друг друга в минуту опасности. Но сейчас он лишь с грустью констатировал невозможность обеспечить себе этот надежный тыл. Верный друг и соратник был в командировке и даже не догадывался о трагических перипетиях, настигших его напарника.
«Позвонить Крылову? – думал Гуров. – Он, конечно, не сказать, что так уж здесь «при делах». Но, с другой стороны, принимать участие в процессе его никто и не заставляет. Просто прийти, понаблюдать. За соблюдением, так сказать, общей дисциплины. А в случае нарушений вызвать соответствующие службы. Только и всего. Кажется, не так уж невыполнимо».
Решившись, он набрал знакомый номер.
– Добрый вечер, Миша. Не спишь еще?
– Издеваешься? Еще «Спокойной ночи, малыши» не началось, а я не ложусь, не посмотрев любимый мультик.
– Правильно, во всем должен быть порядок. Нельзя нарушать традиции. А подъем у тебя во сколько по расписанию?
– А во сколько нужно? – после короткой паузы спросил Крылов, догадавшись, что вопрос задан неспроста.
Подробно и обстоятельно объяснив Михаилу, во сколько и зачем ему нужно будет завтра утром встать, Гуров с волнением ждал ответа.
Из числа коллег и знакомых в его тайное расследование были посвящены лишь два человека, Кирилин и Крылов. Да и те не знали всей подоплеки.
Что касается «полевых действий», Кирилин не подходил для них ни по возрасту, ни по состоянию здоровья. Поэтому единственным вариантом прикрытия в данных обстоятельствах оставался Михаил. Его отказ означал бы, что в дело придется посвящать кого-то третьего. А полковнику этого очень не хотелось.
– Эх, Лева, Лева, – после небольшого раздумья тяжко вздохнул Крылов. – А ведь говорил я тебе. Предупреждал. Не лезь ты к этому Боре, не доведет это до добра. Ладно уж, съезжу.
– Согласен?
– Ну а куда деваться? Не оставлять же тебя на произвол судьбы. Меня потом комсомольская совесть замучит, что товарища в беде бросил.
– Отлично! То есть не то, что совесть замучит, а то, что ты согласился помочь. Тогда меняемся. Я заранее приезжать не буду, подъеду, как они назначили, в пять. А ты появись часикам к четырем и засядь там где-нибудь в засаде. Они за мной от главного входа следить будут, значит, и сами затаятся неподалеку. Так и будем продвигаться. Паровозиком. Я – впереди колонны, они за мной, ты – за ними.
– Ладно. Так и будем. Только к четырем они уже сами туда прибудут. Нужно раньше. Машину еще спрятать… Я часам к трем подъеду. А ты уж там как знаешь.
– Спасибо, Миша. Выручил.
– Благодарить после будешь, когда я тебя от лютой смерти спасу. А сейчас не мешай, мне отдохнуть нужно. Завтра рано вставать.
Еще раз поблагодарив на прощанье, Лев отключился и решил, что теперь и сам может немного отдохнуть.
Все, что можно было сделать для обеспечения безопасности на завтрашней встрече, было сделано. Оставалось лишь дождаться самой встречи.
На следующее утро под лучами восходящего солнца полковник Гуров ехал в направлении парка Кузьминки.
Уверенный, что Крылов как следует выполнил данное ему поручение, из дополнительных мер обеспечения личной безопасности он взял с собой только пистолет. В такой неопределенной ситуации прогнозировать развитие событий было практически невозможно, приходилось больше надеяться на собственную смекалку и быстроту реакции.
Припарковав машину, Лев вошел в главные ворота и неторопливо направился по аллее, время от времени бросая внимательные взгляды по сторонам.
Ему казалось, что он хорошо контролирует территорию, но момент появления на аллее еще одного гуляющего ему все-таки уловить не удалось.
– Здравствуйте! – неожиданно прозвучало за спиной. – Не подскажете, который час?
Гуров резко обернулся, готовый ко всему, но сразу понял, что доставать пистолет пока не стоит.
На него с очаровательной улыбкой смотрела, сияя не хуже утреннего солнца, довольно симпатичная молодая женщина в розовом платье. На плече у нее висела белая сумка с длинными ручками.
– Вы – Гуров. Правильно?
– Правильно, – невольно улыбнувшись в ответ, произнес он. – А вы – та самая таинственная незнакомка, звонившая господину Заруцкому?
– Да, это я звонила, – с готовностью сообщила девушка. – Меня Валя зовут.
– А меня – Лев Иванович.
– А я знаю, – снова лучезарно улыбнулась она. – Ничего, что здесь назначили встречу? Я просто живу недалеко, поэтому и попросила вас прийти сюда. Да и безопаснее здесь. – При этих словах улыбка сошла с ее лица, и Валя, тревожно оглядевшись, предложила: – Пойдемте прогуляемся. Чего здесь, на самом тычке, стоять.
– Хорошо, пойдем. Так что же вы хотели сообщить мне? – спросил Гуров, едва поспевая за девушкой, быстрым шагом продвигавшейся в глубь парка.
– Ой! Это такая история, – торопливо заговорила она. – Это ведь не я. Это другой человек хотел сообщить. Он нашел нас, мы нашли вашего адвоката. Целая эпопея. У меня парень работает в полиции. Он вас знает. А тот человек, он тоже… знакомый знакомых, как говорится. То есть он и сам тоже в полиции работает, но где-то там, «в верхах», я точно не знаю. Главное в том, что он очень боится, что его раскроют. Он ведь начальник, и получается, что выдает своих же. А за это, сами знаете, не похвалят. Поэтому он и не хотел, чтобы все узнали, откуда пришла информация.
Слушая этот довольно невнятный и путаный рассказ, Гуров вновь начал проникаться подозрениями. Открытое и сияющее лицо девушки, которое никак не ассоциировалось с представлениями о предательствах и убийствах, поначалу создало у него ощущение, что в происходящем нет никакого подтекста. Его действительно вызвали сюда лишь для того, чтобы сообщить информацию и передать документы. Все эти недавние опасения – следствие болезненной рефлексии, душевной усталости из-за вынужденной постоянной конспирации. Он даже пожалел, что понапрасну побеспокоил Круглова.
Но по мере продвижения в глубину парка и продолжения монолога улыбчивой Вали, Лев все чаще вспоминал разговор с Ириной Тимашовой и невольно проводил сопоставления.
Да, вот именно такой, непосредственной и улыбчивой, и должна была быть та девушка в супермаркете. Такой, за которой и в голову не придет заподозрить подвох. Такой, с которой после любого, самого странного недоразумения можно просто посмеяться и разойтись. И именно она, эта милая и непосредственная девушка, влекла его сейчас за собой, уводя в дебри лесопарковой зоны.
– Он сказал, что будет ждать у озера, – тараторила Валя. – Там есть такое дерево… в общем, я знаю. Мы условились, что я вас встречу и приведу на место. А уж потом, когда вы поговорите, мы спокойно погуляем. За это время он должен уехать. Нельзя, чтобы вы вместе. Надо, чтобы сначала один, потом другой. Вот такая вот строгая конспирация.
Все внимательнее вглядываясь в окружающий пейзаж, Гуров видел, что лес становится все гуще, с каждым шагом повышая возможные риски.
«Надеюсь, Миша бдит», – подумал он, тревожно осматриваясь вокруг.
Однако вскоре деревья расступились, открывая впереди просвет, и они оказались на берегу небольшого озера.
– Вот! Вот здесь он должен ждать, – сказала Валя. Теперь она тоже заметно волновалась и беспокойно оглядывалась по сторонам. – Пойдемте вон к тем деревьям.
– А этот человек, который попросил вас привести меня на это место, кто он? Вы хорошо с ним знакомы? – поинтересовался Гуров.
– Я-то? Нет. Я ведь сказала, это парня моего знакомый. Я и видела-то его всего лишь один раз. Откуда мне знать? Это их дела. Меня просто попросили привести вас на место.
В какой-то момент у Гурова мелькнула мысль, что эта Валя и правда здесь совершенно ни при чем. Мало ли кто мог прийти в тот день в супермаркет. Совсем не обязательно, что это была именно она. Подослали стерву какую-нибудь прожженную. А эту действительно прислали лишь затем, чтобы на место привела. Чтобы самим в это время проверить, не тащит ли он за собой «хвост».
Крылов, который должен был находиться здесь с самого начала, конечно же, должен был знать обо всех участниках этой загадочной постановки, и полковник очень надеялся, что у него хватило ума не высовываться.
– Такая вот строгая конспирация, – между тем щебетала Валя. – Наверное, он знает что-то действительно важное, если так опасается. А я не знаю. Это их дела. Меня просто попросили…
В этот момент Гуров почувствовал такой силы удар по затылку, как будто в него въехал стотонный грузовик. Он хотел было обернуться, чтобы посмотреть, кто это позволил себе такую наглость, но увидеть ему уже ничего не удалось.
Изображение пропало так же, как и звук, и полковник погрузился в кромешную тьму небытия…
