Глава 4
На следующий день полковника ждало много сюрпризов.
Орлов, начавший планерку с выговора за то, что Гуров не явился на предыдущее совещание, закончил ее многообещающим:
– А полковника Гурова я попросил бы задержаться.
Оставшись с ним один ни один, он некоторое время смотрел ему в лицо, выдерживая паузу, потом проговорил:
– Ты что творишь, Лева?
– В смысле? – Непонимание полковника было совершенно искренним.
– В прямом смысле. Что за самоуправство? Являешься в изолятор, допрашиваешь чужих подследственных. По какому праву? Тебе вообще известно, что на свете существуют официальные процедуры? Правила, регламентации?
– Вы про Семенова? – начиная догадываться, откуда дует ветер, простодушно спросил Гуров. – Так там вроде ничего неправильного не было. Что значит «чужой подследственный»? Он и по делу Кирилина тоже проходит, а я там числюсь в следственной группе. Какие проблемы? Его и Кирилин допрашивал. Что, тоже самоуправство проявил?
– Кирилин его допрашивал на основании постановлений, с соблюдением всех правил, – постепенно закипая, повысил голос Орлов. – А ты – просто так, невесть откуда ни с того ни с сего явился. И – хоть бы слово! Хоть бы предупредил или намекнул. Хоть бы мне сказал. Чтоб не выглядеть на старости лет дураком. Почему я от смежных ведомств должен узнавать, чем мои подчиненные занимаются?!
«Стеклов, гад! – сразу догадался Лев. – Разнюхал уже. Или из изолятора кто-то доложил?»
– Мне эти претензии не нужны, – бушевал между тем Орлов. – Что мне – учить тебя, по каким правилам расследование проводится? Объяснять, как нужно допрос вести? Это еще хорошо, что человек с пониманием отнесся, а так ведь и до взыскания недалеко. Если тебе это все равно, хоть обо мне подумай. У меня и без твоих сюрпризов головной боли хватает.
– А, так официальную жалобу он, значит, не подал? Дал мне шанс исправиться? – иронически усмехнулся Гуров.
– Да! Представь! – в сердцах выкрикнул генерал. – Именно – дал тебе шанс. И никаких оснований для дурацких шуток я здесь абсолютно не вижу. Ты допустил нарушение, а за нарушения нужно отвечать.
– Да я и не собирался шутить, – примиряюще проговорил Лев. – Даже наоборот. Всей душой стремлюсь воспользоваться предоставленным шансом и исправить свое грубое нарушение. Мне, кроме Семенова, еще с Лиманским нужно пообщаться.
– С каким еще Лиманским? – подозрительно взглянул Орлов.
– Тем самым, кому Семенов дал взятку, на которой оба они погорели. Лиманский сейчас под домашним арестом, и, чтобы увидеться с ним, я готов соблюсти все возможные и невозможные формальные процедуры. Так, чтобы доволен остался даже следователь Стеклов.
– Следователь Стеклов, между прочим, в данном конкретном случае очень благородно поступил. Не стал телегу официальную на тебя катать, а очень сдержанно и корректно высказал свои претензии в личной беседе. Следователю Стеклову ты, по-хорошему, благодарен должен быть. А ты ерничаешь.
– Да благодарен я, благодарен, – ответил Гуров, начинавший уже уставать от этой «воспитательной работы». – Как там насчет Лиманского? Можно будет организовать мне с ним «теплую» встречу?
– А что, очень нужно? – совсем другим тоном спросил генерал, внимательно посмотрев на него.
– Да, очень. Там, похоже, история неоднозначная. И смерть Тимашова – только самая верхушка айсберга.
– А смерть – не случайная? – так же пристально глядя, поинтересовался Орлов.
– Похоже, что нет. Но сделано чисто, не придерешься. Одна-единственная улика была, да и ту кто-то унес из-под самого носа видеокамер. Лиманский сейчас точно в таком же положении, как и Тимашов, и хотите верьте, хотите нет, а у меня невольно возникает некая аналогия. Поговорить с ним считаю необходимым.
– А чего тебя в изолятор-то понесло? – забыв свои недавние возмущения, с интересом спросил Орлов.
– Да просто время не хотелось терять. Пока еще все эти бумажки оформишь.
Лев не стал говорить чувствительному начальнику, что за время, потраченное на оформление «бумажек», Стеклов мог бы как-нибудь «правильно сориентировать» Семенова. А в этом случае допрос уже не имел бы никакого смысла.
В отношении Лиманского фактор внезапности применить уже не удастся. И тем не менее встречу с ним Гуров считал необходимой.
Сам факт, что Лиманский оказался под арестом, уже говорил о том, что он не принадлежит к стану «врагов». А рассказ Семенова о том, что взятку ему пришлось впихивать чуть ли не насильно, вполне мог указывать на очередную подставу. Поскольку Семенов имел здесь личную заинтересованность, вполне возможно, его просто использовали вслепую.
Положение Лиманского сейчас действительно чем-то напоминало положение Тимашова. И было вполне вероятно, что беседа с ним прольет хоть немного света на все эти загадочные темные дела.
– Что нужно, чтобы я мог поговорить с Лиманским? – задал Лев вопрос по существу.
– Да ничего особенного. Просто соблюсти все формальности и не лезть на рожон. Торопить события, я думаю, не стоит. Подождем, пока у коллег поостынут эмоции, тогда и выступим с инициативой. Только учти, основание для допроса должно быть серьезным. Просто так вызвать его для беседы навряд ли удастся. Если начнут возражать, я должен иметь что ответить. Семенова, его хоть как-то можно к твоему делу привязать, а Лиманский там вообще ни при чем.
– Это как сказать, – возразил Гуров. – Тот же Семенов показал, что ему потому и порекомендовали этого Лиманского, что он якобы может надавить на Тимашова. Значит, предполагалось, что между ними существует какая-то связь. Какая? Узнать, какие взаимоотношения могли связывать Лиманского и Тимашова и не было ли между ними взаимных претензий – чем не тема для разговора? По-моему, основание просто железобетонное. Смерть Тимашова наступила явно при чьей-то посторонней помощи, и моя задача – этих посторонних найти. Если кто-то будет чинить мне препятствия в этом поиске, у меня может возникнуть подозрение в причастности этих лиц к преступлению, согласитесь.
– Ладно, ладно, ты далеко-то не заносись, – остановил генерал этот поток логических заключений. – Уже весь свет готов завинить. Никто тебе препятствий не чинил. Совсем наоборот даже. «Что хочу, то и ворочу», на все своей волей распоряжаешься. Ладно, иди. Я поговорю со Стекловым, придумаем что-нибудь.
Выйдя от генерала, Гуров отправился к Кирилину.
Ему хотелось узнать, не появилось ли каких-то новых данных по ситуации с участком Чепракова, то ли проданным, то ли подаренным Тимашову в качестве благодарности за лояльность.
– На данный момент окончательный вердикт вынести сложно, – сказал Кирилин. – Но из тех схем, что мы с ребятами разобрали, на Тимашова пока ничто не указывает. «Подарки» Чепраков получал, да и сам, похоже, дарил. По поводу соответствия его доходов расходам тоже есть некоторые вопросы. Но ниточек, ведущих именно к Тимашову, мы пока не обнаружили. Сложность там в том, что напрямую ничего не делалось, схемы всегда многоступенчатые и, так сказать, обходные, через родственников или в виде оплаты работ. То он за постройку забора на даче три миллиона заплатил, то «Лексус» последней модели с рук приобрел за пятнадцать копеек. Нашел добряка.
– Шифруется?
– Само собой. Но пересечений с Тимашовым пока не видно. Ни он сам, ни кто-то из близких в этих схемах не засвечены. Хотя, как я уже сказал, работа не закончена. Может, на десерт что проявится.
– Может быть.
Но в глубине души Гуров был почти уверен, что вся эта замысловатая комбинация с участком – вымысел. Кто-то узнал, что когда-то была совершена эта сделка купли-продажи, и увидел в этом шанс дополнительно очернить Тимашова.
«Кто бы это мог быть? – размышлял он. – Уж точно не незадачливый Коля Семенов. Нет, здесь просматривается фигура покрупнее. Тимашов был чем-то неудобен, и его хотели «закрыть». Убрать с дороги, чтобы не путался. Интересно, кто подсказал Кирилину идею проверить ситуацию с этим участком?»
– Послушай, Иван Демидович, а откуда вообще взялась эта информация, что Чепраков якобы вернул Тимашову деньги?
– Откуда? – на минуту задумался Кирилин. – Ну как же. Кто-то говорил. А! Вспомнил. Как раз этот Семенов и говорил. Тот, который пытался дать Тимашову взятку. Жаловался. Мы, говорит, наверное, слишком простые, чтобы с нами дело иметь. С ним, наверное, только через помощников прокуроров можно договориться. Я и поинтересовался, что это за такие помощники прокуроров.
– Вот как. Какой, оказывается, этот Семенов осведомленный человек. Все ходы-выходы знает. И с кем можно договориться и через кого. Как только попался при такой опытности. Даже странно.
– Не знаю. Эту операцию ребята из Управления экономической безопасности проводили. Я имею в виду – задержание Семенова. У них был сигнал. Так что источники мне неизвестны. Да и они навряд ли скажут. Это, сам понимаешь, – профессиональные секреты, никто ими делиться не будет.
– Да, наверное. Хотя жаль, – задумчиво проговорил Гуров, выходя от Кирилина.
Упоминание о профессиональных секретах навело его на мысль о блокноте Тимашова, который ему пока удалось просмотреть лишь мельком.
Тимашов работал в Управлении собственной безопасности, и, что касается профессиональных секретов, у него они могли быть, как ни у кого другого.
«Помнится, и Ирина говорила что-то о том, что они с Заруцким нашли какие-то «ответные» факты, – думал он, направляясь к себе в кабинет. – Хотя сам адвокат, при всех горячих заявлениях о невиновности Тимашова и «заказном» характере дела против него, ни о чем конкретном, кажется, не упоминал».
Поразмыслив об этом, он пришел к выводу, что в этом нет ничего особенно удивительного. Тимашов, не имевший возможности свободно передвигаться, мог использовать адвоката в качестве поставщика необходимой ему информации. И совсем не обязательно, что он сообщал при этом, для чего информация нужна. По словам той же Ирины, Андрей Тимашов не любил распространяться о своих «профессиональных секретах».
Навряд ли Заруцкий, судя по всему, действительно проникшийся к Тимашову самыми добрыми чувствами, стал бы утаивать сведения. Если бы он знал что-то конкретное, что могло бы доказать невиновность его клиента, в беседе с Гуровым в первую очередь сообщил бы эти факты.
«Скорее всего, Заруцкого он использовал только для сбора нужных ему данных. А анализировал их уже сам. С женой просто невзначай поделился мыслями. Например, когда она поинтересовалась, что это он все время пишет там, в этом своем блокноте».
С этой мыслью полковник открыл ящик стола, где лежал тот самый блокнот, и вновь углубился в загадочные схемы.
Изучая таинственный шифр и стрелочки, Лев вскоре пришел к выводу, что буквенные сокращения, типа «Ст» и «Кр», означают фамилии. Все они были написаны с заглавной буквы, и соединявшие их стрелочки вполне могли указывать на взаимосвязь между собой определенных лиц.
А уж когда он наткнулся на сокращение «Прокуд», у него отпали последние сомнения. Было совершенно очевидно, что здесь имеется в виду небезызвестный следователь, в отношении которого Тимашов провел столь успешную проверку.
Сокращение «Сем» в схеме тоже присутствовало. От него и к нему вело множество стрелок. Из уже знакомых Гурову «фамилий» здесь присутствовали «Ст» и «Кр».
«Стеклов и Крапивин? – мысленно задавался вопросом полковник. – Возможно. Похоже, Тимашову удалось в деталях разобрать схему, которую кто-то использовал, чтобы организовать ему «неприятность» с арестом. Вопрос – для чего ему понадобился этот детальный разбор? Просто чтобы удовлетворить профессиональное любопытство? Или здесь преследовались более серьезные цели?»
Изучая блокнот, Гуров все больше склонялся ко второму ответу.
По-видимому, Тимашов с какого-то времени начал замечать определенные закономерности или совпадения в происходящих событиях и начал эти закономерности фиксировать.
Сейчас трудно сказать, что именно послужило главной причиной организованной в отношении его кампании. Может быть, как утверждал Заруцкий, дело было только в том, что Тимашов «закрыл» Прокудина. А может, тайные «деятели» каким-то образом узнали, что настырный уэсбэшник начал догадываться об их деятельности, и захотели его устранить.
В пользу этого предположения свидетельствовал и факт убийства Тимашова. Как бы ни был дорог чьему-то сердцу следователь Прокудин, его арест – все-таки еще недостаточный повод, чтобы из-за этого убить человека.
А вот раскрытие тайной преступной организации – это повод серьезный. Здесь можно побеспокоить себя. И про пониженное «по жизни» давление справки навести, и милую девушку в супермаркет подослать.
«За Ириной, скорее всего, следили. Знали, куда ходит, что обычно покупает. Улучили подходящий момент и подсунули эту злополучную банку. Еще и проследили, наверное, чтобы она благополучно до дома добралась с этой своей покупкой».
Досадуя на это обстоятельство так, словно по его вине случилась эта «оплошность», Гуров с усиленным вниманием вновь углубился в блокнот. Если эти загадочные схемы действительно указывали на некие преступные взаимосвязи, разобраться в них он считал своим профессиональным долгом. Нельзя было допустить, чтобы это «наследие» пропало зря. Тем более если из-за него погиб человек.
Но пока ясного понимания того, какая именно информация зашифрована в блокноте, не было. Даже если он правильно интерпретировал сокращения «Ст» и «Кр», это мало о чем говорило. В схемах было еще много начальных букв каких-то фамилий, и в отношении большинства из них у Гурова не имелось никаких предположений, кто бы это мог быть.
Тогда он решил зайти с другой стороны и проследить, какие из сокращений встречаются чаще всего.
Вскоре выяснилось, что это те же самые «Ст» и «Кр», вместе с которыми в «первую тройку», как ни странно, вошла и фамилия Прокудина. В отличие от него, «главный предатель» Семенов фигурировал не так часто. Фактически его имя было задействовано лишь в схеме, описывающей ситуацию с самим Тимашовым.
Кроме этих фамилий довольно часто встречалось сокращение «Андр». Причем оно, как правило, находилось не в промежуточной, а в конечной части большинства схем. Некоторые из них вообще представляли собой некую пирамиду, где на каждом следующем уровне по пути от основания к вершине количество «действующих лиц» уменьшалось, а буквы «Андр» представали в виде одиночного знака, венчающего все «здание».
«Кто же это за «Андр» такой? – размышлял Гуров. – Какой-нибудь Андрей? Тимашов, кстати, и сам Андрей. Но истории эти явно не про него. Да и вообще, в сокращениях везде фамилии, с какой стати здесь он стал бы писать имя? А если фамилия, то какая? Андреев? Андроников? Как узнать, кто скрывается под этим «шифром»? Запросить данные о штатном составе по всему МВД?»
За всеми этими размышлениями и изучением таинственных схем прошло немало времени, и, когда зазвонил телефон, Лев с удивлением обнаружил, что уже третий час дня.
– Лева, ты у себя сейчас? – подозрительно спокойным голосом осведомился Орлов.
– Да, я в кабинете.
– Очень хорошо. Зайди ко мне, пожалуйста, на минуту.
Демонстративное спокойствие, которое слышалось в тоне генерала, было хорошо знакомо Гурову. Это затишье перед бурей, после которого обычно следовал сокрушительный разнос.
– Значит, говоришь, нужно тебе допрос с Лиманским организовать, – нервно перекладывая на столе какие-то бумаги и не глядя на только что вошедшего подчиненного, проговорил Орлов. – Значит, говоришь, очень тебе это необходимо.
– Да, хотелось бы, – теряясь в догадках, что все это может означать, осторожно ответил Гуров.
– Тебе, значит, этого бы хотелось. Ладно. Постараюсь посодействовать. Только ты меня предупреди, пожалуйста, заранее. Введи, так сказать, в курс дела. Ты этот желаемый тобою допрос как проводить собираешься? Точно так же, как с Семеновым будешь орудовать? Или помягче обойдешься? Он все-таки поважнее чином будет, не такая мелкая сошка. А? Как планируешь поступить?
Лев во все глаза таращился на генерала, уже и не пытаясь понять, к чему тот клонит.
– Что смотришь?! – прогремел Орлов. – Непонятно? А мне тут объяснили доходчиво. И как ты арестованных запугиваешь, и как бонусы несуществующие сулишь за дачу «нужных» показаний. Все рассказали. В подробностях.
– Какие бонусы? – в недоумении пробормотал Гуров. – Какое запугивание? Бред какой-то…
– Бред?! Да нет, дорогой мой коллега, это не бред. Это вполне официальное заявление, которое наши товарищи из смежных подразделений имеют полное право, и даже обязанность, приобщить к материалам дела.
– Какое еще заявление?
– Какое? А вот какое! – Орлов швырнул ему сложенный вчетверо листок бумаги. – На, полюбуйся. И скажи спасибо Стеклову. Только благодаря ему эта бумажка ко мне попала, а не… куда следует. Не захотел он тебя вот так вот, с первого раза под монастырь подводить. С пониманием отнесся. А мог бы и… по-другому.
Гуров развернул листок и, с трудом разбирая неумелые каракули, попытался прочитать содержимое «официального заявления». Помучившись минут пять, он узнал, что подследственный Николай Семенов сообщал «товарищу следователю» о том, что вчера вечером его подверг несанкционированному допросу некий гражданин, который не представился ему и не сообщил ни своей должности, ни звания. Гражданин, то угрожая создать ему «новые проблемы», то предлагая какую-то помощь «для смягчения наказания», требовал от него, Николая Семенова, дать «нужные» показания в отношении незнакомых ему лиц. Но поскольку лица были ему совершенно незнакомы, то он, Николай Семенов, дать показания отказался. После чего вышепоименованный непредставившийся гражданин ушел ни с чем.
– Вот сволочь! – дочитав «документ», невольно воскликнул Лев.
– А, вот как! – тут же, будто только этого и ждал, подхватил Орлов. – Он, значит, сволочь? А ты, спрашивается, кто? А? Ответь! Или мне еще раз тебе повторить, что проведение допроса подозреваемого должно происходить с соблюдением установленных правил? Или снова сказать, что эти мальчишеские выходки ни к чему хорошему не приведут? Обрадовался, что до сих пор тебе все сходило с рук? А вот и не сошло! Вот и не выгорело! Получай теперь гостинец, радуйся!
– А как эта бумажка вообще у вас оказалась?
– Как? А вот так. Стеклов принес. Скажи спасибо, что мне, а… не другому кому. А то мог бы. Только он, похоже, не из таких, нормальный мужик. Сам мне сказал, что обращается неофициально и давать ход делу не хочет. Мало ли, мол, что при допросах случается. Не выдержишь, вспылишь. Если по каждому такому случаю скандал раздувать, так ни на что другое времени не останется.
– Понял. А что там с допросом? Раз уж этот Стеклов такой нормальный, может, вы ему и насчет Лиманского намекнули? Чтобы, как говорится, лишний раз не беспокоить.
– Ну, ты, Гуров, наглец! Я ему про одно толкую, а он все о своем. Ты заявление внимательно читал? Какой может быть еще допрос? Одного тебе не хватило? Хочешь, чтобы в отношении тебя, и правда, официальную проверку назначили?
– Послушайте, Петр Иванович, – раздраженно заговорил полковник, которому надоело слушать эти необоснованные претензии. – Вы что, серьезно думаете, что все так и было, как написано в этом дурацком заявлении? Что я, вместо того чтобы расследовать дело, только тем и занимаюсь, что под разными предлогами заставляю подследственных давать нужные мне показания? Вы действительно так думаете?
Расходившийся генерал какое-то время молчал, будто соображая, действительно ли он так думает или нет, потом проговорил:
– Что я думаю, Лева, в данном контексте не имеет значения. А важно то, что ты допустил ошибку, и из-за этой ошибки неприятности могут быть не только у тебя. Я считаю, что для переговоров относительно допроса Лиманского время сейчас очень неподходящее.
– Вот как. Что ж, хорошо. Я понял.
– Надеюсь на это.
Возвращаясь обратно в кабинет, Гуров испытывал те же чувства, какие испытывает охотник, получивший несомненное подтверждение, что напал на след.
Фокус с заявлением был явной и неприкрытой подтасовкой, которая лучше всяких словесных предупреждений давала понять, что не следует совать нос куда не надо.
Тем больше у полковника было поводов продолжить начатое.
«Это он, типа, сразу двух зайцев хотел убить, – с усмешкой думал он, открывая дверь кабинета. – С одной стороны, меня припугнуть, показать, что за чрезмерное любопытство можно и по шапке получить. А с другой – подольститься, добренького сыграть. Вот, мол, ты проштрафился, в лужу сел, ошибся, а я простил. Смотри не забудь. Хочет внушить, что я теперь вроде как бы обязан ему получаюсь. Дожидайся».
Маневр Стеклова четко и однозначно давал понять, что если здесь имеет место преступный сговор, он – один из его участников.
Поэтому, сев за стол, Лев снова раскрыл блокнот Тимашова и принялся досконально изучать схему, связанную с делом Семенова, в которую входило наибольшее количество известных ему фамилий.
Схема эта представляла собой как бы четырехуровневое построение.
На самом нижнем уровне стояли буквы «Лим», обведенные кружком. Возле этого кружка находился большой знак вопроса.
Чуть выше было сокращение «Сем», рядом с которым в скобках значилось «Прокуд». От него вела стрелочка вниз к Лиманскому. Со следующего уровня к сокращению «Сем» вели еще две стрелочки от «Ст» и «Кр», под которыми, вероятно, подразумевались Стеклов и пока неизвестный Гурову Крапивин. Причем возле стрелки, ведущей от Крапивина, стояла цифра 1, а возле ведущей от Стеклова – цифра 2.
На самом высшем, четвертом уровне, находилось сокращение «Андр». Со Стекловым и Крапивиным оно было соединено двойными стрелками, ведущими туда и обратно, а с Семеновым, находившимся на втором уровне, – одной длинной стрелкой, возле которой тоже стоял знак вопроса.
«Что все это может означать? Семенов в поисках «решения проблемы» по Прокудину получал рекомендации, а возможно, и прямые указания от Стеклова и Крапивина? Или только от одного из них? К чему здесь эти цифры? Может быть, изначально наводку на Лиманского дал Крапивин, а Стеклов, принявший уже пойманного за руку Семенова «в разработку», довершил дело, сориентировав его, кого еще он может заложить, чтобы облегчить свою участь? Что ж, вполне вероятно. Стрелка от «Андр» под вопросом, то есть фактов взаимодействия Семенова с «высшими сферами», по-видимому, выявлено не было».
Таким образом, из схемы можно было сделать вывод, что основными «кукловодами» в данном случае являлись Стеклов и Крапивин. Именно они «правильно сориентировали» незадачливого и малоопытного коллегу, лишь недавно влившегося в их стройные ряды, а затем успешно завершили начатое, «закрыв» и его самого, и того, кому он, по их рекомендации, предложил взятку.
Высший уровень, с загадочной фамилией, начинавшийся на «Андр», в этот раз, по-видимому, явился лишь идейным вдохновителем.
«Возле фамилии Лиманского тоже вопрос, похоже, он к этим делам непричастен. Семенова использовали как подсадную утку, Прокудин, кем бы он ни был, вышел из игры. Остаются «Ст», «Кр» и «Андр». Именно они больше всех могли быть недовольны негласным расследованием Тимашова, и именно они были заинтересованы в его устранении».
А то, что Андрей Тимашов проводил негласное расследование, уже не вызывало у Гурова никаких сомнений. Возможно, повод к нему подало разбирательство по делу Прокудина, возможно, Тимашов заподозрил что-то неладное еще раньше. Но факт оставался фактом – он напал на след некой преступной группы, состоявшей из его же коллег, и упорно шел по этому следу, пытаясь установить истину.
А замешанные в неблаговидных делах коллеги всячески старались его остановить. С помощью Семенова они отправили его под арест, но и в этих условиях Тимашов нашел возможность добывать информацию и продолжать свои изыскания. И тогда в отношении его решено было принять более кардинальную меру.
«Нет, что бы там ни говорил генерал, а пообщаться с этим Лиманским мне нужно просто кровь из носу, – думал Гуров. – Даже по рассказу Семенова невооруженным глазом видно, что его просто подставили. По какой причине? Может, и он что-то разузнал об этой «тайной организации». Тогда поговорить с ним будет полезно вдвойне. Но и без того встреча эта наверняка не окажется напрасной. Лиманский ценен уже как свидетель. Его рассказ вполне может дать какие-то факты, подтверждающие, что вся эта история со взяткой организована кем-то извне, а следовательно, добавить информацию в копилку доказательств. Надо поговорить с Кирилиным».
Вновь покинув кабинет, Лев отправился к коллеге.
В общих чертах изложив ситуацию, он сообщил Кирилину, что с его помощью хочет устроить «обходный маневр».
– Меня они теперь на пушечный выстрел к этому Лиманскому не подпустят, даже Орлов отказался содействовать, – сказал он. – Но ты-то ведь пока еще не проштрафился, а значит, можешь действовать по своему усмотрению и на допросы вызывать всех, кого считаешь нужным.
– В целом, наверное, могу, – нерешительно ответил Кирилин. – Но какое-то обоснование все равно нужно. Особенно если, ты говоришь, там такая история поднялась. Строго говоря, Лиманский к моему делу никак не касается. Семенов – еще куда ни шло. Кстати, его я уже вызывал.
– Ну вот, – подхватил Гуров. – Семенова ты вызывал, а где Семенов, там недалеко и Лиманский. Мало ли какие в деле могут возникнуть новые обстоятельства. Ведь Семенов почему хотел Лиманскому взятку дать? Потому что был уверен, что тот сможет надавить на Тимашова и заставить его быть более лояльным при разборках с Прокудиным. То есть получается, что между Лиманским и Тимашовым могла быть какая-то взаимосвязь. А это уже – прямая дорожка к твоему делу.
– Думаешь? – все еще сомневался Кирилин.
– Уверен.
– А если он догадается?
– Не понял. Кто и о чем?
– Стеклов этот твой. Судя по твоему рассказу, на дурака он не похож. И о том, что я занимаюсь делом Тимашова, а ты – в моей группе, он наверняка знает. Думаю, выводы ему будет сделать несложно, и, для чего я вызываю Лиманского, он поймет очень быстро.
– А это уже его проблемы. Главное – официальных претензий он здесь предъявить не сможет, а пока сориентируется и придумает новую каверзу, я уже сто раз успею переговорить с Лиманским. Инкогнито, разумеется, – улыбнувшись, добавил Лев. – Под надежным прикрытием твоего кабинета.
– Одни проблемы с тобой, Лева, – тяжко вздохнул Кирилин. – И чего тебя версия с сердечным приступом не устраивала? Красиво и трогательно. И главное – никаких лишних хлопот. А теперь вместо рядового несчастного случая я, по твоей милости, должен разоблачение целой преступной шайки прикрывать. Еще и в собственных рядах к тому же. Ты подумай, сколько здесь неприятностей может оказаться.
– Да мне и думать нечего, я уже на опыте убедился. Орлов сегодня целый день как школьника отчитывает. Замучился извиняться. Так что насчет Лиманского? Сделаешь?
– Попробую. Но только сразу тебе говорю – на баррикады я не полезу. Вызову его, как обычно, по стандартной процедуре. А если выяснится, что там какие-то препятствия непреодолимые, значит, будем считать, что не судьба. В отношении Стеклова, кажется, пока официальных обвинений не выдвинуто, так что ссориться с ним мне нет никакого резона.
– Да и не нужно ссориться, – заверил Гуров. – Дружи! Контактируй, обменивайся опытом. И подследственными заодно. А я всего лишь скромно поприсутствую на допросе. Поучусь мастерству.
– Уговорил.
Гуров вернулся в кабинет и вновь углубился в загадочные схемы и размышления. Он был уверен, что из его объяснений Кирилин понял всю важность разговора с Лиманским и теперь сделает все возможное, чтобы этот разговор состоялся.
Но расторопность коллеги превзошла все его ожидания.
В шестом часу вечера, когда полковник, уверенный, что ждать больше нечего и что все главное переносится на завтра, уже собирался идти домой, у него зазвонил телефон.
– Как настроение, Лева? – бодро поинтересовался Кирилин.
– Боевое, – осторожно ответил Гуров, не зная, чего ждать.
– Допрос Лиманского еще интересует?
– Еще как интересует.
– Тогда пляши. Везут из дома. Минут через пятнадцать можешь зайти ко мне. Будет ждать тебя на блюдечке с голубой каемочкой.
– Ай да Демидыч, ай да молодец! – обрадовался Гуров. – С меня магарыч. Как это ты так оперативно сориентировался?
– А чего ждать? Сказано – сделано. И, кстати, Стеклов этот твой просто миляга. Ни слова не возразил, даже сам пообещал в СИЗО позвонить, чтобы знакомый конвой к нему послали. Тех, которые адрес знают.
– Правда? – с сомнением спросил Лев. – Надо же. Как-то даже подозрительно. Не может же он, в самом деле, не знать, что я в твоей группе. Неужели не догадался, к чему этот маневр?
– Не знаю, – ответил Кирилин. – Но везут его реально, мне звонили уже. Сообщили, что скоро будут. Может, ты зря на этого Стеклова бочку катишь? Щелкнул он тебя по носу за то, что в чужую епархию влез, вот ты и разозлился. А на самом деле ни в каких преступных схемах он не замешан. Просто любит, чтобы правила соблюдались. Я, например, тоже был бы недоволен, если бы подследственных по моему делу все, кому не лень, допрашивали бы.
– Ну, я, допустим, не все, – с нажимом проговорил Гуров.
– Вот видишь? – усмехнулся Кирилин. – Уже и обиделся. А Стеклов на тебя аж самому Орлову пожаловался. Конечно, желчь взыграла. Вот и поспешил его в главные преступники записать. Ладно, нечего попусту разговоры разговаривать. Давай, выдвигайся. А то сам я не знаю, о чем и спрашивать-то его. Анекдот получится. Вызвал подследственного на допрос, а зачем, неизвестно.
Кирилин шутил и, по-видимому, пребывал в отличном настроении по поводу того, что ему удалось так легко решить «неразрешимую» проблему коллеги.
Но сам Гуров относился к этой легкости недоверчиво. В отличие от Кирилина, он имел опыт общения со Стекловым, так сказать, лицом к лицу, а не только с помощью телефона. И этот опыт ясно свидетельствовал, что следователь Стеклов человек отнюдь не наивный.
«Не может такого быть, чтобы он не понял, зачем Кирилину понадобился Лиманский, – думал он, в очередной раз запирая кабинет. – Что кроется за этой неожиданной «добротой»? Какой-то новый подвох? Но здесь Стеклов уже не сможет сказать, что я влез в чужую епархию. К Кирилину он сам согласился отпустить Лиманского, а я вхожу в его группу. Тогда в чем же дело?»
Загадочный вопрос прояснился сразу же, как только Гуров вошел в кабинет Кирилина.
Напротив него перед столом сидел крупный мужчина, руки которого были скованы наручниками, а чуть поодаль в уголке разместился пузатенький лысоватый господин, пытливо и любознательно взиравший на мир бойкими черными глазками.
– Юлий Юрьевич Шмидт, адвокат господина Лиманского, – смущенно представил Кирилин, по-видимому, и сам не ожидавший такого поворота.
Узнав профессию неожиданного «гостя», Гуров сразу все понял. Бойкий адвокат, несомненно, имел самые тесные контакты со следователем, и, учитывая его присутствие при допросе, организованное, конечно же, исключительно в интересах обвиняемого, можно было не сомневаться, что Стеклову будет известно каждое слово, сказанное в этом кабинете. По-видимому, именно этим и объяснялась неожиданная доброжелательность Стеклова и его готовность к сотрудничеству.
Чтобы удостовериться окончательно, он поинтересовался:
– Простите, Юлий Юрьевич, а вы не могли бы уточнить, вы – назначенный адвокат или работаете по найму?
– Ну почему же сразу по найму? – расплылся в любезнейшей улыбке пузатенький мужчина. – Это какое-то тотальное всеобщее заблуждение, что адвокаты всегда преследуют только корыстные цели. А между тем единственное, к чему мы стремимся, – это оказание помощи людям, попавшим в беду. И в данном случае, можете быть совершенно уверены, эта помощь, можно сказать, практически бескорыстная. Я всегда готов выполнить свой долг. От размеров вознаграждения это не зависит.
– Понятно, благодарю вас.
Во время бравой речи адвоката Гуров внимательно смотрел в лицо Лиманскому. Выражение его было отчужденным. Даже если предположить, что его сегодняшняя встреча с Юлием Юрьевичем и не была первой в жизни, виделись они явно нечасто. Лиманский не смотрел на Шмидта и не проявлял к его словам ни малейшего сочувствия.
Выяснив, что Шмидт был назначенным адвокатом, Лев уже не сомневался, что он прислан по инициативе Стеклова.
– В каких отношениях вы находились с Николаем Семеновым? – обратился он к Лиманскому. – У вас были профессиональные контакты?
– Э-э… простите. Одну минуточку, – встрял адвокат. – Мне сказали, что допрос будет проводить… э-э… простите… – Он достал блокнот и, перелистав страницы, продолжил: – А, вот. Кирилин Иван Демидович. Вы – Кирилин Иван Демидович?
– Полковник Гуров входит в следственную группу, – вступил в разговор Кирилин. – Он может присутствовать при допросе и задавать любые вопросы, какие посчитает нужным.
– Но мне сказали…
– Если вы станете мешать допросу и, соответственно, препятствовать проведению дознания, я вынужден буду попросить вас покинуть помещение и в дальнейшем буду ходатайствовать о назначении другого, более компетентного защитника, – тоном, не допускающим возражений, проговорил Кирилин.
Он знал правила не хуже самого Стеклова.
Адвокат, по-видимому, тоже был в курсе, что на следствии не может действовать с такой широкой свободой, как в суде. Он притих в своем углу, ограничившись лишь внимательным прослушиванием и просмотром всего, что происходило.
– Итак, какие отношения связывали вас с Семеновым? – вновь спросил Гуров, когда страсти улеглись.
– Никаких, – угрюмо проговорил Лиманский.
– Он утверждает, что передал вам денежное вознаграждение за содействие в деле следователя прокуратуры Прокудина, осужденного за взятку. Что это было за содействие?
– Да не было никакого содействия, – раздраженно проговорил Лиманский, по-видимому, уже в сотый раз отвечавший на этот вопрос. – И вознаграждения я никакого от него не брал.
– Но факт передачи денег засвидетельствован сотрудниками УБЭП. Какой смысл отрицать это?
– Факт передачи и факт принятия – это два разных факта. Я еще раз повторяю, что никакого вознаграждения не требовал и никакого содействия не обещал.
– Вы были знакомы с Андреем Тимашовым?
– Лично – нет.
– А контакты по работе?
– Тоже почти не было. Иногда вместе присутствовали на межведомственных совещаниях.
– Дело Прокудина разрабатывал Тимашов. У вас есть какие-то предположения по поводу того, почему Николай Семенов решил, что именно вы можете заставить его быть более лояльным?
– Э-э… простите, – снова подал голос Юлий Юрьевич. – В этом вопросе есть скрытая попытка заставить моего подследственного свидетельствовать против себя. Я заявляю протест.
– Попрошу не мешать! – снова оборвал Кирилин. – Продолжайте, Лев Иванович.
– Так что там с предположениями? – повторил Гуров. – Почему Семенов обратился именно к вам?
– Понятия не имею.
– Но предположить вы можете. Наверняка думали об этом. Как по-вашему, это была личная инициатива или ему кто-то посоветовал?
– Да уж наверное… – Лиманский прервался на полуслове и вопросительно посмотрел на Гурова, как бы решая, стоит ли ему продолжать. – Ладно, – наконец произнес он. – Теперь уж все равно. Разумеется, ему посоветовали. Как бы они себе такие красивые показатели делали без этих советов.
– То есть? – навострил уши полковник. – Поясните, что вы имеете в виду.
– А то и имею. Прокудин этот по заслугам получил, а сколько таких, которые только для галочки в отчете за решетку попали. Видно, это, как и сталинские архивы, только через сто лет рассекретят.
– Вы можете назвать конкретные факты? – все внимательнее слушал Гуров.
– Да вот вам конкретный факт – перед вами сидит, – с чувством проговорил Лиманский. – И во сне я не видел ни Семенова этого, ни вознаграждения его. А вдруг в подсудимых оказался. Да и с Тимашовым этим, похоже, точно такая же история. Я, правда, до тонкостей не вникал, но, кажется, обвинение там просто из пальца высосано. И, если не ошибаюсь, с помощью того же Семенова. Просто на все руки парень.
– Но ведь он и сам в итоге оказался за решеткой, – напомнил Гуров. – Как по-вашему, это может свидетельствовать о том, что его использовали, как говорится, вслепую для каких-то неизвестных ему самому целей?
– По-моему, может, – невесело усмехнулся Лиманский. – А цели эти… они разве что Семенову были неизвестны, а прочим все это еще как известно было. Можно сказать, до тонкостей.
– Улучшение показателей?
– Именно.
– Но если вы так хорошо об этом осведомлены, то, наверное, можете сказать и о том, кому именно оно шло на пользу, это улучшение показателей, – внимательно посмотрел Лев на Лиманского.
– Э-э… послушайте, – снова включился в беседу адвокат. – Это явное нарушение прав моего подзащитного. Его пытаются вынудить…
– Попрошу вас не мешать проведению дознания, – вновь осадил неуемного защитника Кирилин.
– Но это явное нарушение. Я могу подать жалобу, – попытался было «покачать права» Шмидт.
– Вы можете подавать жалобы только в том случае, если на этом будет настаивать подследственный. Вы хотите сделать заявление по поводу нарушения ваших прав? – обратился к Лиманскому Иван Демидович.
– Нет, – ответил тот, неприязненно глянув на адвоката.
– Продолжайте, Лев Иванович.
– Итак, кто же выигрывал от возбуждения этих дел, по вашему выражению, «высосанных из пальца»?
– А что, так трудно догадаться? Вы посмотрите, какие головокружительные карьеры у некоторых наших сотрудников. Аж дух захватывает. Не успеют работать начать, глядишь, уже и в руководители выбиваются. Того же Крапивина взять. Чуть не каждые полгода повышают. Премии, звания. И все – в поощрение за хорошую работу. Взяточников не хуже Стаханова на-гора поставляет. Скоро в МВД ни одного «чистенького» не останется, все будут под подозрением.
– Ну, зачем так категорично, – усмехнулся Гуров. – Кто-нибудь да останется. Тот же Крапивин, например. Не будет же он сам на себя дело из пальца высасывать.
– Разве что он, да еще несколько таких же. Из этой же шайки. А остальных всех засудит. Надо же на чем-то успешную карьеру делать.
– Вы упомянули, что Семенов, обращаясь к вам, мог действовать по чьему-то совету. Крапивин мог дать такой совет?
– Почему нет? – с минуту подумав, ответил Лиманский. – Крапивин работал в УБЭП, теоретически по такому вопросу «проконсультировать» вполне мог. А этот Семенов со своим Прокудиным, кажется, всюду совался. Почему бы не помочь, если сам человек нарывается? Вполне мог. Его, кстати, снова, кажется, повысили. Крапивина, я имею в виду. Уж не в связи ли с моим делом, – с грустным сарказмом добавил он.
– Как проходил процесс передачи вам взятки? На чем основано ваше утверждение, что вы ее не брали, когда несколько человек свидетельствуют об обратном?
– Мое утверждение, что я ее не брал, основано на том, что я ее не брал, – жестко проговорил Лиманский. – Этот Семенов вошел ко мне в кабинет и снова начал свои нелепые уговоры о каком-то «содействии». Я в очередной раз попытался объяснить ему, что он обратился не по адресу. Он продолжал настаивать. В ходе разговора он достал конверт и положил мне на стол со словами, что это «гостинец», который кто-то якобы попросил его мне передать. Положил очень близко, можно сказать, прямо под нос. Я отодвинул конверт от себя, и в этот момент в кабинет вломилась целая бригада «свидетелей». Вот и весь «процесс». Дураку понятно, что все это было подстроено заранее. Но следователю, который ведет мое дело, похоже, непонятно.
– Вы сказали, что Семенов начал свои уговоры «снова». То есть, если я правильно понял, он обращался к вам неоднократно?
– Еще как неоднократно, – с чувством произнес Лиманский. – Просто, можно сказать, измучил своими обращениями.
– Почему вы не заявили об этом? Вы работали в структуре, занимающейся вопросами противодействия коррупции, у вас были все возможности пресечь подобные «домогательства».
– Да, были. Наверное, так и надо было сделать. Заявить на него, да и дело с концом. Теперь не пришлось бы расхлебывать. А то пожалел дурака на свою голову, и вот что из этого вышло…
Чем дольше Гуров разговаривал с Лиманским, тем больше он находил в его деле аналогий с делом Тимашова. И призрачная, «высосанная из пальца» вина, и явно специальные, инициированные кем-то извне действия, призванные эту вину доказать. Даже пресловутый домашний арест роднил эти два случая.
И теперь, когда Лиманский упомянул о том, что пожалел Семенова, Гуров невольно вспомнил рассказы о подобном же великодушии, проявленном Тимашовым.
«Какие они, однако ж, все жалостливые, – с некоторым недоумением подумал он. – Как-то даже не укладывается это в имидж пламенного борца за чистоту рядов».
Но, вспомнив простоватую физиономию и наивный взгляд Семенова, видом своим скорее напоминавшего деревенского дурачка, чем прошедшего огонь и воду сотрудника УСБ, переменил мнение, поймав себя на мысли, что, доведись ему оказаться на месте Тимашова или Лиманского, он, пожалуй, и сам пожалел бы этого незадачливого простофилю. Рука не поднималась упечь человека за решетку только по причине его личной глупости.
– Так, значит, вы не имели каких-либо рычагов давления на Андрея Тимашова? – снова вернулся он к начальной теме разговора.
– Ни малейших.
– Хорошо. У меня больше нет вопросов. Иван Демидович, у вас будут какие-то дополнения?
– Нет, пожалуй. Вы затронули практически все основные аспекты, в целом я получил довольно ясное представление о ситуации. Думаю, подследственного можно отправить обратно к месту отбывания заключения. Желаете добавить что-то? – обратился Кирилин к адвокату, ерзавшему на стуле от нетерпения.
– Да! Именно! Я желаю! – пылко начал тот. – Желаю заявить протест. Считаю, что подобная форма проведения допроса нарушает все права моего подзащитного. Его мнением пытались манипулировать. Вынуждали давать заранее подсказанные ответы, оговаривать неизвестных ему лиц, превышали полномочия. Это недопустимо! Мы будем жаловаться!
В продолжение этой эмоциональной тирады Лиманский обернулся и с неподдельным интересом посмотрел на адвоката.
Перехватив этот взгляд, опытный Кирилин истолковал его безошибочно и с едва заметной усмешкой сказал:
– Если ваш подзащитный выразит желание подать жалобу, мы с большим интересом ее почитаем.
Затем поднялся и, открыв дверь, велел дожидавшимся в коридоре охранникам отвезти Лиманского домой.
