Глава 3
Следующий рабочий день полковника Гурова начался с визита к следователю Кирилину.
– Послушай, Иван Демидович, – поздоровавшись, сказал он. – Ребята из ФСИН, которые тебе вчера видеоматериалы передавали, они с ключами от квартиры что сделали, ты не в курсе? Уже вернули хозяевам?
– Дожидайся! – досадливо фыркнул Кирилин. – Будут они беспокоиться. У хозяев, наверное, и свои ключи есть. Захотят, и без них попадут в квартиру. Так что ключи пока у меня. Приобщил к делу вместе с картами памяти. Будет подходящий случай, самолично верну. Или просто вызову, чтобы забрали. А что?
– Надо же, как удачно! – обрадовался Лев. – На ловца и зверь. В квартире этой необходимо провести дополнительный осмотр. Если успеем до того, как туда попадут хозяева, это будет просто идеальный вариант.
– Что еще за дополнительный осмотр? – нахмурился Кирилин. – Ты обыск имеешь в виду? Так на это санкция нужна.
– Время дорого, Иван Демидович, – настаивал Гуров. – В квартире все должно быть так, как в момент, когда снимали камеры, это очень важно. А после того как придут хозяева, там что-нибудь измениться может, и тогда вся работа насмарку. Начнут прибираться, что-нибудь переставят или, еще хуже, выбросят. Сам знаешь, как это бывает. После чужих людей станут наводить порядок и важную улику могут просто в мусорное ведро отправить.
– Что-то ты темнишь, Гуров, – пристально взглянув ему в лицо, проговорил Кирилин. – Какую еще важную улику? Чего-нибудь накопал уже? Колись!
– Колоться мне пока не в чем, – уклончиво ответил Лев. – Но есть некоторые предположения, которые необходимо проверить. И чем скорее, тем лучше. Ты ведь руководитель следственной группы, придумай что-нибудь. А «легальность» я полностью обеспечу. И понятые, и свидетели, все будет как надо. В полном соответствии. Я первый в этом заинтересован. Если что-то найдем, к делу нужно будет приобщить официально. Дай мне из ребят кого-нибудь и свое высочайшее согласие. Больше ни о чем можешь не беспокоиться.
– Наглый ты, Гуров. Беспринципный. Какие у меня основания, чтобы давать тебе «высочайшее согласие»?
– Проверка информации по вновь открывшимся фактам, – отчеканил полковник.
– Проверка информации… А мне потом за эту проверку выговор получать.
– Да какой выговор, я же сказал…
– Ладно, ладно. Слышал уже, что ты сказал.
Кирилин достал телефон и набрал какой-то номер.
– Сережа? Это Иван Демидович. Возьми Толика, съездите сейчас на осмотр квартиры Тимашова. Значит, надо, раз говорю. Ничего, прерветесь. Отчего и почему, это вам полковник Гуров объяснит. Поедете с ним. Да, прямо сейчас. Спускайтесь, он вас уже ждет. Да, в своей машине.
– Спасибо, Иван Демидович, ты настоящий друг, – с чувством проговорил Лев, когда Кирилин закончил разговор.
– Ладно уже. На том свете угольками отдашь. Смотри, только без фокусов там, а то я тебя знаю, – сказал Кирилин, передавая ему ключи. – Ищи, что тебе нужно, только быстро, тихо и аккуратно. Без шума и пыли, как говорится.
– Слушаюсь, товарищ начальник, – улыбнулся Гуров, очень довольный тем, что ситуация разрешилась в его пользу.
Когда он спустился к машине, Сергей Седов и Толик Авраменко, молодые оперативники, работавшие в группе Кирилина, уже поджидали его.
– Здравствуйте, Лев Иванович, – поздоровался Сергей. – А нас к вам прикомандировали.
– Очень рад, – ответил полковник, открывая заднюю дверцу. – Устраивайтесь, ребята.
– Иван Демидович говорил, что вы хотите еще раз осмотреть квартиру Тимашова. Только что там осматривать? Ничего интересного.
– А ты откуда знаешь?
– Как же? Мы ведь выезжали по факту смерти, и я, и Толик, и еще были ребята. Все осмотрели и проверили. Со всей тщательностью. Ничего там нет, можете даже не сомневаться. Зря только время потратим.
– Посмотрим, – не желая спорить и наперед прогнозировать результаты, задумчиво проговорил Лев.
Прибыв на место, он послал Сергея за понятыми, а сам вошел в квартиру, обстановка которой была уже знакома ему из видеозаписи.
Вскоре появился Сергей и вместе с ним пожилая женщина и средних лет мужчина.
– Добрый день, – обращаясь к ним, вежливо проговорил Гуров. – Сейчас в вашем присутствии будет произведен осмотр квартиры Тимашова Андрея Владимировича.
Озвучив все стандартные формулировки, он наконец смог дать волю своему нетерпению и, сопровождаемый удивленными взглядами «подрастающей смены», метнулся на кухню.
Лев хорошо запомнил шкафчик, из которого Тимашов доставал банку с соусом. Острый продукт, по-видимому, долго не портился, поэтому не обязательно было хранить его в холодильнике.
Но, открыв заветную дверцу, баночки со знакомой этикеткой полковник не обнаружил.
Сразу почувствовав неладное, он стал нервно сдвигать с мест другие стоявшие на полках емкости в поисках кавказской аджики, но, как ни старался, это ни к чему не привело.
– Лев Иванович, вам помочь? – В добрых глазах Сергея отражалось сочувствие, с каким смотрят только на очень тяжело больного человека.
– Что? – занятый своим, рассеянно переспросил Гуров. – А, нет, не надо. Ты пока… пока документами займись. Протокол осмотра нужно будет составить. Чтобы понятые подписали.
Досконально изучив содержимое шкафчика и убедившись, что искомой банки там нет, он начал методично прочесывать кухню, заглядывая во все углы. Осмотрел все антресольные шкафы и столы-тумбы, ознакомился с содержанием холодильника и даже заглянул в мусорное ведро. Аджики не было.
Сергей, уже давно зафиксировавший на бумаге все формальные стороны протокола, с надеждой ждал момента, когда же в него можно будет внести содержательную часть. Но момент не наступал.
– Ладно, – произнес наконец Лев, понявший, что нужного ему предмета в квартире Тимашова нет. – Пиши, Сережа. В результате повторного осмотра квартиры Тимашова дополнительных улик по делу обнаружить не удалось. Понятые, подпишите, пожалуйста, протокол.
Обратный путь в Управление проходил в тягостном молчании. Молодые оперативники, догадываясь, что что-то сорвалось, какой-то важный план не удалось осуществить, не хотели добавлять масла в огонь, расспрашивая о подробностях.
Гуров же со своей стороны и не подавал особых поводов к активному общению. Он полностью сосредоточился на обдумывании причин этой неудачи.
«Замки не взломаны. Да и вообще специально проникать в квартиру, чтобы забрать эту банку, – форменное самоубийство. Тимашова там уже не было, но камеры-то стояли. Какой дурак полезет под них «светиться»? Значит, забрали ее либо в тот день, когда увозили тело, либо вчера, когда снимали аппаратуру. И в том, и в другом случае сделать это могли только свои. Нужно еще раз посмотреть видеозапись. Досмотреть до конца. Не только то, как пришла жена, но и все, что происходило после. Как приехала на труп опергруппа, как работали фсиновцы. Ведь во время их появления камеры еще стояли, значит, какие-то моменты зафиксировали. Посмотрим, нет ли там чего интересного».
– Ну как, нашел что искал? – бодро спросил Кирилин, принимая обратно ключи.
– Нет, Иван Демидович, не нашел. Похоже, ложная тревога. Извини.
– Вот тебе и раз, – удивленно взглянул Кирилин. – А как бойко начиналось. Что там не совпало-то у тебя? – продолжил он, по расстроенному лицу Гурова угадав, что тот и сам не ожидал таких плачевных результатов. – Может, поделишься? Вдруг смогу помочь чем-нибудь, посодействовать.
– Спасибо, Иван Демидович. Только в этот раз – не тот случай. Не поправишь здесь содействием. Не рассчитал я немного. Опоздал. А если сам виноват, сам и исправлять должен. Ты мне лучше в другом помоги. Мне это дело тимашовское, похоже, нужно будет поподробнее изучить. Оно у тебя?
– Само собой. Раз не закрыто, значит, пока у меня.
– Одолжи на денек. До вечера. В целом ты, конечно, мне ситуацию обрисовал, но подробности тоже важны. Хочу вникнуть, разобраться. Да и блокнот этот заодно, который вы у него «реквизировали», тоже не мешало бы почитать. Кто знает, может быть, что-то интересное и отыщется. Наводящее, так сказать, на мысль.
– Бери, мне не жалко. Мы ведь в одной команде. Только не знаю, как ты там успеешь вникнуть до вечера. Там, знаешь, какие тома. Во! – Кирилин широко развел руки, показывая толщину тома, что напомнило Льву рыбака, показывающего величину пойманной ими рыбы.
– Если не успею, значит, продолжу завтра. Изучать все равно нужно. Зацепки нужны, факты. Пока их у меня нет. Хотел было сегодня один получить, да вот видишь, и тут не удалось.
– Послушай, Лева, – проницательно взглянул в лицо коллеге Кирилин. – Ты все ходишь вокруг да около, туманными неопределенностями потчуешь. Ты мне, по крайней мере, одно скажи. По-твоему, эта смерть – действительно убийство?
– По-моему, да.
Изъяв из кабинета Кирилина несколько объемистых томов, Гуров прошел к себе с твердым намерением досконально изучить все содержащиеся там материалы.
Но начать решил с недосмотренного в прошлый раз видео.
Вставив карту памяти в компьютер, он прокрутил запись до момента, когда в квартире появилась Ирина Тимашова, и дальше стал смотреть уже в реальном времени. Но, как и ожидал, ничего особенного высмотреть не удалось.
Аппаратура была настроена так, что на экране, разделенном на секции, можно было одновременно наблюдать за всеми комнатами квартиры.
Гуров убедился, что после приезда оперативников основная работа велась в той комнате, где лежал Тимашов. В кухню и в спальню полицейские заходили лишь ненадолго, чтобы произвести предписанный правилами осмотр. Шкафы и холодильник никто даже не открывал. По окончании оперативных мероприятий, отправив тело в морг, сотрудники покинули квартиру. Вместе с ними ушла и заплаканная Ирина.
Следующим «моментом посещения» стало прибытие представителей службы исполнения наказаний. Именно это подразделение занималось обеспечением надлежащих условий домашнего ареста. В их ведении находились электронные браслеты и прочие средства слежения и контроля. Они же и должны были изымать эти средства. После того как в контроле уже не было необходимости.
Камеры зафиксировали прибытие веселой ватаги чем-то очень довольных и в основном молодых сотрудников, но почти сразу же после этого изображение пропало.
«Выключили, – подумал Гуров. – Правильно, зачем зря электроэнергию тратить? Следить больше не за кем, все преступники уже отправлены на тот свет. Как говорится, в суды высшей инстанции».
Он с досадой закрыл файл и вытащил карту памяти.
Никаких конкретных указаний на то, кто именно мог вынести из квартиры злосчастную банку, видеоматериал не давал. Никто не пытался незаметно открыть дверцу шкафчика, никто не выбрасывал ничего в мусорное ведро, и никто это самое ведро не выносил из квартиры. Очевидно, что все находившиеся там предметы были на тех же местах, что и в день смерти Андрея Тимашова. Все, кроме одного.
Единственным конструктивным результатом просмотра явилось лишь то, что теперь Гуров яснее представлял себе, где следует искать того, кто этот единственный предмет похитил.
Оперативники, выезжавшие на труп, очевидно, занимались только трупом. Это зафиксировали и камеры. Чем занимались фсиновцы, нельзя было определить с такой же исчерпывающей ясностью. А значит, именно здесь и могла заключаться некая возможность для маневра.
«Узнать, кто именно выезжал в тот день на квартиру, – мысленно делал Лев наметки будущего плана, – и осторожно проверить этих товарищей на разные «параллельные» контакты. Глядишь, и окажется какое-нибудь интересное пересечение. Спрашивать в лоб: «А не ты ли уничтожил главную улику в деле?» – будет, пожалуй, бесперспективно. А окольный путь, вполне возможно, приведет к цели».
Закончив с видеоматериалами, он обратился к пухлым папкам уголовного дела, принесенным от Кирилина и лежавшим у него на столе в ожидании своего часа.
«Профессиональная» версия, предполагавшая поиск потенциального злодея среди коллег Тимашова или фигурантов находившихся в его разработке дел, предполагала и тщательное изучение этих самых дел. И в первую очередь – дела самого Тимашова.
Работа была рутинная и нудная, но необходимая.
Сев за стол и обведя тоскливым взором предстоявший ему фронт работ, полковник углубился в бумаги.
Изучение дела заняло несколько часов, в продолжение которых он только лишний раз убедился, что история с Тимашовым довольно своеобразна.
По сути, единственный реальный и доказанный факт, который ему могло предъявить следствие, – это то самое пресловутое «недоносительство», по поводу которого было возбуждено дело. Все остальные эпизоды на момент убийства Тимашова фигурировали в деле лишь как предположения.
Проверка в отношении Чепракова, который якобы мог дать завуалированную взятку Тимашову в виде земельного участка, находилась в стадии изучения материалов и к конкретным результатам пока не привела.
Более того, дотошный Кирилин не поленился поднять дело по проверке, которую в отношении Чепракова проводил сам Тимашов. Повторно проанализировав все материалы, следственная бригада пришла к выводу, что Тимашов работал без нарушений и проверку проводил со всей тщательностью. Факты, которые в тот раз инкриминировались Чепракову, действительно не имели места.
«То есть что же это получается, – размышлял Гуров. – Получается, что Чепраков в нарушениях, которые проверял Тимашов, виновен не был. Зато за ним водились кое-какие другие темные делишки, которые сейчас, уже в ходе проверки по самому Тимашову, раскопал Кирилин. Если ему удастся вывести все это на чистую воду, вполне может оказаться, что Чепраков каким-нибудь замысловатым способом, через посторонние счета, действительно вернул Тимашову деньги за проданный когда-то участок. Но ведь может и не оказаться. То есть, по сути, это тоже только предположение. Реально на Тимашова есть только одно – отказ взять взятку. Хорошенькая причина для заключения под домашний арест!»
Припоминая замысловатое логическое построение, которое в разговоре с ним высказал относительно всего этого Кирилин, Гуров находил, что оно тоже весьма условно. Конечно, в ходе проверки Тимашов мог обнаружить, что в деятельности Чепракова, кроме одного недоказанного факта, имеется немало таких, доказать которые будет несложно. А этого Чепраков всеми силами старался избежать и поэтому дал взятку. Точнее, мог дать.
Однако был во всем этом некий психологический нюанс, который вероятность подобной схемы сводил почти на нет.
Тимашов, относившийся к своей чести настолько щепетильно, что не остановился даже перед перспективой заключения под стражу, был не похож на человека, менявшего свои принципы каждый день.
«От Семенова он, значит, не взял, а от Чепракова принял с удовольствием. Как-то непоследовательно получается».
Размышляя над материалами дела, полковник все больше склонялся к мысли, что разбирательства в отношении Тимашова – это действительно кем-то спланированная акция. Припоминая, что говорил об этом адвокат, да и эмоциональный худрук, он приходил к выводу, что в их словах есть доля истины.
По словам Заруцкого, вся эта история началась с дела следователя прокуратуры Прокудина. В отношении его, в отличие от того же Чепракова, результаты проверки, проведенной Тимашовым, оказались положительными. Тот же Заруцкий предполагал, что основной причиной проблем, появившихся после этого в жизни Тимашова, стало желание отомстить.
Поскольку сам Прокудин на тот момент уже находился в местах лишения свободы, «страшную месть», по всей видимости, должны были осуществлять близкие или коллеги, с которыми у Прокудина были дружеские отношения. В эту схему неплохо вписывался Николай Семенов, ведь именно по его доносу и был привлечен Тимашов.
Таким образом, чтобы разобраться во всех этих хитросплетенных взаимоотношениях, необходимо было поднять дело Прокудина, которое в свое время разрабатывал Тимашов, а также ознакомиться с делом Семенова, по-видимому, находящимся пока еще в разработке.
«Интересно, у кого? – подумал Лев. – Может, у того же Кирилина? Темы ведь, так сказать, смежные. Надо позвонить ему, поинтересоваться».
Но, достав трубку, он с удивлением обнаружил, что уже девятый час вечера и звонить кому-то с вопросами по работе, пожалуй, уже поздновато, поэтому решил оставить Прокудина на завтра.
Перед уходом, для очистки совести, Гуров решил хотя бы мельком просмотреть блокнот Тимашова, до которого, за изучением огромного дела, так и не дошли руки. Но, пролистав несколько страниц, понял, что «мельком» тут ничего не получится.
В блокноте содержались некие загадочные схемы и шифрованные записи, для разбора которых требовалось свободное время и полная концентрация.
Непонятные «Андр», «Кр», «Ст» и им подобные, соединенные стрелочками друг с другом и с некоторыми другими условными знаками, на первый взгляд представляли собой неразрешимую головоломку. И эту загадку он тоже решил отложить на завтра и, собравшись, запер кабинет на ключ и спустился вниз.
– Снова припозднились, Лев Иванович? – посочувствовал на выходе дежурный. – Сложное дело?
– Интересное очень. Зачитался, – усмехнулся в ответ Гуров.
На следующее утро, не заезжая в Управление, он сразу поехал в архив. Поскольку дело Прокудина было уже закрыто, оно должно было находиться именно там.
Изучая документы, Гуров смог подробно ознакомиться не только с ходом расследования относительно самого Прокудина, но и с историей того фигуранта, в отношении которого он за взятку закрыл уголовное дело.
Фигурантом этим был некий Хирный Станислав Игоревич, обладатель контрольного пакета акций банковской группы «Надежность». Однако, несмотря на это привлекательное название, надежностью банки Хирного, по-видимому, не отличались. Через несколько лет «успешной» деятельности его лишили лицензии и возбудили дело о махинациях со счетами.
Дело попало к Прокудину. После непродолжительного разбирательства оно было приостановлено, а потом и вовсе закрыто за недостаточностью улик.
Если бы все в этой ситуации зависело только от самого Прокудина, возможно, на этом история и закончилась бы. Но, на беду, вмешались недовольные вкладчики, со счетами которых очень смело экспериментировал Хирный. Они подали жалобу, где утверждалось, что в действительности улик и потерпевших более чем достаточно, и дело возобновили.
Но время было упущено. Хирный, «за недостаточностью улик» выпущенный на свободу, успел сбежать за границу.
В связи с новыми открывшимися фактами, проверку начали в отношении самого Прокудина. Дело поручили Тимашову.
В ходе расследования он выяснил, что супруга Прокудина, оказывается, была одной из активнейших вкладчиц банковской группы «Надежность», и обанкротившаяся компания добросовестно погасила все свои обязательства в отношении этой клиентки.
Помня о том, что именно по жалобам клиентов было возобновлено дело о банках, Тимашов начал наводить справки и вскоре выяснил, что случай с супругой Прокудина был чуть ли не единственным. Еще каких-либо прецедентов, чтобы «Надежность» вернула частному лицу вложенные в нее деньги, он не обнаружил.
Кроме того, по времени момент возврата вложенных денег Наталье Прокудиной удивительно совпадал с периодом, когда ее муж расследовал дело в отношении Хирного.
Проведя титаническую работу и перелопатив горы финансовых документов, Тимашов сумел доказать, что Наталья клиентом «Надежности» никогда не являлась и вся история с возвратом ей якобы вложенных денег – очередная махинация. Цель ее, очевидно, состояла в прикрытии того факта, что Прокудин за денежное вознаграждение закрыл дело.
«И вот здесь на сцену, по-видимому, выступил гражданин Семенов, – думал Гуров, перелистывая последние страницы дела. – Что ж, в целом ситуация понятна. В отличие от Прокудина, Тимашов дело не закрыл и даже не приостановил. Завершил расследование и, как полагается, передал материалы в суд. Есть отчего быть недовольным. Только недовольство самого Прокудина в этом случае уже мало что значит. После такого расследования его можно, так сказать, списывать со счетов. Мстил Тимашову кто-то оставшийся на свободе. Но кто? И какое ему было дело до несчастий бедного следователя Прокудина, так печально закончившего свою карьеру?»
Чтобы установить это, информации о самом Прокудине было явно недостаточно. Требовалось выяснить, с кем он был связан, откуда взялся этот Семенов и как вообще функционировала эта система закрытия дел за взятки.
А то, что здесь имела место система, Лев уже почти не сомневался.
Хотя в делах о мошенничестве всегда есть много нюансов, но дело Хирного не относилось к рядовым случаям. Статья, по которой он проходил, гласила о мошенничестве в особо крупных размерах. Чтобы закрыть дело по такой статье «за недостаточностью улик», нужно быть очень смелым человеком. Или чувствовать твердую опору в лице какого-нибудь высокого покровителя.
«Наверняка Прокудин с кем-то делился, – продолжал размышлять полковник. – Ведь из своих прекращение дела ни у кого не вызвало вопросов. Недостаточно улик, значит, недостаточно. Кому какая разница? Возобновили только по жалобе потерпевших. Да и то, похоже, не слишком торопились. Дали возможность щедрому товарищу убраться восвояси. Ищи теперь ветра в поле, предъявляй обвинение».
Пребывая в мрачном настроении, он сдал дело и поехал в Управление.
Задумка с устранением Тимашова была гениально проста и безупречно чисто исполнена.
Единственное, за что можно было здесь зацепиться, – это то, что и способ организации, и сама эта чистота исполнения указывали на то, что мотив и преступника следует искать в профессиональной сфере. Но где именно? На это не было ни малейших намеков.
Припарковавшись возле родной конторы, Гуров первым делом поднялся к себе в кабинет, вытащил из сейфа несколько пухлых томов с делом Тимашова и отправился к Кирилину, которому обещал вернуть материалы еще вчера.
– Здорово, Иван Демидович! – сказал он, входя в кабинет коллеги. – Принимай фолианты свои. Возвращаю в целости-сохранности. Только блокнот его пока у себя оставил, хочу на досуге повнимательнее посмотреть. А дело – вот, принимай. Вчера не успел, извини. Допоздна засиделся. Все читал.
– А я тебе сразу сказал, что с маху там не получится. Это ты еще быстро уложился. Только сейчас закончил?
– Нет, дочитал вчера, просто только что приехал. Утром в архиве был, дело Прокудина изучал. То самое, по поводу которого Тимашову предлагали взятку.
– И это уже успел посмотреть? – удивился Кирилин. – Смотри, какой быстрый, везде поспел.
– Стараюсь. Мне бы вот теперь еще по поводу этого Семенова обстоятельства прояснить. Ведь в качестве этого самого «предлагателя» именно он выступил. Его дело, случайно, не у тебя?
– Нет, не у меня. Оно у Стеклова из ОБЭП. Семенова ведь раньше привлекли, он уже в ходе следствия на Тимашова показал.
– Значит, у Стеклова, говоришь?
– Да, у него. Так что, если какие вопросы, к нему обращайся. Я близко не знаком, правда, но не думаю, что откажет в содействии, так сказать. Одно дело делаем.
– Это да.
Стараясь не зацикливаться на грустных мыслях о том, что и делая одно дело, можно оказаться в разных лагерях, Гуров поехал в отдел по борьбе с экономическими преступлениями.
Предъявив удостоверение, выяснил, где находится кабинет следователя Стеклова, и поднялся на третий этаж. Подойдя к нужной двери, вежливо постучал и, услышав деловитое: «Да-да!» – вошел в кабинет.
– Здравствуйте, моя фамилия Гуров, – произнес он в ответ на вопросительный взгляд крупного светловолосого мужчины, сидевшего за столом. – У меня есть несколько вопросов по делу Николая Семенова. Если не ошибаюсь, оно находится у вас в производстве?
Говоря это, Лев подал Стеклову развернутое удостоверение, чтобы сразу отсечь возможные дополнительные вопросы и недоумения.
Пробежав глазами по документу, светловолосый мужчина приветливо улыбнулся. Но когда прозвучала фамилия Семенов, искренняя улыбка моментально превратилась в официально-любезную, а выражение лица стало холодным и отчужденным.
– По делу Николая Семенова? А что именно вас интересует? – вежливо поинтересовался Стеклов.
– Честно говоря, если можно, я бы хотел посмотреть дело. И мне будет понятнее, в чем там суть, да и вас от работы не отрывать. Не отнимать время.
Гуров видел, что собеседник не расположен к завязыванию дружеских отношений. По крайней мере, сейчас. Да и ему самому Стеклов показался человеком не очень приятным. Но, списывая все это на нюансы первой встречи, он искренне старался наладить контакт.
– Боюсь, в данный момент это невозможно, – еще шире и еще противнее улыбнулся Стеклов. – Дело еще не закрыто. А если вы работаете в наших структурах, вам как никому другому должно быть известно, что до тех пор, пока дело не закрыто, посторонним его читать не разрешается. Тем более когда речь идет о деле такого рода. Расследование относится к разряду внутренних, а это, сами понимаете, дополнительная ответственность, а значит, и конфиденциальность.
– Вообще-то я здесь не совсем посторонний, – парировал Лев. – И обратился к вам с этим вопросом вовсе не из праздного любопытства. У меня самого в разработке такое дело. Из разряда внутренних, как вы выразились. Я расследую обстоятельства по делу Андрея Тимашова, которое возбуждено в результате доноса этого самого Николая Семенова. Поэтому мне необходимо знать, при каких обстоятельствах он сообщил эти сведения и чем это было вызвано.
Он намеренно не упомянул о том, что под расследуемыми «обстоятельствами» подразумевается смерть Тимашова. Но тут же убедился, что в данном случае эта предосторожность, похоже, излишня. Стеклов явно был уже в курсе последних новостей.
Выражение его лица снова изменилось. Теперь он смотрел на полковника очень пристально и внимательно, будто стараясь прочитать его мысли.
– Ну почему же сразу – донос? Человек сотрудничал со следствием, старался облегчить свою участь. Согласитесь, если бы в биографии этого Тимашова подобных фактов не было, то не было бы и поводов, как вы это назвали, доносить.
– Каких фактов? Того, что он отказался принять взятку?
– Того, что он не доложил куда следует о том, что ему ее предложили, – все так же спокойно и безупречно-вежливо ответил Стеклов.
– Да, вы правы, тут он не угадал. Покрыл негодяя и сам же за это поплатился. Наказан поделом. Но ведь и Семенов, кажется, не остался в стороне? Похоже, не все оказались такими добрыми, как Тимашов?
– Не все. Но тут он больше сам виноват. Семенов, я имею в виду. Все хотел Прокудина этого выручить. Уж не знаю, родственник он ему там или кто. Совался ко всем со своей доверчивостью, вот и получил. Адекватный ответ, так сказать.
– А как он его получил, если не секрет? – спросил Гуров, уже не надеясь услышать хоть что-то конструктивное по делу.
Но на сей раз Стеклов, вопреки ожиданиям, решил приоткрыть «гриф секретности».
– Очень просто, – ответил он. – Когда Тимашов отказался помогать ему, он стал искать разные обходные пути. И вышел на некоего Лиманского. Тот работал в Управлении по борьбе с коррупцией и для Тимашова был, так сказать, высшим звеном.
– Мог надавить?
– Вроде того. Семенов стал искать подходы к этому Лиманскому и в конце концов решился предложить ему деньги. На этом его и взяли.
– То есть по доносу Лиманского? – уточнил Гуров.
– Нет. По факту дачи взятки.
– Вот даже как. Значит, этот борец с коррупцией согласился помочь?
– Выходит, что так.
– А нельзя ли уточнить, что это за подходы, которые обнаружил Семенов? В чем они заключались?
– Это – тайна следствия, – вновь изобразил дежурную улыбку Стеклов. – До тех пор, пока дело не закрыто, я не могу разглашать подобную информацию.
– Понятно. Выходит, на Тимашова Семенов показал в рамках сотрудничества со следствием? Чтобы облегчить свою участь?
– Именно так.
– А еще какие-то полезные факты он сообщал? Или ограничился только Тимашовым? – В голосе полковника звучала нескрываемая ирония.
– Я не могу разглашать подобную информацию.
Покинув кабинет Стеклова, Лев пребывал в недоумении.
С одной стороны, категорическое нежелание того делиться сведениями могло быть действительно обусловлено какими-то особыми обстоятельствами дела. Но с другой, это же нежелание могло указывать и на то, что Стеклов – один из элементов той самой «системы», признаки которой начал замечать Гуров по мере продвижения этого расследования.
Внутреннее чутье профессионального сыщика подсказывало, что отчужденность, возникшая в поведении Стеклова сразу же, как только он узнал, о чем пойдет речь, не случайна.
«Что ж, если нам не хотят помогать следователи, попытаем счастья у заключенных», – думал Лев, заводя движок.
Из документов, изученных накануне, он знал, что Семенова уже однажды допрашивал Кирилин, и это давало ему дополнительные основания для разговора с подследственным, официально проходящим по «чужому» делу.
Поэтому, прибыв в изолятор, Гуров решительно потребовал привести Семенова в комнату для допросов. Можно было вызвать, конечно, и в кабинет, но это заняло бы гораздо больше времени.
– Вас уже опрашивали по эпизоду, связанному с Андреем Тимашовым?
Сидевший перед ним темноволосый мужчина с несчастным и измученным лицом удивленно смотрел на незнакомого следователя, и, задавая этот вопрос, полковник хотел сразу дать понять, о чем пойдет речь.
– А, это, – будто что-то вспомнив, проговорил Семенов. – Да, меня уже вызывали. Только тогда другой был.
– Теперь я за него, – коротко сообщил Лев. – Нужно уточнить некоторые детали происшедшего. Вы утверждаете, что предлагали Тимашову денежное вознаграждение, правильно?
– Ну да, предлагал, – вновь непонимающе уставился на него Семенов.
– За что?
– Я ведь уже рассказывал, – изобразив на лице невыносимое утомление, ответил Семенов. – Следователь Прокудин, мой близкий друг и знакомый, попал в неприятную ситуацию. Я хотел помочь ему.
– В чем должна была заключаться эта помощь?
– Тимашов проводил проверку по поводу того, что Прокудин якобы получил взятку от одного из своих подследственных. Я хотел, чтобы это дело закрыли или хотя бы переквалифицировали. Чтобы наказание было назначено в виде штрафа.
– Но Тимашов не соглашался?
– Нет. Даже пригрозил. Сказал, если не отстану, он в отношении меня самого возбудит дело.
– А вам этого не хотелось?
– Само собой, – странновато покосился на Гурова Семенов. – Кому такого захочется?
– Но почему же теперь вы решили сделать то же самое уже по собственной инициативе? Сами себе создали условия для возбуждения подобного дела.
– А я… это… Как сказать?
Явное замешательство, в которое поверг Семенова этот несложный вопрос, вызвало неподдельный интерес полковника.
Его визави мялся, ерзал на стуле, бросал странные, вопросительно-испуганные взгляды то на Гурова, то на стены кабинета, будто ожидал, что оттуда придет к нему помощь.
– А вы… вы от кого? – наконец разрешился он не совсем понятным вопросом.
– В смысле? – в свою очередь спросил Гуров. – Вы следователя Стеклова имеете в виду?
– Стеклов? Да нет, я… Не знаю. Все так запуталось. То один приходит, то другой.
– По-видимому, вам пообещали, что за помощь следствию можно получить какие-то послабления режима или более легкое наказание? – пытался вывести допрашиваемого на нужную мысль Гуров.
– Да! – обрадованно и с большим облегчением воскликнул тот. – Мне сказали, что, если я зало… в смысле, если я не буду скрывать, какие еще были факты, ну, когда я пытался помочь Прокудину, то это может благоприятно сказаться. То есть могут уменьшить срок. Или даже штрафом отделаюсь.
Семенов еще что-то говорил об обещанном ему смягчении наказания, но Гуров уже не слушал его. Нечаянная и незначительная на первый взгляд оговорка, допущенная им в начале своей речи, яснее ясного указывала на то, что возбуждение дела в отношении Тимашова – «заказ».
«Получается, что этому Семенову практически напрямую сказали, что, если он заложит Тимашова, то может получить бонус, – думал изумленный полковник. – А бонусы просто так не раздают. Если предложили, значит, компромат на Тимашова кому-то был очень нужен. Кому? Само предложение, как таковое, мог сделать только Стеклов. Ведь это он ведет следствие. Но сказал он это сам от себя или по чьей-то указке – это пока вопрос».
– Если я правильно понял, после неудачи с Тимашовым вы не прекратили попыток помочь своему другу Прокудину? К кому еще вы обращались с этим вопросом? – спросил Лев.
– Я? – снова испуганно и недоуменно уставился на него Семенов. – Ну, я… искал. Искал способы. Пути решения проблемы.
– И таким путем вам представился Лиманский?
– А, так вы знаете, – облегченно вздохнул Семенов. – Ну да, я поинтересовался, кто может помочь как-то подействовать на Тимашова, поговорить с ним. И тогда Крапивин сказал, что Лиманский, как сотрудник Управления экономической безопасности, по отношению к Тимашову – вышестоящий, поэтому можно попробовать через него. Он якобы может надавить.
Здесь Гуров вновь навострил уши и удвоил внимание. Фамилия Крапивин не фигурировала в протоколе допроса, который имелся в материалах Кирилина. А тот факт, что именно этот самый Крапивин вывел Семенова на следующий уровень коррупционной цепочки, говорил о многом.
– А что, Крапивин был знаком с ним, с этим Лиманским? – не подавая вида, насколько важна для него информация, спокойно поинтересовался Лев. – Почему он был так уверен, что тот может помочь?
– Не знаю. Насчет знакомства не могу сказать. Кажется, не был. Не был знаком. А насчет того, что был уверен, почему бы и не быть? У них ведь информация эта… имеется. Не то что у меня – тычешься, тычешься как слепой котенок, не знаешь, кто первый тебе подножку подставит. – Последние слова Семенов проговорил с большой досадой, почти злобно.
– Лиманский сразу пошел на контакт? Легко было с ним договориться?
– Лиманский?! Да что вы?! Какое там легко! Еще хуже Тимашова оказался. Я уж к нему и так, и этак. Какие только способы не перепробовал. Все без толку. Уставится, как баран на новые ворота, типа, и не понимает даже, о чем речь.
– Как же вам удалось его уговорить?
– Да мне и не удалось.
– То есть?
– А то и есть. Это мне уже потом сказали. Дескать, с ним заранее договариваться не надо. Просто приходи и оставляй «гостинец». А там уж он сам все, что нужно, сделает. Это, дескать, для безопасности. Чтобы потом всегда отпереться можно было.
– Но в тот раз отпереться не получилось?
– Куда там! Не успел на стол положить, как изо всех щелей набежали. С поличным оформили, все как полагается.
Глядя на этого незадачливого простачка, так нелепо угодившего в явно и почти неприкрыто расставленную ему ловушку, Гуров не переставал изумляться. Зная из рассказов, что Тимашова, работавшего в Управлении собственной безопасности, предал коллега, полковник представлял в воображении хитрого и пронырливого подлеца, умудренного жизненным опытом и поднаторевшего на всевозможных служебных каверзах.
И теперь, слушая незатейливые ответы сидевшего перед ним растерянного и чем-то явно напуганного человека, наивно рассказывающего о том, какое это хлопотное и непростое дело – давать взятки, он никак не мог совместить эти два противоположных образа. Семенов, которого, по рассказам, нарисовало ему воображение, как небо от земли отличался от Семенова, сидевшего перед ним сейчас в комнате для допросов.
– Послушайте, если я правильно понял, вы работали в Управлении собственной безопасности? – спросил Гуров.
– Ну… да, – как-то неуверенно ответил Николай. – Только я… я как бы не совсем еще работал. Я как бы пока на испытательном сроке был, так что…
– Понятно, – кивнул Лев.
«Успокаивает хотя бы то, что этот придурок не успел «влиться в ряды», – с сарказмом подумал он. – Хорошая была бы реклама для УСБ. Нет, похоже, не зря, совсем не напрасно ведут они там такой жесткий отсев. Семеновым в этой структуре делать нечего».
Ему очень хотелось поподробнее расспросить про Крапивина, но он понимал, что делать этого нельзя. Стеклов, который наверняка периодически встречается с Семеновым, вполне мог оказаться одним из звеньев коррупционной цепочки. Если Семенов доложит ему, о чем разговаривал с Гуровым, слишком пристальное внимание к определенным фамилиям может раньше времени спугнуть не только самого Стеклова, но и, возможно, более крупную рыбу.
«Сам узнаю, – решил Гуров. – Далеко ходить не нужно, все – из своих. Если у этого Крапивина, как выразился Семенов, имеется разная интересная информация, например о том, кому и за что можно «дать», наверняка он трудился где-то недалеко от того же Лиманского. Либо в Управлении по борьбе с коррупцией, либо в УБЭП, либо в УСБ. Найдем».
Он вызвал охрану и приказал увести Семенова, а вместо него привести к нему Лиманского.
По словам Стеклова, Семенова взяли «по факту дачи взятки». Да и сам он только что подтвердил, что его «оформили с поличным». А в подобных делах, как известно, всегда бывает две стороны.
Если задержали Семенова, значит, должны были задержать и Лиманского. Пообщавшись с одним, полковник хотел поговорить и с другим.
Но, к его большому удивлению, один из охранников, услышав эту фамилию, сразу сообщил, что такого «кадра» у них нет.
– Должен быть, – настаивал Гуров. – Уточни у дежурного.
– И уточнять ничего не нужно, – упрямо повторил дюжий детина. – Нету у нас такого. Дома он. Под домашним арестом сидит. Сначала привезли, но потом почти сразу на дом оформили. Дня через три. Я же сам и провожал в добрый путь, как говорится.
– Вот оно что. А адрес-то хоть сказали?
– Адрес должен быть, – серьезно ответил детина. – В документах должен быть записан. Это у дежурного можно узнать.
Выяснить адрес, по которому проживал под арестом Василий Лиманский, действительно оказалось несложно. Гораздо большие трудности Лев предвидел с тем, чтобы организовать с ним беседу.
Уже зная по опыту с Тимашовым, что посещать находящихся в подобном заключении могут только строго определенные лица, он понимал, что не сможет явиться к нему так же просто, как явился сейчас в изолятор. В этом случае все необходимо будет оформлять официально и, вполне возможно, испрашивать «высочайшего согласия» Стеклова, как следователя, ведущего дело, по которому привлечен Лиманский.
И стопроцентной уверенности в том, что это согласие удастся получить, у Гурова не было.
