Глава 2
Офис адвоката располагался в обычной жилой многоэтажке, стоявшей не так уж близко от здания Мосгорсуда. Но ориентир все-таки помог, и Гуров без труда нашел нужную ему контору.
Войдя, он сразу заметил, что в офисе Павла Заруцкого все обставлено очень солидно. По-видимому, адвокат предпочитал работать с клиентами из обеспеченных слоев общества.
В небольшом, но уютном вестибюле несколько помощников общались с клиентами попроще. Оттуда можно было попасть в «предбанник» с обязательной секретаршей, и только из него дверь вела уже в кабинет самого хозяина.
– Добрый день! – радостно поднялся навстречу Гурову высокий моложавый мужчина приблизительно его возраста. – Проходите, присаживайтесь. Очень, очень рад, что вы согласились помочь нам.
– Надеюсь, и вы не откажетесь помочь, – улыбнулся в ответ Лев.
Заруцкий не мог знать о событиях сегодняшнего утра и, несомненно, продолжал думать, что содействие Гурова продиктовано лишь дружеским участием. А тот не спешил его переубеждать. Он уже не раз сталкивался с тем, что у самых разговорчивых помощников моментально пропадала словоохотливость, как только они узнавали, что содержание беседы может быть использовано в рамках официального расследования.
– Как же, как же, – зачастил Заруцкий. – Буду очень рад. Когда я узнал, что этим вопросом займется сам Гуров, признаюсь, сразу же воспрянул духом.
– Сам Гуров? – удивленно поднял на него глаза полковник. – А что во мне такого особенного?
– Не скромничайте, – улыбнулся адвокат. – О вас, можно сказать, ходят легенды, и, признаюсь, я даже горд, что мне представился случай пообщаться и, возможно, даже поработать с таким человеком.
«Да, клиенты, наверное, уходят отсюда довольными, – думал Гуров, слушая эти хвалебные речи. – Не знаю, как насчет реальной помощи, но в плане повышения самооценки общение с господином Заруцким настоящий кладезь приятного и полезного».
– Что ж, если вы готовы поработать, может быть, перейдем прямо к делу? – постарался он направить диалог в конструктивное русло.
– Да, разумеется. Действительно, незачем тратить зря драгоценное время.
– У вас есть какие-то версии о причинах смерти Андрея Тимашова?
Задавая в лоб и без подготовки этот вопрос по существу, Гуров намеревался использовать как эффект неожиданности, так и свое преимущество в плане осведомленности.
Адвокат не мог знать, что по результатам вскрытия уже установлено, что смерть Тимашова не была следствием естественных причин. И то, как он будет отвечать, сразу могло показать, насколько искренним будет этот разговор в целом.
Заруцкий был одним из тех двоих, кому разрешалось посещать заключенного, и ему вполне могло быть известно что-то нелицеприятное, что могло указать на убийцу. Рассыпаясь в комплиментах, он не успел подготовиться, и теперь Лев внимательно следил за выражением его лица, стараясь уловить непроизвольные движения, которые могли бы указывать на попытку скрыть некие «тайные знания».
Но лицо адвоката выражало лишь неподдельную скорбь.
– Причина здесь одна, – тяжко вздохнув, произнес он. – Зависть и попытка нажиться за чужой счет.
– То есть? – удивленно взглянул на него Гуров.
– А то и есть. История изначально надуманная. Все эти расследования, все эти возбужденные против Андрея дела, все это – полный бред. Вздор, фикция! Продуманная подстава, кем-то умно и умело организованная!
– Вот как? – с неподдельным интересом выслушал этот прочувствованный монолог Лев. – И у вас имеются реальные факты, подтверждающие подобную версию?
– С фактами здесь, конечно, сложно, – снова вздохнул Заруцкий. – Но посудите сами. Уже сама причина, по которой завели дело на Андрея, уже она у любого здравомыслящего человека вызовет как минимум удивление. Он, видите ли, не сообщил «куда следует» о том, что ему предлагали взятку. Каково? Человек, которого Андрей, можно сказать, лишь по доброте душевной избавил от неприятнейшего разбирательства, этот же человек его, попросту говоря, «закладывает». Мыслимо ли это? И какие, скажите на милость, могут быть тому причины? Личная инициатива? Как бы не так! Все это подстроено, уверяю вас. Подстроено с самого начала. И хотя у меня, конечно, нет таких широких возможностей для выяснения всех этих фактов, но и того, что мне известно, уже вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы. И я вам ответственно заявляю, все эти обвинения против Андрея – заранее продуманная и организованная кампания!
К концу своего монолога Заруцкий настолько проникся чувством справедливого негодования, что последнюю фразу почти выкрикнул.
– Вы не могли бы подробнее объяснить, о чем идет речь? – спросил Гуров.
– С удовольствием! То есть удовольствие здесь, конечно, небольшое, но, по крайней мере, радует то, что обо всем этом станет известно такому человеку, как вы. Теперь у нас есть хоть какой-то шанс восстановить справедливость.
– Вы упомянули, что кто-то «заложил» Андрея за недоносительство. В чем суть этой истории?
– История довольно мерзкая, но… Пожалуй, начинать нужно не с нее. Началось все, по-видимому, с проверки, которую Андрей проводил в отношении некоего Прокудина, следователя прокуратуры. На него поступил сигнал, что он без достаточных оснований закрыл уголовное дело, и в результате проверки этот факт подтвердился. Выяснилось, что Прокудин получил от одного из фигурантов денежную сумму, после чего расследование было приостановлено, а потом и вовсе закрыто.
– Уголовное дело? – удивленно поднял брови полковник. – Наверное, сумма была очень привлекательная.
– Да, кажется, неплохая. Но и обвинение там не относилось к особо тяжким. Дело о мошенничестве, так что, закрывая его, Прокудин, видимо, не считал, что особо рискует. И статья «лояльная», да и само дело такое, что варианты, как говорится, возможны. Сами знаете, мошенничество – такая область…
– Неоднозначная, – подсказал Лев.
– Вот именно. В общем, деньги он взял и дело закрыл, а Андрей все это установил. И совсем уже было собрался материалы в суд передавать, как вдруг откуда ни возьмись является к нему один из коллег и начинает слезно просить за временно и нечаянно оступившегося несчастного следователя Прокудина. И родственник-то он его, и женат-то, и дети у него малые. В общем – печаль такая, разве что каменное сердце не дрогнет.
– Но Тимашов устоял? – усмехнулся Гуров.
– Да, представьте, – нахмурился Заруцкий. – Это – к вопросу о взяточничестве. Надо было взять, наверное, а он отказался. За это, похоже, и поплатился. В общем, после неудачи с Андреем попытался этот Коля через высшие инстанции решить проблему, да тут и погорел. Прикрывать его не стали, сразу завели дело. А он, уж не знаю, то ли выслужиться перед кем-то хотел, то ли просто со зла, взял, да к тому, что было, себе и еще один интересный эпизод добавил. Дескать, мне все равно уже терять нечего, так я и других, кого смогу, за собой утяну. Чтоб одному не скучно было сидеть.
– Вообще-то все это немного странно, – задумчиво произнес Гуров. – Каким бы он злопамятным ни был, но добавлять себе самому новые эпизоды – это довольно своеобразный способ отомстить. Что это за Коля такой?
– Коля? Семенов Николай. Он тоже в Управлении собственной безопасности работал. Коллега, можно сказать. Для Андрея, я имею в виду. Вот такие вот бывают коллеги. А по поводу новых эпизодов, там ведь тоже причины разные могут быть. Может, ему за сотрудничество со следствием срок скостить пообещали или еще какой-нибудь «бонус». Вот он и старался. Но если хотите знать мое мнение – что бы там ни пообещали, а предавать своих, это… мерзко. У Андрея гораздо больше было оснований сдать его, однако ж он поступил по-другому. А этот… Ладно. Не нам судить. В общем, завели и в отношении Андрея дело, а дальше – пошло-поехало. Заработала машина. Кроме «недоносительства» подняли и еще какие-то столетней давности истории, вспомнили, что когда-то у кого-то Андрей приобрел какой-то там участок.
– Но ведь он действительно приобретал, – внимательно глядя в лицо Заруцкому, проговорил Гуров. – Приобретал, а через некоторое время в отношении этого же человека проводил проверку. И она, заметьте, ничего не показала. Согласитесь, многие склонны будут увидеть взаимосвязь между этими фактами. И, возможно, не без оснований. Не знаю, как относительно Андрея, но что касается Чепракова, там интересных фактов более чем достаточно.
– Но поймите, – с чувством проговорил Заруцкий, – все эти факты – совсем иные. Не те, по которым проводил проверку Андрей. Да, я готов согласиться, что этот самый Чепраков, вполне возможно, был нечист на руку. Но эпизод, который расследовал Андрей, действительно оказался недоказанным. Не было там состава преступления, в этом отдельно взятом конкретном случае. И вам, я думаю, как никому другому, легко будет это проверить. Посмотрите дело этого Чепракова, которое разбирал Андрей. Вам сразу все станет понятно.
– Хорошо. Пусть так. Пускай в действительности Андрей Тимашов виновен лишь в том, что не брал взяток и, не подумав, прикрыл подлеца, который того не стоил. Человек, которого он в свое время защитил, в «благодарность» его же и выдал, ему испортили успешную карьеру и, можно сказать, всю жизнь перевернули с ног на голову. Уронили так, что не подняться. Пусть так. Но Тимашов работал в Управлении собственной безопасности, а слабаков туда не берут. Вы общались с Андреем, знали его лично. Как по-вашему, все эти ужасные несчастья – достаточная причина для того, чтобы умереть от сердечного приступа?
Вопрос оказался для Заруцкого неожиданным. Некоторое время он молчал, о чем-то размышляя, потом произнес:
– Со смертью этой действительно все как-то странно. Насколько я знаю, Андрей был вполне здоровым человеком, даже не курил. И все эти, как вы выразились, «ужасные несчастья», конечно же, не причина, чтобы взрослого, здравомыслящего человека, крепкого мужика, до такой степени выбить из колеи, чтобы он от расстройства помер. Но дело в том, что это действительно был сердечный приступ. У меня есть некоторые каналы, я наводил справки. Момент смерти зафиксировали видеокамеры. Ведь квартира Андрея, в связи с этим арестом, была буквально напичкана оборудованием. Так вот, если судить по съемке, ничего подозрительного в момент смерти не происходило. Андрей схватился за грудь и упал. До этого он несколько часов находился в полном одиночестве, его супруга, Ирина, приходила лишь накануне вечером.
Порадовавшись за адвоката, имеющего столь полезные «каналы», Гуров подумал, что еще день-другой, и Заруцкому, возможно, станут известны результаты вскрытия.
Но, так или иначе, относительно мотивов предполагаемого убийства его собеседник, кажется, не много мог добавить в копилку фактов.
Несмотря на то что в рассказе адвоката «гонения» на Тимашова действительно очень смахивали на некую организованную кампанию, цель этих мероприятий не была до конца ясна.
Кому он мог помешать? Прокудину, которого «закрыли» по результатам работы Тимашова? Но тот самими этими результатами уже скомпрометирован. К тому же он находится в местах заключения и для организации «охоты на ведьм» просто не имеет возможности. Какие-то «соратники», которые взялись мстить? Маловероятно. У каждого своих проблем хватает, чтобы еще отрабатывать за других.
И тем не менее кто-то, невзирая на риск быть замеченным и пойманным, подсыпал Тимашову ту самую «лошадиную дозу» совершенно ненужного ему лекарства.
«Интересно, в домашней аптечке у них были подобные препараты? – размышлял полковник. – Ясно, что сам Тимашов ими не пользовался, но, может быть, принимала жена? Нужно выяснить, что там оказалось при обыске. Да и к экспертам заглянуть не мешает. Уточнить, что это за «лошадиная доза».
– Что ж, Павел Егорович, думаю, мне стоит воспользоваться вашим советом и действительно проштудировать все эти интересные дела, – сказал Лев. – И в отношении Прокудина, и в отношении Семенова. Да и случай с Чепраковым, который проверял Тимашов, пожалуй, тоже не помешает поднять. Возможно, изучив эти материалы, я смогу прийти к каким-то заключениям, объясняющим произошедшее. А то ведь и вправду получается, что смерть человека случилась без видимых причин. Немного странно.
Заруцкий некоторое время молча и с весьма многозначительным выражением смотрел на Гурова, потом произнес:
– Я, конечно, не следователь. Не имею доступа к информации и не могу знать всего. Поэтому никогда не рискну утверждать, что мои слова – истина в последней инстанции. Но кое-что я все-таки должен вам сказать. В современном мире лекарственная индустрия развита как никогда, препаратов великое множество. И таких, которые лечат, и таких, которые калечат. И при желании этими препаратами можно воспользоваться… по-всякому.
– Намекаете на то, что в отношении Андрея кто-то именно этим и воспользовался?
– Не исключено, – веско произнес адвокат. – Еще раз подчеркну – я не могу здесь ничего утверждать достоверно, но вероятность такая явно не исключена.
– Но тогда сразу возникает вопрос о мотиве. У вас есть какие-то соображения по этому поводу?
– С соображениями по поводу возможных мотивов пока сложновато, – смущенно проговорил Заруцкий. – Можно, конечно, предположить, что ему решил отомстить кто-нибудь из бывших «фигурантов». Но, признаюсь, с конкретными примерами у меня туговато. Я не так подробно знаю работу Андрея, только те дела, которые он разбирал уже в последний период, непосредственно перед тем, как все это случилось. Так что здесь проще будет ориентироваться вам.
– А кроме профессиональной деятельности версий нет? У Андрея могли быть враги только в этой сфере?
– Боюсь, что и здесь я не так хорошо осведомлен, чтобы высказываться с определенностью. Но по личному опыту могу сказать, что Андрей – человек открытый и довольно приятный в общении, неконфликтный. Он не из тех, кто имеет талант наживать врагов. Хотя об этом, конечно, лучше поговорить с кем-нибудь из близких.
– Да, наверное. Но и из беседы с вами я тоже узнал много интересных фактов. Теперь у меня есть как минимум одно вполне ясное направление работы. Благодарю за конструктивный диалог.
– Рад, что смог чем-то помочь, – вновь улыбнувшись, проговорил Заруцкий. – Если понадобится еще что-то, уточнения или дополнения – всегда к вашим услугам.
Попрощавшись с адвокатом, Гуров поехал в лабораторию.
В дороге ему позвонил Валерий Алексеевич и в своей обычной эмоциональной манере сообщил, что он договорился с Ириной Тимашовой о встрече.
– Она сказала, что после шести часов вы можете прийти в любое время. То есть это – если сегодня. Насчет других дней я не выяснял, но, если нужно, могу спросить.
– Нет, зачем же дергать человека? Думаю, ей сейчас и без того несладко.
– Да, она в состоянии просто плачевном. Но что делать? Жизнь продолжается. Андрея больше нет с нами, а проблемы остались и никуда не денутся. Это – из разряда вещей, не подверженных тлению.
– Да уж, – усмехнулся Лев.
– Понимаю, что, возможно, тороплю события, но не терпится разобраться во всем этом, узнать, что же на самом деле произошло. Нет ли каких новостей?
– Боюсь, вопрос действительно преждевременный. Я еще только начал вникать в суть дела. Там, похоже, все изрядно запутано, так что быстрых результатов ждать, наверное, не стоит.
– Правда? Что ж, этого можно было ожидать. Совершенно здоровый человек умирает от сердечного приступа. Конечно, все будет запутано. Но раз уж за дело взялись вы, у нас есть твердая надежда распутать этот клубок.
– Благодарю.
– Кстати, вы еще не встречались с Заруцким? Я звонил ему, говорил, что у вас есть его номер телефона и что вы, возможно, захотите поговорить с ним.
– Я как раз от него сейчас еду.
– О! В самом деле? Вы – настоящий оперативник. Во всех смыслах. Действуете просто молниеносно. Что ж, тогда, думаю, я действительно не ошибся, договариваясь с Ириной на сегодня.
– Да, вы верно угадали. После шести я обязательно загляну.
– Отлично! Адрес запомните? Или мне скинуть эсэмэской? Она сейчас живет у сестры, в связи с арестом пришлось переехать. Судья настаивал, чтобы Андрей проживал в квартире один.
– Вот как? – немного удивился Гуров. – Какие строгости.
– Да, вот так. Такие были условия. А иначе – в СИЗО. Сами понимаете, альтернатива не из приятных.
– Само собой. Скиньте адрес, если несложно, мне так будет удобнее.
– Договорились. Удачи вам в этом расследовании. Мы все очень ждем его результатов.
– Спасибо, я буду стараться, – улыбнулся полковник.
Приехав в лабораторию, он выяснил, что вскрытие тела Андрея Тимашова проводил Дмитрий Быковский. Он не так давно работал в лаборатории, и вместо имени и фамилии его частенько величали «молодым специалистом».
Личного кабинета у «молодого специалиста» не было, и всю бумажную работу он выполнял в так называемой лаборантской – месте общего сбора сотрудников в редкие моменты перерывов в работе. В лаборантской пили чай, обсуждали последние новости, перемывали кости коллегам и сослуживцам, жаловались друг другу на несправедливое начальство и то и дело забывали вещдоки.
Кроме стола и обтертого до лоска дивана в лаборантской имелись и некоторые эксклюзивные образцы бытовой техники, как-то: холодильник «Саратов» 1986 года выпуска, микроволновая печь, ненамного моложе по возрасту, и персональный компьютер, завезенный в страну, по-видимому, с самой первой партией компьютеров, привезенных в СССР из-за границы.
Именно за ним сидел сейчас «молодой специалист», нервно ударяя по кнопкам почти стертой клавиатуры и время от времени взглядывая на экран монитора.
– Здорово, Дима, – дружески протянул руку Гуров. – Трудишься?
– Здравствуйте, Лев Иванович, – грустно проговорил Дима. – Какой это труд? Это не труд, это каторга. Разбить, что ли, его? – Он вновь глянул на монитор, но уже как-то нехорошо и даже кровожадно. – Может, хоть тогда поновее что-нибудь выделят.
– Не вздумай! Такой техники теперь днем с огнем не найдешь. Еще годик-другой, и ее можно будет как раритет на Сотбис отправить.
– Самый первый компьютер в мире?
– На постсоветском пространстве уж точно. Но сейчас я к тебе не по этому вопросу. Труп уэсбэшника с передозировкой ты вскрывал?
– С передозировкой? – удивленно взглянул Дима. – А, это вы, наверное, про лекарства. Сердечный препарат, да?
– Да. Мне сказали, он пропранолола наелся до отвала. Действительно? Так и было?
– Как оно там было, мне, конечно, сложно сказать, но, судя по остаточным следам, и правда наелся так наелся. Для этого лекарства даже суточная доза – максимум полграмма. А тут зараз человек проглотил, похоже, грамма три-четыре. Но это бы еще, может быть, и ничего. Организм у всех по-разному реагирует, может, и выжил бы, если бы своевременную помощь оказали. Но дело в том, что там еще и следы алкоголя в крови обнаружились. А это уже сочетание несочетаемое.
– Алкоголя? – навострил уши Гуров. – И что, тоже «передозировка»?
– Да нет, там дозы минимальные. С жизнью вполне совместимо, – усмехнулся Дима. – Но с попранололом – нет. И здесь уже доза даже не имеет значения.
– Понятно. Послушай, Дима, а у этого пропранолола вообще по здоровью какие противопоказания? Кому его нельзя назначать, ты, случайно, не в курсе?
– Кому нельзя? Хм… – задумался Дима. – Я, вообще-то, не врач, конечно, но если судить по общему действию… Вообще-то, насколько я знаю, его как раз некоторым сердечным больным и нельзя назначать. Хотя лекарство это, как говорят, от сердца. Но общее действие его таково, что оно давление понижает. Соответственно, тем, у кого и по жизни давление низкое, его назначать противопоказано. С сердечной недостаточностью тоже нельзя, с сахарным диабетом. И еще с общим наркозом пропранолол тоже очень плохо сочетается. Если и то, и то применить, пациент может вообще навсегда в нирвану отъехать. Ну, про алкоголь я уже упоминал.
– Это да. С алкоголем из лекарств, насколько я знаю, вообще мало что сочетается. А вот еще тебе вопрос на засыпку. Можно ли человека накормить такими таблетками незаметно для него самого? Хотя бы теоретически? Добавить в еду, например?
– Теоретически можно, – бросив проницательный взгляд на полковника, ответил Дима. – Только у некоторых препаратов вкус довольно неприятный. Таблетки ведь разные есть, не только именно пропранолол. Он как действующее вещество идет, а названия разные могут быть. И, в зависимости от добавок, соответственно, разный вкус. Есть и горькие, и всякие. Но если пища, скажем, со специями, а вкус у таблеток не слишком выраженный… теоретически, думаю, можно. А что, есть подозрение, что этого уэсбэшника отравили?
– Подозрения у меня разные есть, но поскольку все они в стадии проверки, я их пока ни с кем не обсуждаю.
– Понял, не дурак, – усмехнулся Дима. – Только что до алкоголя, это навряд ли насильно кто-то влил.
– Да, наверное, – задумчиво произнес Гуров. – Хотя лично я знаю очень многих, кто просто в виде пищевой привычки употребляет стопочку за обедом. Так что в некоторых случаях никакое насилие и не нужно. Бывай, Дима!
– До свидания, Лев Иванович. Заходите, если что.
– Если что, зайду.
Выйдя из лаборатории, Гуров сел в машину и набрал номер Кирилина.
– Еще раз здравствуй, Иван Демидович. У меня к тебе вопрос, как к руководителю следственной группы. Ты должен быть в курсе, раз уж курируешь это дело. Там у Тимашова в квартире аппаратуру сняли уже?
– Должны. По крайней мере, утром мне докладывали, что ребята из службы исполнения наказаний на место выехали. Ведь это они занимались установкой. А что ты хотел?
– Хотел видео посмотреть за два-три последних дня. Чего они там наснимали, эти камеры. Сенсаций, конечно, не жду, но, думаю, будет полезно. Кто знает, может, мелочь какая-нибудь интересная мелькнет.
– Добро! Я сейчас созвонюсь с ними, узнаю, как там дела, и перезвоню тебе. Идет?
– Идет. Да, и еще. Кто обнаружил труп?
– Жена. Она пришла вечером готовить ужин, и… вот.
– Ясно. А забирали твои?
– Забирали мои. Точнее – оформляли.
– Да, я как раз об этом. Обыск производили?
– Само собой. Все как полагается.
– А изъятое? Есть что-нибудь?
– Например, похожие препараты в аптечке?
– Прямо в корень зришь.
– Нет, Лева, таблеток пропранолола мы там не нашли. Сердечных больных в этой семье, похоже, не было. Разве что валидол обнаружили, да и тот, по-видимому, на всякий случай лежал.
– А вообще изъятое имеется? Подозрительные предметы, личные записи?
– Практически ничего. Подозрительных предметов там, пожалуй, не могло быть просто по определению, сам понимаешь – видеокамеры везде, ничего подозрительное не скроется. А что до личных записей… приобщили мы один блокнотик, да и то, честно тебе скажу, для морального удовлетворения больше.
– Чтоб не казалось, что зря ходили?
– Типа того. Он у меня к делу приобщен, если интересно будет, можешь потом посмотреть. Так насчет видеоматериалов звонить мне?
– Да, конечно. Я с нетерпением жду возможности посмотреть интересное кино.
Через несколько минут Кирилин перезвонил и сообщил, что спецаппаратура, установленная в квартире Тимашова, снята, и долгожданное «кино» Гуров сможет посмотреть очень скоро.
– Они обещали карточки привезти в течение часа, – сказал Кирилин.
– Карты памяти?
– Да, их. Их ведь все равно к делу прилагать, так что можешь к смежникам нашим не ездить. Весь сервис «на дому» получишь, не выходя из кабинета.
– Ну, насчет «не выходя из кабинета», это я бы поспорил, – усмехнулся Лев. – Но в целом – рад. По крайней мере, не придется лишний раз ехать на другой конец города, – вполголоса добавил он, нажимая на сброс.
В связи с приближавшимся окончанием рабочего дня транспортные потоки на столичных магистралях уплотнились. Поэтому полковник добрался в Управление практически одновременно с сотрудниками из службы исполнения наказаний, доставившими видеоматериалы, и ему не пришлось ждать.
– Я у вас как передаточное звено, – усмехаясь, заметил Кирилин. – Принял-сдал. Хоть впечатлениями потом поделись. За все время, что веду это дело, это – первый материал, который не я первый смотрю.
– Ладно, если будет «клубничка», опишу в красках, – улыбнулся в ответ Гуров.
Но «клубнички» на видеозаписях не было. Если верить съемке, дни арестованного проходили довольно скучно и однообразно. Подтянутый темноволосый мужчина средних лет, по-видимому, заранее определил для себя режим на этот нелегкий период своей жизни и неукоснительно его придерживался.
Утром, после обычных гигиенических процедур, он в течение часа занимался физическими упражнениями, потом завтракал, потом либо читал, либо смотрел телевизор. Иногда что-то записывал и как будто над чем-то размышлял.
Ничего подозрительного в квартире действительно не происходило, и за последние три дня перед смертью, записи которых решил отсмотреть Гуров, Тимашова не навещал даже адвокат. Только жена, миловидная белокурая женщина, аккуратно являлась каждый вечер с пакетами продуктов.
В свете недавнего разговора с Димой именно этим продуктам полковник уделил особо пристальное внимание.
Видеозапись последнего дня жизни Андрея Тимашова свидетельствовала, что завтрак его состоял из классической яичницы с ветчиной и чашки кофе.
Но за обедом, разогрев суп, Тимашов щедро влил в свою тарелку некую густую смесь из небольшой баночки, в каких обычно продают различные соусы.
Остановив просмотр и увеличив кадр, полковник смог прочитать надпись на этикетке. «Аджика по-кавказски» – вещали сочные, ярко-красные буквы.
– О черт… – пробормотал себе под нос Лев, припоминая подробности разговора с «молодым специалистом». – Как он там говорил? «Если пища со специями, а вкус у таблеток не слишком выраженный»? Так, кажется? Что ж, как минимум пища со специями здесь налицо.
С содроганием следя за тем, как Тимашов в самом буквальном смысле «хлебает ложками» предполагаемую отраву, Гуров вскоре стал свидетелем новой «душераздирающей» сцены.
Доев суп, Тимашов положил себе на тарелку картофельное пюре и котлету и вновь густо залил этот натюрморт ярко-красной смесью.
– Черт, черт, черт! – бессмысленно повторял полковник, следя за тем, с каким удовольствием Тимашов поглощает снедь. – Парень, похоже, любил остренькое. И, кажется, кроме него самого, об этом знали еще некоторые.
«Обеденный перерыв», который наблюдал сейчас Лев на экране, был последним в жизни Андрея Тимашова. Уже через несколько часов пришедшая в свой обычный час жена обнаружит его мертвым.
Сомнений быть не могло. Если смертельную дозу лекарства подсунули в пищу, самый подходящий ингредиент – этот злосчастный соус. Но как мог попасть в банку препарат? Как можно было обеспечить гарантию, что именно эта банка из тысяч и миллионов, выпускаемых производителем, попадет на стол к Тимашову?
Он снова остановил просмотр, вернулся к тому моменту, когда Тимашов наливал соус в суп, и, всмотревшись внимательнее, понял, что изначально банка была полна до краев, а по некоторому напряжению, которое понадобилось Тимашову, чтобы открыть ее, догадался, что делается это впервые.
«Соус недавно куплен, еще ни разу не открывался, – мысленно анализировал происходящее Гуров. – Куплен где? Соус совершенно обычный, таких полно в любом супермаркете. Так что там он, по-видимому, и приобретен. Вероятнее всего, женой Тимашова. Кто еще будет беспокоить себя доставкой ему продуктов? Но какие именно продукты обычно покупает Ирина, по-видимому, знали. И в соответствии с этим разработали не особенно головоломный план».
Внимательно рассматривая баночку из-под соуса, он без труда обрисовал для себя, в чем этот план мог заключаться.
Такие баночки – посуда многоразового использования, открытие крышки не вызывает видимых повреждений. Купить соус, «начинить» его нужным препаратом и затем вновь пронести в магазин – незамысловатые операции, с которыми справится и ребенок. Сложнее устроить так, чтобы Ирина из всех выбрала именно эту банку. Но, по-видимому, и тут некий выход нашелся. Иначе чем объяснить все, что произошло в дальнейшем?
Гуров вновь продолжил просмотр с того места, на котором остановился, и вскоре имел возможность убедиться, что результаты вскрытия, о которых сообщил ему «молодой специалист», имеют вполне реальные основания.
Отобедав, Тимашов прошел в комнату и там, достав из специального шкафа красивую бутылку с надписью «Хеннесси», налил из нее немного золотисто-коричневой жидкости в пузатый бокал.
Наблюдая за его действиями, полковник чувствовал себя попавшим в какой-то театр абсурда. Создавалось впечатление, что Тимашов сам заранее срежиссировал постановку собственной смерти и теперь с полным знанием дела играл в этом спектакле главную роль.
«Все построено на повседневных привычках, – думал Лев. – А чтобы такое построение организовать, необходимо как минимум точно знать, в чем эти привычки заключаются, и быть уверенным, что в нужный момент Тимашов от них не отступит. Другими словами, нужно достаточно близко и часто контактировать с самим Тимашовым. Подобные контакты дают возможность либо узнать об образе жизни человека из дружеских бесед, либо наблюдать этот образ жизни воочию. Второе характерно для родственных связей, а первое… первое вполне вписывается в рамки связей профессиональных».
Тем временем события на экране подошли к своей наиболее драматической части. Выпив коньяк, Тимашов прошел в кухню, ополоснул бокал и вернулся в комнату. Сев на диван, взял было книгу, но вдруг снова встал. Сделав несколько шагов в направлении кухни, прижал правую руку к груди, а левой сделал несколько порывистых движений, будто пытаясь ухватиться за воздух.
Но ухватиться не удалось. Тимашов упал на пол, и следующее живое движение в безмолвной квартире произошло лишь тогда, когда на экране появилась охваченная паникой жена.
Гуров выключил компьютер и взглянул на часы. Квартира сестры, у которой в данный момент проживала Ирина Тимашова, находилась в Люблино, и, чтобы прибыть туда в приличное для визитов время, нужно было уже стартовать.
– Пожалуй, просмотр дел придется отложить до завтра, – вслух проговорил Лев, вспомнив обещание, данное Заруцкому. – За один день это дело точно не раскрыть.
Он запер кабинет и вновь спустился к машине.
Сестра Ирины Тимашовой проживала в обычной многоэтажке, какими сплошь и рядом застроены спальные районы столицы.
Поднявшись на восьмой этаж и позвонив в дверь, Гуров услышал приглушенное щелканье замка, по-видимому, второй, внутренней двери. Несколько секунд его внимательно разглядывали в «глазок», затем раздалось неуверенное: «Кто там?»
– Мне нужно поговорить с Ириной. Ириной Тимашовой, – стараясь придать максимальную мягкость тону, ответил полковник. – Моя фамилия Гуров. Гуров Лев Иванович. Вас должны были предупредить. Валерий Алексеевич заверил меня, что договорился о встрече.
– Ах да… Одну минуту. Подождите пожалуйста.
Женщина, разговаривавшая с Гуровым, отошла от двери, и через некоторое время из квартиры донеслись звуки разговора. Потом возле двери вновь послышались шаги, и она наконец открылась.
Перед полковником стояла та самая женщина, которую недавно он видел на экране монитора. Глаза ее были заплаканы, а черты миловидного лица искажены горем.
– Добрый вечер, – мягко произнес Лев. – Вы – Ирина?
– Да. Валера говорил мне, что вы должны прийти. Проходите.
Следом за Ириной он прошел в коридор, где все двери, кроме одной, были плотно прикрыты. Войдя в эту единственную открытую дверь, полковник оказался в небольшой комнате, где, по-видимому, и коротала дни его провожатая, предоставившая собственную жилплощадь в качестве «камеры» для содержания мужа под арестом.
– Присаживайтесь, – сказала Ирина, указывая Гурову на кресло, стоявшее возле журнального столика.
– Благодарю. Надеюсь, не слишком побеспокоил вас. Думаю, наша беседа не займет много времени. Только самые основные вопросы.
– Спрашивайте. Мне и самой хотелось бы все это прояснить. Валера говорил, что вы очень опытный сыщик. Вы ведь муж Маши, правильно?
– Да, – ответил Гуров, никогда не думавший, что главной его характеристикой является то, что он «муж Маши». – Вы сейчас сказали, что хотели бы прояснить для себя то, что случилось. Значит, для вас это явилось в какой-то степени неожиданностью?
– Еще какой неожиданностью! – взволнованно проговорила Ирина. – Просто как снег на голову. Не думала, не гадала, что придется с таким столкнуться.
– Вы как-то объясняете для себя происшедшее? Можете назвать какие-то причины, предпосылки? Хотя бы предположительно.
– Абсолютно нет! Я просто… просто ума не приложу. Понятия не имею, что могло случиться. Не знаю, не представляю себе, какие могут быть причины.
– Андрей никогда не жаловался на сердце?
– Никогда в жизни. Он и вообще был здоровым человеком, и, кроме того, всегда старался поддерживать форму. Занимался спортом, не курил. Он, в общем-то, лекарств, можно сказать, вообще никаких не употреблял. Даже таблетку от головы, может, раз в полгода выпьет, да и то если вспомнит. А так и внимания не обращает. Само пройдет. Разве что давление у него пониженное было, но это уж по жизни так шло. Он от этого никакого дискомфорта не ощущал и специально не лечился. Утром пил кофе, а после обеда обычно немного коньяка выпивал. Называл это «терапевтической дозой». Вот и все. Все проблемы со здоровьем. А такого, чтобы серьезное что-то, тем более сердце, такого я даже не припоминаю. Да что и припоминать, если его не было.
– Понятно. А как он отнесся к неприятностям, которые стали случаться в последнее время? Разбирательство в отношении его, арест? Это очень его расстраивало?
– Расстраивало, конечно. Что ж тут приятного. Но если вы хотите намекнуть, что из-за этого он с собой покончил, то это вообще… из области фантастики будет.
– Андрей был оптимистичным человеком?
– Он был… нормальным. Из-за неприятностей на работе, даже пускай и с арестом, ни один нормальный человек не будет лишать себя жизни. Не говоря уже о том, что Андрей был абсолютно невиновен во всех этих шашнях, в которых пытались его обвинить. Они с Заруцким даже, кажется, какие-то там факты нашли, чтобы ответить. Доказать, что все эти обвинения – ложные. И вдруг… с чего бы он стал…
Голос Ирины задрожал, и, поняв, что она вот-вот потеряет самообладание, Гуров поспешил сменить тему.
– По условиям ареста, Андрей должен был находиться в квартире один?
– Да, судья выставил такое требование. Хотя не очень понятно почему. Ну да ладно, им там виднее. Хоть в тюрьму не упекли, и на том спасибо.
– Ему разрешались прогулки?
– Нет. И даже посещения не разрешались. Только я и адвокат могли приходить. Ну и, конечно, допросы. Когда на допросы возили, за ним машина специальная приезжала. С охраной.
– Время ваших посещений как-то регламентировалось или вы могли приходить когда захотите?
– Могла когда захочу, но всегда должна была докладывать. Чтобы каждый раз им не отзваниваться, я сказала, что буду приходить всегда в одно и то же время по вечерам. Приносила продукты, готовила. Прибиралась, если нужно было. Но Андрей и сам делал уборку, мне почти ничего не оставалось. Скучно ведь целый день сиднем сидеть.
– А по поводу продуктов были какие-то ограничения? – осторожно подходил к главной теме Гуров. – В изоляторах, как правило, все это досматривают.
– Нет, у нас ничего не досматривали. Покупала все то же, что и обычно. Овощи, мясо. Соусы. Андрей острое любил, я ему всегда аджику брала или кетчуп острый.
– В самом деле? – удивленно поднял брови Гуров. – Надо же, какое совпадение! Я, честно вам признаюсь, тоже обожаю всякие острые приправы. Особенно из рецептов кавказской кухни.
– Вот-вот, – оживилась Ирина. – И Андрей также. Что за удовольствие, не понимаю. Я ее, эту аджику, только кончиком языка попробую, потом весь день щиплет. А ему ничего. Полбанки в тарелку выльет и уплетает за обе щеки. Как будто это майонез простой.
– Аджику чаще приходилось покупать, чем кетчуп?
– Да. Почти всегда ее брала. Кетчуп изредка. Вы точно сказали – кавказские рецепты. Я именно кавказскую покупала. Андрею она больше всех нравилась. Наверное, потому, что самая острая.
– Да, кавказская кухня, она пресного не терпит. Жгучая, как южные мужчины, – улыбнулся Гуров. – Так, значит, вы покупали те же продукты, как и обычно?
– Да, те же самые.
– А вы не могли бы припомнить, когда в последний раз ходили в магазин? Это, конечно, пустяк на первый взгляд, но иногда подобные мелочи имеют важное значение. Если нужно, допустим, уточнить время какого-то события или еще что-то в этом роде, – сам не очень понимая, что говорит, напускал туману Гуров.
– Да я каждый вечер в магазин ходила, – просто ответила Ирина. – Перед тем как к Андрею идти, всегда заходила, покупала что-нибудь из продуктов. Да, кстати, вот вы про соус упоминали. Как раз накануне произошел забавный случай. Набрала я корзинку, хлеба, масла взяла и вот как раз соус этот. Аджику. Стою, на полках что-то рассматриваю. А все идут, толкаются, задевают мою корзинку. Вечер, народу полно, все с работы идут. И вдруг чувствую, что корзинка как-то слегка потяжелела. Оборачиваюсь, а там какая-то девушка мне точно такую же банку соуса ставит. Тоже не глядя. Сама на полках что-то высматривает, а банку эту автоматически в корзинку опускает и не видит, что в чужую. Окликнула я ее, мне, говорю, вторая не нужна. Посмеялись, конечно.
– Да, забавно, – нахмурив брови, проговорил Лев. – И чем же все закончилось?
– А чем оно могло закончиться? Переложила она банку к себе, да и разошлись мы. Вот и вся история.
Полковник не стал уточнять, какую именно банку переложила в свою корзину «милая девушка». Ту ли именно, которую перед этим так ловко подсунула Ирине, или ту, которая изначально находилась в корзине доверчивой женщины.
Самому ему ответ на этот вопрос был уже известен, а Ирину подобное внимание к деталям могло бы навести на ненужные мысли. Какой смысл усугублять горе бедной женщины? Ведь сделанного уже не поправишь.
– А что вы искали на полках? Я имею в виду, в тот момент, когда к вам в корзину попал чужой продукт?
– Я? – удивленно взглянула Ирина, явно не понимая, зачем нужны такие подробные детали. – Хотела молочного чего-нибудь купить. Ряженку или кефир. Но все было какое-то давнишнее, так что ничего брать не стала. Ограничилась соусом.
«Да, кроме соуса, пожалуй, больше ничего и не требовалось, – угрюмо размышлял Гуров. – «Молочного чего-нибудь». Что и говорить. Полки с молочными продуктами – как раз те самые, где нужно искать банку с кавказской аджикой. Видимо, именно оттуда взяла ее «милая девушка», прежде чем «нечаянно» положить в чужую корзину. Ведь не вытащила же она ее из своей, чтобы переложить специально. Нет-нет, такого и быть не может. Зачем бы ей это могло понадобиться?»
Для того чтобы понять, как было организовано преступление, не нужны были особенно сложные логические построения, и в целом Лев уже довольно ясно представлял себе весь ход процесса.
Но имя постановщика этого спектакля, а также причина, по которой ему понадобилась эта постановка, пока оставались тайной за семью печатями.
– Так, значит, вы купили продукты и, как обычно, пришли, чтобы приготовить Андрею еду? – продолжил он.
– Да.
– В его поведении или настроении вы не заметили чего-то необычного, странного? Волнения или, наоборот, чрезмерной апатии?
– Нет, все было как обычно. Обычное поведение, обычное настроение.
– Вы упоминали, что обвинения, выдвигаемые против него, несправедливы. Он когда-нибудь обсуждал с вами эту тему?
– Нет, практически никогда. Андрей вообще очень мало говорил о работе. Может быть, с адвокатом он обсуждал это подробнее. Вам лучше спросить у него. Заруцкий Павел Егорович. Если хотите, могу дать телефон, – с готовностью предложила Ирина.
– Спасибо. Мне уже дал его координаты Валерий Алексеевич.
– Правда? Вот молодец! И уговорил вас заняться этим делом. Валера просто умница. И такой заботливый. Мы со школы дружим.
– Да, он говорил. Вы сейчас сказали, что Андрей почти не говорил с вами о работе. А был кто-то, с кем он мог обсуждать подробно подобные темы? Друзья или коллеги, с которыми были особо доверительные отношения?
– Не знаю, – задумалась Ирина. – Кажется, из знакомых он ни с кем на подобные темы не распространялся. Вы знаете, ведь эта работа, она довольно специфичная. Много такой информации, которая не предназначена для широкого распространения. Так что насчет работы он больше отмалчивался. Может, с Валерой был откровеннее. Или с коллегами. Не знаю. Я не слышала, чтобы со знакомыми он когда-нибудь обсуждал свои профессиональные дела.
– А с Валерием Алексеевичем они были близкими друзьями?
– Да, они дружили.
Припомнив разговор с худруком, Гуров подумал, что пытаться добраться до истины в этом деле через знакомых, пожалуй, бесперспективно. Если даже близкий друг имеет информацию о профессиональных делах Тимашова в таком объеме, как имел ее Валерий Алексеевич, об остальных нечего и говорить.
Поняв, что всю полезную информацию, какую можно было получить от Ирины Тимашовой, он уже получил, полковник стал прощаться.
– Еще раз благодарю за то, что согласились уделить мне время, – произнес он, выходя в коридор. – Если появятся какие-то факты, проясняющие ситуацию, я обязательно вам сообщу.
По дороге домой Гуров мысленно анализировал ситуацию, которая самому ему в целом была уже ясна.
Даже арестованный, Тимашов, похоже, кому-то очень сильно мешал, мешал настолько, что его захотели убрать. Но после ареста это сделать стало, пожалуй, даже труднее, чем когда он находился на свободе. Все свое время Андрей проводил в квартире, которая тотально контролировалась видеокамерами, и пытаться проникнуть туда, чтобы осуществить преступление, означало бы выдать себя с головой.
Кроме того, действия, явно нацеленные на убийство, вызвали бы соответствующие вопросы. Кто? Зачем? Почему? Кому выгодно? А вопросы эти – неудобные, они ведут к полицейскому разбирательству, в результате которого иногда даже бывает найдет преступник.
Самому преступнику такой расклад, конечно, невыгоден.
Злодеи начинают наводить справки и собирать информацию с целью выяснить, какими способами можно устранить Тимашова и вместе с тем не подставить самих себя.
Вполне возможно, что первой их мыслью была мысль об отравлении, а идея с лекарствами пришла позже. Условия ареста ни для кого не являлись секретом, и все знали, что Ирина периодически приносит мужу продукты.
Каким был дальнейший ход мысли неизвестных преступников, установить пока сложно, но исходные данные вполне очевидны. Если Тимашов по жизни был таким ярым приверженцем острых приправ, наверняка об этом знала не только жена и близкие друзья.
После разговора с Ириной Гуров еще больше уверился, что мотив этого преступления следует искать в профессиональной сфере. Он очень хорошо запомнил короткое замечание Ирины о том, что Андрей с адвокатом нашли какие-то факты, позволяющие доказать, что обвинения, выдвинутые против Тимашова, – ложны.
«Хотя сам Заруцкий, кажется, ни о чем таком не упоминал, – думал он, паркуясь возле дома. – Может, участие в деле адвоката – версия для жены, а на самом деле Тимашов «копал» самостоятельно? Надо будет посмотреть, что там за блокнот изъяли ребята Кирилина. Может быть, найдется что-нибудь интересное. Если Тимашов, пытаясь оправдать лично себя, нечаянно обнаружил какую-то преступную схему или что-то в этом роде, вполне вероятно, что у него могли появиться недоброжелатели. И эти недоброжелатели были именно из профессиональной среды».
– Ну что, как там? – взволнованно спросила Мария, едва полковник успел ступить на порог. – Выяснилось что-то? Что там на самом деле произошло? Это действительно убийство?
– Пока неясно, – уклончиво ответил Гуров. – Обстоятельства смерти действительно немного подозрительные, но выводы делать пока рано.
Ему не хотелось расстраивать жену. Кроме того, узнав последние новости, она, несомненно, тут же расскажет о них и худруку, и Ирине, и всем, кому только можно. А такая широкая реклама на начальном этапе запутанного и неоднозначного расследования совершенно ни к чему.
– Вот увидишь, что я была права, – сказала Мария. – Это – точно убийство. Не может быть ни малейших сомнений.
– Тебе видней, – улыбнулся Лев.
Поужинав, он устроился перед телевизором, чтобы посмотреть последние новости, но действие на экране его почти не занимало.
Проворачивая так и этак обстоятельства дела, Гуров пытался найти способ вычислить девушку, подсунувшую Ирине роковую банку с соусом. И всякий раз приходил к выводу, что вычисление это практически нереально.
«Ирина видела ее мельком, всего несколько секунд, – думал он. – Кроме того, хотя сама она не предполагала какого-либо подвоха, те, кто подослал эту красавицу, прекрасно понимали, на что идут. Навряд ли они отправили этого «засланного казачка» так, как есть. А возможностей для изменения внешности сейчас масса. Парики, грим, другие цвет и длина волос. Что угодно. Нет, опознание – это, похоже, путь в никуда. Конечно, если найдется какой-либо благовидный предлог, можно будет просмотреть с Ириной снимки, которые есть в наших базах. Но на конструктивный результат тут надежды мало. Нужно искать другие пути».
