Глава 6
Клод Кендрик откинулся в массивном кресле и вздохнул. От этого сложенные на столе бумаги зашевелились. В мрачном настроении он осмотрел приемную, которую отказывался называть кабинетом, хотя именно здесь совершал все свои сделки. Это была большая комната, залитая светом, — гигантское окно выходило на море. Стены ее были украшены весьма дорогими картинами. Любой мог их купить, если имел деньги. Эти картины стоили целое состояние.
Эл Барни, старожил побережья, однажды дал такое описание Клода Кендрика:
«Позвольте нарисовать вам портрет Клода Кендрика. Это педераст, шестидесяти лет, высокого роста и крепкого телосложения. Он носит оранжевый парик, кстати очень плохо изготовленный, и красит губы бледно-розовой помадой. Он лыс как колено и носит эту паклю для красоты. Когда он принимает клиентку, он приподнимает парик, как шляпу… Настоящий цирковой номер! У него длинный толстый нос, маленькие зеленые глаза и основательный слой жира на лице. В общем похож на моржа, только не такой симпатичный. Несмотря на свой забавный вид и экстравагантное поведение, он является одним из самых крупных экспертов по антиквариату, драгоценностям и современному искусству. У него галерея на Парадиз-авеню, в самом шикарном квартале города. Здесь он работает вместе с несколькими молодыми гомосеками и зарабатывает кучу денег. Кроме того, Кендрик занимается подпольной деятельностью. К нему ходят крупные коллекционеры, разыскивающие интересующие их ценные картины. Они делают ему такие предложения, против которых он не может устоять. Он связан с бандой, специализирующейся на кражах произведений искусств, нанимает их для краж нужных клиентам вещей, продает их с громадной выгодой, а клиенты прячут эти сокровища в своих секретных музеях».
Этим солнечным утром Кендрик, в мрачном настроении, подводил десятидневный итог. Главная неприятность в общениях с богатыми клиентами заключалась в том, что они постепенно умирали. Новое поколение, похоже, равнодушно к старине и прекрасным картинам. Молодые хотят только любить, баловаться наркотиками, пить и разъезжать в шикарных машинах.
Он просмотрел длинный список богатых коллекционеров, включавший живых и уже мертвых. Он дошел до имени Сайроса Грэга. Вот кто был прекрасным клиентом. Кендрик снова вздохнул. Он вспомнил, как всучил ему подозрительного Пикассо, еще более сомнительного Шагала и много других дорогих вещей. С того времени как этот человек так внезапно погиб, счет его ликвидирован. Он предавался то грустным, то веселым воспоминаниям, когда дверь открылась и в комнату, прихрамывая, вошел его старший продавец Луи де Марни.
Ему можно было дать от двадцати пяти до сорока. Тощий как жердь, с длинными песочного цвета волосами, близко посаженными глазами и на редкость тонкими, почти незаметными губами, — он немного смахивал на крысу.
— Дорогой, угадай, кто к нам пришел? — проговорил он. — Криспин Грэг! Он покупает краски. Джо занимается им. Мне показалось, что ты захочешь об этом узнать.
Кендрик выбрался из кресла, снял парик и сунул его в руки Луи.
— Причеши его!
— Конечно, лапочка.
Луи вынул из кармана гребень, провел по волосам парика и вернул его Кендрику.
Подойдя к венецианскому зеркалу, которое стоило несколько тысяч долларов, он надел парик, оглядел себя, потом приветствовал свое изображение низким поклоном.
— Это дар судьбы, — сказал он. — Я сейчас как раз думал о его покойном отце.
Он вышел в обширный зал галереи. В той части, где находились принадлежности для художников, стоял Джо, маленький блондин, и раскладывал тюбики с красками на подушке из черного бархата перед высоким стройным человеком, стоявшим спиной к Кендрику. Передвигаясь как испанский галеон под всеми парусами, Кендрик воскликнул:
— Мистер Грэг!
Высокий обернулся. Кендрик увидел молодого человека с коротко остриженными волосами. Бледное лицо, как у всех избегающих солнца, черты симметричные, длинный тонкий нос, высокий лоб, хорошо очерченные губы. Эти детали Кендрик схватил сразу же, но глаза этого молодого человека не только привлекли его внимание, но и заставили вздрогнуть. Они были какие-то пустые и затянутые дымкой, как опал.
— Позвольте представиться. Клод Кендрик, — сказал он. — Я имел удовольствие обслуживать вашего незабвенного отца и считаю честью и удовольствием познакомиться с вами.
Криспин Грэг кивнул. Он не улыбнулся, не протянул руки. На лице мелькнуло выражение скуки и ледяного безразличия. Кендрика, однако, это не смутило. Он часто имел дело с богачами, которые обращались с ним как со слугой, но, в конце концов, позволяли ему неплохо заработать.
— Я просто зашел купить краски, — объяснил Криспин.
— Надеюсь, вы нашли все, что нужно, мистер Грэг?
— Да, да. — Он повернулся к Джо: — Заверните, я возьму их с собой.
— С удовольствием, — произнес Джо, кланяясь.
Он взял тюбики и направился к концу прилавка, чтобы их запаковать.
— Мистер Грэг, — сказал Кендрик, — я знаю, что вы художник. И был бы весьма огорчен, если бы так и не познакомился с вами. Ведь с вашим батюшкой мы, можно сказать, были в дружбе.
— Меня не интересуют картины других художников, — небрежно бросил Грэг. — Только мои собственные.
— Разумеется… разумеется. — Кендрик изобразил улыбку, делавшую его похожим на тюленя, ожидающего, когда ему дадут рыбку. — Вы говорите как настоящий художник. — Он сделал паузу, потом продолжал: — Мистер Грэг, мне очень хотелось бы увидеть ваши картины. Совсем недавно я разговаривал с Германом Левенштейном, крупным художественным критиком, и он мне сказал, что ваша мать консультировалась у него по поводу ваших картин и что он имел счастье видеть некоторые ваши работы. Мистер Грэг! Знающие свое дело критики очень редки. Большинство из них шарлатаны, но мистер Левенштейн — настоящий специалист. — Он врал, так как считал Левенштейна одним из самых лицемерных критиков. — Он мне сказал, что ваши полотна замечательны. — Еще одна ложь, так как тот ему сказал, что картины Грэга — это довольно гнусная писанина, явно не имеющая никакой стоимости. — Он мне сказал, что цвета, воображение, идеи ваших картин современны и исключительны. А ваша техника! С того времени, как он мне это рассказал, я мечтал познакомиться с вашими произведениями. Мистер Грэг! Я могу с гордостью вам сказать, что у меня самая лучшая галерея на Западном побережье. Мне очень хотелось бы устроить выставку ваших полотен. Пожалуйста, не отказывайтесь!
«Ну, — подумал Кендрик, — если мне не удалось сдвинуть с места этот кусок гранита, то это не удастся никому и никогда».
— Но мои произведения очень специфичны, — возразил Криспин, который почувствовал некую дрожь удовлетворения.
Он знал, что мать показывала некоторые из его пейзажей Левенштейну, но впервые слышал, какое они произвели впечатление. Ему вдруг захотелось стать широко известным художником. У него много картин, помимо тех, где ужасные сцены. Почему бы не устроить выставку? А если никто не заинтересуется? Картины действительно специфичны.
Видя, что он колеблется, Кендрик медовым голосом произнес:
— Вы скромны, мистер Грэг. Левенштейн не мог ошибиться. Пожалуйста, позвольте мне организовать вашу выставку. Что было бы с нашими великими современными художниками, если бы они были робкими? Вы представляете, что бы потерял мир?
Криспин, все еще колеблясь, ответил:
— Я не думаю, что люди готовы принять мои произведения. Мне кажется, они слишком опережают время. Может быть, позднее. Я подумаю.
«Почти готов», — подумал Кендрик. Он изобразил понимающую улыбку.
— Как я вас понимаю, мистер Грэг! Но позвольте мне быть судьей. Дайте мне только одну картину и позвольте выставить ее на витрине. Я вам обещаю, что буду абсолютно искренним, и если она не вызовет никаких эмоций, — что немыслимо! — я вам об этом скажу. Предоставьте мне возможность содействовать молодому художнику необычайного таланта. Дайте мне только одну картину.
Криспин постепенно уступал. Он знал, что его полотна замечательные, но ему была невыносима мысль, что они будут оценены богатыми недоумками, живущими в этом городе. Тем не менее…
Он принял решение.
— Хорошо, присылайте кого-нибудь ко мне, и я дам ему одну из своих картин. Это будет пейзаж. Выставите его в витрине, но картина не будет подписана. Никто не должен знать, что автор я. Я хочу знать реакцию коллекционеров. Если они не проявят интереса, вы вернете мне полотно. Если заинтересуются, я дам вам другие для организации выставки.
— Хорошо, мистер Грэг. У меня просто нет слов, чтобы выразить, какую радость вы мне доставили.
Криспин жестко посмотрел на него.
— Никто не должен знать автора этой картины. Это будет произведение неизвестного художника. Вы поняли?
Увидев блеск в его глазах, Кендрик вздрогнул.
— Все понятно, мистер Грэг, можете рассчитывать на меня. Если можно, мой служащий зайдет к вам во второй половине дня.
Подошел Джо и вручил Криспину пакет с красками.
— Я ему подберу что-нибудь, — ответил Грэг, забирая пакет. — Запишите на мой счет.
Он направился к выходу, попрощавшись со всеми кивком. Вдруг он остановился перед маленькой витриной, чтобы рассмотреть лежащий там на белом бархате предмет. Кендрик шел за ним, и его лицо просветлело.
— Ах, мистер Грэг! — воскликнул он. — Вы настоящий художник! Это исключительное украшение заставило вас остановиться.
Криспин смотрел на предмет. Он не понимал, почему тот привлек его внимание. Какая-то странная интуиция заставила его остановиться.
Предмет был примерно двенадцати сантиметров длиной. Это была узкая серебряная полоса с элегантными линиями, выполненная в форме кинжала, украшенная крошечными рубинами и изумрудами. Она была прикреплена к цепочке.
— Это культовая вещь, мистер Грэг. Очень модная в настоящее время. Я вам ее покажу. — Кендрик поднял стеклянную витрину. — Это точная копия той вещи, которую носил Сулейман Великий. Он опасался за свою жизнь. Это, мистер Грэг, секретное оружие. Это нож с выскальзывающим лезвием.
Криспин нахмурился:
— Да?
Кендрик взял нож и положил его на свою ладонь.
— Сулейман носил оружие в 1540 году. Оригинал, конечно. Кажется, он спас ему жизнь, когда на него напал убийца. Если хотите, Джо вам продемонстрирует инструмент. Это удивительно. — Подошел Джо. Кендрик надел цепь ему на шею. — Видите? Это предмет большой художественной ценности, но и не только произведение искусства. Джо!
Джо нажал на рубин, расположенный в торце рукоятки, и из серебряной безделушки выскочило тонкое узкое лезвие.
— Первый нож с выскальзывающим лезвием! Это смертоносное оружие и более острое, чем бритва. Это уникальная вещь, мистер Грэг.
Криспин смотрел на блестящее лезвие и чувствовал, как его охватывает сексуальное возбуждение. Ему совершенно необходима эта вещь!
— Сколько она стоит?
Кендрик не ожидал этого вопроса и четверть секунды колебался.
— Это уникальная вещь, мистер Грэг, музейная. Я…
— Сколько вы хотите? — сухо повторил Криспин.
— Я прошу пятьдесят тысяч долларов. Другой такой вещи в мире нет. Но для вас, если хотите приобрести… Скажем, сорок тысяч?
— Дайте его мне, — сказал Криспин Джо.
Тот нажал на изумруд, и лезвие спряталось. Джо поспешно снял с себя цепь и передал игрушку Криспину, который буквально вырвал ее из его рук…
Криспин надел цепочку на шею, подошел к зеркалу и посмотрел на себя.
Кендрик не спускал с него глаз. Купит ли он? Оригинал действительно носил Сулейман Великий. Кендрик видел его цветное изображение. В момент вдохновения он заказал своему лучшему мастеру копию. Эта копия стоила ему три тысячи долларов.
Криспин нажал на рубин, и лезвие тут же выскочило.
— Я вас прошу, будьте осторожны, мистер Грэг, — произнес Кендрик взволнованным голосом. — Это лезвие очень острое.
Криспин нажал на изумруд, и лезвие исчезло. Он повернулся и посмотрел на Кендрика. На его лице было странное выражение, которое Кендрик определить не мог, но ему почему-то стало неуютно.
— Я беру его за сорок тысяч, — сказал Криспин. — Запишите это на мой счет.
И он вышел на улицу.
Подошел Луи, исподтишка наблюдавший за этой сценой.
— Это было великолепно! — воскликнул он в экстазе. — Ты выдающийся продавец!
— В этом человеке что-то есть… — Кендрик замолчал и пожал плечами. Он только что заработал тридцать семь тысяч, зачем сплетничать по поводу Криспина Грэга. — Сегодня после полудня, Луи, ты съездишь к мистеру Грэгу за одним из его полотен. Мы его выставим. Хотя я ни во что не ставлю мнение Левенштейна, не нужно забывать, что он считал картины Грэга не имеющими никакой цены. Мы сами во всем разберемся. И потом, теперь мистер Грэг — один из наших клиентов.
Затем, все еще не освободившись от неприятного ощущения, которое он испытал при виде странного, чем-то пугающего лица Криспина, он медленно вернулся в свой кабинет.
После ста семидесяти звонков и восемнадцати визитов интерес жителей Парадиз-Сити к этому пиджаку несколько поуменьшился. В восемь утра Лепски, Джейкоби и Дасти сидели за своими столами. Накануне Лепски вернулся домой в час ночи. В гостиной все было перевернуто вверх дном. Пустая бутылка из-под виски стояла на столе. Повсюду — грязные стаканы, переполненные окурками пепельницы. Он прошел в спальню. Кэрол уже спала.
Послушав ее прерывистое, слегка посвистывающее дыхание, он решил, что она пьяна. Огорченный фиаско на телевидении, он улегся рядом и заснул.
Она еще спала, когда он с трудом поднялся, принял душ, оделся, сел в машину и приехал в управление в 7.30.
Джейкоби и Дасти пришли вслед за ним и вместе с ним принялись обрабатывать сведения, полученные после передачи. К десяти часам они закончили, но не продвинулись ни на шаг. Они нашли описание Кена Брэндона, Гарри Бентли и Сэма Мэкри, которых видели в таких пиджаках, но ни малейших указаний на четвертый, который принадлежал Сайросу Грэгу.
Лепски отодвинул стул и издал отвратительный звук, который оторвал от работы Джейкоби и Дасти.
— Ничего! Что за черт! А вы нашли что-нибудь?
Они покачали головой.
— Хорошо. Дасти, сходи к этим двум сборщикам вещей из Армии спасения и потряси их немного. Возможно, один из них врет.
Люкас кивнул и ушел. Лепски откинулся на спинку стула. Его беспокоила мысль, которая не имела ничего общего с работой копа. В будущем месяце день рождения Кэрол, но он забыл точную дату. Уже несколько дней это его беспокоило. Он хотел купить ей подарок и хотел преподнести его точно в день рождения. Он знал, что она будет капать ему на мозги несколько недель, если он ошибется не только датой, но и подарком. Любой ценой следовало этого избежать.
Он смутно помнил, что в прошлом году водил ее в роскошный ресторан. Может быть, метрдотель помнит точную дату? Но он сообразил, что не помнит названия ресторана. Он раздраженно ударил кулаком по столу.
Джейкоби знал его достаточно хорошо и понял, что это означает.
— Что-нибудь не так, Том?
— Да. Я никак не могу вспомнить дату рождения Кэрол.
— Послезавтра, — ответил не колеблясь Джейкоби.
Лепски даже подпрыгнул.
— Ты шутишь! Ее день рождения в будущем месяце!
— Послезавтра, десятого, — упорствовал Джейкоби. — У меня это записано.
— Что записано?
— Мы, евреи, несколько сентиментальны, — объяснил, улыбаясь, Джейкоби. — У отца все было записано. Он любил посылать поздравления или подарки друзьям. У меня тоже все записано в книжке. Так как Кэрол — жена моего друга, я ей уже купил духи. Послезавтра отошлю.
Лепски глубоко вздохнул.
— Ты уверен, что десятого?
— Уверен.
— О, черт возьми. — Лепски почувствовал, что руки у него вспотели. — Я был убежден, что это в будущем месяце. Духи? Ты ей даришь духи?
— Да. Я думаю, что такая красивая женщина, как Кэрол, будет рада получить духи.
— Да… да. — Лепски развязал галстук. — Ну а что я могу ей подарить?
Джейкоби, который был не женат, но имел несколько подружек, спрятал улыбку.
— Пройдись по магазинам. Женщины обожают подарки.
— Да, — сказал Лепски, глядя в пустоту. — Но я не знаю, что купить.
— Сумочку, платье, украшение. В зависимости от того, сколько ты хочешь потратить.
— Проблема не в том, сколько я хочу, а сколько могу! Впрочем, почему бы и нет? Я подарю ей сумочку.
Раздался голос:
— Когда перестанете болтать, займитесь, пожалуйста, мною.
Это был женский голос, мягкий и чувственный.
Инспектора повернулись. У загородки стояла девушка, и какая!
Лепски и Джейкоби сделали стойку, как охотничьи собаки, потом Лепски быстро подошел к загородке.
Кожа у девушки была цвета кофе с молоком. Высокая, стройная, она была одета в белые хлопчатобумажные брюки и красную блузку. Лепски даже засопел от восторга. Он никогда не видел такой божественно сложенной женщины.
— Да, мисс, — сказал Лепски, глядя в ее черные глаза и чувствуя приток крови к тому месту, куда она должна течь у женатого мужчины.
— Я пришла по поводу пиджака, который показывали вчера по телевидению, — заявила она.
Ее голос напомнил Лепски старый фильм, в котором Мэ Вест шептала: «А что потом…»
Он открыл дверь в загородке.
— Входите, входите, — сказал он, чувствуя, что Джейкоби наблюдает за ним. — Присаживайтесь.
Она прошла перед ним. Лепски проводил ее глазами, до глубины души восхищенный покачиванием ее бедер. Она села в кресло напротив стола Лепски, открыла сумочку и достала пачку сигарет.
Лепски порылся в карманах, пытаясь найти спички, но она уже зажгла сигарету от массивной золотой зажигалки.
Он сел, улыбаясь, за свой стол. Инстинктивно он понимал, что для этой девушки даже инспектор первого класса — пешка. Это не помешало ему, однако, уставиться на ее едва прикрытые груди.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя, мисс, — сказал он, беря блокнот.
— Долорес Эрнандес. Я живу на Кастл-авеню, 165. Моя мать спуталась с испанцем, который работал на заводе, и в результате появилась я. Я сохранила его фамилию. Это просто для того, чтобы ввести вас в курс дела, мистер инспектор. Продолжать?
Лепски знал Кастл-авеню. Там жили проститутки высшего разряда. Значит, она шлюха! Если бы он не был женат и был лет на пять моложе, он бросился бы по этому адресу, как ужаленный.
— У вас есть для нас информация, мисс Эрнандес? — спросил он.
— Возможно… Вчера вечером мне подсунули кролика. Парнишка оказался неполноценным. Тогда я включила телевизор. Обычно я не смотрю его.
— Так. Значит, вы включили телевизор и увидели пиджак? — сказал Лепски, стараясь отвести взгляд от ее груди.
— Да. — Она улыбнулась ему так, что его лучшие намерения улетучились. — Итак, я была одна, в компании с мартини… — Она замолчала и посмотрела на него большими черными глазами. — Держу пари, мистер инспектор, что вы предпочитаете виски.
Лепски в этот момент думал, как она выглядит без одежды.
— Да. Значит, вы были одна и увидели пиджак?
— Да. Как только я его увидела, я кое-что вспомнила. — Повернув голову, она заметила Джейкоби, пожиравшего ее глазами. — Это тоже инспектор? Какой он маленький.
— Его мать тоже так думала, — пробурчал Лепски. — Однако вернемся к делу, мисс Эрнандес. Вы увидели пиджак и что-то вспомнили. Что именно?
— Называйте меня Долорес, — сказала она.
Лепски мысленно возблагодарил стол, скрывавший его плоть.
— Да. Хорошо, Долорес… О чем вы вспомнили?
— Я вспомнила, что видела этот пиджак. Он довольно шикарный, правда? На такой обратишь внимание.
— И когда же вы его видели?
— Когда? Пятого числа.
Лепски насторожился. Вечером пятого была убита Дженни Бендлер.
— Вы уверены в дате, Долорес? Это очень важно.
— Я уверена, и скажу почему. Это день рождения Джемми. Джемми — это мой пес. Я повела его в ресторан «Голубое небо». Метрдотель ресторана обожает Джемми. А вы любите собак, мистер инспектор?
Лепски едва сдержался, чтобы не выругаться.
— Значит, вы вышли вместе с собакой. Который был час?
— Обеденный. Я без ума от Джемми. Это мой лучший друг. Когда я возвращаюсь усталая домой, он ждет меня. Он меня веселит. Пес действительно очень милый.
Карандаш, который Лепски держал в руке, почему-то сломался.
— Вы прогуливались с собакой. И что же произошло?
Она поморщилась:
— Ну, ко мне пристал один тип. Вы понимаете, ко мне все время пристают.
Лепски понимал это очень хорошо. Если бы он не был женат, он тоже пристал бы к ней.
— И на этом типе был такой пиджак?
Она погасила сигарету и сразу же зажгла новую.
— Невозможно остановиться, — сказала она, улыбаясь. — Я, похоже, нервничаю. Вы верите в то, что говорят о вреде табака?
— Все может быть. Вы сказали, что к вам пристал один тип, — продолжал Лепски.
— Ненормальный.
— И на нем был этот пиджак? — прошипел Лепски сквозь зубы.
Она широко открыла глаза:
— Нет, на нем был коричневый пиджак из синтетики…
У Лепски в руке сломался второй карандаш.
— Мы говорим о голубом пиджаке, чер… Мы говорим о пиджаке с пуговицами в форме мяча для гольфа.
Она снова ему улыбнулась:
— Вы можете ругаться, если хотите, мистер инспектор, мне все равно. Я знаю многих мужчин, которые ругаются. Знаете, это мужская привычка.
Лепски сжал пальцы.
— Ну, а этот пиджак?
— Этот псих предлагал мне пятьдесят монет. Вы представляете? Тут Джемми захотел нанести визит дереву, и в этот момент прошел тот пиджак. Увидев его, я подумала, что он очень шикарный. Я люблю смотреть на хорошо одетых мужчин. Я питаю слабость к мужчинам, которые заботятся о своей внешности.
— Значит, вы увидели пиджак… На ком он был?
— Высокий парень, симпатичный, ну, вы понимаете?
Лепски протянул руку к блокноту.
— Расскажите мне о нем, Долорес.
Она погасила сигарету и зажгла новую.
— Я не видела его лицо, мистер инспектор. С этим психом, который ко мне приставал, и с Джемми, который хотел к дереву, мне было не до этого. Вы понимаете?
Лепски с трудом подавил желание схватить блокнот и швырнуть его в угол комнаты.
— Рассмотрим все более подробно, — сказал он серьезно. — Мимо прошел мужчина, и вы заметили на нем такой пиджак… Так?
— Совершенно верно.
— Это было пятого в середине дня?
Она кивнула.
— Вы видели этого человека, но лица не разглядели?
— Да…
— Хорошо. Это важно, Долорес. Он высокий, средний или маленький?
— Высокий. Мне нравятся высокие мужчины. Маленькие меня раздражают. Вы понимаете?
— Значит, он был высокий. — Лепски поднялся. — Такой же, как я?
— Еще выше. Не намного, но выше.
Лепски сел.
— Он был крепко скроен, худощав, нормальный?
— Он был широкоплеч. Я это заметила. Я люблю широкоплечих мужчин. Он был именно такой.
— На нем была шляпа?
— Нет. Его волосы мне понравились. Они были светлые. Вы понимаете? Настоящий блондин. Соломенного цвета волосы, коротко подстриженные. Мне надоели длинноволосые.
— Долорес, вы видели мужчину, светлого, с волосами соломенного цвета, высокого, широкоплечего, ростом примерно 180… Так?
— Совершенно верно, мистер инспектор.
— Вы больше ничего не заметили?
— На нем были синие брюки, которые очень подходили к пиджаку, и туфли от Гуччи. Я всегда замечаю обувь, и, на мой взгляд, эта обувь самая лучшая.
Лепски вздохнул. Несправедливо, что мужчина должен допрашивать такую девушку.
— Какая у него походка?
— Ну… как сказать… Он шел как человек, который знает куда идти… Широкими шагами.
— Он не хромал?
— О нет.
— Долорес, это очень важно. Это первая информация о человеке, который уже совершил два убийства. Вы в курсе этого?
— Да. Я всегда слушаю Пита Хэмилтона в свободное время. Он милый.
Тут Лепски не мог с ней согласиться. У него была масса других слов для характеристики Хэмилтона, но сейчас ему было не до этого.
— Нам нужно иметь об этом парне как можно больше сведений. Вы заметили еще что-нибудь?
Она думала, гася очередную сигарету и задумчиво зажигая следующую.
— Руки! Для меня руки имеют большое значение. Вы понимаете, мистер инспектор? У меня есть друзья, вы понимаете? Так вот их руки… Ну, вы понимаете?
Лепски кивнул. Он очень хорошо понимал, что мужские руки имеют громадное значение для такой девицы.
— Значит, я заметила его руки, когда он проходил мимо. Тонкие руки с длинными пальцами, руки артиста, художника. Понимаете?
— Такие руки могут быть лишь у хирурга.
— Возможно. У него были руки художника.
— По вашему описанию, этот человек скорее всего богатый.
Долорес сморщила маленький обворожительный носик.
— Он может быть из тех, которые занимаются мошенничеством. Вы понимаете? Я знала одного такого… Представляете?
— Да. Хорошо. Посмотрим, сможете ли вы вспомнить еще что-нибудь.
— Давайте заканчивать, мистер инспектор. Скоро мне нужно выводить на прогулку Джемми.
Лепски решил, что больше ничего важного она не вспомнит.
— Хорошо, Долорес. Вы нам очень помогли. Если бы вы увидели этого типа со спины, вы смогли бы его узнать?
— Да, конечно.
— Даже если бы на нем не было этого пиджака?
Она кивнула и встала.
— Я хочу вам вот что сказать. — Лепски, в свою очередь, поднялся. — О том, что вы здесь сейчас говорили, надо молчать. Это очень важно. До сих пор из сотни сообщений, которые к нам поступали, только ваше содержит полезные сведения. Этот человек опасен. Если слух о том, что вы сможете его узнать, распространится… Вы понимаете?
Черные глаза Долорес расширились.
— Вы думаете, он попытается меня ликвидировать?
— Возможно.
— Вы думаете, что он меня разрежет на части?
— Возможно.
— Надеюсь, вы быстро его схватите, мистер инспектор. Я не буду чувствовать себя в безопасности, пока вы его не схватите.
— Вполне достаточно, чтобы вы об этом никому не рассказывали.
— Может быть, мне следует завести телохранителя?
Джейкоби поднялся со стула, но, встретившись взглядом с Лепски, снова сел.
— Если наш шеф посчитает, что это необходимо, я этим займусь, — сказал Лепски.
— Хорошо. До свидания.
Она улыбнулась Лепски, потом Джейкоби и вышла из комнаты.
Джейкоби вытирал руки носовым платком.
— Напомни мне ее адрес.
— Она тянет на две сотни минимум, — сказал ему Лепски. — Будь благоразумен, Макс. С каких пор флик третьего класса может потратить двести долларов на первоклассную шлюху?
Он взял свои заметки и отправился в кабинет Террелла.
Рейнольдс выключил телевизор после передачи Хэмилтона и взглянул на Амелию, сидевшую в кресле. Она прослушала подробный рассказ об убийстве Лу Буна. Хэмилтон, любивший сенсации, не упустил ни одной детали. Он описал отрезанную голову и все, что было сделано с трупом.
«Нет никакого сомнения, что этот маниакальный убийца находится в городе, — сказал он в заключение. — Будьте осторожны. Никто не может считать себя в безопасности, пока его не поймают. Мы имеем право спросить, что делает для этого полиция!»
— Не могу поверить! Я не могу этому поверить! — все время восклицала Амелия. — Криспин не мог!
— Не хочет ли мадам выпить? — предложил Рейнольдс.
— Да…
Направляясь к бару, он через окно увидел Криспина, идущего к машине. Он как раз собрался ехать в галерею.
— Он уезжает, мадам, — объявил Рейнольдс.
— Поднимись к нему и посмотри, — сказала Амелия.
Рейнольдс сначала пошел к себе в комнату и выпил изрядную порцию виски. Подождав, пока алкоголь начнет действовать, он взял стальную пластинку, чтобы открыть дверь, и, наконец, медленно поднялся по лестнице.
Амелия сидела и ждала. Она была уверена, что Криспин совершил еще одно жуткое убийство. Впрочем, она, может, и ошибается — ведь на этот раз не было испачканной кровью одежды. Нет, не стоит себя обманывать. Она поднесла руку к груди и почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Это наверняка он! Она закрыла глаза. Какой стыд! Для нее жизнь кончена! Кто станет принимать мать такого монстра?! Сегодня вечером ее пригласили на прием в ресторан отеля «Спэниш Бэй» в честь посла Франции. Жизнь кончена! Кто пригласит ее на такие приемы, если станет известно, что ее сын — маниакальный убийца?
Услышав шум, она повернула голову к двери. Там стоял Рейнольдс с бледным, мокрым от пота лицом. Они посмотрели друг на друга, потом он кивнул.
— Ну?! — воскликнула Амелия, наклоняясь вперед. — Не трясите так головой! Что там?
— Он рисует голову человека, мадам, — сказал Рейнольдс почти шепотом. — Отрезанную голову в крови.
Хотя она и предполагала подобное, сообщение Рейнольдса оказалось для нее ударом. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
— Коньяк, Рейнольдс.
Он подошел к бару и взял рюмку. Когда он протянул руку, чтобы взять бутылку, рюмка выпала из его дрожавшей руки и упала на ковер.
— Рейнольдс! — завопила Амелия.
— Да, мадам?
Он взял другую рюмку, неловко налил в нее жидкость и протянул ей. Она схватила ее и выпила одним глотком.
— Мадам…
— Не разговаривайте со мной! Понятно? Мы ничего не знаем. Занимайтесь своим делом!
— Он может продолжать и дальше, мадам.
— Кто эти люди? Кто они? Шлюха! Хиппи! Кто они?
— Но, мадам…
— Мы ничего не знаем! — завопила Амелия. — Вы хотите потерять место? Вы думаете, я хочу быть выброшенной из дома? Это нас не касается! Мы ничего не знаем!
Рейнольдс с ужасом подумал, что он может остаться без работы. Он поколебался и почувствовал себя обязанным предупредить ее еще раз.
— Мадам, он очень опасен. Он может взяться и за вас.
Он не добавил, что Криспин также может взяться и за него.
— Взяться за меня? Но я его мать! Не говорите глупостей и принимайтесь за работу! Вы ничего не знаете!
Террелл сидел за своим столом. Хесс, Беглер и Лепски сидели на стульях. Все пили кофе, который принес Чарли Тэннер.
— Мы подбираемся к этому сумасшедшему, — сказал Террелл. — Наша первая важная зацепка — четвертый пиджак. Владельцы трех других не подходят под это описание. — Он посмотрел на Лепски: — Как ты думаешь, эта девушка отвечает за свои слова?
— Да, — ответил Лепски.
— Значит, это пиджак мистера Грэга, который был отдан в Армию спасения. Этот пиджак нам нужно найти. — Террелл замолчал, чтобы разжечь трубку. — Но, судя по описанию этого человека, он не так беден, чтобы пользоваться дарами Армии спасения. Человек, который покупает обувь от Гуччи, может купить и все остальное. Не так ли?
— В этом городе масса бездельников, — сказал Хесс. — Сутенеров, мошенников, которые живут за счет богатых и которым необходимо прилично выглядеть. Не исключено, что один из этих парней купил этот пиджак за пять долларов. Точно так же он мог достать обувь, или украсть ее, или купить у старьевщика.
Террелл пожал плечами:
— Возможно. Согласен. Проверим старьевщиков. Том, организуй это. Мы хотим знать, продал ли кто-нибудь туфли от Гуччи и кому.
В этот момент в комнату вошел возбужденный Дасти Люкас.
— Шеф, мне кажется, я что-то нашел. Я занялся двумя сборщиками из Армии спасения. Я проследил за шофером грузовика, Джо Хени, сыном Сида Хени, у которого лавка в Сикомбе. Я наколол этого парня в тот момент, когда он выгружал одежду из грузовика Армии спасения. Он признался, что передал часть собранной одежды отцу на продажу.
Хесс встал:
— Я займусь им, шеф.
Джо Хени сидел на скамье по другую сторону барьера под охраной копа. Это был высокий молодой парень лет тридцати, с мрачным, плохо выбритым лицом.
Хесс и Лепски усадили его перед письменным столом. Лепски остался рядом с ним, а Хесс сел напротив.
— Вы рискуете навлечь на себя крупные неприятности, Джо, — сказал Хесс.
Хени поднял глаза и с улыбкой ответил:
— Неприятности? Вы сошли с ума. Какие неприятности? Это барахло люди сами отдают… не так ли?
— Они его отдают Армии спасения. Вы не имеете права его присваивать, — сухо заметил Хесс.
— Да? И что они с этой одеждой делают? Они ее распределяют. Что плохого в том, что я дал кое-что своему отцу? Что это меняет?
— Сколько времени вы этим занимаетесь?
— Шесть месяцев… Что за это может быть?
— Увидите, Джо. Вы воровали в Армии спасения. Это может стоить вам трех месяцев тюрьмы.
Хени снова насмешливо улыбнулся:
— Да? А вы меня не сможете ни в чем обвинить. Я знаю свои права. Один человек дал мне вещи. Он мне их дал! Понятно? Хорошо. Значит, я выбираю кое-что и отдаю отцу… Понятно? Затем я отдаю остальное в Армию спасения. — Он наклонился вперед и продолжал, направив палец на Хесса, как будто хотел его уколоть. — Вещи не были собственностью Армии спасения, пока я их им не отдал… Понятно?
— Вещи являются собственностью Армии спасения с того момента, как вы положили их в грузовик, который принадлежит Армии спасения, — возразил Хесс, очень довольный собой.
Хени улыбнулся еще более насмешливо:
— Точно. Только этот грузовик мой! Я помогаю Армии спасения бесплатно. Я плачу за бензин и страховку. Значит, я имею право кое-что сделать своему старику, чтобы возместить убытки… Согласны?
Хесс вздохнул.
— Оставим это, — сказал он, понимая, что Хени не прижать. — Нас интересует только голубой пиджак с пуговицами в форме мяча для гольфа. Вы не давали такой отцу?
— Откуда я знаю? — спросил Хени. — Я не смотрю, что отдаю старику. Я просто отдаю ему мешок, а он выбирает то, что можно продать, и возвращает остальное.
Хесс посмотрел на Лепски:
— Съезди к отцу.
Уходя, Лепски слышал, как Хени говорит:
— Значит, мне нечего бояться? У меня нет времени…
«Забавный хитрец», — подумал Лепски, направляясь к машине.
У Сида Хени были маленькие голубые глаза и рот в форме мышиной норы. Его магазин был забит поношенной одеждой. Когда Лепски вошел в него, Хени как раз подбирал брюки для толстого негра.
Лепски подождал, пока он закончит. Хени подошел к нему, посмотрел и понял, что Лепски — флик. Он улыбнулся, но взгляд стал жестче. Лепски быстро показал ему значок и произнес подчеркнуто официальным тоном:
— Мы ищем голубой пиджак с пуговицами в форме мяча для гольфа. Не проходил такой через ваши руки?
Хени засунул кончик карандаша в правое ухо, покрутил его там, вытащил и сбросил с него кусок серы.
— Нет, не думаю, — ответил он. — Вы говорите, на нем были пуговицы в форме мяча для гольфа?
Лепски с трудом сдерживал нетерпение.
— Да.
Хени засунул кончик карандаша в левое ухо и повторил ту же процедуру.
— Пуговицы в форме мяча для гольфа, вы говорите? Подождите, я подумаю. — Он почесал затылок. — Да, у меня был пиджак с такими пуговицами.
Лепски напрягся. Наконец-то, удача!
— Вы сказали, голубой? — спросил Хени.
— Да.
Хени покачал головой:
— Тот пиджак был коричневый. Я его помню. Это было два или три года назад. Такие пиджаки не скоро забываются.
— Меня интересует голубой пиджак! — прорычал Лепски.
Хени еще немного подумал.
— Нет, голубого я не видел.
— Послушайте, мистер Хени, это очень важно, — сказал Лепски. — Речь идет об убийстве.
— Да, да, конечно… — Хени кивал. — Я не видел голубого пиджака с такими пуговицами. Коричневый, да… два или три года назад. А голубой… нет.
— Может, кто-нибудь из вашего персонала…
— У меня нет персонала, — ответил Хени. — Кто его в наше время держит?
«Да здравствует профессия флика!» — подумал раздосадованный Лепски.
— А туфли от Гуччи?
— Что?
— Вы продавали кому-нибудь туфли от Гуччи, неважно — когда?
— Вы говорите об итальянских туфлях?
— Да.
— У меня их никогда не было. Вы хотите пару хороших туфель? Я могу вам показать.
— Прекратите! — зарычал Лепски. — И будьте осторожны, Хени. Я вас предупреждаю, что у вас могут быть неприятности из-за сына, если он будет отдавать вам вещи, предназначенные для Армии спасения.
— Я не волнуюсь за Джо… Он слишком хитер, — уверил его Хени, широко улыбаясь.
Разозленный Лепски вышел из магазина и направился к машине. Он вдруг вспомнил, что должен купить сумочку для Кэрол. Стоя у машины, он стал размышлять.
Где можно купить сумочку в субботу во второй половине дня, черт возьми? Если и было что-нибудь, чего боялся Лепски, — так это хождение по магазинам.
— Привет, мистер Лепски!
Повернув голову, он увидел Карин Стернвуд! И тут же уставился на нее. «Чертовски хорошо сложена эта девчонка», — подумал он.
— Салют, мисс Стернвуд! Как поживаете?
Она скривилась.
— Я вышла из конторы, чтобы перекусить. Вы представляете? Мой шеф улетел в Атланту и оставил мне кучу работы. И я занимаюсь ею в субботу! Вы представляете?
— Мистер Брэндон уехал?
— Его тесть при смерти. Он вернется в понедельник. А ваше расследование продвигается?
— Работаем. — У Лепски вдруг возникла идея. — Скажите, пожалуйста, мисс Стернвуд, вы могли бы мне помочь, если у вас, конечно, есть время.
Она заморгала глазами.
«Боже! — подумал Лепски. — Пусть меня повесят, если она не умирает от желания».
— Для вас у меня всегда есть время, — ответила она.
— Мне нужно купить сумочку жене на день рождения. Я не знаю, что делать.
— Это очень просто. Какую сумочку?
— Я не знаю. Думаю, что-нибудь шикарное. Моя жена привередлива.
Карин засмеялась:
— Как и все женщины. Все зависит от того, сколько вы хотите потратить. Пятьсот долларов сможете?
Пятьсот долларов! У Лепски выступил холодный пот.
— Нет, меньше. Долларов сто.
— Сходите в магазинчик Люсиль на Парадиз-авеню. Можете ей довериться. — Она улыбнулась, похлопала ресницами и продолжала: — Мне нужно перекусить. Пока.
Лепски смотрел, как она уходит, покачивая бедрами. Затем он сел в машину и поехал на Парадиз-авеню. Магазины высшего класса были открыты и в субботу после полудня. Тротуары были забиты людьми, глазеющими на витрины. Поставив машину, он отправился вдоль улицы, разыскивая магазинчик Люсиль. Прошел почти всю улицу и оказался перед галереей Кендрика. Так как он внимательно оглядывал все магазины в надежде найти подарок, то, конечно, заметил в витрине пейзаж Криспина Грэга.
Глядя на него, он остановился как вкопанный и почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились.
Красная луна!
Черное небо!
Оранжевый песок!
Он подошел поближе к витрине. «Черт возьми! — подумал он. — Неужели предсказание старой пьяницы сбылось?»
Он вспомнил, что в прошлом году она вывела его на след убийцы — тот, как она и предсказала, торговал апельсинами.
Он вспомнил, что сказала Долорес: «Руки художника…»
Может быть, человек, нарисовавший этот пейзаж, и есть убийца, которого он ищет?
Он долго колебался, потом решительно вошел в галерею.
