Глава 4
Спрятавшись за полуоткрытой дверью гостиной, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривал с копами.
Амелии Грэг, высокой, крепко сложенной женщине, перевалило за пятьдесят. Волосы у нее были черные. Круглое лицо наштукатурено так сильно, что казалось неживым.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мяча для гольфа. Еще раз она вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что отдал его в Армию спасения. Этот пиджак, весь испачканный кровью, сейчас находился в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.
Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов, спускавшихся по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное кресло.
С того времени, как ее муж несколько месяцев назад погиб в автомобильной катастрофе, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
С бешенством и изумлением она узнала, что Грэг завещал все свое состояние Криспину. Более того, он особо отметил, что Криспин должен выдавать деньги матери по своему усмотрению.
После несчастного случая нотариус Грэга передал ей конверт, на котором было написано: «Вскрыть после моей смерти». Прочитав письмо, Амелия поняла, что Грэг отомстил ей за все. Он писал:
«В твоей жизни есть только две вещи, которые тебя интересуют: деньги и сын. С рождения Криспина ты рассматривала меня только как источник денег. Зная, что наш сын унаследовал твои качества, я решил оставить все свое состояние ему, в надежде, что он заставит испытать тебя все то, что ты заставила испытать меня. Ты никак не сможешь аннулировать это завещание. Если Криспин когда-нибудь умрет, то все мои деньги будут переданы в институт по исследованию раковых болезней, а ты будешь получать только ежегодную пенсию в десять тысяч долларов.
Ты увидишь: как только Криспин поймет, что больше не зависит от тебя, он покажет свое настоящее лицо, и ты пожнешь плоды твоего воспитания. Когда ты прочтешь это, я буду мертв, а Криспин жив. Будь внимательна, Амелия. Он будет безжалостным тираном, и эта мысль меня радует. Ты всегда была настолько эгоистична и настолько поглощена сыном, что не понимала, что он не такой, как другие. Ты сможешь убедиться в этом, когда он унаследует мое состояние.
Сайрос Грэг».
Когда Амелия прочитала это письмо, она рассмеялась. Какие глупости написал этот старый дурак!
Независимый? Криспин? Она снова рассмеялась. Криспин полностью от нее зависел. И так будет всегда. В течение двадцати лет она его воспитывала. Она не хотела, чтобы он учился в школе или университете. Образование он получил дома, занимаясь с хорошими преподавателями. Мысль о том, что Криспин может соприкоснуться с различными пороками, была для нее совершенно невыносимой.
С ранних лет Криспин проявил замечательные способности к рисованию. Она поощряла это увлечение. Он работал в специально оборудованной мастерской на последнем этаже их дома, что позволяло ей постоянно наблюдать за сыном. Она ничего не понимала в его странных и безумных картинах. Он рисовал черное небо, сверкающую луну и оранжевое море. Она проконсультировалась с экспертом, который просмотрел несколько дюжин пейзажей Криспина. Не слишком кривя душой и отрабатывая хороший гонорар, он заявил, что Криспин необычайно талантлив. Но он умолчал, что, по его мнению, эти пейзажи свидетельствуют не только об исключительных данных, но и о безумном складе ума.
Что за глупость — говорят, что Криспин не такой, как другие. Она снова начала смеяться.
Не такой, как другие?!!
Она знала это очень хорошо. Криспин был не только великим художником, но и ее сыном! Разумеется, он не такой, как другие!
Тем не менее предположение, что Криспин станет независимым, получив деньги, смутило ее, хотя и было абсурдным.
Она тогда же решила поставить все точки над «i» и поднялась в мастерскую Криспина, но его там не было. Там она обнаружила большую незаконченную картину, на которой была изображена лежащая на оранжевом песке женщина с раскинутыми ногами, вытянутыми руками и со струйкой крови, текущей из влагалища.
Амелия с ужасом смотрела на нее. Современное искусство — это современное искусство, но это…
Она нахмурилась. Нужно, чтобы он прекратил рисовать такие вещи. Но где он?
Рейнольдса она нашла в холле. Он был у них на службе около двадцати пяти лет. Муж не любил его и хотел от него избавиться, но Амелия проявила твердость. Рейнольдс преданно ей служил и к тому же умел обращаться с Криспином.
Мало-помалу она стала доверять ему, спрашивать у него совета, как вести себя с мужем, и потом — по мере того как Криспин рос — как наилучшим образом добиться чего-либо от сына. Советы, которые он давал, устраивали ее. Рейнольдс никогда не излагал своей точки зрения без просьб с ее стороны. Впоследствии она обнаружила, что он неизлечимый алкоголик. И так как она была хитра, то поняла, что для него единственный шанс выжить — остаться у нее на службе. Такое положение вещей ее устраивало. Она никогда не спрашивала, куда девается виски.
— Где мистер Криспин? — спросила она. — В мастерской его нет.
Рейнольдс в упор посмотрел на нее:
— Он в кабинете мистера Грэга.
Амелия насторожилась.
— В кабинете? А что он там делает?
Рейнольдс поднял брови. Этот человек экономил слова.
Помрачнев, Амелия бросилась по коридору, ведущему в кабинет мужа, открыла дверь и заглянула. Эта большая комфортабельная комната была убежищем Сайроса Грэга. Здесь, устроившись за огромным письменным столом, он проворачивал свои многочисленные дела. Амелия редко сюда заходила. Для нее было ударом увидеть сына сидящим в кресле отца за его столом, заваленным бумагами.
— Что ты здесь делаешь? — грубо и властно спросила она.
Криспин, держа карандаш в длинных аристократических пальцах, делал какие-то пометки. Он слегка нахмурился, потом поднял глаза.
Глаза у него были цвета опала. Эти глаза могли подействовать на любого, но не на Амелию.
— Мой отец умер. Отныне это мой кабинет, — ответил он с металлом в голосе.
Амелия почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь. Ее сын никогда не разговаривал с ней таким тоном.
— И все же — что ты здесь делаешь? — спросила она, беря себя в руки. — Послушай, Криспин, позволь мне заниматься всем этим. Ты ничего не понимаешь в делах отца, а я их знаю. Хотя отец и оставил все тебе, но ты не сможешь обойтись без моей помощи. Если тебя это интересует, давай работать вместе. Но я думаю, что тебе лучше заниматься живописью, а дела оставить мне.
— Я тебе не оставлю ничего, — спокойно ответил Криспин. — Ты повластвовала достаточно. Теперь мой черед, и я этого никому не уступлю. Слишком долго я этого ждал.
Амелия была потрясена. От гнева ее лицо покраснело, даже густой слой пудры не мог скрыть этого. Она заорала:
— Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? Поднимись немедленно в мастерскую и не забывай, что я твоя мать!
Криспин положил карандаш, скрестил на столе руки и наклонился вперед. В его глазах загорелись такие искорки, что Амелия отступила.
Ее сын был точной копией ее дяди, умершего восемнадцать лет назад. Потрясенная, она уставилась на Криспина.
Когда ей было десять лет, Мартин, брат ее матери, пытался ее изнасиловать. И вот, глядя на своего сына, она находила его ужасно похожим на Мартина, и та сцена вдруг всплыла в ее памяти… В тот день ее родители уехали на какой-то прием. Они сказали, что Мартин отведет ее пообедать в ресторан. Она обрадовалась, так как дядя Мартин, хоть и слыл оригиналом, все же был забавен. Высокий, стройный, с волосами соломенного цвета, совсем как Криспин. Он был немного художник и одевался довольно эксцентрично. Питал слабость к белым рубашкам и бутылочного цвета бархатным костюмам. Друзья подозревали, что он гомосексуалист, но это было не так. Его тянуло к маленьким девочкам. В десять лет Амелия находила его романтичным.
Когда мажордом-негр оставил их одних, дядя Мартин спросил, куда она хочет поехать обедать. С юных лет она любила шик и назвала самый дорогой ресторан.
Выразив согласие, дядя сказал:
— Хорошенькие маленькие девочки, которые хотят, чтобы их водили в дорогие места, должны не только брать, но и давать.
Затем со странной улыбкой, которая превратила его в жуткого незнакомца, он заключил ее в объятия. Следующие мгновенья остались кошмаром в памяти Амелии. В возрасте десяти лет она была сильным ребенком. Когда рука дяди забралась под платье между ее ногами, она сильно ударила его по лицу. Ее вопли привлекли внимание негра и слуги, и те прибежали в комнату. Им с трудом удалось оторвать от нее дядю Мартина, который крепко ее держал. Воспользовавшись свалкой, она убежала в свою комнату и заперлась на ключ. Несколько позже слуга, с которым она поддерживала дружеские отношения, рассказал ей, что дядя Мартин попал в сумасшедший дом и там кончил жизнь самоубийством. Родители ей ничего не говорили, она тем более ничего не спрашивала.
И вот сейчас ее сын как две капли воды походил на дядю Мартина. Она вспомнила, что написал ей муж: «Ты не понимаешь, что Криспин не такой, как другие. Ты поймешь это, когда он унаследует мое состояние».
Амелия посмотрела на сына и поняла, что потеряла над ним власть. Она поняла, что он такой же, как дядя Мартин.
— Держи… — Он протянул ей листок бумаги. — Возьми и прочитай. Решай сама. А теперь оставь меня.
Дрожащими пальцами она взяла листок и, неуверенно шагая, вернулась в гостиную.
Рейнольдс, белый как полотно, подслушивал у двери. Потом он прошел к себе в комнату, налил тройную порцию виски и медленно выпил. Затем вытащил носовой платок, вытер бледное лицо, снял свой жилет, галстук и направился в гостиную. В дверях он остановился.
Амелия подняла глаза и знаком пригласила его войти.
Рейнольдс осторожно закрыл дверь, подошел к ней и взял листок бумаги, который она ему протянула.
— Прочитайте это, — сказала она.
Инструкции Криспина были составлены Абелем Левинсоном, нотариусом его отца. В соответствии с ними у Амелии был выбор: либо она остается и занимается управлением нового дома своего сына, в этом случае она будет получать пятьдесят тысяч долларов в год, либо, если ей это не подходит, она будет получать ежегодную ренту в десять тысяч долларов и может жить, где захочет.
Этот дом будет продан. Десять человек персонала будут уволены, за исключением Рейнольдса, который должен будет в новом доме руководить прислугой, которую Криспин наймет. Жалованье Рейнольдса будет увеличено на тысячу долларов в год. Если ему это не подходит, он будет уволен.
— Он сошел с ума! — прошептала Амелия. — Он пошел по тому же пути, что и мой дядя! Что делать?
Рейнольдс подумал о виски, которое он сможет покупать на лишнюю тысячу. Перспектива остаться без работы его ужасала. Он ответил:
— Я полагаю, мадам, вы примете эти условия. Позвольте сказать вам, что я давно подозревал, что мистер Криспин ненормальный. Нам остается только ждать и надеяться.
Первый раз за свою жизнь Амелия заплакала.
Этот разговор между Амелией и Рейнольдсом состоялся шесть месяцев назад. За это время большой дом был продан. Криспин, Амелия, Рейнольдс и худая негритянка неопределенного возраста, которую звали Крисси, перебрались на виллу на Акация-авеню, найденную и купленную Левинсоном.
Несмотря на проигранную партию, Амелия должна была признать, что этот дом был хорош. У нее была спальня и гостиная, у Рейнольдса — большая комната в задней части дома. Крисси поместили в маленькую комнату рядом с кухней. Криспин занимал весь второй этаж. Там были спальня, большой холл и мастерская. Наверху лестницы, ведущей в его апартаменты, дверь всегда была закрыта. Только Крисси имела право раз в неделю заходить туда, чтобы сделать уборку.
Крисси была глухонемой. Ни Амелия, ни Рейнольдс не могли общаться с ней. Амелия подозревала, что Криспин нанял ее именно поэтому. Прекрасная кухарка, она делала свою работу вполне добросовестно, а свободное время проводила у телевизора. С виллы она выходила только за покупками. Рейнольдс думал, что она может читать по губам. Он предупредил Амелию, чтобы она была осторожна, когда рядом находится Крисси.
Амелия лишь изредка, мельком, видела сына. За последние месяцы они не обменялись ни единым словом. На лестничной площадке, рядом со всегда закрытой дверью в апартаменты Криспина, стоял стол. Рейнольдс должен был приносить ему еду на подносе, стучать в дверь и затем уходить. Криспин ел очень немного. На завтрак — рыбный салат или омлет, на ужин — маленький бифштекс или куриное мясо.
Время от времени он выходил из мастерской и куда-то уезжал на «роллсе». Амелия, которая следила за ним, спрятавшись за шторами, предполагала, что он навещает нотариуса. Она также предполагала, что, запершись в мастерской, он рисует.
Она смирилась с тем, что больше не имеет власти над сыном, но, по крайней мере, у нее около пятидесяти тысяч на расходы. Она продолжала вести активную светскую жизнь и была прекрасным игроком в бридж. Новость о том, что Криспин унаследовал все состояние отца, стала известна всем. Ей выражали сожаление, когда был продан большой дом. Амелия объясняла, что Криспин — великий художник и целиком посвятил себя живописи. Его нельзя беспокоить ни по какому поводу. Она также говорила, что только, может быть, Пикассо является его соперником. Друзья украдкой посмеивались. Ее часто приглашали на коктейли или ужины к знакомым. Она в ответ приглашала людей в многочисленные рестораны Парадиз-Сити и объясняла еще раз, что сын настолько чувствителен, что она не может принимать гостей дома.
Однако Амелия не переставала думать о том, чем ежедневно занимается ее сын, запершись наверху. Сгорая от любопытства, она решила это выяснить. Однажды случай представился. Крисси ушла за покупками, Криспин уехал на машине. Она позвала Рейнольдса.
— Как вы думаете, мы сможем пробраться наверх, Рейнольдс?
— Думаю, да, мадам. Я уже осмотрел замки и смогу открыть их.
— Тогда пошли сейчас же!
Рейнольдсу понадобилось несколько минут, чтобы открыть дверь. Они вместе вошли в мастерскую и очутились словно в кошмарном сне.
На громадных картинах, развешанных на стенах, были изображены настолько мерзкие сцены, что Амелия почувствовала себя плохо. Тема этих картин была одна: голая девушка, изображенная с удивительной фотографической точностью, лежала на оранжевом песке пляжа под кроваво-красной луной и почти черным небом. Она была обезглавлена, выпотрошена и разрезана на куски.
В углу ателье, на подставке, стоял большой портрет, очень напоминавший Амелию. Из окровавленного рта торчали мужские ноги в красно-белых полосатых брюках: костюм для уик-энда ее мужа. Черноволосую голову венчали покрытые шерстью рога.
Долгое время она внимательно рассматривала картину, потом в полубессознательном состоянии с помощью Рейнольдса спустилась по лестнице.
Он оставил ее в гостиной, а сам, шатаясь, прошел в спальню, чтобы выпить хорошую порцию виски. После этого, слегка взбодрившись, но все еще под впечатлением увиденного, он поднялся наверх и закрыл дверь.
Вернувшись в гостиную, он налил коньяка для Амелии. Она выпила его маленькими глотками, потом спросила:
— Что будем делать? Это ужасно! Он совершенно сошел с ума! Возможно, он даже опасен!
Рейнольдс вновь подумал о кошмаре, которым станет его жизнь, если он потеряет работу.
— Мадам, будем ждать и надеяться. Ничего другого мы сделать не можем.
Амелия, думая о том, какой станет ее жизнь на десять тысяч долларов, кивнула.
И они ожидали, но бесполезно.
Именно на следующий день после убийства Дженни Бендлер Рейнольдс сделал ужасное открытие. Он нашел Амелию у телевизора.
— Мадам, — произнес он прерывающимся голосом, — пройдемте со мной в котельную.
— Котельную?
Она взглянула на него и, увидев потное бледное лицо, почувствовала внезапный страх.
— Что случилось?
— Пожалуйста, мадам, пройдемте.
Он повернулся и пошел по коридору. Поколебавшись, она, очень взволнованная, последовала за ним в подвал, где находилась котельная.
— Смотрите, мадам, — прошептал он, показывая на что-то пальцем.
Она посмотрела на кучу одежды, лежавшую на полу, и узнала пиджак мужа, который очень нравился Криспину, он носил его часто по поводу и без повода. Она также узнала серые брюки Криспина, его рубашку и туфли. С растущим ужасом заметила, что вся одежда покрыта пятнами, по всей видимости, крови. К пиджаку был приколот листок бумаги. На нем красивым почерком Криспина было написано: «Немедленно уничтожьте одежду».
Они переглянулись. Амелия повернулась, поднялась по лестнице и, шатаясь, вошла в гостиную. Рейнольдс бросился к себе в комнату, налил большую порцию, проглотил ее и, пошатываясь, пошел к хозяйке.
Амелия сидела уставившись на экран телевизора. Говорил Пит Хэмилтон. Неподвижная как статуя, она слушала описание преступления.
«Кто-то ведь должен скрывать этого ужасного сумасшедшего, — сказал в заключение Хэмилтон. — Его одежда должна быть в крови».
У Амелии было такое ощущение, будто репортер смотрит ей прямо в глаза.
«Я обращаюсь к человеку, который предоставил убежище этому опасному безумцу, — жене, матери, отцу или другу, — и прошу немедленно связаться с полицией. Этот человек может совершить новое преступление. Пока его не обнаружат, ни одна женщина нашего города не может чувствовать себя в безопасности».
Дрожащей рукой Рейнольдс выключил телевизор.
— Я не могу в это поверить! — стонала Амелия. — Боже! Неужели это сделал Криспин? Нет! Он не способен на это! — Вспомнив жуткие картины, которые она видела в ателье, она вздрогнула. — Рейнольдс! Нам нужно молчать! Если он действительно совершил это ужасное преступление, я буду обесчещена. Я этого не перенесу! Мои друзья! Они все от меня отвернутся! Чем станет моя жизнь? Я не могу в это поверить! — Потом она взяла себя в руки и строго посмотрела на него. — Избавьтесь от этой одежды! Сожгите ее! Сделайте это немедленно!
Именно в этот момент появились Лепски и Джейкоби.
На следующее утро Макс Джейкоби поехал к Левину, взял у него один из таких пиджаков, потом направился на склад Армии спасения и переговорил с Джимом Креддоком, который занимался распределением многочисленных подарков, присланных богачами.
Креддок готов был поклясться, что такого пиджака не было среди одежды Сайроса Грэга.
— Я обязательно запомнил бы такой пиджак. Нет, я не видел его.
— Это точно, мистер Креддок? — настаивал Джейкоби. — Вы действительно уверены, что такого пиджака не было среди вещей мистера Грэга?
Креддок кивнул:
— Я абсолютно уверен. Вещи мистера Грэга были в таком хорошем состоянии, что я продал их старьевщику. Деньги пошли на наши добрые дела. Вещи были слишком хорошего качества, чтобы их распределять. Этот пиджак не фигурирует в списке.
В это время Лепски подъезжал к дому Кена Брэндона. Было 8.15. Кен как раз собирался уходить на работу. Удивленный звонком в дверь, он открыл ее и увидел Лепски. Его снова охватила паника. Кен думал, что Лепски оставит его в покое, так как все пуговицы были на месте.
— Добрый день, мистер Брэндон, — поздоровался Лепски. — Я навел справки по поводу пуговиц. Мистер Левин сказал мне, что к каждому пиджаку прилагался запасной комплект.
Кен почувствовал, что бледнеет.
— Запасные пуговицы? Извините, я ничем не могу вам помочь. Я не помню, чтобы Левин их давал.
— Он сказал, что давал, — сухо бросил Лепски.
— Этими вещами занимается моя жена. Сейчас она в Атланте. У ее отца инфаркт. Она могла бы вам ответить. Мне уже нужно ехать. После работы я посмотрю, но я не помню, чтобы были запасные пуговицы.
— Это очень важно, мистер Брэндон. Поищите, пожалуйста, и сообщите мне.
— Да, конечно.
— Я проверяю, есть ли у покупателей запасные пуговицы. Левин уверен, что и вам он дал комплект, — продолжал Лепски. — Я уже проверил всех, и у всех они оказались. Остались только вы, мистер Брэндон.
— Я поищу, — сказал Кен, — и позвоню вам, как только найду.
Едва Лепски уехал, Кен вернулся в гостиную. У Бетти была большая коробка с пуговицами. Она никогда ничего не выбрасывала, что могло пригодиться. С бьющимся сердцем он взял коробку и поднял крышку. Там были сотни три пуговиц разных видов и оттенков. Кен, побледнев, увидел только одну такую пуговицу. Значит, Левин действительно давал ему запасной комплект.
Поставив коробку на стол, Кен почти бегом направился в спальню и достал пиджак из шкафа. Он уже не мог его больше видеть! Он пересчитал пуговицы: три на каждом рукаве, три спереди — всего девять. Бросив пиджак на кровать, он вернулся в гостиную и принялся рыться в коробке. Нашел восемь, одной не хватало! Он взял коробку и вывалил содержимое на ковер, но девятой пуговицы найти не удалось.
Кен сидел на корточках и смотрел на кучу пуговиц на полу. Черт возьми, одной не хватает! Если бы он сказал Лепски, что одна из этих пуговиц исчезла, началось бы следствие. Его могут заподозрить в убийстве этой девушки. Даже если полиция не арестует его за убийство, он будет обязан рассказать им о своей связи с Карин. Он закрыл глаза. Он думал только о Бетти. Дрожащими руками собрал пуговицы, сложил их в коробку и поставил ее на место. Потом посмотрел на восемь пуговиц, лежащих на столе. Нужно от них избавиться. Он поклянется, что Левин не давал ему запасных. Будет слово Левина против его заверения. Нужно сообщить Бетти, чтобы она могла тоже это подтвердить. Но что он скажет ей? Нужно найти убедительное объяснение. У него раскалывалась голова. Часы у входа пробили девять раз. Он уже опоздал на работу. Нужно что-нибудь сочинить, чтобы убедить Бетти, думал он.
Потом, положив пуговицы в карман, он закрыл на ключ входную дверь, сел в машину и направился в Сикомб.
Кен не мог знать, что по возвращении в комиссариат Лепски позвонил в полицию Атланты. Отец Бетти был хорошо известен в этом городе.
— Миссис Бетти Брэндон? — спросил дежурный. — Конечно… Это дочь мистера Лейси, одного из наших друзей. Сейчас он очень болен… сердце… Миссис Брэндон рядом с ним.
— Мне нужно поговорить с ней, — сказал Лепски. — Дайте мне номер телефона.
— Неприятности?
— Нет… Простая рутина, — ответил Лепски.
Сержант дал номер телефона.
— Не беспокойте ее без крайней нужды. Мистер Лейси в плохом состоянии.
Лепски пробормотал несколько слов, повесил трубку и сразу же набрал номер. Через несколько минут ответила Бетти.
— Миссис Брэндон? Извините за беспокойство в такой момент, но мы пытаемся найти комплект пуговиц в форме мяча для гольфа. У мистера Брэндона есть такой пиджак. Я с ним уже разговаривал. Он не помнит, были ли запасные пуговицы, и сказал мне, что вы должны об этом знать.
Бетти всю ночь ухаживала за родителями. Состояние отца ухудшилось, и мать впала в истерику. Этот звонок из полиции оторвал Бетти от дел.
— Комплект есть, — сухо заявила она. — В чем дело?
— Простая формальность, миссис, — ответил Лепски.
— Дома, в моей коробке для пуговиц. Я не понимаю, что это за история!
— Спасибо, миссис Брэндон. Извините за беспокойство.
Лепски повесил трубку и посмотрел на Макса Джейкоби, который слушал разговор по другому телефону.
— Посмотрим, что теперь придумает Брэндон.
Кен приехал в контору, где уже находились три супружеские пары. Негры терпеливо ожидали его. Карин с деловым видом печатала на машинке. Она насмешливо улыбнулась.
— Проспали? — сказала она, не прекращая работы. — Почта на столе.
Кен пригласил первую пару в кабинет. Он был занят примерно час. Когда последняя пара ушла, он занялся почтой. Едва он начал читать первое письмо, как зазвонил телефон. Не отрываясь от чтения, он снял трубку.
— Кен Брэндон. Чем могу быть полезен?
— Лепски. Муниципальная полиция.
Кен вздрогнул и едва не выронил трубку.
— Слушаю вас, мистер Лепски, — сказал он вдруг охрипшим голосом. — Пуговицы? — Кен глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. — Я подумал об этом. Похоже, что мистер Левин ошибся. Я совершенно уверен, что мне он не давал запасных, иначе бы я запомнил это.
— Значит, нет запасного комплекта?
— Нет.
— Вы в этом действительно уверены, мистер Брэндон? Как я вам уже говорил, я расследую дело об убийстве, и мне необходимо это знать… Значит, вы уверены?
Кен изо всех сил сжал трубку.
— Да, я уверен.
— Спасибо, мистер Брэндон. — И Лепски положил трубку.
Кен долго смотрел в пустоту.
Он теперь скомпрометировал себя опасной ложью. Нужно предупредить Бетти. Во всяком случае, пора узнать о состоянии здоровья ее отца. Он набрал номер. Через некоторое время Бетти ответила.
— Бетти, дорогая, как отец?
— О, Кен, ему сейчас очень плохо, но он держится с невероятным мужеством. Врачи говорят, что шансов выкарабкаться пятьдесят на пятьдесят. Это может продолжаться еще долго. Я не знаю, когда смогу вернуться. К тому же мама в плохом состоянии. Я провела ночь рядом с ней.
Какое-то время они разговаривали на отвлеченные темы. Бетти боялась, что он плохо питается. Он успокоил ее. Потом, когда он попытался перевести разговор на эти проклятые пуговицы, совсем не соображая, как это сделать, Бетти вдруг сказала:
— О, Кен! Чуть не забыла. Два часа назад мне звонили из полиции Парадиз-Сити. Они спрашивали о пуговицах в форме мяча для гольфа. Они сказали, что разговаривали с тобой.
Кен думал, что его сердце сейчас остановится. Он открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни слова.
— Они хотели знать, был ли запасной комплект, — продолжала Бетти. — Я им сказала, что он в моей коробке с пуговицами. Кен, в чем дело?
— Я расскажу тебе позже, — с трудом ворочая языком, проговорил он. — Ничего серьезного. Меня уже ждут клиенты. Я тебе еще позвоню. До свидания, дорогая. Я думаю о тебе.
Он положил трубку, потом засунул руку в карман и нащупал восемь пуговиц. Кен чувствовал себя так плохо, что его даже подташнивало. Он был в панике. Лицо его посерело и осунулось. В кабинет вошла Карин и уставилась на него.
— Послушай, что с тобой происходит? — спросила она. — Ты похож на призрак.
Так как ему нужно было поговорить с кем-нибудь, Кен рассказал ей всю историю с пуговицами. Карин слушала его, сидя на столе и болтая длинными ногами.
— Итак, одной пуговицы не хватает, — закончил Кен. — Они могут арестовать меня по обвинению в убийстве этой девушки. Лепски захочет, чтобы я показал ему запасной комплект, так как Бетти сказала, что он был. — Он ладонью вытер пот с лица. — Я не знаю, что делать. И потом, завтра придет шантажист.
Карин насмешливо посмотрела на него.
— Пусть это тебя не волнует, — сказала она. — Я все улажу. — И властным тоном добавила: — Возьми себя в руки!
Покачивая бедрами, она вернулась в свою комнату.
Горя от нетерпения перейти к действиям, Лепски составил рапорт шефу полиции Терреллу.
— Брэндон брешет как собака, — говорил он Терреллу. — Может, его арестовать и расколоть?
Террелл покачал головой.
— Даже если он и врет, то это совсем не значит, что он убил девушку. Мы рискуем вызвать ненужное волнение, если заставим его признаться, что он был вместе с Карин Стернвуд. Макс был в Армии спасения. Креддок убежден, что пиджака не было среди одежды Грэга. Прежде чем что-либо предпринимать по отношению к Брэндону, я хочу, чтобы ты переговорил с миссис Грэг. По некоторым сведениям, их мажордом — пьяница. Он мог отдать пиджак кому-нибудь другому. Будь осторожен с миссис Грэг, у нее есть связи. Я не хочу, чтобы ты допустил какой-либо промах. Поговори именно с ней, а не с мажордомом.
Лепски снова отправился на Акация-авеню. Дверь открыл Рейнольдс.
— Я провожу следствие, — сказал Лепски официальным тоном, — и хочу поговорить с миссис Грэг.
Амелия, которая подслушивала, напряглась, потом все же решилась выйти из своего укрытия.
— Что происходит, Рейнольдс? — спросила она высокомерно.
Тот повернулся к ней:
— Этот мистер из полиции. Он хочет поговорить с вами.
— Полиция? — Лицо Амелии стало каменным. — Впустите.
Рейнольдс посторонился и жестом предложил Лепски войти.
Полицейский вошел и посмотрел на Амелию. «Старая стерва! Ни за что в мире я не захотел бы иметь такую тещу», — подумал он.
— Проходите, — сухо пригласила Амелия и пошла впереди него. — В чем дело?
Лепски прошел следом за ней, подождал, пока она села, потом сказал:
— Извините за беспокойство, миссис Грэг. Мы ищем пиджак с пуговицами в форме мяча для гольфа. Делается это в связи с убийством. Вчера ваш слуга сказал мне, что этот пиджак вы отдали вместе с другими вещами в Армию спасения. Он принадлежал мистеру Грэгу. Мистер Креддок, который занимается дарами в Армии спасения, сказал, что этого пиджака не было среди одежды вашего мужа. Нам нужно знать, что с ним стало.
Амелия испепелила его взглядом.
— Нет никакого сомнения, что этот пиджак находился среди вещей моего мужа! — Она посмотрела на Рейнольдса: — Это ведь так, не правда ли, Рейнольдс?
Рейнольдс, который предыдущей ночью провел несколько часов в котельной, сжигая запачканную одежду, кивнул:
— Я уже говорил это же самое, мадам.
Амелия гневно посмотрела на Лепски.
— Знаю я этого Креддока! Человек без совести. Он оставил пиджак себе или кому-нибудь из своих. Я возмущена тем, что меня беспокоят по такому поводу. Можете идти.
— Это следствие по делу об убийстве, — объяснил Лепски. — Вы выдвигаете серьезное обвинение против мистера Креддока. Следует ли понимать, что вы утверждаете, что этот пиджак был среди одежды мистера Грэга и что мистер Креддок украл его для себя?
Рейнольдс, стоявший недалеко от них, кашлянул, и Амелия поняла, что он ее предупреждает об опасности. Гневно глядя на Лепски, она ответила:
— Я только могу утверждать, что этот пиджак был отдан Армии спасения. Что там с ним сделали, меня не касается. Люди, занимающиеся сбором, могли его украсть. Не важно, кто его украл, это ваше дело. Я знаю лишь одно: пиджак отдали. — Она выпрямилась. — Если меня будут еще беспокоить, я пожалуюсь мэру, моему хорошему другу.
Лепски поблагодарил ее со своей лисьей улыбкой:
— Очень хорошо, миссис Грэг. Спасибо, что уделили мне несколько минут.
Он прошел впереди Рейнольдса и вернулся в машину. В полиции он доложил о разговоре Терреллу.
— Попроси Макса проверить парней, которые собирают одежду. Как раз есть повод еще раз проверить Креддока. Не нужно ссориться с этой старой стервой, — порекомендовал Террелл.
Остаток дня Лепски и Джейкоби провели за проверкой. Джейкоби встретился с двумя сборщиками. Они сказали ему, что не в состоянии запомнить всю одежду, которая проходит через их руки.
Лепски имел не больший успех у Креддока. Тот утверждал:
— Я вас уверяю, что этого пиджака не было среди одежды, которая прошла через мои руки.
Лепски ему верил. Он доложил шефу, потом сказал:
— Креддок внушает доверие, сэр.
— Очень хорошо, Том, оставь пока это и помоги парням, которые проверяют хиппи.
Растянувшись на постели, Лу Бун смаковал кофе. Он проснулся поздно, так как почти всю ночь провел на пляже с одной цветной девушкой, чьи способности в области секса его просто ошеломили.
«Сегодня четверг, — думал он. — Завтра я пойду в страховую компанию в Сикомбе». Он был совершенно уверен, что получит десять тысяч наличными. Одетый в грязные джинсы, голый по пояс, он почесался. Что он будет делать с деньгами? Эта проблема его немного смущала. Можно, конечно, вернуться в университет и закончить учебу, но тогда придется корпеть над книгами, а потом вкалывать от девяти до пяти. Нет, это не для него…
Его мысли были прерваны стуком в дверь. Он нахмурился, спустил ноги с кровати и пересек комнату, чтобы открыть дверь.
Перед ним оказался высокий седовласый мужчина с микрофоном в руке.
— Привет, мистер Бун. Я — Пит Хэмилтон с телевидения. Я пришел поговорить с Четом Мисколо, и он мне сказал, что вы находились поблизости от места убийства Дженни Бендлер, следовательно, могли видеть убийцу. Это правда, что вы там проходили примерно в то время, когда было совершено преступление?
Стоя на пороге, Лу, ослепленный ярким солнцем, неприязненно смотрел на репортера.
— Идите вы к черту, — пробурчал он, захлопывая дверь перед самым носом Пита.
За репортером стоял фургончик, в котором он приехал в лагерь хиппи. Ухмыльнувшись, Хэмилтон вернулся в машину и сел за руль.
— Ты его снял? — спросил он оператора, прятавшегося в машине.
— Конечно, — ответил тот.
Через два часа после происходившего в лагере хиппи Криспин Грэг включил телевизор, чтобы послушать последние известия.
«У полиции нет никаких зацепок, которые могли бы привести к аресту сексуального маньяка, — говорил Хэмилтон. — Сегодня утром я узнал, что один молодой человек, который живет в колонии хиппи, находился рядом с местом преступления в момент убийства. Его зовут Лу Бун».
На экране появилось изображение бунгало Буна. Лу стоял в дверях.
«Мистер Бун оказался неразговорчивым, — продолжал голос Хэмилтона. — Я могу, разумеется, ошибаться, но мне кажется, что этот молодой человек кое-что знает, но предпочитает молчать».
Криспин внимательно смотрел на Лу, стоявшего в дверях бунгало. Его глаза сузились, а губы сложились в мрачную улыбку.
Он решил принять меры по отношению к Лу Буну. Этот тип может оказаться опасным, но даже если это и не так, он будет выразительной моделью для очередной картины.
Лепски смотрел на свой письменный стол, заваленный бумагами. Работы было часа на два. Недовольный и злой, он хотел есть. «После хорошего обеда и ванны я почувствую себя лучше», — подумал он, отодвигая стул.
— Я поеду домой проглотить что-нибудь, — сказал он Максу Джейкоби, погруженному в работу. — Вернусь часа через два. Хорошо?
Макс повел плечами:
— Ладно.
Лепски подъехал к дому на бешеной скорости, скрипнули тормоза, запахло горелой резиной. Как всегда, он хотел произвести впечатление на соседей, которые в это время обычно работали в саду. Он был удовлетворен, увидев их широко открытые, изумленные глаза, когда он врывался в дом. Он распахнул дверь и позвал Кэрол.
Та готовила совершенно новое утонченное блюдо. Ей дали рецепт приготовления курицы с виски и кореньями. К своему великому огорчению, она обнаружила, что кореньев у нее нет, но посчитала это не очень важным. Потом она обнаружила, что виски тоже нет. Ну и пусть! У нее есть шампиньоны и банка томата. Все хорошие поварихи часто импровизируют, как-то сказала ей мать. Значит, она будет импровизировать.
Лепски ворвался на кухню.
— Что будем есть? — спросил он. — Мне нужно вернуться на работу через два часа.
— Не волнуйся, успеешь, — спокойно сказала Кэрол. Лепски всегда появлялся не вовремя. — Я готовлю курицу с соусом из шампиньонов и томата.
— Вот это да! Замечательно! Когда будет готово?
— Через десять минут. Арестовали сексуального маньяка?
— Нет еще. — Лепски посмотрел на курицу, которая парилась в кастрюле. — М-м-м! Выглядит замечательно!
— Никаких зацепок? — снова спросила Кэрол. Твердо убежденная, что Лепски будет шефом полиции, она считала, что результат полицейского следствия зависит только от наличия улик.
— Так, немного, — ответил Лепски. — Пошевелись с этой курицей, я умираю с голоду.
— У меня есть для тебя три очень важных сообщения, — сказала она, вываливая шампиньоны в кастрюлю.
Лепски быстро отскочил, будто наступил на змею.
— Что? Ты опять ходила к этой старой колдунье, пропитанной виски?
Кэрол холодно посмотрела на него:
— Мехитабел Бесингер не старая колдунья, пропитанная виски! Она блестящая предсказательница! Не забывай, что она указала тебе на два главных отправных пункта, которые позволили тебе схватить убийцу в прошлом году! Ты помнишь?
Лепски застонал, бросился в гостиную, открыл шкафчик и заметил, что бутылка с виски исчезла. Выругавшись, он снял галстук, смял его в кулаке и швырнул на пол.
В дверях появилась Кэрол.
— Временами, Лепски, — сказала она холодно, — у меня появляется ощущение, что ты дурно воспитан.
Атака была настолько неожиданной, что Лепски только и смог, что уставиться на жену, широко открыв рот.
— Прекрати вести себя как избалованный ребенок и слушай меня, — сказала Кэрол.
— Вся бутылка! Она исчезла?!!
— Что поделаешь! К тому же, Лепски, ты слишком много пьешь. Я говорю тебе, слушай меня. Мехитабел разрешила эту историю с маньяком. Ты хочешь успешно завершить это дело или нет? Ты хочешь стать шефом полиции или нет?
Лепски медленно подошел к креслу, рухнул в него и сжал голову руками.
— Да… да. Ну и как же старая пьяница распутала это дело?
— Я тебе запрещаю называть ее старой пьяницей. А теперь слушай. Она посмотрела в свой кристалл и дала мне три отправные точки. Она сказала, что ты должен сначала найти кроваво-красную луну, потом черное небо и, наконец, оранжевый пляж. Тогда, а не раньше, ты отыщешь этого сексуального маньяка.
Лепски поднял голову и округлившимися глазами посмотрел на жену.
— Кроваво-красная луна? Черное небо? Оранжевый пляж?
— Так она сказала.
Лепски свистнул так громко, что мог бы остановить поезд.
— Когда она тебе это сказала? До того, как вылакала бутылку, или после?
— Лепски! Будь внимателен. Мехитабел можно доверять. У тебя есть три зацепки, — сказала Кэрол. — Теперь прояви себя и покажи свой ум.
— Да. — Лепски откинулся в кресле. — Конечно. Кроваво-красная луна, а? Черное небо, а? Оранжевый пляж, а? — Он закрыл глаза и издал звук, похожий на жужжание пчелы, попавшей в бутылку. — Эта старая колдунья высасывает эти указания из бутылки с виски с удивительной легкостью. — Он выпрямился, принюхиваясь. — Что-то горит!
Вскрикнув, Кэрол бросилась на кухню.
Подозревая худшее, Лепски застонал.
Кэрол крикнула:
— Твоя еда пропала! По твоей вине, между прочим! Ты слишком много болтал!
Тяжело шагая, Лепски направился в задымленную кухню и посмотрел на обгорелые остатки в кастрюле.
— Все сгорело. — Кэрол открыла банку с фасолью. — Ну, когда ты научишься молчать?
— Ты хочешь, чтобы мы питались этим? — завопил Лепски, глядя на банку. — А почему не холодным мясом? Я видел его в холодильнике.
— Оно на воскресенье.
— Воскресенье, воскресенье! Я умираю от голода!
— Не кричи, когда ты со мной разговариваешь, Лепски. — Она вытащила из холодильника мясо. — К тому же ты много ешь, Лепски.
— Я это уже слышал. Согласен, я ем слишком много.
— Не забудь о трех зацепках, которые я тебе дала, — сказала Кэрол, разрезая мясо на куски. — Я уверена, что они помогут решить дело.
— Разумеется… разумеется. Ну ладно, давай есть.
Было 23 часа.
Кен сидел в кресле совершенно опустошенный. С работы он вернулся в таком состоянии, что даже не мог приготовить себе ужин. Он сидел и ждал, что с минуты на минуту раздастся звонок, появится Лепски и будет пытать его по поводу пропавшей пуговицы.
Он взял бутылку виски, наполнил стакан и вновь стал ждать.
Очевидно, придется рассказать Лепски всю историю, и потом есть еще Лу Бун. Кен был уверен, что тот отошлет письма. Карин сказала, что умеет обращаться с отцом, но он был уверен, что Стернвуд вышвырнет его за дверь. И, наконец, Бетти. Он выпил. Ситуация тупиковая.
Раздался звонок.
Лепски! Он с трудом поднялся. «Это конец», — подумал он. Кен пересек комнату, подошел к двери и открыл ее.
— Дай же мне войти! Меня никто не видел, — сказала Карин.
— Что тебе надо?
— Ты что, напиваешься в одиночку? — спросила Карин и, покачав бедрами, проскользнула в гостиную. На ней было узкое зеленое платье.
— Что случилось? Зачем ты пришла?
— Смотри.
Она протянула ладонь, на которой лежала пуговица в виде мяча для гольфа.
Кен закрыл глаза.
— Это то, что тебе нужно? — спросила она, улыбаясь. — Я же сказала, что все улажу.
Кен вошел в комнату. Пуговица на ладони Карин! Он почти протрезвел.
— Где ты ее нашла?
Она засмеялась:
— Никакой проблемы. Я пошла в магазин Левина, все были заняты, я срезала ее с одного пиджака и ушла. Они меня даже не видели. Они подумают, что она оторвалась. Ну, доволен?
Кен протянул руку, чтобы взять ее. Он вдруг почувствовал себя помолодевшим.
Карин, продолжая улыбаться, сжала ладонь в кулак.
— Где здесь спальня, Кен? Нужно отпраздновать это. — Быстрым движением она освободилась от платья и осталась голой. — Пуговицу в обмен на любовь, — добавила она. — Равноценно?!
Какое-то мгновение он думал, что этот дом принадлежит в такой же степени Бетти, как и ему. И кровать тоже. Но виски погасило воспоминания. Он видел красивую, чувственную, обнаженную женщину.
Он обнял ее и повел в спальню.
