Джеймс Хэдли Чейз
Ударь побольнее

Меня зовут Дирк Уоллес. Я не женат, сорока лет, высок, темноволос, и лицо мое пока что не пугает детей. Я один из двадцати детективов в сыскном агентстве «Акмэ», которое разместилось под самой крышей Трумэн-Билдинг на Парадиз-авеню в Парадиз-Сити, штат Флорида.

Детективное агентство «Акмэ» — самое дорогое и престижное на восточном побережье США. Основанное шесть лет назад ветераном вьетнамской войны полковником Виктором Парнэллом, агентство превратилось в одно из самых процветающих. Парнэлл оказался проницательным малым и рассудил, что рано или поздно миллиардерам, в изобилии проживающим в Парадиз-Сити, понадобится первоклассное сыскное агентство. Наше агентство специализируется на разводах, шантаже, вымогательстве, кражах в отелях, слежке за супругами и еще на куче самых разных вещей, исключая только нанесение увечий и убийства.

Двадцать детективов — это в основном бывшие копы и сотрудники военной полиции. Все они работают парами. У каждой пары есть свой офис, и никто не вмешивается в работу своих коллег, если только это не продиктовано крайней необходимостью. Таким образом, в прессу почти ничего не просачивается. Но если «утечка» все-таки случается, а такое однажды было, оба детектива, занимающиеся расследованием дела, тотчас же увольняются.

Проработав в агентстве полтора года и зарекомендовав себя с наилучшей стороны, я получил отдельный офис. Правда, там стоял еще и стол моего помощника — Билла Андерсона.

Билл, в прошлом помощник шерифа, был невысок, но кряжист, с мускулатурой боксера. Как-то он мне здорово помог в одном запутанном деле, когда меня послали в Сиэтл найти исчезнувшего подростка. Будучи тогда помощником шерифа, он очень хотел попасть в наше агентство. Благодаря его помощи мне удалось «расколоть» это дельце, и я, в свою очередь, помог ему попасть в агентство.

Билл Андерсон оказался для меня находкой во всех отношениях. Он не считал, сколько часов он проработал, а в нашем деле это важно. Он снабжал меня исчерпывающей информацией, благодаря которой я мог всецело сосредоточиться на расследовании. Когда мы не работали, он изучал город и был непревзойденным знатоком всех ресторанов, ночных клубов и прочих злачных мест на побе-режье. Несмотря на его малый рост, ударом кулака он мог свалить слона.

В это июльское утро мы сидели в офисе и изнывали от безделья. Шел дождь, и все пропиталось сыростью. Людей в это время года в городе было мало. Молодежь куда-то разъехалась, а богатые приезжие и туристы появляются только в сентябре.

Андерсон, жуя резинку, писал домой письмо, а я, забросив ноги на стол, думал о Сюзи.

Сюзи Лонг работала регистратором в «Бельвью-отеле». Как-то раз я наводил справки об одном парне, проживавшем в этом отеле, так как он подозревался в шантаже. Я объяснил ей обстановку, и она помогла мне собрать достаточно улик, чтобы упрятать проходимца за решетку на пять лет.

У Сюзи были длинные, блестящие темные волосы, серые глаза и веселая, немного озорная улыбка. Фигурка у нее была как раз по моему вкусу: полная грудь, тонкая талия, соблазнительно покачивающиеся бедра и длинные ноги.

Мы стали встречаться и теперь каждую неделю по средам вместе ужинали в скромном ресторанчике, где угощали дарами моря, если, конечно, у нее не было ночного дежурства в отеле. Оттуда мы отправлялись в ее небольшую квартирку, где развлекались на ее слишком узкой кровати. Так продолжалось месяца три, пока мы оба не поняли, что по-настоящему влюблены друг в друга. До Сюзи у меня была куча разных девиц, но она значила для меня больше, чем любая другая женщина.

Как-то я подбросил ей идею, почему бы нам не пожениться, но она со своей насмешливой улыбкой покачала головой и ответила: «Не сейчас, Дирк. Я не против, но у меня теперь хорошо оплачиваемая работа, и, если мы поженимся, мне придется ее оставить. Давай, дорогой, с этим немного повременим».

Мне пришлось отступить. И вот сегодня была наша среда, и я, размечтавшись, предвкушал сладостный вечер, переходящий в блаженную ночь, как вдруг загудел зуммер.

Я нажал на кнопку селектора и сказал:

— Уоллес слушает.

— Зайди, пожалуйста, ко мне.

Я узнал хриплый голос Гленды Кэрри. Она была секретарем полковника и его правой рукой. Высокая, красивая брюнетка, очень деловая. Если она говорила: «Зайди» — оставалось только идти.

Я быстро прошел длинным коридором в ее комнату. Шеф был в Вашингтоне, и всеми делами заправляла Гленда.

Постучав в дверь, я вошел. Она восседала за своим столом в безукоризненно белой блузке и черной юбке.

— Есть задание, — сказала она, когда я сел перед ней на стул. — Звонила миссис Торнсен. Она просит, чтобы ей прислали домой детектива к двенадцати часам дня, и тогда она все расскажет. Она предупредила, что предпочитает интеллигентных, прилично одетых мужчин.

— Поэтому ты сразу же подумала обо мне?

— Я подумала о тебе, потому что все остальные заняты, — отчеканила Гленда. — Тебе говорит что-нибудь имя Генри Торнсена?

— Что-то не припомню. А что, это важная персона?

Гленда вздохнула:

— Видишь ли, он умер. Миссис Торнсен уже год вдовствует. У нее огромные связи, и она вся начинена деньгами. Так что обращаться с ней надо в высшей степени осторожно. Знаю только, что она человек нелегкий. Пойди выясни, что у нее случилось. — Она протянула мне через стол листочек бумаги. — Вот адрес. Будь у нее ровно в двенадцать. Нам сейчас очень пригодятся деньги Торнсена, так что поладь с ней, пожалуйста.

— Я зайду к ней, внимательно все выслушаю и на все соглашусь. Я тебя правильно понял?

Гленда кивнула:

— Точно. Потом обо всем мне расскажешь.

На столе зазвонил телефон, поэтому я поднялся, взял этот листок бумаги и вернулся в свой кабинет.

— Ну, Билл, нам привалила работенка, — сказал я. — Миссис Генри Торнсен попросила прислать ей детектива. Отправляйся в справочный отдел «Геральд» и раскопай все, что сможешь, об этих Торнсенах. Я должен быть у старой трески ровно в двенадцать. Мы встретимся здесь около четырех, и не смей приходить с пустыми руками.

Билл от радости даже подпрыгнул на стуле. Такую работу он как раз любил.

— Пока, — бросил он и тотчас же исчез.

Без трех минут двенадцать я уже был у дома Торнсенов. Это был величественный особняк, окруженный двумя акрами леса и лужаек. Немного в стороне от основного входа была асфальтированная площадка для парковки. Это был один из немногих действительно уединенных домов. Особняк был такой большой, что можно было подумать, что одних только спален в нем не менее пятнадцати, не говоря уже о гостиных и верандах.

Я поднялся по ступенькам и около двустворчатой двери позвонил в колокольчик.

Минут через пять дверь осторожно приоткрылась, и передо мной предстал высокий негр в белом сюртуке, с черным галстуком-бабочкой и в черных брюках. Ему можно было дать лет семьдесят. Вьющиеся седые волосы давно поредели. По его налитым кровью глазам и дряблым мышцам лица я понял, что он часто прикладывается к бутылке. Глаз у меня на это наметан, не зря же я был частным сыщиком больше двадцати лет.

— Дирк Уоллес, — назвал я себя. — Миссис Торнсен ожидает меня. Я из детективного агентства «Акмэ».

Он наклонил голову, давая понять, что осведомлен о моем приходе, и сделал шаг в сторону, пропуская меня.

— Прошу сюда, сэр, — пробормотал он голосом, в котором чувствовались теперь лишь остатки былого достоинства.

Он повел меня через просторный вестибюль и распахнул одну из дверей.

— Мадам сейчас спустится, — сказал он, предлагая мне пройти в огромную комнату, уставленную старинной мебелью, античными вазами и другими старинными изделиями. По стенам было развешано несколько массивных полотен. Комфорта здесь было столько же, сколько в зале ожидания на вокзале.

Я подошел к большому окну и стал рассматривать широкую, тщательно подстриженную лужайку, деревья и серые дождевые облака вдали.

Мне стало любопытно, сколько времени понадобится этому пьянице, чтобы доложить миссис Торнсен о моем приходе… Прошло двадцать пять минут. За это время я успел рассмотреть все старинные картины, оценить предметы антиквариата, и мне это уже стало порядком надоедать. Наконец дверь открылась и в комнату вошла дама.

Я ожидал увидеть располневшую, безвкусно одетую старуху — тип, который часто встречается в нашем городе. Но миссис Торнсен была высокой и худощавой женщиной с ухоженной фигурой, голубоватыми седыми волосами, правильными чертами лица, проницательными серыми глазами, гармонировавшими с цветом тщательно уложенных волос.

Она сразу же впилась в меня глазами без малейшего намека на улыбку. Под ее взглядом, скрупулезно изучавшим мою фигуру, я чувствовал себя так, словно у меня расстегнулась «молния» на брюках.

— Мистер Уоллес? — Ее голос был глухим и холодным, как металл.

— Да, именно так, — сказал я почтительно.

Она указала на кресло:

— Присаживайтесь. Я вас долго не задержу.

Атмосфера в комнате была такой же теплой и непринужденной, как на похоронах. Я вспомнил о предупреждении Гленды насчет почтительного обращения, а потому, поклонившись, сел на чертовски неудобный стул, на который она указала.

Она начала как сомнамбула кружить по комнате, переставляя с места на место дорогие безделушки. Со спины она выглядела вдвое моложе. На мой взгляд, ей было лет пятьдесят шесть, может, чуть больше. Но она, безусловно, заботилась о своей фигуре.

Я ждал. Я умею ждать. Ожидание — часть работы детектива. Оказавшись в дальнем от меня углу комнаты, она наконец остановилась, повернулась и опять пронзила меня своим взглядом. Я ответил ей тем же. Хотя между нами было метров десять, ее хриплый, холодный голос был хорошо слышен.

— Мне говорили, что ваше детективное агентство лучшее на восточном побережье, — сказала она.

— Я бы не работал в нем, если бы это было не так, миссис Торнсен, — гордо отпарировал я.

— Тогда я полагаю, мистер Уоллес, что вы считаете себя хорошим детективом. — Язвительность так и лезла из нее, но я сдержался, несмотря на раздражение.

— Не только считаю, но я и есть хороший детектив.

Теперь между нами оставалось метра два. Она бросила на меня еще один сверлящий взгляд, кивнула и чопорно опустилась на один из своих жутких античных стульев.

— У меня есть основания полагать, что мою дочь шантажируют, — произнесла она, сложив руки с длинными ногтями на коленях. — Надеюсь, вы знаете, что нужно делать в подобных случаях.

— Конечно, миссис Торнсен, — ответил я невозмутимо.

— Я хочу, чтобы вы узнали, почему мою дочь шантажируют и кто это делает.

— Если вы мне в этом немного поможете, то не возникнет никаких проблем. Скажите, пожалуйста, что заставляет вас так думать?

— В течение десяти последних месяцев моя дочь ежемесячно снимает со своего счета в банке по десять тысяч долларов наличными. — Она нахмурилась и посмотрела на свои руки. — Это насторожило мистера Акленда, и он сообщил об этом мне.

— А кто этот мистер Акленд?

— Это банкир нашей семьи. Он управляющий банком «Пасифик энд нэшнл». Они с моим покойным мужем были большими друзьями.

— У вашей дочери есть свои средства и собственный счет в банке?

— К сожалению, да. Муж очень любил Анджелу. Он оставил ей значительную сумму денег в управление. Ежемесячный доход с этой суммы составляет пятнадцать тысяч долларов. Это, конечно, огромные деньги для девушки ее возраста.

— Сколько же ей лет?

— Двадцать четыре.

— Я не вижу ничего ненормального в том, что девушка двадцати четырех лет, имеющая доход в пятнадцать тысяч долларов, ежемесячно тратит десять тысяч, но вы, возможно, внесете в это какую-нибудь ясность.

— Это совершенно ненормально, — резко возразила миссис Торнсен. — Я должна вам сказать, что Анджела не вполне нормальна. Видите ли, когда я была беременна ею, я переболела корью. — Она замолчала и испытующе посмотрела на меня. — Вы понимаете, что это значит?

— Да, конечно. Эта болезнь может влиять на ребенка.

— Вот именно. Анджела поздно начала развиваться. Пришлось нанять ей специально домашнего учителя, но и после этого она сильно отставала от своих сверстников. И только к двадцати годам она проявила какие-то признаки зрелости. Мой муж совершил такую глупость!.. Первые два месяца она не проявляла никакого интереса к своему месячному доходу, а затем начала снимать со счета такие огромные суммы. Мистер Акленд, который является и моим другом, вначале не решался разговаривать со мной на эту тему и лишь на прошлой неделе сообщил мне об этом. Это его предположение о шантаже. Он очень проницательный человек, и я ему вполне доверяю.

— Итак, уточним, миссис Торнсен. Ваш муж умер год назад. Ваша дочь вошла в права наследования и ежемесячно снимает со счета по десять тысяч долларов в течение последних десяти месяцев. Так?

— Да.

— Но первые два месяца деньги ее мало интересовали?

— Мистер Акленд говорит, что тогда она тратила по две тысячи в месяц на себя и на плату негритянке, которая ей прислуживает.

— Дочь живет с вами?

Миссис Торнсен удивилась:

— Конечно, нет. Между нами нет близких отношений. Кроме этого дурацкого вклада, муж оставил ей коттедж в отдаленном конце нашего поместья. Там она и живет со своей негритянкой, которая все делает по дому и готовит пищу. Я уже несколько недель не видела Анджелу. К компании моих друзей она не подходит, к тому же она некрасива и чрезмерно болтлива.

— У нее есть свои друзья?

— Не имею представления. У каждого из нас своя жизнь.

— Есть ли у нее мальчики? Возможно, появился один, постоянный?

Миссис Торнсен скорчила кислую гримасу:

— Вряд ли. Не могу представить себе, чтобы какой-нибудь приличный юноша увлекся Анджелой. Я же говорила, что она некрасива.

— Но богата, миссис Торнсен. Масса мужчин может проявить интерес к некрасивой девушке, если у нее есть деньги.

— Мы с мистером Аклендом тоже думали об этом. Вот как раз вы это и выясните.

— Я, конечно, это сделаю, но мне хотелось бы узнать немного больше о вашей дочери. Как она проводит свое время: любит ли купаться, играть в теннис, танцевать?

Миссис Торнсен нетерпеливо пожала плечами:

— Я этого не знаю. Как я вам уже сказала, мы редко видимся.

Эта женщина мне явно не нравилась. Если бы за звание матери присуждали «Оскара», моего голоса она бы не получила.

— У вас больше нет детей?

Миссис Торнсен напряглась, глаза ее блеснули.

— У меня был сын, но лучше об этом не говорить. Скажу лишь, что он недавно ушел из дому. И слава Богу, с тех пор я его не видела и не получала от него известий. Совершенно уверена, что он никак не связан с этим делом.

— Вы не возражаете, если я встречусь с мистером Аклендом?

— Вовсе нет. Я ему всецело доверяю. Именно он и настаивал, чтобы я обратилась в ваше бюро за помощью. Обязательно повидайтесь с ним.

— Ну а как насчет вашей дочери? Мне надо ее увидеть.

— Конечно. Завтра первое число месяца. Она наверняка отправится за деньгами в банк. Мистер Акленд устроит так, чтобы вы ее увидели. Но ни в коем случае не подходите и не заговаривайте с ней. Я не хочу, чтобы Анджела знала, что за ней следят. Никто, кроме мистера Акленда, не должен об этом знать. Надеюсь, в вашем агентстве строго придерживаются правил конспирации?

— Можете не сомневаться, миссис Торнсен. — Я поднялся. — Я еще сегодня встречусь с мистером Аклендом. Как только у меня появятся новости, я сразу же сообщу вам.

— Надеюсь, что это произойдет скоро. По-моему, ваша такса слишком высока.

— У нас очень много работы, и тем не менее, уверяю вас, что мы приложим все усилия, чтобы быстро получить нужную вам информацию.

— Предварительно позвоните и предупредите о своем визите. Я, как правило, очень занята. Надеюсь, вы найдете выход. Смедли, наш дворецкий, увы, пьяница, и я стараюсь его поменьше тревожить.

— А вы не хотите от него избавиться, миссис Торнсен? — спросил я, стоя в дверях.

Она вскинула брови, и от ее глаз повеяло холодом.

— Смедли служит нашей семье более тридцати лет. Он знает мои привычки, а также развлекает моих гостей. Пока он совсем не станет плох, я буду держать его при себе. До свидания, мистер Уоллес.

В полной тишине я вышел из этого дома, закрыл за собой парадную дверь и под проливным дождем побежал к своей машине.

Перекусив гамбургером, я поехал в «Пасифик энд нэшнл бэнк» и прибыл туда в пятнадцать часов. Банк нельзя было ни с чем спутать. Величественный портал, двое охранников у входа, кассиры, сидящие за пуленепробиваемой перегородкой. В здании везде были вазы с цветами, на полу лежал тяжелый ворсовый ковер, тихо гудел кондиционер.

Под холодными изучающими взглядами охранников я подошел к окошку с табличкой «Прием посетителей». Сидевшая за стойкой пожилая женщина взглянула на меня без энтузиазма. Видно было, что она натаскана, как служебная собака, на запах больших денег, а от меня этим и не пахло.

— Что вам угодно? — спросила женщина.

— Мне нужен мистер Акленд.

— Вам назначено?

Я достал из бумажника удостоверение и показал ей.

— Покажите ему удостоверение, и он примет меня.

Женщина внимательно изучила его, затем взгляд ее остановился на мне.

— Мистер Акленд занят. Какое у вас к нему дело?

— Если вы так любопытны, — сказал я, — то позвоните миссис Генри Торнсен, которая, возможно, даст вам исчерпывающий ответ. Но с другой стороны, она может испортить вашу дальнейшую жизнь. — Я широко и дружелюбно улыбнулся ей. — Выбирайте быстрее.

Имя миссис Торнсен, видимо, вызвало какие-то ассоциации в ее мозгу, так как она взяла мое удостоверение и вышла, очень прямая, высоко держа голову.

Один из охранников подошел ближе. Я подмигнул ему, и он тут же отвел взгляд, потрогал рукоятку своего пистолета и отошел.

Время шло. Я наблюдал, как солидные богачи клали или снимали деньги со счета и беседовали с кассирами, которые изображали восторг, кланялись и всячески старались услужить, только что не стояли на головах.

Наконец появилась пожилая дама.

— Мистер Акленд примет вас. — В ее голосе было столько холода, что кондиционер, пожалуй, мог не выдержать. — Пройдите. Первая дверь направо.

— Благодарю, — ответил я и, пройдя в указанном направлении, увидел дверь из полированного дуба. На табличке большими золотыми буквами было написано: «Горас Акленд, управляющий».

Слегка постучав и повернув блестящую медную ручку, я вошел в роскошно обставленный кабинет с мягкими стульями на изогнутых ножках; такого же цвета кушетка, коктейль-бар и огромный письменный стол дополняли обстановку. По другую сторону стола, вполне достаточного для игры в бильярд, восседал Горас Акленд. Он тотчас же поднялся, как только я вошел и закрыл за собой дверь.

Передо мной стоял упитанный, невысокого роста, лысый джентльмен, вполне симпатичный на вид, но в его карих настороженных глазах застыл неприкрытый холод. Его взгляд можно было скорее сравнить с импульсом лазерного луча. Он любезно указал мне на стул напротив себя.

— Миссис Торнсен передала мне, что вы зайдете, мистер Уоллес. — Голос его был хорошо поставлен и глубок. — Что вы хотели у меня узнать?

— Меня интересует ваше мнение по поводу ее дочери, мистер Акленд. Мать считает ее не вполне нормальной. Вы тоже так считаете?

— Откровенно говоря, я затрудняюсь что-либо сказать вам. — Акленд немного помолчал, а затем продолжил: — Она выглядит вполне нормальной. Но я ведь вижу ее в течение всего нескольких минут, когда она приходит и снимает деньги со своего счета. Одевается она странно, но ведь так одето большинство нынешней молодежи. Все-таки я затрудняюсь ответить на ваш вопрос.

— Насколько я понял, существует капитал, с которого она может снимать только проценты, а они составляют пятнадцать тысяч долларов в месяц. Что же произойдет в том случае, если она вдруг умрет?

Брови мистера Акленда поползли вверх.

— Но ведь ей только двадцать четыре, мистер Уоллес.

— От несчастного случая, скажем, можно погибнуть в любом возрасте.

— Если ее не станет, то ее личный капитал перестанет существовать и вольется в общий капитал.

— Какова же сумма этого общего наследства?

— Видите ли, мистер Торнсен был одним из богатейших людей в мире. Я затрудняюсь назвать общую цифру.

— Деньги мужа унаследовала миссис Торнсен, и в случае смерти дочери все, по-видимому, перейдет к ней?

— Да, других наследников нет.

— Но ведь есть еще сын?!

Акленд кисло улыбнулся.

— Да, Терренс Торнсен, но он был лишен наследства, когда ушел из дому два года назад. Сейчас у него нет никаких прав на него.

— И больше претендентов нет?

Мистер Акленд поерзал в кресле, словно мои вопросы начали надоедать ему.

— Только небольшие дарственные. Например, мистер Торнсен завещал некоторую сумму своему дворецкому, Смедли. Сразу же после смерти хозяина Смедли получил пять тысяч долларов.

— Вы полагаете, мистер Акленд, что эти десять тысяч долларов, которые она ежемесячно снимает со счета, указывают на шантаж?

Акленд сложил кончики пальцев обеих рук. Теперь он вдруг стал очень похож на епископа.

— Мистер Уоллес, я уже тридцать пять лет занимаюсь финансовыми делами. Мисс Торнсен сейчас двадцать четыре года, и, как мне кажется, она вполне нормальна. Она имеет право делать со своими деньгами все, что ей заблагорассудится. Но мы с Генри Торнсеном были большими друзьями и полностью доверяли друг другу. Я ему обещал, что, если с ним что-нибудь случится, я не спущу глаз с Анджелы, когда она вступит в права наследства. С миссис Торнсен мы также очень большие друзья, и она полагается на меня в финансовых делах, а также, в случае необходимости, обращается за помощью. При сложившихся обстоятельствах я вначале не решался сообщить ей об этих странных ежемесячных изъятиях. Мне казалось это неэтичным. Я молчал десять месяцев, но так как это продолжается, счел своим долгом сообщить миссис Торнсен об этом и не исключил возможность шантажа.

— Мне понятна ваша позиция, мистер Акленд.

— То, что я вам сказал, мистер Уоллес, не подлежит разглашению. Это вам понятно?

— Безусловно. Теперь, мистер Акленд, мне нужно знать мисс Торнсен в лицо. Ее мать предупредила меня, чтобы я ни в коем случае не приближался к девушке. Как мне увидеть ее?

— Нет ничего проще. Завтра она наверняка придет за деньгами. Я постараюсь устроить так, чтобы вы видели ее приход и уход. Остальное будет зависеть от вас.

— Отлично. В какое время я должен быть здесь?

— Обычно она приходит в десять. Приходите в 9.45 и ждите в вестибюле. Мисс Керч подаст вам знак, когда она появится. — Из телефонного аппарата, стоявшего перед мистером Аклендом, раздался мягкий зуммер. Вся его очаровательность мгновенно испарилась, и лицо приняло то выражение, которое и должно было быть, — хищного, жестокого банкира. Он снял трубку, кивнул и произнес: — Через три минуты, мисс Керч. — Затем, взглянув на меня, сказал: — Извините, мистер Уоллес. Больше не могу уделить вам ни минуты. Если у вас есть еще что-нибудь…

Не дожидаясь окончания фразы, я поднялся.

— Возможно, мне нужно будет поговорить с вами еще раз, мистер Акленд. Сейчас же не смею вас задерживать. Завтра я буду здесь в 9.45.

— Пожалуйста. — Он поднялся и протянул мне твердую, но влажную руку. — Не сомневаюсь, что вы сможете разрешить эту маленькую проблему. Я столько наслышан о вашем агентстве.

Садясь в машину, я подумал о завтрашнем утре. Мне не терпелось увидеть Анджелу Торнсен.

Гленда Кэрри внимательно слушала мой рапорт, иногда позволяя себе делать некоторые замечания.

— Миссис Торнсен хочет, чтобы все было сделано быстро. Она упомянула о нашем высоком гонораре, — закончил я.

— Все они так говорят, но неизменно приходят к нам, — заметила Гленда с ироничной улыбкой. — С чего же ты намерен начать?

— Пойти завтра в банк, сесть на хвост Анджеле, проследить, куда она денет деньги, и, если повезет, сделать общую фотографию. Кстати, Билл уже пытается выудить что-нибудь о Торнсене из газетных публикаций.

— Хорошо, начинайте с этого. — И она сняла трубку телефона.

Билла я застал в нашей комнате за пишущей машинкой и передал ему слово в слово свои беседы с миссис Торнсен и мистером Аклендом.

— Вот пока и все, — подвел я черту. — Меня лишь удивляет, почему миссис Торнсен, которая не проявляла ни малейшего интереса к жизни своей дочери, а та, в свою очередь, нисколько не интересовалась жизнью матери, теперь тратит большие деньги и обращается к нам за помощью, подозревая вымогательство. Почему? Что-то в этом есть, что беспокоит меня.

— По-моему, Дирк, это не наше дело. Все эти «почему?» и «отчего?» миссис Торнсен нас не касаются. Нас наняли, чтобы узнать, правда ли и почему девушку шантажируют.

— А мне кажется, что это дело обещает быть очень интересным. Не могу дождаться встречи с Анджелой. Это надо сделать очень аккуратно, Билл. Я войду в банк и буду ожидать сигнала Акленда. Ты будешь ждать снаружи. Когда я подам тебе знак, ты поедешь впереди нее. Мы будем на машинах. Она, конечно, тоже будет на колесах. Ее нельзя потерять из виду. Она может привести нас прямо к цели.

— Хорошо, Дирк. Нет ничего проще.

— Ну а что удалось раздобыть тебе?

— Есть кое-что интересное. Я провел утро в «Геральде», пролистал подшивки за прошлые годы и многое выудил о Торнсене. Он был важной птицей. Был главным партнером маклерской фирмы «Торнсен и Чартерис», главной в городе. У них есть отделение в Нью-Йорке, но основная деятельность ведется здесь. У Торнсена был собачий нюх на биржевую конъюнктуру. Он безошибочно угадывал, когда купить акции и облигации, а когда продать. Он не только помогал заработать своим клиентам, но обогащался и сам.

В возрасте тридцати пяти лет, уже сложившимся и преуспевающим биржевым маклером, он женился на Кэтлин Ливингстон, дочери Джо Ливингстона. Тот занимался бурением нефтяных скважин и как раз после свадьбы дочери потерял все свое состояние, наткнувшись на три пустые скважины. Представляешь, как повезло Кэтлин, что она заарканила Торнсена. Ее семья вскоре оказалась совсем на мели. От этого брака родились двое детей: Терренс и Анджела. Но в газетах мало что об этом говорится, но зато многое написано о том, как миссис Торнсен транжирит деньги своего мужа. Она одна из крупнейших благотворительниц. Люди толпами валят на ее знаменитые приемы.

В прошлом году в возрасте шестидесяти двух лет Торнсена нашли мертвым в его библиотеке. Он долго страдал сердечными приступами, от которых доктора лечили его последние десять лет жизни. Жил он в большом нервном напряжении, сколачивая огромные состояния для себя, а также для важнейших заправил бизнеса в городе. Ни для миссис Торнсен, ни для врачей это не было неожиданностью, и заключение о смерти не вызвало ни малейшего сомнения. Единственное, на что обратил внимание коронер Герберт Доусон, — это то, что на виске усопшего была рана, но медицинское заключение гласило, что это произошло уже после сердечного приступа, когда он, падая, ударился головой об угол своего письменного стола. Дворецкий Джош Смедли, много лет служивший в доме, засвидетельствовал, что услышал шум падающего тела и поспешил в библиотеку, но застал хозяина уже мертвым. Он зафиксировал отсутствие дыхания с помощью маленького зеркальца, которое лежало на письменном столе. Естественная смерть вызвала сочувствие к вдове и семье усопшего со стороны коронера, который, кажется, тоже дружил с миссис Торнсен. Миссис Торнсен получила наследство и теперь развлекается, как хочет. Мисс Анджела получает свои десять тысяч в месяц, а мистеру Терренсу не досталось ничего.

— Хорошо, Билл, — сказал я. — Это интересно. — Я подумал, потом снял ноги со стола. — Так вот, ты считаешь, что нам нет никакого дела ни до чего, кроме как установить возможного шантажиста? А мне хочется покопаться в прошлом этой семейки. Меня, например, интересуют сын мистера Торнсена и его пьяница дворецкий… Ладно, начнем с малого и откроем это дело. Ты ведь знаешь полковника. Когда он вернется, то потребует полного отчета.

— Понятно, — вздохнул Билл и придвинул к себе пишущую машинку.

Было уже почти половина седьмого, когда мы закончили, и я вновь смог подумать о Сюзи Лонг. Вечером мы должны были встретиться в ресторане «Омар и краб» на побережье. Из дюжины ему подобных мы предпочитали именно этот, благодаря умеренным ценам и его владельцу Фрэдди Кортелу, знавшему толк в омарах и крабах.

— Что ты собираешься делать вечером, Билл? — спросил я, убирая свой письменный стол.

Он пожал плечами:

— Наверное, потопаю домой, наскоро приготовлю обед, а затем посижу у телика, пока не захочу спать.

Чувствуя свое превосходство, я покачал головой.

— Нельзя так жить, Билл. Тебе нужно найти хорошую, добрую девушку, как это сделал я.

Он усмехнулся:

— Подумай о том, сколько я экономлю денег. Так что меня устраивает положение вещей. Пока, Дирк. — И, помахав рукой, он вышел.

Я сел в свою машину и поехал домой, в свою двухкомнатную квартиру на самой окраине района Сикомб, где жили рабочие. Припарковав автомобиль, в скрипучем лифте я поднялся на четвертый этаж. Когда я только приехал в Парадиз-Сити, то прельстился дешевизной этой маленькой, меблированной квартирки и решил, что она мне вполне подходит, хотя и мрачновата. Стены были выкрашены темно-коричневой краской, мебель была сильно потерта и неудобна, кровать скрипела, матрас весь был в заплатах.

Тогда я говорил себе, что вряд ли я буду проводить дома много времени, а квартирная плата была такой низкой, что не стоило упускать эту квартиру. Но все изменилось после того, как сюда пришла Сюзи. Она с ужасом огляделась и воскликнула:

— Как ты можешь жить в такой дыре?

Я сказал ей о небольшой плате, и это ее убедило.

— Ладно, — сказала она. — Я беру это на себя.

Через неделю, пока я жил у Билла, Сюзи, с помощью двух маляров из «Бельвью-отеля», плюс мебель, которую ей удалось раздобыть на складе отеля по бросовой цене, навела в моей квартире полный блеск. Я полюбил возвращаться домой, а Сюзи просто расцветала всякий раз, когда появлялась у меня.

Когда заходишь в квартиру, сразу упираешься в большую пустую стену. Никто из нас еще не решил, что с ней делать. Я думал повесить там книжные полки, но Сюзи хотела подыскать туда хорошую копию с современной картины. Немало времени мы провели в спорах на эту тему, и я понемногу стал сдавать свои позиции.

Когда я вошел в квартиру, передо мной уже не было пустой стены. На ней черной аэрозольной краской шестидюймовыми буквами было выведено:

Тот, кто написал это, должно быть, ждал меня за входной дверью. Выпад его был быстрым и точно рассчитанным. Я успел только услышать свист опускающегося на мою голову кнута, затем все поплыло, и я провалился в темноту.