Глава 7
Кейд медленно проковылял по ступенькам Истонвиллского государственного госпиталя к запыленному «шевроле», на который небрежно опирался Рон Митчелл.
Если не считать фингала под левым глазом, полоски лейкопластыря на челюсти и общей бледности, других следов избиения, которому подвергли Кейда три шерифа после его побега из отеля, в облике Кейда не наблюдалось.
Тело страшно болело, идти было трудно, но Кейда поддерживало ощущение триумфа, которое он, конечно, тщательно скрывал.
— Привет, Кейд, — сказал Митчелл. — Залезай. Держу пари, ты не хочешь опоздать на самолет. Держу пари, ты уже сыт по горло нашим городишком.
— Вроде того, — ответил Кейд и забрался на сиденье рядом с водителем.
«А кассета-то, — думал он, осторожно выпрямляя ноги, — уже в пути к Мейтисону. Через день-два снимки будут в ФБР, и тогда эти ублюдки, убившие Сонни Смолла и его девушку, поймут, что хорошо смеется тот, кто смеется последним».
Митчелл сел за руль, и вскоре они мчались по скоростному шоссе к аэропорту.
— Твоя камера на заднем сиденье, Кейд, — сказал Митчелл. — Я подумал, что неплохо бы ее прихватить. — Он коснулся ссадин на лице и ухмыльнулся. — Я, конечно, сам напросился на мордобой. Что ж, тебя побили, меня побили… квиты. Просто в будущем держись подальше от нашего городишка.
— Я так и сделаю, — сказал Кейд невыразительным голосом.
Он бросил взгляд через плечо на свою поношенную дорожную сумку с эмблемой «Пан Америкэн». Внезапно его кольнула пугающая мысль: а что, если этот тупой садист проверил аппарат и обнаружил, что пленки в нем нет? Догадался ли он это сделать? Парень был глуп и мог не допереть, но можно ли на это надеяться? Кейд почувствовал, что слегка вспотел. А может, он в ловушке, и они едут не в аэропорт? Отвезут его сейчас куда-нибудь подальше и начнут спрашивать о пропавшей ленте, применяя для убедительности привычные для них методы работы.
— Тебя что-то заботит, Кейд? — спросил Митчелл, скосив на него глаза.
— Нездоровится… Думаю, если бы тебя пинали в брюхо, ты чувствовал бы себя так же.
Митчелл заржал.
— А я думал, тебя какие-то мысли угнетают.
Но ехали они все-таки в аэропорт. Кейд сначала увидел заходящий на посадку самолет, а потом и здания аэропорта.
— Когда ты сюда приехал, ты очень интересовался маршем протеста, — сказал Митчелл, — а сейчас ничего даже не спрашиваешь. В двух словах: мы его разогнали. Хорошо позабавились. У многих ниггеров сегодня головы болят. — Он снова заржал. — Я бы на твоем месте не трепался слишком много, когда вернешься домой, где так любят черных. Просто расслабься и не шлепай губами.
Кейд ничего не ответил. Через три минуты «шевроле» притормозил у зала для отлетающих пассажиров. Кейд забросил тяжелую сумку через плечо и, сморщившись от боли, вылез из машины.
— Что ж, пока, Кейд, — сказал Митчелл. — Извини, если что не так — мы люди простые, и развлечения у нас такие же.
Кейд прошел в зал. Зарегистрировал билет. Служащий поставил штамп и одарил Кейда кислой улыбкой.
— Счастливого пути, — сказал он.
Кейд его проигнорировал. Через несколько минут он пройдет полицейский контроль, и на этом его заботы закончатся.
— Привет, Кейд.
Репортер напрягся и медленно обернулся.
К нему направлялся шериф Джо Шнайдер с неопределенной, как бы незавершенной ухмылкой на мясистом лице. На нем была неизменная униформа цвета хаки и сияющая в отблесках неоновых огней шерифская звезда.
Кейд ждал. Он чувствовал страх, но в то же время думал: «Ладно, сукин сын, давай, можешь начинать свою подлянку, какую ты там задумал, да только завершать ее буду все равно я. Вот у меня где этот ваш вонючий городишко! И когда пятеро ваших ублюдков почувствуют щекотку от петли на шее, они будут знать, кого за это благодарить…»
— Отбываем? — спросил Шнайдер, подойдя к Кейду.
— Примерно так, шериф, — ответил Кейд.
— Прекрасно. Погостил, развлекся и домой. Никаких обид.
Кейд промолчал.
— Думаю, тебе немножко неприятно. Но ребята просто перестарались. Знаешь, как это бывает, Кейд. Просто мы не любим негрофилов в нашем городке.
Кейд снова не сказал ни слова.
— Я тут прихватил специально для тебя небольшой сувенир, — продолжал Шнайдер, широко ухмыляясь. — Не можем же мы допустить, чтобы ты покинул нас, не прихватив ничего на память.
Кейд выпрямился, хотя все его тело протестовало. «Вот оно, — подумал он. — Эта сволочь хочет выбить мне зубы. Ладно, переживем, в конце концов, я и за это с вами рассчитаюсь».
Шнайдер вытащил нечто из кармана и держал это двумя пальцами перед лицом Кейда.
Кейд увидел кассету фирмы «Кодак». Он похолодел, кровь отхлынула от лица.
— Да-да. Это та самая кассета, которую ты заснял, — сказал Шнайдер. — Видишь ли, Кейд, дело в том, что ни черта ты не смыслишь в том, что у нас тут происходит. Ты что же, думаешь, нигтер ниггеру — друг, товарищ и брат? Не-а! Если ниггер думает, что он может сделать что-то с пользой для себя, он это делает. Старый Сэм принес эту кассету мне. Рассказал, что ты просил его переслать пленку в «Сан». Ему подумалось, что мне эта штука понравится больше, чем людям из «Сан», и он был прав. Мы позаботимся о Сэме. Такой ниггер заслуживает, чтобы о нем заботились.
Кейд ощутил сильнейший порыв вырвать кассету из рук шерифа и броситься прочь, но он понимал, что это бессмысленно.
— Я тебе скажу, что мы сделаем, — говорил Шнайдер. — Я оставлю у себя пленку, а тебе отдам кассету. Идет?
И он медленно, очень медленно, сантиметр за сантиметром, вытащил пленку из кассеты и бросил ее на пол.
Кейд, опустив голову, смотрел на засвеченные кадры. Это был худший миг его жизни.
«Мне конец, — подумал он. — Я ничего не сделал для Мейтисона. Я совершенно зря рисковал и получал побои. Убийцы останутся ненаказанными. Но какое это имеет значение? Хуана… Адольфо… Эд… Вики… а теперь вот это. Кой черт ему до всего этого? Какое вообще имеет значение хоть что-нибудь?»
Он посмотрел на ухмыляющуюся рожу Шнайдера.
— В задницу тебя и твой вонючий городишко!
Кейд повернулся и зашагал к самолету, сопровождаемый радостным ржанием Шнайдера.
Через три с половиной часа самолет коснулся бетонной полосы аэропорта Кеннеди. К этому времени Кейд был настолько пьян, что стюардесса вынуждена была довести его до здания аэровокзала. Ей пришлось его поддерживать, чтобы он не свалился с трапа. Остальные пассажиры, кто с ухмылкой, кто с гримасой отвращения, расступились, давая им выйти первыми.
Уже в здании аэропорта стюардесса, прелестного вида блондинка, озабоченно спросила:
— Вы уверены, что с вами все в порядке, сэр?
Кейд попытался «навести резкость», но ее лицо расплывалось, как в тумане.
— Я в форме, крошка, — сказал он. — Б-благодарю…
Высокий незнакомец в облегающей форме шофера подошел к Кейду. Он дернул головой, отпуская стюардессу.
— Мистер Кейд?
Кейд покачнулся и, чтобы не упасть, ухватил незнакомца за рукав.
— Он самый.
— Автомобиль ждет, сэр. Разрешите, я возьму вашу сумку.
— Ошибся адресом, дружище, — Кейд заковылял к стоянке такси.
Незнакомец последовал за ним.
— Извините, мистер Кейд…
Кейд прищурился в его сторону.
— Ну, какого тебе черта?
— Вас хочет видеть мистер Брэддок. Разрешите… сумочку…
— Ну валяй, коли она тебе так по душе, — сказал Кейд, позволив шоферу взять его сумку. — А кто этот мистер Брэддок?
— Вот наша машина, сэр, — сказал шофер, указывая на припаркованный у тротуара черно-желтый «роллс-ройс».
Кейд уставился на машину, потом на шофера.
— Ты уверен, что не ошибаешься? — спросил он, безуспешно пытаясь протрезветь.
— Никакой ошибки нет, сэр.
Кейд понял, что его чрезвычайно вежливо усаживают в машину. «А, плевать», — подумал он, отдаваясь обволакивающей роскоши сидений и интерьеров «роллса». Уронил голову на спинку сиденья и отрубился.
Шофер презрительно скривился, аккуратно опустил сумку Кейда к его ногам, уселся за руль и завел мотор.
* * *
Шэд Брэддок сидел в шезлонге в тенистом садике своего пентхауза, расположенного на высоте двадцати четырех этажей над уровнем уличного движения города Нью-Йорка.
Он был высок, костляв, его лицо покрывал густой загар. Брэддок был помешан на здоровье, ел натуральную, вегетарианскую пищу и при первой возможности занимался йогой, принимал солнечные ванны. Для своего возраста, а было Брэддоку, по его собственным словам, семьдесят пять, он весьма недурно сохранился. Лицо больше походило на череп. Глубоко посаженные маленькие глазки всегда блестели, были беспокойны и оживлены. Тонкие губы, маленький вздернутый нос, большие плоские уши.
Он значился пятым в списке богатейших людей Америки. Среди самых разнообразных предприятий, которыми заправлял мистер Брэддок, значилась и скандальная газетенка «Шепоток». Этот еженедельник был для него чистейшим хобби, которое забавляло и развлекало его гораздо больше, чем любое другое дело, приносящее реальную прибыль.
Брэддок был садистом. Не было для него большей радости, чем нагадить какой-нибудь знаменитости на страницах «Шепотка».
Напротив него, сжимая в нетвердой руке стакан виски с содовой, сидел Кейд. Несмотря на то, что солнце закатилось, Кейд все еще не протрезвел. Брэддока он узнал, как только его провели на террасу, где тот сидел. Кейд сообразил, что перед ним один из самых опасных, влиятельных и богатых магнатов Америки.
— Что ж, Кейд, — сказал Брэддок сухим негромким голосом, — сдается мне, что вы дошли до ручки. Дальше некуда.
Слуга-японец, вручивший Кейду его выпивку, уже ушел, так что разговор был конфиденциальный.
Кейд отпил глоточек. Он сознавал, что дело его дрянь, но все же не настолько дрянь, чтобы принимать покровительство такого типа, как Брэддок.
— Да мало ли что вам сдается! — сказал он.
— Я следил за вашей карьерой, — продолжал Брэддок. Он глянул на циферблат золотой «Омеги» на своем сухом запястье. — Времени у меня немного. Есть для вас предложение.
Кейд пожал плечами. Он допил спиртное и поставил стакан на стол. Его действительно не интересовало предложение Брэддока.
— Мне нужны определенные фотографии. Гонорар — десять тысяч долларов, — сказал Брэддок, пристально глядя на Кейда. — Кроме того, вам восстановят лицензию синдиката.
— А почему я? — спросил Кейд. — Кругом полным-полно фоторепортеров. А я всего лишь спившийся дегенерат…
— Потому что вы — это вы, мистер Кейд. Поэтому вы — именно тот человек, который мне нужен, — Брэддок закинул ногу на ногу. — Пьянство размывает принципы. Я знаю, вам нужны деньги. У меня они есть. Думаю, мы сможем сработаться.
Бесшумно вошел слуга-японец, наполнил стакан Кейда и так же бесшумно удалился.
— У меня все еще не истек контракт с «Сан», — сказал Кейд.
— Уже истек. Я его выкупил. Мейтисон был рад от вас избавиться.
Кейд с минуту глядел в стакан, потом снова пожал плечами. Он не винил Генри. Интересно, спросил он себя, можно ли опуститься еще ниже? Сдается, что работа на этот пипифакс «Шепоток» — предел падения.
— Не знаю, изучили ли вы свой контракт, мистер Кейд, — продолжал Брэддок, — но это очень толково составленный документ. Мейтисон был бы вправе возбудить против вас судебное преследование с требованием выплаты неустойки за все заваленные вами задания, но он был так добр, что отказался от этого. А я вот не так добр. Я хочу, чтобы вы поняли: или вы делаете то, что я вам говорю, или вы идете под суд и больше никогда в жизни не сможете заработать ни доллара без того, чтобы не отдать его мне. Даже если вы найдете работу по другой специальности.
Кейд отпил полстакана и в третий раз пожал плечами.
— Ну и что же вы хотите, чтобы я сделал? — сказал он, глядя на Брэддока затуманившимися от выпитого глазами.
— У меня собраны материалы на Аниту Стрелик, — сказал Брэддок. — Чтобы придать им завершенность, нужны определенные фотографии. Вы их сделаете. Это и будет вашей работой.
Кинозвезда международного класса Анита Стрелик находилась в том же ряду, что и Бардо, Монро или Лоллобриджида. Некоторые нью-йоркские критики называли ее современной Гретой Гарбо. Ей было около двадцати семи лет. Русская по происхождению, блондинка, скорее очаровательная, чем красивая, в последние пять лет она не сходила с первых страниц газет всего мира. В кино она значила то же, что Мария Каллас в опере; загадочная фигура с мировой славой, каждый шаг которой отражался в заголовках газет.
Кейду все это было известно. Он допил виски, трясущимися руками раскурил сигарету.
— Что она вам сделала, Брэддок? — спросил он. — Материалы! Могу представить, что вы там накопали!
— Вот и хорошо, что можете, — ответил Брэддок. — А что она мне сделала, это не ваша забота. Это несущественно. Вас никогда не удивляло, что эта женщина ни разу не была замужем?
— Стрелик меня не интересует. Да и с чего? И какое мне дело до того — замужем она или нет?
— А теперь это вас будет интересовать, мистер Кейд. Вы теперь начнете думать о ней. В мире кинозвезд Анита — явление уникальное. Пять лет успешной карьеры — и ни одного скандала, ни одного мужчины! Она не лесбиянка. Именно поэтому ее поведение крайне подозрительно. Она создана из крови и плоти. Я не могу поверить, что женщина с таким темпераментом может до двадцати семи лет оставаться девственницей. Это нечто такое, чего я не могу принять. Однако до сих пор, невзирая на все старания, мы так и не смогли раскрыть ее любовника. А я могу заверить вас, что мои люди не выпускают ее из поля зрения с тех пор, как она стала мировой знаменитостью.
— Экая невезуха, — посочувствовал Кейд. — Могу представить, как расстраиваются сотрудники вашей грязной, паскудной газетенки, Брэддок. Напоминайте мне, что время от времени я должен вас жалеть.
— Так уж получилось, мистер Кейд, что вы теперь работаете в моей грязной, паскудной газетенке, — произнес Брэддок безо всякого выражения. Ничто не дрогнуло на его похожем на череп лице.
— И что?
— В мае Стрелик ездила в Швейцарию. Я поднял на ноги своего тамошнего агента. Он потерял ее в Лозанне. В сентябре Стрелик снова отправилась в Швейцарию. Мой агент, человек толковый и далеко не дурак, потерял ее в Монтре. Похоже, она знает, что за ней следят, и предпринимает изощренные меры предосторожности, чтобы стряхнуть моих людей со следа. Почему? Думаю, у нее есть любовник, с которым она встречается где-то в Швейцарии. Я хочу знать, кто это. Я хочу получить снимки, где они были бы вместе. А сделаете их вы, Кейд. Дайте мне эти фотографии, и вы получите десять тысяч и вернете себе лицензию синдиката. Если вы не сможете этого сделать, я вас засужу. А в этом случае вы можете сразу же перерезать себе глотку, ибо, повторяю, вы не заработаете ни доллара без того, чтобы не отдать его мне.
Кейд щелчком отправил сигаретный бычок на коротко подстриженную лужайку.
— Где Анита сейчас?
— Она в Париже. Завтра утром вы тоже будете в Париже. Мой агент встретит вас в Орли. Он все организует для работы. Еще выпьете?
Кейд ухмыльнулся.
— Почему бы и нет? Как вы сказали: спиртное размывает принципы. Да, мне совершенно точно надо выпить еще.
* * *
Бен Шерман, агент Брэддока в Париже, ждал у барьера в зале для прибывающих аэропорта Орли. Это был коренастый, темноволосый человек лет тридцати двух с маленькими серыми глазами-льдинками. У него были напористые движения самоуверенного второразрядного торговца. От дождя его коротко стриженные волосы блестели, а плащ на плечах и вокруг воротника потемнел. На нем были поношенная, мятая рубашка, засаленный галстук и нечищеные остроконечные туфли.
После обмена небрежными рукопожатиями Шерман проводил Кейда к таможенному барьеру, подождал, пока Кейд вновь упакует свои вещички, после чего оба в молчании прошли к месту, где Шерман припарковал свою «симку».
Они катили по широкому южному шоссе в Париж, и Шерман излагал ситуацию.
— Анита может уехать в любую минуту. Черти бы взяли этот дождь! На этот раз мы не должны ее упустить. Анита сама водит машину, но смотритель гаража у нас на крючке. Ее консьержка — тоже. Как и ее личная парикмахерша — она обходится мне в двести франков еженедельно, господи боже мой! Парикмахерша доложила, что сегодня утром Анита упаковывала вещи, так что нам надо только ждать «зеленого света». Как только мы узнаем, что она выехала, бы вылетаете в Женеву, где вас встретит Бауманн. Он обо всем позаботится. Он толковый мужик. Я же буду пытаться следовать за Анитой по шоссе. У нее «астон-мартин», так что я легко могу ее потерять. Да и водит она как сумасшедшая. В любом случае вы с Бауманном будете ждать ее в Валлорбе. Мы дважды теряли ее на дороге Лозанна — Монтре. На этот раз в нашем распоряжении пара толковых парней на скоростных тачках, которые будут «вести» ее между Лозанной и Вевеем. Если мы потеряем ее и на этот раз, мне хана. Шэ Бэ платит хорошо, но не держит в своей команде неудачников.
Кейд не отвечал. Он мечтал о двойном виски со льдом. Предстоящая работа его совершенно не интересовала. Это было дело Шермана — все подготовить. Он, Кейд, был готов щелкнуть фотокамерой, но не собирался делать ни малейшего усилия, чтобы получить снимки.
Шерман покосился на него.
— Слушай, приятель, не корчи из себя Будду. Я все знаю про тебя. Ты, конечно, умеешь щелкать затвором, но тебе придется делать не только это. Мы работаем в одной упряжке. И не воображай, что мы будем горбатиться, а ты будешь изображать примадонну, ждущую выхода. Ни фига подобного.
Кейд посмотрел на него, поерзал, удобнее устраиваясь на сиденье.
— Заткнись, — сказал он и закрыл глаза.
Шерман замолчал и молчал до тех пор, пока машина не притормозила у дешевого отельчика на улице Вожирар.
— Сними тут номер и забрось в него вещички, — сказал Шерман. — Я подожду. Я хочу встретиться с консьержкой Аниты. Можешь поехать со мной.
Но Кейд выбрался из машины и закинул сумку на плечо.
— Ты можешь встречаться с кем хочешь, — сказал он. — А у меня другие планы.
И он вошел в здание отеля.
Шерман поколебался, потом пожал плечами и уехал.
Кейд провел вечер, валяясь на кровати с бутылкой скотча в руке и номером «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» под боком. Около девяти вечера он сходил в бистро через дорогу и поужинал, вернулся в свой номер.
В былые счастливые дни он часто бывал в Париже. Он любил этот город. Но в нынешнем состоянии ему нужны были только одиночество и выпивка.
В 23.15 или чуть позже, когда Кейд уже засыпал, зазвенел стоящий у изголовья постели телефон.
Звонил Шерман.
— Она уезжает завтра, — сказал он. — Я купил тебе билет до Женевы. Самолет отлетает в 9.14. Я заеду за тобой в 8.00. В Женеве тебя встретит Бауманн.
Кейд проворчал что-то неопределенное — в том смысле, что понял, и повесил трубку. Какое-то время он тупо смотрел в потолок, затем мысленно пожал плечами и выключил свет.
Как только он закрыл глаза, его одурманенные виски мозги тут же услужливо подсунули ему образ Хуаны. Он видел ее совершенно ясно и отчетливо: она лежала нагая в постели в спальне на втором этаже домика в Чепультепекском парке, укрытая лишь собственными длинными черными волосами, ее глаза были затуманены желанием. Она ждала его, Кейда.
Каждый раз, когда он оставался наедине с собой в темноте, он начинал думать о ней. Выругавшись сквозь зубы, Кейд снова включил свет. Только выпив подряд три дозы, смог он заснуть.
На следующее утро Шерман отвез Кейда в аэропорт Орли. Полное безразличие Кейда ко всему происходящему взбесило его.
— Слушай! Ты хоть когда-нибудь просыхаешь? — орал он, с трудом лавируя в густом потоке машин и пытаясь пробиться на южную магистраль. — Как ты собираешься снимать, если ты постоянно под газом? Запомни, мне нужны хорошие снимки!
— Дерьмо!
Кейд сполз по сиденью вниз, в более устойчивое положение. Голова его раскалывалась, а на губах как будто шерсть выросла.
— Шэ Бэ, должно быть, свихнулся, раз нанял такого алкаша! — с яростью бросил Шерман. — А виноват буду я, если ты напортачишь!
— Ну и на здоровье! — заявил Кейд и закрыл глаза.
В аэропорту Шерман проверил сумку Кейда, после отдал ему билет.
— Все, теперь ты действуешь самостоятельно. Бауманн ждет в Женеве, — сказал Шерман. — Только учти — с Бауман-ном эти твои штучки не пройдут, он парень крутой. Это я с тобой цацкался.
Кейд надул щеки и прищурился.
— Не суетись, пацан, — сказал он. — Кому интересен твой Бауманн? Разве что его мамаше. Да если уж на то пошло, на Брэддока мне тоже наплевать.
И он ступил на ленту эскалатора, ведущую в зал для отлетающих.
В женевском аэропорту Кейд выгрузился в доску пьяный. С самолета он сошел последним и, когда проходил таможенный контроль, привел швейцарских служащих в состояние молчаливого шока.
За таможенным барьером его дожидался Хорст Бауманн. Он был коренным швейцарцем, уроженцем Цюриха. Невысок, коренаст, крепко сколочен. Его круглое лицо было покрыто густым загаром, глаза — холодные и проницательные, губы — тонкие и поджатые. Поскольку Брэддок и Шерман его уже предупредили, вид Кейда не привел его в изумление.
Бауманн считал, что он способен справиться с любой ситуацией. Он был швейцарским представителем «Шепотка» уже пять лет. Швейцария всегда предлагала не облагаемое налогами убежище многим мировым знаменитостям, и «Шепоток» процветал, раскапывая секреты таких людей. Бауманн успел зарекомендовать себя одним из самых эффективных разгребателей грязи в компании дерьмокопателей, сотрудничающих с «Шепотком».
— Она появится в Валлорбе часа через три-четыре, — сказал Бауманн. — К тому времени ты должен протрезветь. С этого момента, Кейд, ни капли. Ты сюда работать прилетел. И запомни — если что не по мне, я становлюсь грубым.
Кейд разглядывал его мощную, коренастую фигуру.
— Точно? — спросил он. — На, держи мою сумку. Меня зовут Кейд. Твой идиот-хозяин не стал бы меня нанимать, если бы не считал, что я могу дать ему то, что ему нужно. Так что заткнись, ты мне наскучил.
Бауманн взял сумку. В молчании они прошли к «ягуару» модели Е. Было солнечное, прохладное утро.
Как только Кейд плюхнулся на заднее сиденье, он тут же отрубился. Бауманн задумчиво поглядел на него, его светло-голубые глаза еще больше напомнили две льдинки. Он завел мотор и погнал «ягуар» из Женевы в сторону Валлорбе.
В Валлорбе Бауманн остановил машину у небольшого отеля, в двадцати метрах от границы и таможни. Кейд к тому времени наполовину проснулся и наполовину протрезвел. Оба вышли из машины и прошли в отель, где Бауманн зарезервировал номер. Бауманн распорядился, чтобы им в номер принесли литр черного кофе. Затем он провел Кейда наверх, в большую комнату с окнами, выходящими на пограничный пост.
Кейд рухнул на кровать, сжимая голову руками.
— Я хочу двойной скотч со льдом, — сказал он. — И поторопись. Мне просто необходимо выпить!
Бауманн снял свою плотную штормовку и набросил на спинку кресла. Стояла удушающая жара. Он подошел к окну и распахнул его. В комнату ворвался чистый, холодный воздух. Возможно, будет снегопад…
— Закрой это чертово окно! — закричал Кейд.
Бауманн подошел к нему.
— Посмотри на меня, — сказал он спокойно.
Кейд отнял руки от лица и посмотрел на Бауманна.
Тот, ни слова не говоря, тыльной стороной ладони залепил Кейду четыре молниеносные пощечины, которые опрокинули репортера на спину. Он лежал на кровати, ошеломленный, тупо глядя на коренастого швейцарца. Потом попытался выпрямиться и подняться на ноги. Еще одна резкая пощечина снова уложила его на спину.
Кейд затих. Он коснулся своего горящего лица, внезапно протрезвел и увидел ненавистную рожу Бауманна, такую же, как и Рона Митчелла в Истонвилле.
— Я могу проделывать это упражнение еще несколько часов и не устану, — сказал Бауманн мягко. — Мы должны работать вместе. Я сказал — больше ни капли, и это означает — больше ни капли. Усек?
Кейд собрался и рывком бросил свое тело вперед и вверх, целя кулаком в равнодушную физиономию напарника. Тот увернулся с унизительной для Кейда легкостью. Зато кулак Бауманна не промахнулся и со всей силой обрушился на солнечное сплетение Кейда. Кейд, согнувшись в три погибели, рухнул на колени. Он задыхался.
Бауманн схватил Кейда за волосы, приподнял и нанес еще три сильнейшие оплеухи. Кейд был совершенно беспомощен. Бросив репортера на пол, Бауманн прошел к двери, открыл ее и, подмигнув портье, принял у него поднос с кофейником. Он повернулся как раз вовремя, чтобы с легкостью отбить вялый удар покачивающегося Кейда, которому, чтобы подняться, понадобились остатки сил и самоуважения. Швейцарец мощным ударом в корпус снова послал Кейда на пол. Кейд рухнул с глухим стуком.
Бауманн сел на кровать, достал из пачки сигарету, не спеша закурил.
Кейд какое-то время лежал неподвижно, затем шевельнулся и принял сидячую позицию. Он глядел на Бауманна ненавидящими глазами.
— Ну, ты и ублюдок! — прошелестел он.
Бауманн улыбнулся.
— Есть немного. Ну, поскольку с разборкой покончили, не выпить ли нам по чашечке кофе?
Он поднялся и взялся за кофейник.
— Сахар?
— Нет.
Бауманн вручил Кейду чашку и снова уселся на кровать.
Кейд остался на полу. Тело ныло от недавних ударов, но мозги были ясными. Он вдруг посмотрел на себя глазами Бауманна: сидящий на полу алкаш с побитой мордой в растрепанной одежде, потерпевший полное поражение. Он с трудом, болезненно кряхтя, поднялся на ноги, залпом выпил обжигающий кофе, подошел к столику и налил себе еще. Кейду было стыдно и горько.
— Сигаретку? — спросил Бауманн, протягивая пачку «Марокканских».
— Благодарю.
Кейд принял сигарету и закурил. Он выпил еще кофе, потом прошел в ванную и обмыл горящее от ударов лицо. Поправил одежду, чувствуя, что впервые с того времени, как выехал из Нью-Йорка, к нему возвращается ясность мыслей и восприятия. Он вернулся в комнату, подошел к окну и долго стоял, разглядывая пограничный пост, с жадностью вдыхая холодный свежий воздух.
— Она появится часа через три. Так что времени достаточно, — сказал Бауманн. — Есть не хочешь?
— Нет.
— Ну, а я перекушу. Если тебе что-нибудь понадобится, звони портье. Да, выпивки они тебе не принесут, можешь и не пытаться. — Он подошел к двери. — Увидимся позже.
Бауманн вышел из номера.
Кейд выпил еще чашку кофе и уселся в шезлонг.
Через какое-то время ему надоела компания собственных унылых мыслей, он поднялся и спустился в холл. Снял с вешалки свой плащ и прошел в магазинчик через дорогу. Бутылки с виски магнитом притягивали его взор, но он устоял перед искушением и купил ароматизированную жевательную резинку. Увидев выходящего из отеля Бауманна, он присоединился к нему.
— И сейчас есть не хочешь? — спросил Бауманн. — Тут подают весьма приличные бифштексы. Тебе надо что-то съесть.
— Да, наверное, — ответил Кейд.
Есть ему все так же не хотелось. Болели ребра. Но он внезапно ощутил импульс вернуться к нормальной жизни.
Кейд прикончил свой поздний обед, Бауманн расплатился, и они прошли к «ягуару». Забрались внутрь и принялись ждать, разглядывая пограничный пост.
Анита Стрелик появилась, когда уже начинало темнеть, в 17.50, на час раньше предсказанного Бауманном времени. Хотя уже были сумерки, Бауманн сразу узнал ее красный «астон-мартин», притормозивший в ярком свете пограничного поста.
— Вот и она, — сказал Бауманн. — Формальности займут у нее минут пять. Поехали.
Он завел мотор и вывел «ягуар» на дорогу, ведущую в Лозанну.
Повернувшись назад, Кейд смотрел через заднее окно. На мгновение в его поле зрения появилась высокая женщина в лыжных брюках, белой штормовке и белом вязаном шлеме, скрывавшем прическу. Она стояла у «астон-мартина» и разговаривала с пограничником в серой форме.
Неожиданно он ощутил возбуждение: чувство, которого не испытывал уже несколько месяцев.
— Пропустим ее, — сказал Бауманн.
Через несколько минут нетерпеливый рев клаксона сзади заставил Бауманна прижать «ягуар» к обочине, а мимо них ураганом пронесся «астон-мартин», делающий не менее сотни километров в час.
— Верный способ самоубийства на наших узких дорогах, — заметил Бауманн, прибавляя все же газу.
Он включил встроенную в панель коротковолновую рацию и, поднеся ко рту микрофон, сказал:
— Хррст вызывает Ы-Эр! Ы-Эр, ответь.
Из динамика донесся мужской голос:
— Слышу тебя, Хорст.
— Движемся по направлению к Лозанне. Где вы?
— У Большого моста.
— Она направляется туда. Держись перед ней, но будь осторожнее — она любит быструю езду.
— Заметно.
Они не видели больше «астона-мартина», пока не достигли пригородов Лозанны. Бауманн, знавший дорогу от Валлорбе как свои пять пальцев, резко прибавлял газа на прямых участках, а на извилистых гнал с тщательно рассчитанной скоростью. Он знал, что не может отстать от «астон-мартина» больше чем на три минуты, но все же вздохнул с облегчением, когда увидел красную машину, которая вынуждена была сбросить скорость, вливаясь в густой поток машин на въезде в Лозанну.
Они медленно ползли по забитым автомобилями улицам, пока, наконец, не достигли Большого моста. К тому времени «астон-мартин» исчез из виду. Бауманн был вынужден признать, что его владелица маневрировала в густом транспортном потоке с большим искусством, чем он. Внезапно ожила рация.
— Вызывает Ы-Эр. Она за мной, пытается проскочить. Мы на авеню де Леман, направляемся в сторону Вевея.
— Не давай ей вырваться вперед, — ответил Бауманн. — Я догоняю.
— Понятно.
Затем последовало резкое проклятие:
— Черт! Она обошла меня! Проскочила пряменько между мной и встречным грузовиком! Только что крыло себе не ободрала! Я заблокирован и ее не вижу!
— Небось, водителем себя считаешь? — крикнул Бауманн с издевкой. Он совершил несколько рискованных маневров и через несколько секунд промчался мимо «Т.Р.-4». Помахал водителю, тот ответил тем же.
Кейд в напряжении подался вперед, он был захвачен азартом погони и не мог не восхищаться водительским мастерством Бауманна.
— Если она думает, что меня так легко сбросить с хвоста, то ей придется переменить это мнение, — пробормотал Бауманн. Он взял в руки микрофон. — Вызываю Грау. Грау, ответьте.
Новый мужской голос зазвучал из динамика.
— Слышу тебя, Хорст.
— Мы движемся в твоем направлении. Ты где?
— Между Клареном и Монтре, на дороге у озера.
— Оставайся там. Она едет быстро.
— Понял.
Они уже миновали Лозанну и мчались по приозерной рокаде. Движение было оживленным, но Бауманн вел машину рисково, обгоняя всех, кого мог, и бдительно следя, однако, нет ли где полиции.
Было уже темно, и с озера подымался легкий туман. Встречные машины шли с включенным дальним светом, и это тревожило Бауманна.
— С такой видимостью мы можем ее потерять, — сказал он озабоченно. — Надеюсь, Аниту перехватит Грау.
Они проехали Вевей, после чего увеличили скорость на прямой дороге к Монтре. Внезапно Кейд выкрикнул:
— Мы проехали мимо нее! Анита остановилась!
Он краем глаза успел заметить припаркованный в тени «астон-мартин». Бауманн, глядевший вперед, его не заметил.
Выругавшись, Бауманн ударил по тормозам, которые протестующе завизжали, и «ягуар» сбросил скорость. Они съехали на обочину и остановились.
— Уверен?
Кейд высунул голову в окошко и посмотрел назад, пытаясь что-нибудь разглядеть на темной дороге.
— Да… она разговаривает с полицейским. Ее явно остановили за превышение скорости.
— Давно пора, — заметил Бауманн и взял микрофон. — Грау, нас тут тормознули за превышение скорости. Но скоро снова отправимся в путь. Думаю, мы больше не будем изображать «Формулу Один».
— Понял.
Бауманн отложил микрофон.
— Надо смотреть за ней в оба. В прошлый раз мы потеряли ее где-то на этом участке. Что там происходит? Кейд все еще смотрел назад.
— Обычное дело. Полисмен вручает ей квитанцию. Она освободится через пару минут.
Бауманн завел мотор и повел «ягуар» на успокоительной скорости шестьдесят километров в час.
— Вот она едет, — сказал Кейд.
«Астон-мартин» обогнал их, и Бауманн пристроился за ним, не теряя из виду задних сигнальных огней. Они проехали Монтре, Вильнев и мчались дальше, в сторону Ажиля.
— Куда же она направляется? К итальянской границе или в горы? — бормотал Бауманн. — Снегопад собирается.
Но сначала они попали в полосу дождя, и Бауманн включил «дворники».
Едущий за ними автомобиль помигал фарами.
— Это Грау, — сказал Бауманн и взялся за микрофон. — Она впереди нас, Грау. Обходи меня и ее, возьмем даму в коробочку. И смотри, не потеряй ее на развилке. Там одна дорога ведет в Италию, а другая — на Вилларс. Черт ее знает, куда она там свернет.
— Понял.
Двадцать минут спустя, когда Грау шел в нескольких метрах впереди «астона-мартина», а Бауманн в сотне метров позади, они увидели, что машина Аниты свернула влево.
— Она едет в Вилларс, — сказал Бауманн. — Там дорожка ухабистая. Чем выше будем забираться, тем хуже будет видимость, да и снег сейчас пойдет.
Он прибавил скорость.
Не проехали они и километра, как повалил снег и залепил лобовое стекло. «Астон-мартин» прибавил газу и гнал с опасной скоростью, закладывая на поворотах такие виражи, что становилось ясно — водительница прекрасно знала дорогу. Бауманн выключил все огни и гнал почти вплотную за дамой, опасаясь потерять ее машину.
Грау, который заехал на дорогу к итальянской границе, пришлось тормозить, разворачиваться и догонять.
На узкой улочке деревушки Уэмоз «астон-мартин» сбросил скорость, и Бауманну пришлось тормозить, чтобы не врезаться в задний бампер жертвы. Он матерился последними словами.
— Черт, не засекла ли она нас? Ну дает, баба. Умеет управляться с этой железякой.
Дальше пришлось преодолевать крутой подъем, ведущий к деревушке Шевьер, на безлюдных улицах которой хозяйничали снег и туман. «Астон-мартин» шел в сотне метров перед ними. На выезде из деревни Бауманну не повезло: он слишком круто повернул, и машина пошла юзом. Швейцарец успел сбросить скорость и с трудом выровнял ход.
— Она ушла, — сказал Кейд без всяких эмоций.
Он отчаянно вглядывался сквозь мокрое заснеженное стекло, надеясь разглядеть красные сигнальные огни, но их не было.
— Она направляется в Вилларс… по этой дороге просто некуда больше ехать, — сказал Бауманн и замедлил ход на крутом подъеме, ведущем в городок.
— Справа! — закричал Кейд. — Она свернула туда! Там ворота. Я видел, как двое закрывают их!
Бауманн продолжал ехать, но скорость сбавил, а через несколько метров и вовсе затормозил. Вскоре к ним подъехал Грау на «ланчии». Грау высунулся из окна, его зеленая швейцарская шляпа тут же оказалась залепленной снегом. Грау был примерно того же возраста, что и Бауманн. Толст, широкоплеч — типичный швейцарец.
— Она свернула в какое-то поместье, — сказал Бауманн. — Ты заметил?
— Нет. Как можно что-нибудь разглядеть в такую метель?
Бауманн вышел из машины.
— Ждите здесь, — и, согнувшись под ударами ветра, зашагал по дороге назад.
Грау подогнал свою машину к «ягуару». Он закурил и, выбравшись наружу, подошел к Кейду.
— Так, значит, вы и есть Кейд? — сказал он, вглядываясь. — Я много слышал о вас.
— Я тоже много о себе слышал, — равнодушно ответил Кейд, сдвинулся в тень и нашаривал сигареты.
— Фотографируете вы классно, — продолжал Грау. — Я следил за вашими работами.
— Я тоже.
Последовала пауза, и Грау, поняв намек, вернулся к своей машине.
Минут через пять пришел Бауманн.
— Нет сомнений — она там. Высокий забор, железные ворота, за ними — длинный подъездной путь. Зданий не видно. Ладно, Грау, ты остаешься здесь. Следи за воротами. Мы едем в Вилларс. Мне надо разузнать, что это за место.
— Понял, — ответил Грау и помахал им вслед, когда «ягуар» двинулся в сторону Вилларса.
