Эмма и Леонтий легли спать в разных комнатах. Вечером они долго и занудно выясняли отношения.

– Говори тише, – одергивал жену ресторатор. – Соседи услышат!

– Плевать мне на соседей! – огрызалась та. – Пусть слышат! Хватит строить из себя паиньку.

– У вас, в Козьем Болоте, может, и не имеет значения репутация. Зато мы, Ракитины…

Эмма страдальчески морщилась и хваталась за виски.

– Ах ты, боже мой, какие мы аристократы! У тебя сестру убили, а ты печешься о собственной репутации!

– Замолчи!

Он, по настоянию Эммы, перестал общаться с мачехой – пока, во избежание скандала, решил оставить Раису в покое. Самое досадное, что к ней вдруг переселилась Саша, домработница. Раечке, видите ли, боязно одной ночевать! Теперь без веской причины в отцовскую квартиру не сунешься, мигом заложат.

– Разве ты ее не боишься? – ехидничала жена. – Она ведь убийца, она убила Нелли.

– Это еще надо доказать. На шкатулке, которую нашли на полу рядом с телом сестры, есть один отпечаток пальца Раисы. Но она твердит, что пользовалась шкатулкой, брала из нее швейные принадлежности: иголки и нитки. Естественно, там остались ее пальчики.

– Нелли наверняка протерла шкатулку…

– Видимо, недостаточно тщательно. Других отпечатков Раисы в квартире не обнаружено.

– Она же не дура! Надела перчатки, перед тем как…

– А шкатулку, по-твоему, трогала без перчаток?

– Прекрати заступаться за нее!

– Я ни за кого не заступаюсь, я рассуждаю логически. Следователь будет рассуждать так же. Для него важны улики, а не эмоции.

– Она тебе покажет логику! – выходила из себя Эмма. – Прикончила Нелли, теперь за тебя возьмется. Не сразу, конечно. Выждет… Глядишь, и останется единственной наследницей! Никодим Петрович твоей смерти не перенесет.

– Что ты меня заживо хоронишь?

– Откуда тебе стало известно про ее отпечатки на шкатулке? Сама поделилась?

– Мы случайно встретились… в больнице. Она сказала отцу, а он – мне. Его это беспокоит.

– Все ясно! – взвизгнула Эмма, хотя ей ровным счетом ничего ясно не было. – Ты готов оправдывать убийцу, лишь бы Раиса не пострадала. К кому же ты тогда будешь лазить под юбку? А может… – Она задохнулась от посетившей ее мысли. – Может, ты себя выгораживаешь?

– По-твоему, я во всем виноват? Скажешь, я и Нелли убил?

– Не исключено! – выпалила Эмма, глядя на него горящими от ревности глазами. – Вы оба с милейшей мачехой сговорились извести нас, чтобы остаться вдвоем и наслаждаться жизнью. Ты ведь и госпожу Ельцову нанял с единственной целью – отмазаться?

В другой раз сочетание слов «госпожа» и «отмазаться» рассмешило бы Леонтия, и он не преминул бы сделать жене замечание. Но сейчас его взбудораженный ум работал в ином направлении.

– Ельцову, да будет тебе известно, наняла сама Нелли, когда была жива! Она предчувствовала свою смерть. Я обязан исполнить волю покойной сестры. Пусть преступник понесет заслуженное наказание, кем бы он ни был!

В его словах звучал наигранный и неуместный пафос, будто Леонтий произносил речь перед публикой. Эта его манера жутко бесила супругу.

– Вот как… – опешила Эмма. – Нелли, значит… Выходит, она кого-то подозревала. Кого же?

– Не знаю, – дернул уголком рта Леонтий. – Думаю, Раису. Я не пожалею денег, чтобы вывести убийцу на чистую воду. Так что ты поторопилась сделать выводы. Тебе, кстати, тоже выгодна смерть Нелли.

Он пожалел о вылетевшей фразе, но взять ее назад было уже нельзя.

Эмма истерически расхохоталась. Ракитины в своем репертуаре. Они даже трагедию умудряются превратить в фарс.

– Да? Ну, попробуй повесить это на меня – я ведь тогда молчать не стану. Расскажу, какие шалости вы позволяли себе в отношении Глафиры. А вскоре ваша мачеха приказала долго жить! Меня Клавдия Прокофьевна честно предупредила, в какое змеиное логово я попаду, если выйду за тебя замуж.

Леонтий побагровел и начал хватать ртом воздух, как выброшенный на берег карась.

– Какие… шалости? Что ты несешь?

Эмма заготовила взрывоопасный аргумент, который собиралась пустить в ход в крайних обстоятельствах, однако не удержалась.

– Две жены твоего отца отправились на тот свет. Уж не вы ли приложили к этому руку?

– Кто – мы?

Он так распалился, что его лицо перекосило: угол рта уже не подергивался, а опустился вниз и потянул за собой мышцы лица. Гримаса эта была нелепа и страшна. Эмма невольно отвела глаза. Она пошла на попятную:

– Вы изводили женщину, которая о вас заботилась… Ты же сам рассказывал!

– Не тебе судить! Каждый варится в своем адском котле. Что ж ты не побрезговала «змеиным логовом»? А? Не побоялась выйти за меня? Или ты вступила в брак с моим кошельком? Заодно и статус замужней дамы приобрела?

– На тебя уже косо поглядывали, – не осталась в долгу Эмма. – Уже поговаривали, что ты голубой. Глафира безмерно устала от вас с Нелли, ей хотелось пожить наконец для себя. А вы не торопились обзаводиться собственными семьями. Поэтому мачеха и попросила свою подругу подыскать тебе женщину, непритязательную, без особых капризов. Выбор пал на меня. Это судьба, Леон, моя и твоя. Ты веришь в судьбу?

Он плеснул себе коньяка в бокал и залпом выпил. Несколько капель пролились на воротник его дорогой рубашки.

– У твоей сестры был любовник…

– Жених!

– Возможно, не один, – заявила Эмма. – Кто-то из них мог убить ее. И раздеть. В назидание!

– Не смей говорить о моей сестре в таком тоне! – сорвался на дискант Леонтий. – Она не продажная девка, чтобы спать с кем попало! Она – Ракитина!

Они разругались в пух и прах. Эмма, обиженная, оскорбленная в лучших чувствах, отправилась спать в гостиную. Леонтий лег в спальне один. Он даже обрадовался этому. В последнее время его перестало тянуть к жене, он совершенно охладел к супружескому сексу. Они с Эммой – чужие друг другу и с каждым днем отдаляются все больше.

Он ворочался, одолеваемый тяжкими раздумьями, пока его не сморила усталость. Уже теряя ощущение реальности, он подумал: «Как бы эта Ельцова не накопала лишнего…»

Матвей показывал своим подопечным приемы русского боя – когда тренироваться в зале, если не зимой. Едва сойдет снег, они будут ездить за город, осваивать навыки выживания вдали от цивилизации.

– Повторите прием, – сказал он ребятам и присел на скамейку. – И помедленнее. Работайте в первую очередь головой, а потом уже руками и ногами. Каждое движение должно быть осмысленным.

В зале стоял запах дезинфицирующего средства и мужского пота. В открытое окно лился студеный воздух. На стенах висели плакаты по основам механики и анатомии человека. В самом верху – написанное тушью и взятое в рамку высказывание патриарха русского стиля Алексея Кадочникова: «Оружие – это жизнь. Работайте с жизнью».

– Двигайтесь хаотично! – крикнул Матвей со скамейки. – Так вы станете менее уязвимы для удара.

Из ума не шел разговор с пенсионеркой Синельниковой.

– Двигайтесь хаотично… – пробормотал он.

Хаос – вот что представляло собой семейство Ракитиных. Нелли убита… Профессор в больнице… Леонтий мечется между мачехой и женой… Эмма ревнует… Раиса погрузилась в прострацию… Каждый из них чего-то недоговаривает, хитрит. Каждый чего-то боится.

«Никодиму Петровичу уже значительно лучше, но он избегает встреч с кем-либо, кроме близких, – сообщила Астра. – Раиса попросила домработницу ночевать у нее, пока муж в клинике. Она боится оставаться в квартире одна. Как думаешь почему?»

«Из-за пасынка?»

«Вряд ли. Тот ночует дома, с супругой. Ему сейчас скандал ни к чему».

«Странные люди эти Ракитины».

«Люди вообще странные…»

«И мы с тобой?»

«Мы с тобой – тем более!»

«Ни муж с женой, ни брат с сестрой… – усмехнулся Матвей. – А кто? Мне иногда кажется, что ты живешь в зазеркалье!»

«Так и есть…»

«Мне чертовски нравится твоя жизнь! – признался он. – Я тоже хочу в четвертое измерение!»

«Тебе нельзя. Ты Брюс… Ты чего-то не осуществил и вернулся…»

«Я – Матвей Карелин!»

Она смеялась, совсем как ее двойник в зеркале. Или это двойник смеялся, как она? О, черт! Черт…

Его мысли сделали круг и вернулись к старухе Синельниковой. По ее словам, перед смертью у Глафиры начали пропадать вещи – то пудреница, то очки, то часики, то серьги…

«Хоть и простенькие, а Глаша их любила, – поведала пенсионерка. – Она их купила на первую зарплату, очень дорожила ими. Память о молодости».

Последним у Глафиры пропало обручальное кольцо. Это привело бедную женщину в отчаяние. Особенно мучительно было объясняться с мужем, оправдываться. Сняла, мол, кольцо перед уборкой, положила на полочку в ванной, а потом хватилась – нет кольца!

«Мои дети – не воры! – взъярился Ракитин. – Они не так воспитаны!»

«Что ты, что ты… – рыдала жена. – Я на них и не думаю. Наверное, сама незаметно смахнула, упало колечко на пол, закатилось…»

О своем горе Глаша рассказала подруге. С кем еще поделиться? Ее это пугало – не к добру, мол. Синельникова уверяла: вещи у мачехи таскали дети, больше некому. Так они мстили ей за то, что она заняла место их родной матери.

«От чего Глафира умерла? – напрямую спросила Астра. – Может, ей помогли?»

«Ой, не знаю! – всполошилась Синельникова. – Греха на душу брать не буду! Болела она… Каждый день на нервах, кто такое выдержит? Стресс – причина всех наших хворей. Сначала грипп подхватила, осложнение дал, потом инфекция в кровь попала, будь она неладна. Глаша труженица была неутомимая, чистюля. Муж ее на дачу повез отдыхать, на свежий воздух, а она не выдержала, принялась порядок наводить. Поранилась о какую-то железяку ржавую, занесла заразу… Организм у нее сильно ослабел, сопротивления никакого болезни не оказывал. Угасла Глаша в больнице в течение недели, что врачи ни делали, спасти не сумели. Устала она от такой собачьей жизни, вот что я вам скажу!»

«Вы ее навещали? Говорили с ней?»

«Если бы знать, что она в больницу попала! Мне никто не позвонил, не потрудился сказать, что с Глашей беда. О похоронах от Эммы узнала. Пойти не смогла: нога воспалилась, как назло, отекла, ничего не наденешь, кроме тапочка. Ну, она меня простит…»

«В какой больнице умерла ваша подруга?»

Синельникова назвала адрес.

«После, как отек спал, я ездила туда. Думаю, вдруг письмецо какое Глаша мне оставила? Врачиха одна сказала, что привезли ее в тяжелом состоянии, и в сознание она почти не приходила. Они замкнутые все, Ракитины, скрытные. Леонтий тогда уже с Эммой встречался, ухаживал, значит, за нею, а про Глашину болезнь молчал. Эмма бы мне непременно позвонила! Она баба простая, отзывчивая, грубоватая немного, зато шьет отлично. Я только у нее себе все заказывала: и платья, и юбки, и пальто. Что на такую тумбу купишь?»

«Это вы познакомили Леонтия с его будущей женой?»

«Я. Эмма мне понравилась. Обходительная, покладистая… Честно говоря, на Леонтия мне плевать. Глашу было жалко! Деточки выросли, а уходить из дому не торопились. Сидят и сидят сиднем. Глаша, как Золушка, спину на них гнула. А они над ней потешались! Но я Эмме все честно выложила про Леонтия и его сестрицу, как на духу. Чтобы она потом меня не винила. Свахе ведь и первая чарка, и первая палка».

«Эмму это не остановило?»

«После тридцати женщину трудно остановить… Она меня выслушала, подумала и решила все же повстречаться с Леонтием, приглядеться, что он за птица. Мужчины умеют нам, бабам, пыли в глаза напустить. Сама такая! Намучилась со своим, не приведи господь! Не надеялась я, что Леонтий на Эмме женится. Не той она породы, а у него гонору – хоть отбавляй. Но человек предполагает, а Бог располагает… Сошлись они, до сих пор живут. Чуднó!

«Что ж вы хорошей женщине… негодяя сосватали?»

«Если по справедливости, не такой уж он негодяй, – подумав, сказала Синельникова. – Это меня за Глашу обида гложет. Может, напрасно я Ракитиных осуждаю? Леонтий, по нынешним меркам, завидный жених: не пьет, не курит, бизнес наладил, квартиру купил, деньги зарабатывает… Эмма за ним ни в чем не нуждается. Сразу как он на свои хлеба ушел, тут и Нелли от отца переехала. Ей от фирмы жилье выделили, как ценному специалисту, в кредит, конечно, в счет будущей зарплаты. Только Глаша не успела этому порадоваться… – всхлипнула Клавдия Прокофьевна. – Ее уж не стало к тому времени…»

Из Ракитиных она расхваливала Эмму на все лады. Та-де не гнушалась неимущей пенсионеркой, приезжала к ней на дом снимать мерки, примерять вещи. Заодно и делилась новостями. До сих пор позванивает, справляется, как дела. Не загордилась, хотя могла бы.

«Сейчас я шить на заказ перестала, – вздыхала Синельникова. – Расценки сильно поднялись, ткани подорожали… Да и куда я хожу? От кровати до плиты и обратно. Жизнь пролетела, теперь мы с Глашей уж скоро встретимся… Чую, ждет она меня не дождется…»

Матвей закончил тренировку и, стоя под душем, снова и снова прокручивал в памяти слова Клавдии Прокофьевны. Выходит, у Нелли были основания бить тревогу из-за пропадающих у нее вещей, если она помнила, что предшествовало смерти Глафиры. А на память никто из Ракитиных не жаловался…