Глава 6
1
Париж, 1921 год
Сегодня, в небольшой церкви Сен-Пьер на Монмартре, состоялось наше венчание с Ритой Мейер.
Белоснежное свадебное платье моей жены пахло «Chanel № 5». Я почти не слышал слов священника. Едва не забыл поцеловать Риту. Может быть, приглашенные на венчание многочисленные Ритины друзья-художники перешептывались: «Зачем хозяйке галереи этот нищий юнец? К тому же он не пишет картин». Мне не было до этого никакого дела. Ведь мое божество ласкало меня своим ароматом.
…В тот памятный день я не смог отправиться в мастерскую месье Бо. И дело не в бессонной ночи, проведенной за первыми записями в моем дневнике. Не помню, сколько их было, таких же бессонных, когда я сочинял аромат для Габриэль. Сказать, что я волновался – значило не сказать ничего. То я не смог сдвинуться с места. То, охваченный беспокойством, метался по мансарде. И запахи точно так же кружились в невероятном танце. Я слышал жасмин, розу, мускус. И понимал, что если аромат жасмина действительно доносится с полей, то мускусом в моей комнате пахнуть не может, он слишком дорог. Месье Бо осторожно добавляет его в самые дорогие духи, и я просто не мог принести мускусный след на своей одежде. Я сделался безумным. И был не в состоянии идти в мастерскую. Бог знает что со мной стало бы при виде Габриэль.
Когда жаркое солнце Грасса щедро пролилось в мою комнату, я совсем потерял голову. Хорошенький вздернутый носик моего божества уже узнал запах содержимого пробирки под пятым номером. Свершилось…
Совершенно без сил я лежал, обливаясь холодным потом, на узкой постели и знал: в мою мансарду должен подняться месье Бо.
Он принялся кричать уже на лестнице:
– Жалкое ничтожество! Ты уволен! Не смей больше показываться в мастерской!
Хозяин так и сыпал проклятиями! Потом он опустился на стул и тихо сказал:
– Напиши мне формулу.
Понимая, что свершилось то, о чем я мечтал и во что не верил, я бросился за бумагой.
Мне казалось: месье Бо, остынув, простит меня. Но все оказалось иначе. На фабрике производили мои духи. Стекольщики готовили строгие прозрачные прямоугольные флаконы. А я не мог войти в мастерскую, так как хозяин отдал слугам приказ не пускать меня.
Мне не удалось найти другой работы. Как только закончились деньги, меня вышвырнули из мансарды, и я отправился в единственное место, куда мог пойти.
Какое счастье, что Рита оказалась на своей вилле в Грассе!
До сих пор сложно понять, почему будущая жена полюбила меня с такой страстью. Женщины никогда не баловали меня своим вниманием.
Однажды довелось услышать, как сплетничают горничные месье Бо.
– Антуан Лоран совсем некрасив. Он худ, мал ростом, его лицо в оспинах, – говорила Коллет.
Ей вторила Жанна:
– Да уж, в отличие от хозяина, который полностью оправдывает свою фамилию, малышу Антуан Лорану повезло куда меньше.
Не знаю, что случилось с Ритой, когда я, по распоряжению месье Бо, доставил ей флакон духов и баночку благоухающего крема. Она пригласила меня позавтракать с ней на террасе, а потом соблазнила так быстро, жадно, ошеломляюще… Я пришел в себя, уже возвращаясь в свою мансарду, легкий, немного уставший, счастливый.
Мне нравилось ее лицо, уже чуть расчерченное морщинами. Ритино тело в страсти пахло раскаленным солнцем. Она хотела купить мне мастерскую, но разве я мог позволить себе быть на содержании у женщины? К тому же мне было тогда всего девятнадцать, я верил в свою удачу и не хотел связывать себя долгими отношениями.
Рита часто уезжала из Грасса. У нее имелась художественная галерея в Париже, а еще она любила колесить по побережью, останавливаясь в шикарных гостиницах и проигрывая немало денег в казино. Я шел на ее виллу и молился о том, чтобы Рита оказалась в Грассе. Мне требовалась вода, чтобы смыть соленый, разъедающий кожу пот, и очень хотелось поесть.
Как она обрадовалась!
Думал ли я, лаская Ритино тело, о своем божестве? Нет. Моя любовь вознесла Габриэль на пьедестал. Я восхищался ее красотой. Но не допускал даже мысли, что когда-нибудь просто заговорю с ней…
Полгода мы провели с Ритой в Париже в праздности и безделье. Она сама настояла на свадьбе. Влюбленная, стареющая, моя бедняжка все опасалась, что я польщусь на молоденькую служанку.
Накануне венчания я заметил в Ритиной спальне белую коробочку со сцепленными, как кольца, золотистыми инициалами моего божества.
Габриэль незримо присутствовала на нашей свадьбе…
…А лучшим свадебным подарком стал поздний стук в дверь.
– Наконец-то я разыскал тебя! – облегченно сказал месье Бо, с удивлением разглядывая интерьер Ритиного роскошного особняка. – Как хорошо, что объявление о предстоящей свадьбе напечатали в газетах. Умоляю, помоги мне! Габриэль опять заказала духи…
2
– Гражданка Зорина? Следователь Ковалев Тимофей Аркадьевич вас беспокоит. Вам надо приехать на допрос в прокуратуру. Вы будете допрошены как свидетель по делу об убийстве Весты Каширцевой.
В трубке возникла пауза, а потом Светлана взвизгнула:
– Наконец-то! Так ту девчонку убили? Правильно! Так ей и надо! Нечего на чужих мужей губу раскатывать! А я тут при чем? Меня подозреваете? Так это ваши проблемы! Какой допрос? Вот еще скажете. И не подумаю!
Женщина бросила трубку. Тимофей Аркадьевич вновь набрал ее номер, чтобы объяснить: если гражданка Зорина проигнорирует устное приглашение, ей по почте направят повестку с указанием точного времени, когда надо явиться в прокуратуру. В случае неприбытия по официальному вызову, женщина будет доставлена на допрос сотрудниками милиции в принудительном порядке.
– Давайте не будем ссориться в самом начале нашего сотрудничества, – мягко сказал следователь и поморщился.
С того конца провода раздавалось звонкое до головной боли:
– Какое сотрудничество! Что вы себе позволяете! Да вы знаете, кто я! Один звонок моего мужа вашему начальнику – и вы уволены.
– Светлана, если бы вы только знали, как часто мне приходится слышать подобные угрозы. В таких случаях я напоминаю: следователь – лицо процессуальное. В Уголовном и Уголовно-процессуальном кодексах предусмотрена ответственность по целому ряду статей за препятствование ходу расследования. Жду вас сегодня после обеда.
– Шеф! Да чего вы с ней цацкаетесь! – Сидящий на стуле оперативник Марат побагровел от возмущения. – Видели мы таких цыпочек! Даже по печени бить не надо. Просто гаркнешь – и становятся послушными и иногда даже ласковыми!
Ковалев погрозил Кудряшову кулаком. Парень помешал расслышать ответ Зориной.
– Простите, так когда вы приедете? Сразу после обеда не можете, массаж. Хорошо. Четыре часа вас устроит? Жду. Кабинет 28, второй этаж.
– Шеф, ваше терпение меня поражает, – раздраженно сказал Марат.
Кудряшов был не единственным оперативником, которому Светлана Зорина серьезно расшатала нервную систему. Прокурор после долгих уговоров дал санкцию на установление наружного наблюдения, и все опера взвыли волком. Жизнь у Светланы Зориной оказалась насыщенной и совершенно круглосуточной. По утрам она посещала спортклуб, потом косметический салон, далее следовал обход магазинов с непременными многочисленными покупками. Отобедав в ресторане, Светлана встречалась с подругами, а потом могла ночь напролет веселиться в клубе. Причины такой неуемной энергии опера установили быстро. В ночных клубах дамочка покупала какие-то таблетки и лопала их пригоршнями. Но милиционеры-то работали без допинга, и потому стонали все три сменяющие друг друга группы.
– Знаешь, Марат, – Тимофей Аркадьевич отложил рапорт оперативника и задумчиво посмотрел в горящие азартом глаза Кудряшова. – А ведь мне уже начинало казаться, что я ошибся. Судя по распечаткам телефонных звонков, подозрительных знакомств Зорина не водила. Крупные суммы денег со счетов не снимала.
Марат хмыкнул. Ничего себе крупных сумм не снимала. Да ее ежедневные траты больше месячной зарплаты опера!
– Мой молодой друг, все в этой жизни относительно, – философски заметил Тимофей Аркадьевич. – Надо руководствоваться не эмоциями, а фактами. А они заключаются в следующем. За свой обычный лимит расходов Светлана Зорина не выходила. Значит, с убийцей Весты она рассчиталась наличными до установления наружного наблюдения или планировала сделать это позднее. Но вот знаешь, что мне непонятно? Почему она, так лихо провернув дело с этой женщиной, вдруг решила отказаться от ее услуг?
– Я думаю, дело в том, что убившая Весту тетка все-таки каким-то боком входила в круг общения модели. Сколько народу вертится вокруг таких девчонок! Головная боль опера, как говорится, – Марат опять начал заводиться. – Маникюрши, педикюрши, парикмахерши, массажистки. Нет чтобы дома сидеть, оперативников по Москве не гонять! Шастают и шастают! Туда-сюда. Рехнуться можно! Сколько нам эта Светлана крови выпила! Ужас, да и только!
Тимофей Аркадьевич улыбнулся:
– Марат! Это твоя работа.
Парень кивнул и продолжил рассуждения:
– Итак, тетка, задавившая Весту…
– Почему тетка? – перебил с изумлением Ковалев. – Как я понял из беседы со свидетелем, женщина молода и достаточно привлекательна.
Марат упрямо мотнул головой:
– Все равно тетка. Девочку задавила, блядь, сука поганая. Чего мне с ней церемонии разводить? Ай, шеф, с мысли меня сбиваете!
– Ну, говори, говори…
– Так вот. Та тетка имела контакт с Вестой. А новая любовница Сергея Зорина, манекенщица Машенька, дочь крутых родителей. Кстати, шеф! Вы бы видели, какая у нее попка! У всех ребят в машине на нее встал! В общем, Маша живет за городом, в шикарном особняке. Уж не знаю, как Светлана почувствовала, что у мужа новая девка появилась. У него с Машкой, как я понял, еще ресторанно-конфетная стадия, в койку он девчонку пока не затащил. Светлана сама проследила за мужем. Мы еще удивились, чего она вдруг вместо ночного клуба опять в ресторан ломанулась. Пошпионила за мужем, застукала его с новой девочкой. Быстро мужик утешился, ничего не скажешь. А еще говорят, богатые тоже плачут. Херня! Одну любовницу замочили – Сергей Палыч себе мигом вторую завел. И вот Света сообразила: чтобы Машеньку-красавицу убрать, нужен профессионал. Поэтому она и встретилась с этим бандюком!
Тимофей Аркадьевич вновь пробежал глазами последний рапорт группы наружного наблюдения. Вчера в ночном клубе Светлана Зорина час сорок минут разговаривала с каким-то мужчиной. Они вышли в холл, и работавшему внутри здания оперативнику не удалось выяснить содержание разговора. Но и того, что он уловил, пару раз направляясь в уборную, оказалось достаточным для того, чтобы заинтересоваться личностью собеседника Зориной.
– Да у меня связи, опыт. Сам два года зону топтал. Недорого возьму! – с горячностью убеждал Светлану мужчина.
После проверки данных пластиковой карты, которой расплачивался в клубе мужчина, удалось выяснить: владелец – Роман Серебряков. Проходит по картотеке МВД. Действительно, два года отбывал наказание в колонии общего режима за мошенничество. В настоящий момент постоянного места работы не имеет, зато находится под пристальным контролем участкового в связи с криминальными контактами. Привлекать к ответственности Романа оснований пока нет, но за такими ребятами глаз да глаз нужен. Потенциальный правонарушитель.
– Значит, все-таки прав оказался я, а не детектив Симаков, – провозгласил Тимофей Аркадьевич и довольно потер ладони. – Старый конь борозды не испортит! А ведь как убеждал Петя, как настаивал. Говорил – Светлана просто развестись хочет, оттяпав большую часть имущества мужа.
Оперативник недоуменно хмыкнул. А что еще могла сказать клиентка частному детективу! Не прямым же текстом сообщать: установите мне любовницу мужа, и я ее потом убью. Нет. Врала, играла, притворялась. Все бабы такие. Симаков установил личность Весты. Потом Светлана, видимо, выяснила: есть общие знакомые. И вот какая-то тетка согласилась задавить молоденькую девочку. На деньги, обещанные Светланой, позарилась. В общих чертах ситуация совершенно понятна.
– Да, есть и неясные моменты, – разглагольствовал Марат. – Что за тетка? Где тачка? Но это вы, Тимофей Аркадьевич, сейчас выясните. Расколется дамочка, как пить дать.
Ковалев нахмурился и забарабанил пальцами по столу. Расколется ли? А если в несознанку уйдет? Доказательств-то прямых нет. Может, стоило бы подождать, понаблюдать за Романом Серебряковым? Но кто этих отморозков знает. А вдруг еще одна девочка погибнет? Нет, этого тоже позволять нельзя, неоправданный риск.
– Что ж, будем надеяться, что Светлана расколется, – пробормотал Тимофей Аркадьевич.
За окном раздался глухой звук удара, и Ковалев бросился к подоконнику.
– Явилась, не запылилась, – прокомментировал со своего места Марат. – Она вечно бампером в бордюры тыкается. Как говорится, мадам паркуется по звуку.
Тимофей Аркадьевич едва смог выговорить:
– Что это?!
На плече неуклюже выбравшейся из салона черного джипа «БМВ» женщины сидела жуткая зелено-красная пупырчатая тварь.
– Игуана. Чарли, мой мальчик, ути-пути, – загримасничал Марат и встал со стула. – Ладно, шеф, удачи. Колите дамочку. А я пошел, так как за себя при встрече с этой мадам не ручаюсь. Можно я кофейку у вас отсыплю?
– Что за вопрос. Конечно!
– Где-то я видела эту рожу, – Светлана проводила выходившего Кудряшова подозрительным взглядом и без приглашения плюхнулась на стул у стола следователя. – Чего вам надо? Что за понты?
Видимо, пупырчатой твари передавалось настроение хозяйки. Ковалеву показалось – животное воинственно наливается краской.
– Не будем ходить вокруг да около, – начал Тимофей Аркадьевич, старательно избегая смотреть на игуану. – Вчера в ночном клубе вы встречались с Романом Серебряковым.
– Это запрещено? – Светлана достала из сумочки портсигар и быстро извлекла из него розовую сигаретку с золотым фильтром.
– В моем кабинете не курят! – Тимофей Аркадьевич приложил максимум усилий, чтобы не разораться. – И вопросы здесь задаю я. Итак, вы встречались с Серебряковым. До этого вы следили за своим мужем и выяснили: у Сергея Павловича появилась новая любовница. Серебряков – лучший друг именуемого в криминальных кругах Васькой-Отстрелом Василия Петрова, который причастен к целому ряду заказных убийств. Но посадить его за решетку мы пока не можем. Поясните, пожалуйста, что все это значит.
Светлана растерянно захлопала глазами:
– Может, частные детективы вынуждены общаться с такими людьми. Мне Рома ничего про этого Отстрела не говорил.
Тимофей Аркадьевич мысленно зачертыхался. Несознанка. Она, родимая. Я не я, и мама не моя. Чистосердечного признания не будет.
– Какого частного детектива? Вы о чем? – устало спросил Ковалев. – Роман Серебряков – безработный. После возвращения из мест лишений свободы у него нет постоянного места работы. Лицензия на частную детективную деятельность гражданину Серебрякову никогда не выдавалась.
– Как не выдавалась? – Светлана навалилась на стол, и следователь испугался, что пупырчатая тварюга вот-вот сползет с плеча хозяйки и свалится на материалы уголовного дела. – Да я своими глазами видела! И номер ее переписала. Вот, сейчас найду…
Она протянула следователю записную книжку и затараторила:
– С Ромой мы в клубе познакомились. Он долго не говорил, чем занимается. Потом намекнул: детективная деятельность. Сказал, что связи у него есть, типа, он птица высокого полета. Я сразу – ушки на макушку. Мне детектив нужен. Я уже нанимала одного мужика, но он такой ценник залепил. Моя подруга Ритка себе детектива дешевле нашла. А у Ромы лицензия действительно была. Мы в коридор вышли, он мне ее и показал. Я ему задаток уже дала. Вот расписочка, пожалста, – Светлана вытащила из сумки листок бумаги и положила его на стол. – С мужем я хочу развестись. Достал, кобель поганый, все по девкам бегает. Никакой благодарности. Да я всю молодость на него угробила. А что толку? Он своим девкам машины дарит, квартиры. А мне всего двадцать штук ежемесячно отстегивает, и то, говорит, много! Адвокат сказал – будут доказательства супружеской неверности, сам все имущество оставит, скандала побоится.
Светлана вдруг замолчала и удивленно уставилась на следователя.
– Так Рома что, меня обманул? Лицензия липовая? И я влетела на бабки?!
Она достала сотовый телефон, защелкала по кнопкам. Обнаружив в записной книжке нужного абонента, нажала на вызов.
До Ковалева явственно донеслось:
– Проверьте номер, который вы набрали…
«Я лопух, – с грустью подумал Тимофей Аркадьевич. – Мне пора на пенсию. Даже если между Серебряковым и Зориной был сговор, сейчас она ни о чем не расскажет. А доказательств нет».
– Сукин сын! Точно надурил меня, и мобилу свою неправильно записал. Послушайте, так ту девушку, Весту, убили? – не унималась Светлана.
Тимофей Аркадьевич вяло подтвердил:
– Убили.
– Значит, так, – кругленькое лицо Светланы засияло от радости. – Я тут ни при делах, это понятно. А кто будет распоряжаться ее квартирой и машиной? Это же все Зорин покупал. Как бы мне разрулить этот ситуэйшн? Ладно, черт с ним, с Ромой. Я продам девкино имущество и отобью приличные бабки. А что вы на меня так смотрите? Думаете, легко жить на двадцать штук в месяц?!
3
Шасси самолета коснулось земли, и Лика Вронская почувствовала, как ее вжимает в спинку сиденья.
– Температура воздуха в Москве шесть градусов выше ноля. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании и будем рады вновь приветствовать вас на борту наших самолетов, – мелодично прощебетал женский голос.
– Плюс шесть! А в Париже все пятнадцать было, когда мы улетали, – досадливо пробормотала Лена, отворачивая от иллюминатора разноцветную головку. – Лика, тебя встречают?
– Нет.
Невинный вопрос – а такой, оказывается, болезненный. Царапнул по сердцу. Раньше в аэропорту всегда ждал Пашка. Родной, соскучившийся, заботливый. Время лечит. Она уже начинает забывать его лицо. И совершенно не скучает по Пашиному телу. Правду говорят – французы потрясающие любовники. И всего лишь одна ночь с Франсуа опьянила другими ласками так, что трезветь не хочется совершенно. Но вот эти мелкие бытовые аспекты. Рефлексы неодинокой женщины, которой всегда было на кого рассчитывать. Они остались, не исчезают. Обидно. Надо привыкать. Живут же как-то без мужей другие.
– Я позвоню в редакцию, – пробормотала Лика, расстегивая рюкзачок, чтобы достать телефон. – Вдруг повезет, и служебная машина свободна.
Услышав диалог, Наташа Захарова заговорила в проем между передними креслами:
– Лик, не беспокойся. Я звонила из Парижа в агентство. Кристинка сказала, что нас встретят, так что мы тебя подбросим.
– Отлично. Спасибо.
– Да ладно тебе. – Парикмахерша нетерпеливо вскочила на ноги, хотя проход еще был полон стоящих в ожидании трапа таких же торопыжек. – Неизвестно, сколько бы мы еще в этой Франции проторчали. Что ты сказала тому полицейскому?
– Не важно.
– Не хочешь – не говори. А насчет прически подумай. Поверь моему опыту, ей просто необходимо придать форму!
Лика улыбнулась, хотя на душе у нее кошки скребли. Вот ведь маниакальная профессиональная страсть!
Тот же микроавтобус. С тем же водителем. Только салон полупустой. Бог с ней, с Ариной, укатившей с каким-то кавказцем на красном «Порше». У нее все в порядке. А вот у Кати…
Почувствовав, что сейчас опять разрыдается, Лика фальшиво бодрым голосом провозгласила:
– Так, девушки. Давайте скажем, кого куда везти, чтобы водителю было удобнее ориентироваться.
Лена и Наташа напомнили свои адреса, а Лика задумалась. Поехать домой? Провести остаток вечера и ночь, мысленно разговаривая со следователем? Первый порыв – обвинить во всем Ковалева. Что он себе думал? Почему во всем не разобрался, фактически позволил эту поездку, где случилось непоправимое? А потом… Потом… Другие аргументы. Она точно так же виновата, как следователь. Даже больше, потому что скрыла информацию хотя бы о письме, адресованном Ире Сухановой с явными угрозами. Потому что шла вперед к цели, как бульдозер. У нее так всегда. Руки, ноги, язык – да все, все в ней борется за независимость от мозгов и всегда выигрывает у рассудка.
Водитель обернулся и вопросительно вскинул брови:
– Ау! Тебя домой? Туда, откуда забирал?
– А? Нет!
Лика назвала адрес прокуратуры и соврала любопытной Леночке, что едет к родителям.
«Время не позднее. Рабочий день у следователя ненормированный. Если повезет – поговорю с Тимофеем Аркадьевичем сегодня. Визитку его, конечно, где-то посеяла. Да и звонить в общем… не по себе. Такие разговоры лучше сразу вести при личной встрече. Может, он все еще на работе. Я бы на его месте себя убила», – размышляла Лика, вглядываясь в какие-то не весенние после уже зазеленевшего Парижа московские улицы.
Машина притормозила, и холодный ветер полоснул по лицу. Помахав удалявшемуся микроавтобусу, Лика застегнула коротенький пиджачок, вытащила ручку сумки и, поеживаясь, пошла к прокуратуре. Почти все окна здания ярко светились.
Но крошка-«Самсунг» запел бравурную песню, и Вронская обрадованно остановилась. Надо к следователю. Страшно до невозможности. И так стыдно. Благодаря телефону казнь можно отсрочить на пару минут.
– Лика, как добрались?
– Нормально. Ириш, как там у вас?
Голос Иры Сухановой звучал, как у механического робота.
– Более-менее. Все уладили. Завтра прилетаем тем же рейсом. Катиной маме уже сообщили. Так что ты нервы себе не рви… Но я не могу связаться с Кристиной. Закажи какую-нибудь машину, чтобы гроб можно было перевезти.
– Поняла. Держись там…
«Как нам повезло с Шуркой, – подумала Лика, дозвонившись до „Ведомостей“. – Чудо, а не секретарь: всегда на работе, всегда приветлива. И хватает же ей терпения общаться с нашими порой не совсем вменяемыми читателями».
– Конечно, Лик, я помогу, – узнав суть проблемы, пообещала Саша.
Вронская со спокойной душой повесила трубку. На Шурку можно положиться. Что обещает – всегда делает, и вне сомнений: требуемый автомобиль будет ждать Ирину у аэропорта.
До прокуратуры оставалась всего пара метров. Грохоча по выщербленному асфальту сумкой, Лика бегом домчалась до здания и в ответ на удивленный взгляд дежурного пояснила:
– Я к Ковалеву. Он на работе? Сумку можно у вас оставить?
– На работе. Документы предъявите, пожалуйста.
Лика извлекла из кармашка рюкзака паспорт и протянула дежурному. Видимо, фото не очень-то напоминало нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу измученный оригинал. Дежурный, забрав паспорт, удалился в будочку и принялся что-то выщелкивать на компьютере.
– А повестка есть у вас?
– Нет! Вы разбирайтесь, а я пойду, – крикнула Лика и устремилась вверх по лестнице.
Решительность покидала ее с каждой секундой.
– Это был мой самый неудачный допрос, Марат. Мне пора на пенсию, – раздавался из-за двери голос Тимофея Аркадьевича.
Вронская потянула на себя ручку, и в нос сразу же ударила убойная смесь запахов: водка, консервы, сигареты.
– Добрый вечер. Мне надо с вами поговорить, – сказала Лика и неприязненно покосилась на парня. – Тимофей Аркадьевич, у меня разговор конфиденциальный.
– Конфиденциальный. Ну надо же! У меня сегодня уже был один такой разговор, до сих пор не отошел, – Ковалев взял бутылку водки и ловко спрятал ее под стол.
Лика растерянно смотрела на покрасневшие лица, и слова застревали в горле.
– А можно мне… выпить?
Парень присвистнул:
– Водовки? Вот это по-нашему!
– Марат, там чашка в тумбочке, рюмок больше нет, – тихо сказал Тимофей Аркадьевич совершенно трезвым голосом и посмотрел на Лику так, что у нее душа ушла в пятки. – Что-то произошло?
Горькая жидкость мгновенно вскипятила внутренности. Давясь кашлем, Лика выговорила:
– Произошло. В Париже убили еще одну манекенщицу. Французы вышлют вам все материалы.
– Как убили? Кого убили? – Тимофей Аркадьевич снова убрал бутылку, включил компьютер. – Рассказывай все по порядку. Со всеми подробностями…
Худощавое лицо Марата вспыхнуло от досады.
– Неужели все-таки не Зорина… – прошептал он.
Лика насторожилась:
– А кто эта Зорина?
Заправляя в принтер бумагу, Ковалев пояснил:
– Супруга любовника Весты Каширцевой. Давайте, Лика, не отвлекайтесь. Рассказывайте…
4
Влюбленное сердце стучит быстро-быстро. И сладко замирает в предвкушении встречи. Петечка, любимый, как же плохо без твоих глаз и рук. Если рядом – кажется, плывешь по теплому синему морю, и солнце искрит на волнах, спокойно так на душе. Стоит хотя бы ненадолго расстаться – словно чья-то безжалостная рука выключает в жизни свет. Темно, сыро. Бессмысленно.
«Как же я по нему скучаю, – думала Наталья Захарова, открывая дверь своей квартиры. – Сколько писем ему из Парижа написала. Хоть бы на одно ответил, поросеночек мой. Только зря все к компьютеру бегала».
Ей очень хотелось помчаться к Петру сразу же, прямо из аэропорта. С вещами, без косметики, в простеньких джинсах. Только бы побыстрее прижаться к телу, которое, как душ, почему-то мгновенно смывает все проблемы и наполняет светлой чистой энергией.
И все же она решила сначала заехать к себе. Петр – эстет. В человеке все должно быть прекрасно – его жизненная философия. Причем прекрасно – всегда, постоянно, в любой ситуации. Так что приходится соответствовать требованиям любимого. Вот только когда они познакомились, Наташа выглядела просто, без изысков. Как обычно выглядят все, кто находится за кулисами фэшн-индустрии.
…Большой показ – это всегда нервотрепка. Слезы моделей. Как же не расплакаться, когда у другой девочки платьишко лучше. Пока докажешь, что не лучше. Пока уберешь черные потеки на нижнем веке. И что-нибудь некстати обязательно закончится – то белые тени, которые накладываются почти по нижней линии брови для того, чтобы «открыть глазки». То серебристый блеск. Без него даже пухлые губки кажутся менее соблазнительными.
А уж показ отечественных дизайнеров – особо тяжелый случай. Это европейский производитель одежды может себе позволить нанять для показа моделей. Русские, особенно начинающие, ограничены в средствах и приглашают, как правило, одно агентство на всех участников показа. А парикмахерам и визажистам хоть вешайся в такой день. У кого-то из модельеров в коллекции доминируют темные ткани с мехом. Рисуешь девочек в стиле вамп. Кто-то нашил розовых романтических платьев с воланчиками. Тени на глазах моделей слегка стираются, чтобы выглядели менее броскими. Помаду приходится менять. Конечно, лучше бы полностью переделать макияж. Но нет времени. Паузы между выходами незначительные. Едва лишь успеваешь сделать косметический «ремонт» личика и «сдать как стеклотару» модель в руки парикмахера, который тоже должен изменить образ.
Наталья работала и никак не могла понять, почему сквозь гул фена и звуки музыки до нее отчетливо доносятся чьи-то рыдания. Глазки у девочек сухонькие, радостные. Коллекции в большинстве своем авангардные, так что все страшны и все довольны: никто не выделяется.
– Ленка, ты, что ли, скулишь? – припудривая модель, поинтересовалась Наталья и вздрогнула.
У нее не было времени посмотреть на Быстрову, а такое стоило увидеть. На выбритом затылке Леночки вызывающе пламенела огненно-красная звезда.
– А чего мне скулить? Как я себя, а? Давай придадим форму твоей прическе? – счастливо заулыбалась Лена.
– Ты звезда, – пробормотала Наталья и не без тревоги воззрилась на сидящую перед Леной в кресле девушку. Но ее классическое каре было в безупречном порядке.
«Странно. Других делает красавицами, себя уродует. Ни за что не пойду к ней стричься», – подумала Наташа и согласилась с Леночкиным предположением. Да, скорее всего котенок или щенок. Забрался маленький в демонстрационный зал. Плачет. Странно только, что этот вой не заглушает музыка. Возможно, особенности акустики этого помещения.
После показа Наташа смыла косметику с мордочек тех моделей, которые пожелали отправиться домой. Подправила макияж желающим продолжить праздник в ресторане. Посмотрела, наконец, в зеркало на свое лицо и решила: да ну его, этот грим. Руки гудят, в глазах двоится. В конце концов, на фуршете можно скромно утащить пару тарталеток, постоять в сторонке с бокальчиком красного вина, да и отправиться восвояси. Сил нет совершенно.
Она вышла из гримерки, спустилась в едва освещенный уже пустой зал и чуть не споткнулась о какой-то комок у подиума.
Комок знакомо заскулил, и Наталья испугалась. У девочек полно поклонников. Не всегда психически нормальных. Кажется, это тот самый случай. Не щенок. Не котенок. Псих! Причем этот псих, скорее всего, рыдал в соседней комнате, где девочки переодевались. Уж из зала его быстро бы турнула охрана.
– Эй, в чем дело? – осторожно спросила Наталья. – Вам помочь? Может, врача?
– Мне не подарили цветы, – прохлюпал комок. – А ведь моя одежда открывала показ.
– Так вы дизайнер? Не расстраивайтесь. Подумаешь, цветы. Мелочи! Кстати, мне очень понравилась ваша коллекция. Я обратила на нее внимание. Единственные вещи среди представленных сегодня, которые бы с удовольствием носила.
– Вы прелесть! – прошептал комок и совершенно неожиданно вскочил на ноги и обнял Наташу.
В этом весь Петр. Эмоциональный, порывистый, нуждающийся в ежесекундном ободрении, постоянной поддержке.
– Откопала истерика на свою голову, – сетовала подруга. – Размазню. Рохлю. Что ты в нем нашла? Ребенка бы завела – и то возни меньше!
Наташа отмалчивалась. Ребенка не будет. В двадцать лет беззаботно прыгаешь из койки в койку. Ну, аборт. Все девочки делают. Ну, врачи. Пугают. Работа у них такая. Не осознаешь последствий. А через годы – приговор. Окончательный. Никаких шансов. И это так больно, так навсегда, что и подругам нет сил сказать. Слишком страшно, даже не вымолвить. Чтобы вдруг не вспугнуть робкую надежду на чудо…
…Первым делом Наташа приняла душ. Потом достала из сумки подарки для Петра. Мелочи: шоколад, сыр, туалетная вода из дьюти-фри. Но он так радуется этим мелочам, что силы воли не хватает не привозить то же сладкое. А Петру нельзя шоколад, обмен веществ нарушен, врач рекомендует придерживаться диеты. Но любимый так довольно улыбается, шурша оберткой.
Наталья наполнила пакет и подошла к шкафу. Сшитая по Петиным эскизам одежда очень красива. Никто не верит, что это вещи не «от кутюр». Стильный крой, отличные ткани. Одежда практична, одежда удобна и так похожа на Петю. Обычные вроде бы брюки – а целый взрыв эмоций, линия талии, карманы, вытачки, фурнитура, да во всем видна фантазия и светлая Петина энергетика. Но вместе с тем – безупречный вкус, безукоризненный. Ничего лишнего, ни капли эпатажа. Эротика – да. Но не вульгарность.
– В этом вся проблема, – прошептала Наталья, застегивая элегантные темно-коричневые брюки. – Блузку выберу бежевую… В этом проблема. Для того чтобы клиенты стали заказывать эти модели, дизайнер должен быть известным. А как сегодня можно раскрутиться? Побольше блеска и ткани цвета «вырви глаз», полуобнаженная грудь, прозрачные гипюровые вставки на уровне ягодиц. Петя не делает такую одежду. Он слишком нормальный мужчина, чтобы издеваться над женщинами. Он не гей. Может, в этом все дело. Одежда дизайнеров-геев вычурна, потому что так, возможно, хотели бы одеваться они сами. Петя не выпендривается, а шьет для тех, кто ходит по улицам, работает. Если бы журналисты хотя бы раз примерили любую модель из коллекции Петра – они бы написали про Легкова бесплатно, не в силах сдержать эмоций от признательности. Но журналисты на показах лишь зрители. И их, как сорок, манит блеск сенсаций.
Одевшись, Наташа за пару минут накрасила лицо и вызвала такси. Скорее к нему! Быстрее!
Как-то сложно представить Петра, живущего в спальном районе. Низкие потолки, невысокие стены – где бы он размещал свою гордость, эскизы, по которым один сезон шилась одежда для известного джинсового бренда? А сколько всякого ненужного, но почему-то такого трогательного хлама осталось у Петра с тех пор, когда в его квартире, как он иронизировал, «и шьют, и живут». Закройные столы, старые швейные машинки, остатки тканей. Выбрасывать рука не поднимается. Практической пользы никакой. Слава богу, у Петра теперь есть возможность нанять швей, раскройщиков, и он может полностью посвятить себя разработке моделей и выбору тканей. Но одна из комнат в просторной квартире на Котельнической набережной до сих пор битком набита старьем. И даже мысли не возникает навести порядок. Зачем уничтожать атмосферу, в которой рождается мода?
Когда из окна желтой «Волги» стал виден шпиль «высотки», Наташа счастливо улыбнулась. Петр говорил, что его дом выстроен в стиле «баракко» и «репресанса». Еще пара минут – и можно будет позвонить в дверь, за которой находится все: смысл жизни, покой, любовь.
«Почему он не открывает? – встревоженно подумала Наташа, чуть задыхаясь от быстрой ходьбы. – Да я уже минуту трезвоню!»
Поставив пакет, она нашла в сумке ключи от квартиры Петра и щелкнула замком.
Из зала раздавалось беззаботное посвистывание.
Ну и картина! Лежит на ковре перед листом бумаги, вокруг карандаши, краски, глянцевые журналы. Ничего не вижу, ничего не слышу – творю. Даже волосы забыл в хвост собрать. Длинные черные пряди настырно лезут в глаза, но разве это имеет значение, когда обрушивается водопад вдохновения. Отвлечешь мастера в такую минуту – потом не успокоишь…
На кухонном столе, как обычно, оказалась вся имеющаяся в доме посуда – грязная, с остатками еды, тут же пустые пакеты и коробки от полуфабрикатов.
Наташа принялась за уборку, но вскоре прервалась. С горой мусора чуть не выбросила счета за ткани.
– Ого! – воскликнула она, изучив бумаги. – Петя в своем репертуаре. Лучшие итальянские ткани. Даже подкладка – натуральная. Все ясно – он хочет сделать показ и готовит новую коллекцию. Караул! Петин банкир дает ему деньги, но ведь их придется возвращать. А как?!
Разморозив в микроволновке куриное филе, Наташа взбила из яиц, тертого сыра и приправ однородную массу. Получится вкусная румяная корочка…
А ровно через десять минут, привлеченный аппетитными запахами, на кухне показался недоумевающий Петр.
«Какой же он красивый, – подумала Наташа, нежась в любимых объятиях. – Полнота его ничуть не портит. А лицо очень выразительное, он похож на итальянца».
Оторвавшись от Петиных губ, Наталья сказала:
– Здравствуй, солнышко.
– Привет! Ты давно здесь?
– Полтора часа. Садись, ужинать сейчас будем.
– А шоколад?
– Потом! – Наташа притворно нахмурилась и достала из шкафчика тарелки. – Ты хотя бы спросил, как я съездила!
На лице Петра появилось недовольное выражение.
– Как ты съездила?!
В его голосе явно сквозили нотки плохо скрытого раздражения.
– Плохо, Петь. Девочку убили в Париже, Катю Родимову.
– Какая красавица! Но ты, Наталья, тоже даешь. Аппетит мне испортить решила? Давай быстрее курицу и слушай, что мне надо в ближайшие дни сделать…
Наталья прислушивалась к словам Петра, а внутри кипела обида. Он не беспокоится, не переживает, не сочувствует. Он лишь позволяет себя любить…
– Ткани для коллекции заказаны в темной цветовой гамме. Наташ, какая фактура! Натуральные, мягкие, приятные телу. И не мнутся. А для показа я думаю пригласить моделей-блондинок. Красотку Ариночку обязательно позовем, – разглагольствовал Петр, быстро расправляясь с едой.
Аппетит у Натальи пропал окончательно. Весной – темные ткани? Манекенщицы – только блондинки? Коллекция Петра – это всегда минимум тридцать моделей. В агентстве «Supermodels», может, наберется и более тридцати блондинок, но не все же смогут принять участие в Петином показе: кто-то за границей, у кого-то более выгодные предложения. Даже если на каждую манекенщицу придется несколько выходов, услугами одного агентства не обойтись.
Она осторожно сказала:
– Придется приглашать несколько агентств, а это дорого.
– Настоящее искусство, – Петр высокомерно вздернул полненький подбородок, – дешевым не бывает. Запомни это раз и навсегда.
«Как он будет рассчитываться с долгами?» – с тревогой думала Наталья, а Петр, по своему обыкновению, восхищался очередным грациозным созданием из модельной среды.
Наташа знала: иногда Петино восхищение носило не только платонический характер. Но эти романы никогда не длились долго. Не только потому, что девочки, как пираньи, гложут портмоне, а с Петра в этом плане толку мало. Он любил стройные молодые тела, его дико возбуждали длинные ноги, узкие бедра, но… Петя-маленький был не маленьким, но очень капризным. Для того чтобы он проснулся, требовался опыт, терпение, нежность. Девочки этим не обладали. Или в них не было главного – любви, когда все в радость и недостатки становятся достоинствами. И радуешься, не когда получаешь. Когда отдаешь.
– Мой хороший мальчик. Как я скучала, – шептала Наталья, покрывая тело Петра поцелуями. – Ты так хорошо пахнешь. Ты такой вкусный…
Он терял контроль еще до приближения оргазма. Срывавшийся с его губ мат всегда чуть рассеивал сладкий дурман, но любимое тело, вздрагивающее, безумное, разгоряченное, пронизывало Наташу сладким взрывом.
– Арина, – простонал в тот вечер Петр…
«Я убью ее, – плакала в ванной Наталья, и ей было абсолютно все равно, что скажет Петр о покрасневших от слез глазах. – Я убью ее! Он меня совершенно не любит. Когда мы в постели, он представляет другую женщину. Как унизительно…»
5
Журналист Алексей Кучин, подписывающийся под своими колонками в скандальной московской «Экспресс-газете» Алексом Всезнайкиным, едва уместил на столике принесенные закуски.
«Информация информацией, а аппетит у парнишки будь здоров! То-то он предложил встретиться в „Елках-палках“, где можно кушать сколько влезет, без ограничений», – весело подумал Дмитрий Платов.
И кивнул на диктофон, который журналист ловко достал из кармана:
– Э нет, так дело не пойдет. Убери. Не надо, чтобы оставалась запись нашего разговора.
– Я ее уничтожу сразу после того, как закончу работать над материалом.
Взгляд журналиста лучился честностью и дружелюбием, и казалось, кричал: «Поверь мне!» Но Дмитрий твердо повторил:
– Ты мне не выпендривайся. Убери эту херовину, или я уйду.
Людям верить нельзя. Даже если сегодня находишься с ними в отличных отношениях. Ведь завтра может произойти все, что угодно. Журналистам же вообще веры нет. Теперь Алекс пришел, заинтригованный обещанием услышать сенсацию. Но если ему заплатят или просто подкинут скандальных фактов из жизни самого Дмитрия, он накатает свою очередную борзую наглую колонку и глазом не моргнет.
Алекс убрал диктофон, но Дмитрий успел заметить: красная лампочка светится. Пришлось потребовать:
– Кончай свои выкрутасы! Батарейки сюда живо. Нипочему! Мне так спокойнее!
Дождавшись, пока Алекс откроет блокнот, Дмитрий приступил к рассказу:
– Итак, какая-то лажа творится в агентстве моей заклятой подруги Иры Сухановой. В «Supermodels» погибло уже две манекенщицы.
Журналист нетерпеливо перебил:
– Имена?
– Веста Каширцева. Девочку задавила машина. И Катя Родимова. Тут уже вообще детективная история. Мы прилетели в Париж. Одна француженка рассчитывала замутить проект с Chanel и пригласила нас на кастинг. Но ты же знаешь, какие в России телки. Трахать и трахать хочется. И даже если не трахать. Личики хорошенькие, фигурки загляденье. Никак не выбрать. Француженка отобрала одну мою девочку. Мне, кстати, до сих пор не дает, паскуда малолетняя. Ну и одну Иркину. А перед итоговым просмотром выяснилось: Катю кто-то траванул. Конкретно так траванул. Прикинь! Суханова в номер девочки заходит и видит: на полу труп. Позвонили куда полагается. Всех русских согнали в тамошнюю ментовку.
– Что-нибудь выяснили?
– Да какое выяснили, – заулыбался Дмитрий. – Пытались, спрашивали. Но как в таких ситуациях бывает. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал. Подозреваются все. Нас отправили в Москву, чтобы, как я понял, уже наши Пуаро мозги себе ломали. Но мое агентство во всей этой истории, уж будь добр, не упоминай. Кстати, Алекс, еще вот что напиши. Ира Суханова употребляет наркотики.
– Какие? Ты это лично видел?
Дмитрий замялся. Видеть не видел, но Ира в разговоре пару раз упоминала. Говорила, что вроде к кокаину не возникает быстрого привыкания. Зависимости особой нет. Когда надо долго и напряженно работать – помогает, тонизирует, энергии много появляется. Хотя, конечно же, обещала: как только все более-менее войдет в свою колею, завяжет обязательно. Но это обещания из разряда вечных намерений. Ага, проще простого бросить курить. Сам много раз это делал!
Алекс звонко хрустнул маринованным огурчиком и с набитым ртом пробормотал:
– Не, Дим, это писать нельзя. По судам затаскают, и даже если ты все подтвердишь – все равно судья ее иск удовлетворит. Сколько раз уже на такой фигне прокалывался. Показания свидетелей не слушают, говорят, заинтересованная сторона. А доказательства не представишь.
Платов пожал плечами:
– Как знаешь. Я же о тебе забочусь. Чтобы твоя колонка вышла позабористее.
– Да и так информация нормалек, – заверил журналист и хитро подмигнул: – Обо мне ты заботишься, как же. Ты, Дим, конкурента топишь, и рука твоя не дрожит.
«Дело не только в конкуренции, – подумал Дмитрий, вяло ковыряя в тарелке. – Я никогда ее не прощу. Работала со мной, выучилась, знакомства нужные завязала. И потом соскочила. К девкам приревновала? Так это фигня все. Я ж ей ничего не обещал. И потом, ну какой нормальный мужик спит лишь с одной бабой? Вот еще выдумала! А для меня на самом деле Ирка была не просто телкой. Мой партнер, компаньон, член моей команды. Никогда ей ни в чем не отказывал. Платил хорошо. Черная неблагодарность с ее стороны. А сама-то теперь – цветет и пахнет. Агентство круче моего на порядок. Давала, наверное, своему олигарху, пока его не посадили. Но мы девочке крылышки пообломаем. Какой я молодец, что остался в Париже и разнюхал подробности. Расчет оказался правильным. Баба в состоянии стресса. Все разболтала!»
Дмитрий общался с журналистом, и уточняющие вопросы Алекса доставляли неописуемое наслаждение.
Вот ей за дочку. Он же не лопух, прикинул по срокам. Получается, она спала с ним и перепихивалась с кем-то еще. А строила-то из себя оскорбленную невинность, понимаешь. Обиду разыграла вселенскую, якобы разговор моделей случайно услышала. Сто процентов, уже подцепила своего олигарха. Залетела специально, чтобы не соскочил, пробашлял открытие агентства. Он и башлял, святая простота, не смог, видите ли, отказать матери своего ребенка.
Вот ей, великой режиссерше. Было дело, работали вместе на одном показе. Приглашенный режиссер поставил показ плохо. А Суханова сразу прогибаться перед представителями фирмы: «Я могу, давайте попробуем». Тьфу, смотреть противно. И чего тот хмырь в ее предложениях нашел? Ничего особенного в тот вечер на подиуме не происходило. А журналистам, взахлеб писавшим про «феерическое шоу, в котором президент агентства „Supermodels“ дебютировала как режиссер», сто процентов проплачено.
Вот ей за… Да за сексуальность ее дикую! Не смог, не сдержался, не устоял. Наваждение какое-то. Она и трахаться-то не умеет, старушка. Откуда только потом появилось это ощущение невероятного счастья, желание увидеть ее, трогать, болтать, не отпускать…
– Отлично, – Алекс удовлетворенно хмыкнул и закрыл блокнот. – Читай в пятничном номере. Кстати, это у тебя «Parker» из кармана пиджака торчит или «Mont Blanc»?
Дмитрий, поняв намек, протянул Алексу ручку:
– Держи. Пусть и твое перо не ржавеет, старина.
– Ага. И за мной тоже не заржавеет! Звони, если что понадобится. Кстати, Дим. Я надеюсь, ты в этой истории никаким боком не замешан?
– Счет, пожалуйста! – Платов остановил проходившую мимо официантку. – А вот ничего тебе, Алекс, не скажу. Напиши про мое агентство хорошую статью, прорекламируй – тогда и поговорим.
Дмитрий даже не предлагал разделить Алексу расходы за ужин. У журналистов в такой ситуации всегда почему-то не оказывается с собой портмоне. После цыпочек-моделей репортеры – самые корыстные люди на свете!
6
На экране поющего крошки-«Самсунга» высветилось «Любовник», и Лика Вронская улыбнулась.
Про себя она называла Сашу Зимина «крестный отец моего пиара», но в телефонную книжку такую надпись не загонишь. Вот и стал один из телевизионных «киллеров» страны «любовником». Именно так шушукаются за их спинами журналисты. Да разве только этого ведущего ей в любовники молва приписывает! Политики, редакторы ведущих изданий, ньюс-мейкеры от культуры. Список можно продолжать. Когда-то Лика клялась, божилась, что-то доказывала. А потом поняла: совершенно безрезультатно. Если у женщины два глаза и две относительно симметричных нижних конечности, про нее всегда будут говорить, что ее книжки выходят за счет редактора-любовника, а интервью ей дают опять-таки обольщенные мужчины.
– Привет, Саш, рада тебя слышать. Как поживаешь?
– Вронская, все потом. У меня завал. Министр заболел, больше никого выдернуть не смог, жду тебя в два часа. Почирикаем насчет ситуации на книжном рынке. Повод – снижение читательского интереса к литературе. Последние опросы в Интернете. Почитай, чтобы не сидела у меня дундуком. Лады?
Любому другому коллеге в такой ситуации Вронская бы отказала. Похороны, поминки – да какое интервью, когда все мысли о другом. Но вот Саша… Во-первых, когда Лика сама просила у него комментарии – никогда не отказывал, всегда находил время. Во-вторых, именно Зимин впервые пригласил ее на телевидение. А авторская программа у него серьезная, аналитическая. Приходят солидные дядьки, высказывают умные мысли. Она была очень удивлена, когда обнаружила в своем «аутлуке» письмо. Зимин звал в «Останкино». Полнейший неформат, чистейшей воды пиар. Захотел сделать доброе дело. Просто так. Вот и стал мысленно именоваться «крестным отцом пиара»…
– Да, Саш, я приду, – ответила Лика, прикинув: она успеет помочь Ире даже с учетом этой незапланированной встречи. – В Инет лезть времени нет, распечатай мне инфу.
– Надень что-нибудь гламурненькое. А то я тебя знаю. Припрешься в свитерке и джинсах.
– На себя посмотри, – огрызнулась Лика. – Можно подумать, ты при параде в кадре работаешь. Зрители, конечно, видят красивый пиджак. Но не видят джинсов. Так что не учите меня жить!
– Буду! Сколько я тебя на участие в первой программе уламывал? Как объяснял, что это тебе нужно?
Лика прикусила язык. Ну да – объяснял. Она выход первой книги не анонсировала даже в родной редакции. Скромничала. Не хотела привлекать к себе внимание. Наивно полагала: книжки и так раскупят. Ан нет. В этом вопросе мухи отдельно, котлеты отдельно не бывает. Нет рекламы – нет продаж, конкуренция в этой сфере возрастает. Можно приходить во все центральные книжные магазины и заботливо водружать свои романы на видное место, но всю Россию-то не объедешь. Саша помог. И вовремя сделанной «промывкой мозгов», и эфиром. После той программы продажи увеличились. Ладно, пусть уже «крестный отец» поворчит. Если любя – оно не обидно.
Закончив разговор, Лика выбралась из постели и пулей бросилась в душ. Опаздывать к Саше нельзя. После его передачи в той же студии записывается деловая программа. Подводить коллег неудобно.
Она вымыла волосы, подсушила их феном, придирчиво выбрала костюм.
– Гламурненько, – решила Вронская, посмотрев на свое отражение. – Короткий пиджак, бриджи. Оттенок идеально вписывается в тон студийного «задника». Сойдет!
Через полтора часа Лика уже сидела в гримерке «Останкино» и пугалась собственного лица. Женский телевизионный грим специфичен. Внушительный слой тонального крема, темные тени, очень много пудры. Этим достигаются определенные цели: лицо в камере не блестит, глаза и губы четко выделяются. Но лет десять эта штукатурка прибавляет. После первого телевизионного интервью Лике позвонила бабушка и ехидно заметила:
– Внученька, да ты выглядела, как моя ровесница!
За Сашиной помощницей Лика прошла в студию, поздоровалась с техническим персоналом. Опустившись на стул, она дождалась, пока к пиджаку прикрепят микрофон-петличку, и стала разминать губы. Может, поможет не замирать перед камерой. Вроде бы не страшно, все знакомо – а все равно, когда над дверями студии загорается табличка «Не входить, идет запись программы», мышцы лица застывают, становятся резиновыми.
– Привет! – Зимин сел на противоположном краю стола и раскрыл папку. – Поболтаем потом. Итак, я спрашиваю: в чем причина снижения тиражей? Означает ли это, что литература становится менее востребованной? Почему люди больше не хотят читать книги?
Лика быстро отвечала на «прогонные» вопросы, и Зимин удовлетворенно кивнул:
– Все в порядке. Поехали!
На мониторе замелькали кадры заставки.
– В эфире программа «Откровенный разговор». Я – Александр Зимин. Добрый вечер! Сегодня в студии…
Лика улыбнулась в камеру. Добрый вечер, ну конечно. Большинство таких программ идет в записи. Прямой эфир – удел профессионалов, которыми гости в студии в большинстве своем не являются.
Потом мысли исчезли, потому что дружба дружбой – а Саша та еще ехидна, вопросы задает каверзные, не расслабишься.
Лика очнулась, лишь когда откуда-то сверху раздалось:
– Все, снято.
– Ты меня завел. – Вронская с жадностью опустошила стоящий на столе стакан минералки. – Я не очень много глупостей наговорила?
Зимин рассмеялся:
– Не больше, чем обычно. Ты сейчас куришь, или как?
– Дымлю, как паровоз. И с удовольствием угощу тебя сигаретой. Только можно я сначала в гримерку сбегаю? А ты тональник что, не смываешь?
– Мне еще сейчас надо подводку и заключение записать. Давай умойся и в буфет спустись. Лады?
– Хорошо. Но у меня мало времени…
Еще по дороге в «Останкино» Лика решила, как распорядится этими минутами дружеской беседы. Сашка умный. Сашка опытный. Все про все знает. Вчера в аэропорту выяснилось: Ира Суханова прилетела из Парижа вместе с Дмитрием Платовым. Подруга призналась: отношения с этим человеком складываются непросто. Но именно он – отец Лерки. «Как знать, может, все еще наладится», – упрямо повторяла Ирина.
Лика не разделяла надежд подруги. В красивом лице Дмитрия ей виделось что-то неприятное, не вызывающее доверия. Но, возможно, она ошибается?
– Платов? – Зимин брезгливо поджал губы. – Ты что, про этого мудака статью писать вздумала? Да на фиг это нужно!
Лика с тревогой поинтересовалась:
– А в чем дело?
– Знаешь, вот так, с ходу я тебе про него ничего сказать не могу. Да, знакомы лично. Скользкий типчик. Мне улыбается. Попробовал бы не улыбнуться. Агентство его – блядюшник. Но это к слову.
Лика слушала Зимина и холодела от ужаса. Конечно, она знала: бизнес в белых перчатках не делается. Но в Сашиной памяти сохранилось слишком много подробностей. Финансовые махинации, взятки, кто-то сел за решетку, кого-то убили, разорившиеся соучредители, спровоцированные разборки между криминальными группировками.
– Короче, девочка. Дело твое. Но я тебе по-дружески советую. Не связывайся с Платовым. – Саша допил чай и встал. – Пиши о ком-нибудь не таком противном. Платов – тот еще подлец. И кончай выпучивать глазки. А то решу, что у тебя базедова болезнь. Ты в него часом не влюбилась?
Лика покачала головой, и Зимин облегченно вздохнул:
– Вот и замечательно. Найди себе другую тему!