Глава 6
Их не беспокоили.
Про них вообще словно бы забыли, и Алина чувствовала себя на редкость неловко. Она не привыкла ничего не делать. Но если делать, то что?
Макс ушел и не сказал, ни куда уходит, ни когда вернется. Он, конечно, не обязан отчитываться, но все равно было грустно.
Алина огляделась.
Хватит.
Ее ведь никто не запирал, и, значит, она имеет полное право покинуть комнату. Пройтись по дому, осмотреться. Вдруг да увидит что-то. Нет, она далека была от мысли о слежке, более того, это казалась смешным. Ну какой из Алины шпион?
Ей просто невмоготу сидеть.
Алина выглянула за дверь.
Пусто.
И коридор тянется, тянется… А она идет, разглядывает то лепнину на потолке, то ковер с бордюром, то картины на стенах. Вряд ли, конечно, подлинники, но если копии – то высшего качества.
– Дорогая, будь осмотрительней. – Этот голос донесся из-за приоткрытой двери. – Ты же не хочешь разрушить все?
– Не учи меня. – Алина узнала голос Варвары.
– А кто еще будет тебя учить? Наберись терпения…
– Ты всю жизнь требуешь набраться терпения, и что в итоге?
– А что в итоге? – ласково спросила незнакомая женщина. – У нас есть дом, есть деньги…
– Дорогая Женечка. – Голос Варвары сочился ядом. – У нас есть право жить в этом доме. И жалкие гроши, которые достались нам лишь потому, что Маринке надоело судиться. А сейчас…
Алина остановилась.
С одной стороны, подслушивать явно нехорошо, с другой – не для того ли Макс ее взял?
– Сейчас мы немного подождем, а потом…
– А потом Стасик выставит нас из дому, – фыркнула Варвара.
– Ну почему? Главное, найти к человеку подход… И я говорю не о том, который через постель.
– На что ты намекаешь?
– Намекаю? Дорогая, я прямо говорю. Завязывай со своим романом. Или ты и вправду полагаешь, что он на тебе женится?
– Ты…
– Я не глухая и не слепая, как не была глухой и слепой Марина. И да, пожалуй, тогда я понимала, для чего тебе это. И всецело поддерживала – этого ублюдка следовало выставить из дому!
– Женька, ты…
– Я двадцать семь лет уже как Женька… Думаешь, я глупая? Не отвечай, Варенька. Вы все думаете, что я глупая… Как же, сижу, с кружевом ковыряюсь, рисую картинки, шью куклам платья. Взрослые люди такой ерундой не занимаются. Взрослые люди играют во взрослые игры.
Женщина хихикнула, и Алина отступила от двери на шаг.
Показалось вдруг, что сейчас дверь распахнется, и женщина погрозит Алине пальцем: нехорошо подслушивать чужие разговоры!
– Так вот, дорогая моя сестричка, очнись уже. Я видела, как ты вешаешься на Стасика и как шастаешь на сеансы живописи. Где проходили? На тахте? Или сразу на полу? Ты ж у нас особой разборчивостью не отличаешься.
– Знала, и ничего не говорила?
– А кому и что я должна была сказать? – притворно удивилась Евгения. – Тебе? И что бы ты ответила? Дай угадаю, сказала бы, что не моего ума дело… Пускай и вправду не моего. Стасику? Он взрослый мальчик, понимал, что делает. Гошке? Если он так слеп, что ничего не видел, то это его проблемы.
– Марине.
– Ах, Марине… Думаешь, она бы меня поблагодарила? Да она распрекрасно знала о вашем романе! Но делала вид, что понятия не имеет, чем вы там в мастерской занимаетесь. Закрывала глаза. И раскрой я их, она не преисполнилась бы ко мне благодарности. Как знать, не меня ли сочли бы виноватой, а там и нашли бы предлог избавиться…
Воцарилось молчание.
– Я все ждала, когда ее терпение иссякнет и она…
– Выставит из дома меня? – нервно произнесла Варвара. – Ты на это надеялась, дорогая сестрица?
– Прежде всего я надеялась, что она выставит этого альфонса, но не стану кривить душой, что сильно бы скучала по твоему обществу…
– Ты… стерва!
– На себя посмотри, – мягко ответила Евгения. – Или утверждаешь, будто всегда действовала исключительно в наших общих интересах? Но это в прошлом, Варенька. Теперь нам следует держаться вместе. Расклад простой. Или мы, или Стасик. И не думай, что теперь ты будешь ему интересна.
– Буду интересна…
– Если ты рассчитываешь, что его удержит беременность, то забудь. Папочку нашего и трое детей не удержали. Конечно, ты можешь родить, подать в суд на установление отцовства, стребовать алименты, но это долгий путь, Варенька.
– Откуда ты?..
– Смотреть умею. В последнее время ты стала поздно вставать, а за столом почти не ешь. И как-то тебе дурно стало… Помнится, тогда у Марины новые духи появились?.. Беременные резко реагируют на запахи.
– Это ты донесла? Ты! Кому еще?!
– Донесла? Зачем? Я же говорила, дорогая сестрица, что мне это было невыгодно. Рано или поздно, но правда сама бы выползла. Я бы сказала, что в прямом смысле выползла… Ты у нас стройна, конечно, однако беременность – такое дело… Мне другое интересно. На что ты надеялась?
Беременность.
Стасик детей никогда не любил. Чужих. И говорил, что своих заводить еще рано. Надо пожить для себя, обустроиться, карьеру сделать. Потом… Потом вовсе до объяснений не снисходил.
– Ладно, я понимаю, залететь можно и по дурости. – Теперь Евгения говорила с упреком, но мягко. – Но ведь проблему можно решить, сейчас это просто.
– А ты откуда знаешь? – огрызнулась Варвара.
– Исключительно из теории… Зачем ты оставила ребенка?
– Может, потому что люблю?
– Кого?
– Стаса.
– Дура!
– А ты… ты… Ты ничего не понимаешь! Ты никогда ничего не понимала! Я люблю его! По-настоящему люблю! И мы будем вместе! Счастливы…
Алина едва успела отскочить: распахнувшаяся дверь ударила по стене.
– Ой, – вырвалось у Алины, когда на нее налетела разъяренная Варвара. – А… а у вас… У вас тушь потекла!
Это получилось совершенно не специально, наверное, Алина слишком долго боялась быть пойманной за подслушиванием, что теперь, когда ее и вправду поймали, растерялась. От растерянности сказала глупость.
– Что?!
– Тушь потекла… вот здесь, – отступать было поздно, да и в образ дурочки ситуация вписывалась как нельзя лучше. Алина коснулась левого глаза. – Наверное, не водостойкую брали или подделка. Я вот недавно тоже купила тушь. Дорогую. В магазине. Фирменную. А она течет. И я подумала, что это потому, что подделка. Ведь если бы настоящая фирменная, она бы не текла…
– Господи, еще одна идиотка… – Варвара практически оттолкнула Алину с дороги.
– Не стоит обижаться на мою сестру. Она немного перенервничала. – Из комнаты вышла женщина. Даже не вышла – выплыла.
Сама она была высокая, крупнотелая, но без излишней полноты. Просторные одежды несколько скрывали очертания тела, что, впрочем, нисколько не портило Евгению. Было в ее облике нечто такое, стародавне-купеческое.
Шаль пуховая вязаная, что возлежала на крутых плечах? Или же волосы, уложенные короной. Она и несла эту старомодную прическу – кто ныне возится с косами? – уверенно, словно та и вправду короной была. Покачивались в ушах тяжелые серьги, переливались разноцветными камнями перстни на пальцах.
И несколько ниток бус, лежавших поверх золотого креста, гляделись весьма уместными.
– Вы, должно быть, Алина, – сказала Евгения, протянув руку. И Алинину ладонь пожала крепко, уверенно. По-мужски. – Егор мне рассказывал о вас… Вы многое слышали?
Мягкий вопрос.
Ни тени упрека.
– Не-а, – солгала Алина, сама себе удивляясь, – только что она кого-то любит. А вам это не нравится, да? Маме тоже Максик не нравится. Я ей говорила, что он хороший, а мама все повторяет, что я достойна большего. А Максик и так большой!
Евгения улыбнулась, снисходительно, с печалью.
– Примерно так…
– А вы ее тоже замуж не пускаете? Мама меня не пускает. Но это глупо! – воскликнула Алина, цепляясь за хвост шали. Ей пришлось приноровиться к шагу Евгении. – Максик хороший! И если любишь, то все равно будешь вместе.
Ей пришлось идти мелкими шажками, потому как нормально шагать в этой юбке да на каблуках было сложновато.
– Деточка, – сказала Евгения с укором, – иногда стоит прислушаться к мнению взрослых. Ты, конечно, не поверишь, но очень часто они бывают правы…
Евгения и не трудилась скрыть снисходительность.
Хорошо.
Значит, поверила, что особым умом Алина не отличается.
– Я тоже взрослая! – возразила она. – Мне двадцать пять! И я еще замужем не была!
– Какая печаль!
– А то! Все мои подруги уже побывали. Некоторые по два раза… А я нет! Это не честно! Я хочу свадьбу! И чтобы платье белое, с фатой, такое, знаете ли…
Алина развела руки, демонстрируя размах юбок.
– И чтобы машины одинаковые, иногда на свадьбы заказывают кортеж, а там машины совсем разные. Это же совершенно не смотрится!
Евгения кивала.
Слушала.
Слушала ли? Или думала о своем… А могла Варвара Марину убить? Скажем, испугавшись, что та выставит Стаса, и он останется нищим. Одно дело рассчитывать на брак с миллионером, и совсем другое – с обыкновенным художником. Не бедным, но и не сказать, чтобы состоятельным.
Решилась бы она, скажем, не для себя, но для семьи?
Для ребенка?
– Вот… – Она выдохнула, не зная, о чем еще говорить. – Я так думаю… И если вы скажете Варваре, что не сердитесь, то она обрадуется.
Евгения остановилась и смерила Алину насмешливым взглядом.
– Видишь ли, деточка, но человек, с которым она вознамерилась связать свою судьбу, очень непорядочный. Более того, он убийца!
Это было произнесено с пафосом, с нотой трагизма, с руками, прижатыми к груди и с печалью в огромных глазах Евгении. Алине не осталось ничего, кроме как спросить:
– Да?!
– Увы.
– Настоящий?
Что ж, глупой блондинке простительны глупые вопросы.
– К сожалению.
– Но тогда его посадят! А если посадят, жениться не выйдет. В тюрьме не женят…
– Если бы… – Евгения подхватила Алину под локоток и повела за собой. – Увы, к сожалению, современная система правосудия такова, что иногда преступление остается безнаказанным.
И вновь вздох, тяжелый, преисполненный глубочайшей тоски.
– Ужас какой! – К счастью для Алины, от нее не требовалось поддерживать беседу, только внимать Евгении.
Она же вывела гостью на террасу, с которой открывался вид на зеленый лабиринт. Издали тот гляделся очень аккуратным и каким-то ненастоящим, что ли. Алине было сложно представить, что в нем можно заблудиться.
– Вы, наверное, слышали, что не так давно у нас скончалась родственница… Марина была нам мачехой, но мы любили ее, как родную мать.
Евгения встала, опершись на балюстраду.
– Именно она заставила отца заняться бизнесом. Именно благодаря ей мы теперь имеем все это. – Она обвела рукой поместье. – И тем горше осознавать, что ее состояние достанется убийце.
– Кошма-а-ар! – протянула Алина, жалея, что не захватила с собой жевательной резинки. Она бы вписалась в образ.
Алина поймала себя на мысли, что происходящее ей нравится.
– Именно. И он, не имея ни капли совести…
…В этом она была права. Совести у Стасика не было ни капли.
– …смеет сюда являться! – Теперь голос Евгении дрожал от гнева, и гнев этот казался вполне настоящим. – Вот. Посмотри!
Алина повернулась туда, куда указывала Евгения, и едва не свалилась с каблуков.
Стасик.
Собственною персоной.
Идет, точнее, шествует по аллее. И вырядился-то! Алина от удивления рот открыла. Нет, она не ожидала, что Стасик будет носить траур по любовнице, и к театральщине его всегда тянуло, правда, он называл это исключительностью вкуса и легким эпатажем, который художнику к лицу, но вот чтобы так…
Белый костюм.
Шляпа соломенная с загнутыми полями.
Тросточка.
И белоснежные же туфли на каблуке.
– Совершенно никакого уважения! – процедила Евгения, отворачиваясь.
– Ага… – Алина только и смогла выдавить из себя.
Меж тем Стасик приближался.
– Только посмотри на это самодовольное ничтожество! – Евгения шипела. – Он ведет себя так, будто уже является хозяином… И моя несчастная сестра влюблена в этого негодяя!
Алина кивнула, не в силах сказать ни слова. Катастрофа приближалась, а в голове не было ни одной идеи, как избежать ее.
Уйти?
Придумать что-то срочное? Просто убежать? Хотя на каблуках она и ходит с трудом, что уж говорить о беге?
– Вы должны с ним познакомиться. – Евгения вцепилась в Алинину руку и решительно шагнула к лестнице. – Вы просто обязаны!
– З-зачем?
Заново знакомиться с бывшим мужем ей совершенно не хотелось.
– Затем, дорогая, что вы ведь не откажетесь помочь бедной влюбленной женщине?
– Чем? – получилось вполне искренне.
– Мы с вами раскроем Варваре глаза на ее избранника! Заставим увидеть его таким, каков он есть на самом деле!
Алина мысленно хмыкнула. Раскрыть глаза в свое время ей пытались регулярно. Подруги. Приятельницы. Даже старенькая Мария Ильинична, соседка, которая большую часть жизни держалась наособицу ото всех. Но разве Алина слушала?
– Конечно. Посмотрите на себя! Вы молоды и красивы… Уделите ему немного внимания, и он будет ваш… Всецело ваш. И тогда моя сестра увидит, что он ненадежен.
Бред.
И довольно странный.
Нелогичный.
Сначала рассказать о том, что Стас убийца, потом попросить его соблазнить… Алина, конечно, производит впечатление дурочки, но не настолько же! Или настолько? Или дело не в соблазнении, а в этом вот внезапном знакомстве, от которого Алине теперь не отвертеться?
– Стас! – Евгения ринулась наперерез Стасику, который, однако, и не подумал убегать. Он остановился, оперся на тросточку и шляпу приподнял, приветствуя несостоявшуюся родственницу. Его взгляд, демонстративно равнодушный, скользнул по Алине. А на губах появилась усмешка. – Стас! Как чудесно, что ты здесь! Представляешь, к Гарику приехали гости… Вот – это Алина, познакомься.
– Алина… – протянул Стас так, что Алине тотчас захотелось под землю провалиться. – А мы знакомы, некоторым образом.
– Да?
Почему-то Евгения не выглядела удивленной.
– Да, но знакомство наше было поверхностным… Пожалуй, поверхностным…
Алина протянула руку, и Стас с поклоном поцеловал ее. Руку тотчас захотелось вытереть, но Алина сдержалась.
– Я рад буду возобновить его в новых, так сказать, обстоятельствах…
– Конечно-конечно… – Евгения нахмурилась.
Интересно, чего она ожидала?
Жаль, что нельзя заглянуть в чужие мысли.
– Ну, тогда я, пожалуй, пойду. – Евгения выпустила наконец Алинину руку и отступила. – А вы тут погуляйте… Ты покажешь девочке сад?
– Конечно. – Стас протянул руку. – Думаю, мы найдем, о чем побеседовать. Правда, Алина? Я, признаюсь, удивлен немало, увидав вас здесь…
И эта его светская вежливость была частью игры, которую Алине пришлось подхватить.
– Я тоже! Так удивлена! – Она бы с удовольствием наступила Стасу на ногу, благо белые туфли так и дразнили кажущейся близостью, но Стас был слишком ловок, чтобы позволить Алине этакую мелкую пакость. – Не ожидала тебя здесь увидеть…
Она ковыляла по дорожке, отчаянно надеясь, что далеко Стас не поведет. Он и вправду довел до поворота, вернее разлапистой горной сосны, которая выглядела достаточно пышной, чтобы за нею скрыться, и остановился.
– Ну? – спросил он совсем иным тоном. – И что это за цирк? Что ты тут делаешь? И в… таком виде?
Он презрительно скривил губы.
– Помнится, ты сам хотел, чтобы я попросила Макса заняться делом. Вот я и попросила. – Алина испытывала преогромное желание одернуть юбчонку. – А Макс поставил условием, что я еду с ним… Ты, конечно, можешь всем тут рассказать, как близко мы друг друга знаем, но тогда вряд ли Максу поверят…
Стас нахмурился:
– Значит, Максик захотел… И зачем ему такая дура, как ты? Хотя о чем это я… Он с тобой близко не знаком, небось решил устроить романтический вояж за чужой счет. – Каждое слово Стаса было подобно пощечине.
Алина краснела.
Бледнела.
И чувствовала себя… Отвратительно она себя чувствовала. Если не голой, то почти. Правда, вместе с обидой, слезами, которые сами собой на глаза навернулись, появилось новое чувство: гнева.
– Знаешь что! – Она вырвала руку. – Если тебя что-то не устраивает, скажи это Максу. А лучше, Стасик, реши свою проблему сам.
– Осмелела, значит?
– Если бы ты знал, как надоел мне! – Она демонстративно вытерла руку о блузку. – Думаешь, ты лучше всех. А на самом деле, Стасик, ты просто иждивенец. Вампир. Сначала ко мне присосался, чтобы из общаги выбраться. Потом Марину нашел. Она помогла карьеру сделать. А без нее не было бы никакой карьеры… Можешь бить себя в грудь, орать, что талантлив, но на самом деле признай, Стасик, твоего таланта не хватит на что-то действительно стоящее.
– Ты…
Он побелел.
Странно, почему Алина все это говорила? Неужели прорвало? Накопилось. Накипело. И теперь, если Алина продолжит молчать, ее попросту разорвет.
– Марина тебя выгнала. За что, к слову? Не за роман ли с падчерицей?
– Узнала?
Не голос – шипение. И в самом Стасике появилось что-то донельзя змеиное, отвратительное. Алина сделала шаг назад, потому что страшно вдруг стало.
– Ну, как понимаю, ей надоело скрываться. Так что, Стасик, о чем ты думал, изменяя Мариночке? Ах да, конечно, о себе! Ты же ни о ком больше думать не способен! Мариночка посадила тебя на короткий поводок. А ты к такому не привык. У тебя ж всегда бабы были!
Алина осознавала, что ее несет. Что сейчас самое правильное, разумное – промолчать. Только она теперь при всем желании не способна была остановиться.
– Ты же гений! Тебе нужно вдохновение! А вдохновение ты у нас привык через койку получать. Только Марина – не я…
– Именно, что не ты, – процедил Стас сквозь зубы.
И кулаки стиснул.
– …она бы тебя быстро вышвырнула, поймай на горячем. И виноватой бы себя не ощущала. Небось ей бы ты не сумел рассказать о ее недостатках. Это я… дурой была.
– Дурой и осталась.
– А сам ты умнее? Не сумел удержаться? Подождать месяцок-другой? До свадьбы. Нет, свербело тебе, а тут Варвара. Молодая. Красивая. Как не воспользоваться? Ты надеялся, что она тоже побоится с мачехой ссориться? Что роман ваш будет тайным? Только Варвара возомнила, что влюблена в тебя. Тебе же всегда льстила любовь женщин. Давала почувствовать себя важным! И ты не разубеждал любовницу, пока она не решила, что ты должен на ней жениться. Нет, Варвара милая девочка, и при деньгах… По сравнению со мной – при деньгах, но по сравнению с Мариной ее состояние – мизер. Тебя такой обмен не устраивал…
– Заткнись.
Стас шагнул навстречу и схватил ее за плечи.
Тряхнул.
Но страх, который Алина только что испытывала перед этим человеком, вдруг совершенно пропал.
– Ты же всегда стремился продаться подороже… И что дальше? Убеждал Варвару не спешить? А она не послушала. Пошла к Марине, рассказала правду, и та выставила вас обоих? Собралась выставить, но не успела… Слушай, Стас, а может, и вправду ты ее убил, а? Ведь, как ни крути, именно тебе эта смерть была выгодна.
Он ударил.
Наотмашь. Хлестко. Больно. И боль эта отрезвила.
– Все сказала? – Стас оттолкнул Алину, и та не удержалась на ногах.
Упала нелепо, обидно, ногу подвернув. И губу пришлось закусить, чтобы не расплакаться. Не здесь, не перед Стасиком.
– А теперь послушай, умная… Твоего Максика я нанял, чтобы избавиться от проблем. И если он создаст новые, то, учти, договор наш можно по-всякому повернуть. Я, конечно, многого уже не смогу, но сделать так, чтобы его убогую контору прикрыли, – запросто…
– Сволочь ты, Стас.
– Какой уж есть. – Он пожал плечами. – А ты, Алиночка, придержи свой длинный язык. Я и на тебя управу найду… Интересно, обрадуются ли в твоей богадельне, узнав, что ты голой позировала. Ладно портреты, но я и фотки сохранил. На память. Твоим ученикам понравится.
И Стас ушел.
Дура!
Нет, она определенно дура и не в квадрате – в кубе, если когда-то любила этого урода. А ведь с него станется, даже без причины станется просто отправить снимки директрисе. А та… та Алину и без того недолюбливает по непонятной причине. И рада будет получить такой удобный повод для увольнения.
Алина всхлипнула и потрогала щеку.
Ноет.
И главное, губа кровоточит… И что сказать? Ее в жизни никогда не били. Было не столько больно, сколько обидно, и еще почему-то стыдно, будто бы именно она, Алина, виновата, что ей разбили лицо.
А Макс заметит… Разозлится, наверное. На Стаса? На саму Алину, что не сумела сдержаться?
Хотелось остаться в кустах, выплакаться вволю, но дурочки-блондинки не плачут.
Алина села. Ногу потрогала.
Щиколотка неприятно ныла, и кажется, растяжение она заработала. И проблем добавилось. Как теперь до дома добраться? На помощь звать? И кто отзовется, если тут – гектары парка, а людей почти и нет, а те, которые есть, гостям вовсе не рады.
Все же по щеке поползла предательская слезинка, которую Алина торопливо смахнула. Вот уж не хватало. Истерика никому никогда не помогала.
– Я возьму себя в руки, – строго сказала Алина самой себе. – Я успокоюсь и выберусь. И… и уеду отсюда. Хватит!
Это решение придало сил.
Сил хватило, чтобы стянуть неудобные туфли – Алина сразу почувствовала себя намного лучше. Она пошевелила пальцами сначала на левой, потом на правой ноге.
– Перелома, похоже, нет.
Попыталась встать, что получилось не сразу, с попытки третьей или четвертой. Но стоило сделать шаг – и ногу пронзило болью.
– Вот же…
Алина попробовала прыгать на правой, но сил хватило лишь на пяток прыжков. Этак она до дома точно не доберется. Оставалось одно.
Алина огляделась и тихонько позвала:
– Ау… Есть здесь кто-нибудь?
Ответом была тишина.
Никого, как она и предполагала. Но сейчас Алину это скорее радовало. Она опустилась на четвереньки, неудобные туфли оставила под кустом, здраво рассудив, что на этакую роскошь вряд ли кто покусится, и неторопливо двинулась по дорожке.
Нога не болела.
Но сам способ передвижения… если кто-то ее заметит, то сочтет сумасшедшей. А все из-за Стасика! Сволочь! Вот сволочь же редкостная! И как она не замечала очевидного?! А фотографии… В них нет ничего предосудительного. Не было, во всяком случае, лет семь тому назад, когда Алина согласилась позировать.
Нагая натура естественна.
А стыд – это внушенное чувство. И надо отринуть ложную мораль, вспомнить классику… Разве классики стыдились, изображая обнаженных женщин?
– Гад. – Алина сдула прядку, упавшую на глаза. – Редкостная скотина!
Если повторять это вслух почаще, глядишь, и дойдет не только до разума. Да и вообще, должна же во вселенной существовать вселенская справедливость! Чтобы каждому воздавалось по делам его… Почему-то ныне воздавалось только самой Алине.
За глупость.
Она остановилась у поворота. Дом был близко, особенно если добираться не по дорожке, которая причудливо изгибалась, обходя заросли какого-то кустарника, а прямо по газону.
Невежливо топтать газоны. И кустарник ломать, который выглядел ухоженным, и вообще, вести себя подобным образом в чужом доме. Но у Алины на то причина имеется.
Веская.
А еще в кустах ее никто не заметит. И она решительно свернула с дорожки. Газон выглядел достаточно мягким и ухоженным, чтобы не таить в себе сюрпризов, вроде осколков стекла или ржавых консервных банок.
Теперь, когда цель приближалась, Алина двигалась быстрее. Стена кустарника при ближайшем рассмотрении оказалась не такой и плотной. Напротив, Алине удалось протиснуться сквозь толстые стебли, почти не зацепившись за ветки. Наверное, стоило поблагодарить ту самую воздающую вселенную за то, что кустарник этот не был колючим.
Она вывалилась по ту сторону стены, встала на колени и сплюнула горький лист, прилипший к губам. Отдышалась.
– Немного отдохну и…
Алина кое-как пригладила волосы и хихикнула, представив, как выбирается из кустарника, да на четвереньках, да прямо к ногам рафинированной Варвары… Или Евгении, которая от этакого сюжетного поворота точно онемеет.
Или Макса… Хотя, конечно, Макс – это наилучший вариант. Он ее хотя бы поймет, но и губу заметит. Вопросы неудобные задать не постесняется.
А и плевать! Алина не станет замалчивать.
Она осмотрелась.
Изнутри стена не выглядела гладкой. Напротив, кустарник разросся пышно. Тяжелые ветви его переплелись, а по ним расползлись тонкие нити вьюнка. Траву здесь не косили, и она поднималась едва ли не до колена.
Алина отдышалась и вытерла пот со лба.
Она посидит немного, а потом поползет дальше.
– Вперед, – сказала она шепотом, – к собственному унижению…
Флешку она заметила не сразу.
То есть даже не флешку, а золотую бабочку, спрятавшуюся в траве. Просто что-то блеснуло на солнце, и блеск этот привлек Алину, заставил потянуться, сунуть руку в спутанный клубок сочных зеленых стеблей. В последний момент Алине подумалось, что будет забавно, если вытащит она пивную пробку.
Или еще какую ерундовину.
Но нет, добычей стала бабочка.
Она была довольно крупной, в кулаке не сожмешь. Толстые крылья несколько испачкались, но грязь не мешала разглядеть узор из камней и эмали, покрывавший их. Из тельца, покрытого темной эмалью, торчал кусок цепочки. Стоило сжать крылышки, и внутри бабочки что-то щелкнуло. Подвеска распалась надвое, превращаясь во флешку.
– Интересно. – Алина вытерла бабочку о блузку. – Ты чья? И как здесь оказалась?
Бабочка, конечно, не ответила.
А потом кусты затрещали, закачались ветви, предупреждая, что уютное одиночество Алины вот-вот будет прервано, и она, повинуясь некому порыву, сунула бабочку в лифчик.
– Здравствуйте. – Алина дружелюбно улыбнулась, глядя на хмурого Егора.
Выглядел тот… странновато.
Куда подевался костюм?
Впрочем, джинсы были ему очень даже к лицу, как и легкая футболка. А ведь он не настолько слаб, каким казался. Сухопар. Худощав. Но мышцы есть. Алине вдруг подумалось, что убийство требует физических сил, и тогда он мог бы…
– И вам доброго дня. – Егор произнес этот так, что стало очевидно: день он добрым не считает.
– А зачем вы сюда пришли? – Алина старательно захлопала ресницами, пытаясь унять внезапный приступ паники.
Никто не будет ее убивать.
Незачем.
– А вы? – в свою очередь, поинтересовался Егор.
– А я первая спросила!
– А я хозяин, – хмыкнул он, и мрачность исчезла. Он даже улыбнулся, почти искренне, и Алина про себя отметила, что или настроение Егора меняется так быстро, или же он выказывает незаурядные способности к лицедейству. Главное, и то и другое было несколько неожиданно.
– Я ногу подвернула. – Алина надеялась, что прозвучало это достаточно жалобно, чтобы ей поверили. – Гуляла-гуляла, оступилась и подвернула. Вот.
Она вытянула упомянутую ногу, демонстрируя щиколотку, которая к этому времени распухла.
– Зову-зову, а тут никого совсем. Идти не могу… на ногах. А на четвереньках… – Она потерла колени, измазанные то ли в земле, то ли в траве. – Глупо так. Постоянно в глупые ситуации попадаю.
– Бывает. – Егор присел. – Болит?
– Если не трогать, то не болит.
Он все же потрогал, и Алина зашипела.
– Вам врач нужен. Давайте помогу. – И не спрашивая согласия, с легкостью поднял Алину на руки.
Силен. И если бы Марину задушили, эта сила сделала бы его первым подозреваемым.
– Так, а вы?..
– Искал кое-что, – расплывчато произнес Егор.
Интересно. Не бабочку ли? Он потерял? Но украшение определенно женское, Егор вряд ли стал бы носить подобную подвеску. Тогда чего ради он ее искал?
Ради содержимого?
И если так, то, быть может, это содержимое представляет ценность и для Макса? Совесть требовала немедленно сознаться и флешку вернуть. Разум протестовал: если возвращать, то хозяину, а Егор явно хозяином не являлся. Если, конечно, у него нет тайной страсти к позолоте и кристаллам.
– Не нашли?
– Вас вот нашел. Алина, будьте осторожны с моими сестрами.
– Да?
– Они совсем не такие, какими кажутся на первый взгляд… И я понимаю, что если вы с Максом, то так нужно, но все равно. Не следовало вмешивать в наши дела женщину.
Интересно, это расценивать как заботу или проявление шовинизма?
– Мне почему-то кажется, что смерть Марины была не последней…
Егор замолчал и больше не произнес ни слова. Он донес Алину до комнат, отведенных им с Максом, и, уложив на диван, сказал:
– Я найду Макса. И вызову врача… Вам что-нибудь нужно? Если так, то говорите. К сожалению, прислуги в доме нет, еще Марина всех рассчитала.
– Всех?
– Почти. Горничные ей казались слишком молоденькими, а те, которые постарше, были недостаточно расторопны… Надо бы исправить все, но, как понимаете, заняться этим некому. И некогда. Может, позже, когда все разрешится… Так вам что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо. Вы мне так помогли…
– Всегда рад.
Он ушел, оставив Алину наедине с невеселыми своими мыслями. Правда, одиночество ее было недолгим.
