Глава 7
Торндайк берется за дело
– Итак, мой друг, – произнес Торндайк, вопросительно глядя на меня, когда мы садились за стол, – с чего бы вы хотели начать обсуждение дела Д’Эрбле?
– С самого главного, – ответил я. – С просьбы начать расследование. Полиция, как я понял, без улик ничего предпринимать не намерена. Да и в любом случае если кто и сможет распутать это дело, то только вы. Мне жутко неловко просить вас тратить свое время на…
– Меня не надо просить. – Он усмехнулся. – Зачем, если расследования – мое хобби? И я вам благодарен за то, что вы пришли сюда с этим весьма интересным делом, которым я с удовольствием займусь.
Я собирался вставить слово, но доктор Торндайк продолжил:
– А теперь, покончив с преамбулой, давайте перейдем к сути. Ваш славный инспектор, безусловно, прав. В Скотленд-Ярде никто убийством Д’Эрбле заниматься не станет, пока не найдутся какие-то улики. И в этом они тоже правы. Чего ради тратить время, оплаченное, кстати сказать, налогоплательщиками, на совершенно бесперспективное дело. И вы должны осознавать, что у нас тоже особенных оснований рассчитывать на удачу нет.
– То есть не стоит даже браться? – удрученно проговорил я.
– Ну зачем же так пессимистично. – Он успокоительно махнул рукой. – Давайте посмотрим, что нам известно о человеке, убившем Джулиуса Д’Эрбле. Во-первых, это мужчина, во-вторых, достаточно образованный, находчивый, ловкий и хитрый. Убил так, что не подкопаешься. Труп обнаружен в озере без следов насилия. Правда, на спине остался след от укола, но вероятность, что его заметят, составляла не больше одной тысячной. А значит, об убийстве никто бы не заговорил… Присяжные просто обязаны были вынести вердикт, что смерть наступила по естественным причинам. Но этого не случилось. Одно очко в нашу пользу. Далее. Нам также известно, что убийца разбирается в ядах. Заурядный отравитель скорее всего выбрал бы мышьяк или стрихнин, а этот использовал яд, для его цели самый подходящий, и ввел его профессионально, с помощью шприца. Очевидно, у него была веская причина избавиться от Д’Эрбле, потому что такую дозу аконитина достать не просто, если только он, упаси бог, не доктор. Эта веская причина, иными словами, мотив, и есть ключ к разгадке. Определить его – наша главная задача.
Я кивнул, радуясь, что попал в точку, потому что почти то же самое вчера говорил Мэрион.
– О яде нам удалось узнать в ходе разбирательства у коронера, – подвел итог Торндайк. – Перейдем теперь к находкам инспектора Фоллетта.
– А чем они могут нам помочь? – спросил я. – Старинная монета – это забавно, но указывает лишь на то, что убийца либо коллекционер, либо антиквар. Ну и что?
– Выходит, вы не заметили ее главную особенность, – произнес Торндайк, наполняя мой бокал.
– А что за особенность? – удивился я.
– Она указывает на связь убийцы с жертвой. В момент совершения преступления в жилетном кармане убийцы имеется монета. Не обычная, заметьте, имеющая хождение в наши дни, а старинная, коллекционная. А убитый, прошу обратить внимание, тоже не простой человек – художник, мастер, вполне вероятно, способный изготовить копию такой монеты.
– Но Д’Эрбле гравером не был, – возразил я. – Вряд ли он смог бы изготовить сложную матрицу.
– А в этом не было необходимости, – в свою очередь, возразил Торндайк. – В прошлом – да, мастер сам гравировал монеты, но сейчас художник создает модель, сначала восковую, затем гипсовую, причем размер существенно превышает требуемый. Например, шиллинг диаметром больше трех дюймов. А затем монеты изготавливают с помощью копировальной машины. Так что Д’Эрбле вполне мог создать модель диаметром три или четыре дюйма.
Я кивнул:
– Конечно, это он сделать мог. Вчера дочь Д’Эрбле показала мне его работы. Среди них были плакетки около двух дюймов в длину с очень интересной чеканкой. Но что это нам дает?
– Возможно, ничего, – ответил Торндайк. – Но все равно, это нужно взять на заметку. Вообразим, например, что убийца – антиквар-мошенник, торгующий фальшивками. У него есть увеличенные фотографии редких медалей и монет, хранящихся в музеях и частных коллекциях. Предположим, что он дает одну из фотографий Д’Эрбле и заказывает несколько гипсовых копий, с которых потом можно будет с помощью копировальной машины изготовить соответствующие матрицы, а с них уже монеты из нужного металла. Эти монеты он продаст за большие деньги кому-то из коллекционеров.
– Сомневаюсь, что Д’Эрбле взялся бы за такой заказ, – сказал я.
– А почему нет? – спросил Торндайк. – Вы полагаете, что заказчик стал бы посвящать его в свои коварные планы? А если нет, то почему бы и не изготовить увеличенную копию. Что в этом подозрительного? – Он улыбнулся. – Однако я не утверждаю, что так было на самом деле. Просто привел пример, как мошенник может использовать честного мастера. А потом этот мастер становится для него нежелательным свидетелем, которого лучше устранить.
Мне этот пример показался убедительным. Может быть, здесь и кроется ключ к разгадке? Но Торндайк быстро привел меня в чувство:
– Это все лишь предположения. Я могу привести вам еще несколько. Как вам версия, что Д’Эрбле убили по ошибке? Убийца, притаившись в лесу, ждал другого человека – и перепутал. И почему мы решили, что монета принадлежит убийце? Это еще надо доказать. – Он посмотрел на меня. – Я это к тому говорю, что все факты надо скрупулезно изучать, а не хвататься за первый попавшийся, который показался вам наиболее вероятным. Надо копать и копать. Как известно, деньги рождают деньги. Так и знание рождает новое знание.
– Но я пока не вижу, что тут изучать, – уныло проговорил я.
– Как это не видите? – удивился Торндайк. – Мы прямо после ленча и начнем изучение, если у вас есть время. – Он достал из ящика стола бумажный пакет и кожаный футляр для ювелирных изделий. – Вот здесь, – доктор показал на пакет, – лежат ваши оттиски на сургуче. С ними надо обращаться аккуратно, сургуч хрупкий. А в этом футляре находятся две точные копии загадочной монеты из «твердого гипса», похожего на слоновую кость. Их сделал мой помощник Полтон.
Он открыл футляр, выложенный внутри лиловым бархатом, с двумя монетами, как будто сделанными из слоновой кости.
– Мистер Полтон настоящий художник, – проговорил я, с восторгом рассматривая изделия. – И что вы собираетесь с ними делать?
– После ленча я намерен отправиться в Британский музей и показать их хранителю монет и медалей. Но перед этим задам ему несколько вопросов и посмотрю, что он ответит. У вас есть возможность пойти со мной?
– Конечно. Но что именно интересует вас в этой монете?
– Понимаете, в моем каталоге британских монет есть гинея Карла Второго, где на аверсе под бюстом короля изображен маленький слон, как подтверждение, что золото, из которого сделана монета, привезено из Гвинеи.
– Да, там есть маленький слон, – подтвердил я.
– У этого слона на спине седло, а на некоторых монетах седло отсутствует. Вот я и хочу убедиться, что существуют два типа гиней. Потому что в каталоге указан только второй вариант. В общем, поскольку мы с вами уже покончили с едой, пойдемте в музей.
Торндайк задержался у флегматичного бронзового китайца, восседающего у входа в отдел монет и медалей, и посмотрел на меня.
– Учтите, о деле ни слова. И вообще никаких комментариев.
Я кивнул.
Мы вошли, зарегистрировались в журнале посетителей. Затем служащий пригласил нас в кабинет хранителя. Им оказался мужчина среднего возраста с умным лицом. Он, видимо, был знаком с Торндайком, потому что встал и протянул руку.
– Давно не виделись, сэр. Что привело вас сюда на этот раз?
– Опять любознательность, мой друг, – ответил доктор. – Меня интересует гинея Карла Второго 1663 года. Можно на нее взглянуть?
– Отчего нет, – сказал хранитель, направляясь к большому шкафу с выдвижными ящиками. – Тем более что это не редкость.
Он быстро пробежал глазами по этикеткам и, выдвинув один, вернулся к столу с ящиком в руке, достал из круглого углубления монету и протянул Торндайку, аккуратно держа за края.
Доктор ее внимательно рассмотрел, затем показал мне аверс, где под бюстом короля красовался маленький слон, но без седла на спине.
– В том году были выпущены только такие гинеи? – спросил он.
– Да, – ответил хранитель. – Со слоном и без – в зависимости от источника золота.
– И никаких других вариантов?
– Нет.
– Понимаете, я слышал, что существуют гинеи того же года, где изображен слон с седлом на спине. Вам такие встречались?
Хранитель отрицательно покачал головой, забирая у Торндайка монету и помещая на место. Затем он понес ящик к шкафу и на полдороги остановился.
– Погодите. Вы правы, такая монета существовала. Именно монета, в единственном экземпляре, потому что это была не серия, а пробный образец. История действительно любопытная, стоит послушать. Вам, наверное, известно, что матрицу для данной гинеи изготовил известный гравер Джон Роттье. Причем это была первая монета, отчеканенная машинным методом тиснения вместо ручного, с помощью молотка. Поскольку все это делалось впервые, то Роттье при изготовлении пресс-формы что-то не так рассчитал… В результате во время тиснения она лопнула чуть ли не пополам, но, видимо, в самом конце процесса, потому что монета получилась без изъянов. Роттье пришлось изготовить другую пресс-форму, где он по какой-то причине изобразил слона без седла. Так что вы правильно слышали – гинея, на аверсе которой изображен слон с седлом, была изготовлена. И если она где-то существует, то это совершенно уникальный экземпляр.
– Вам известна судьба той пробной монеты?
– До определенного периода. Вначале ею владела семья Слингсби, хозяина монетного двора, где она была отчеканена. Затем монета переходила от одного коллекционера к другому и наконец осела у американца Ван Зеллена, миллионера, коллекция которого содержала большое количество очень ценных экспонатов. Он был истинный фанатик, семьи не имел и почти все вечера проводил, любуясь своими сокровищами. И вот, примерно полтора года назад, утром его нашли мертвым в небольшом кабинете, смежном с помещением, где располагался музей. На столе пустая бутылка из-под шампанского, рядом недопитый бокал, от которого пахло горьким миндалем. В кармане пустой флакончик с этикеткой «Синильная кислота». Вначале решили, что это самоубийство, но позднее после осмотра коллекции выяснилось, что отсутствует много ценных вещей. Среди них драгоценные камни, ювелирные изделия и та самая уникальная пробная гинея, о которой мы говорим. Вы должны помнить это дело.
– Да, – ответил Торндайк. – Теперь, когда вы об этом рассказали, вспомнил. Убийцу, кажется, так и не нашли.
– Нет, – отозвался хранитель. – И пропавшие вещи тоже.
– Будем надеяться, что найдут, – заверил его Торндайк. – Американцы умеют работать.
Распрощавшись с хранителем, мы вышли на улицу.
– Я решил наши копии ему не показывать, – сказал Торндайк. – Не имело смысла.
– Полицию вы тоже посвящать в это не будете? – спросил я.
– Пожалуй, нет, – ответил он. – У них есть монета, и скорее всего они в курсе, что похищено у американского коллекционера. Так что им и карты в руки. Жаль только, что в полиции не умеют должным образом держать язык за зубами. Выдают прессе информации больше, чем следовало бы. А то, что известно газетчикам, известно и преступнику.
– Ну и пусть будет известно, – сказал я. – Что в этом такого?
Торндайк посмотрел на меня:
– Мой дорогой Грей, вы меня удивляете. Подумайте хорошенько. Преступник надеялся, что убийство вообще не будет выявлено. Этого не получилось. Но у нас по-прежнему нет ни единой ниточки, ведущей к нему. Он это знает и уверен, что так будет всегда. Поэтому пока не оглядывается по сторонам. Так зачем нам его пугать, чтобы он куда-то исчез, спрятался? А он это непременно сделает, если заподозрит неладное. И что тогда? Нет, мой друг, наша цель – поддерживать в нем ощущение полной безопасности, и потому расследование должно проводиться в строжайшей тайне. Никто не должен знать, какие карты на руках у нас и есть ли они вообще.
– А как быть с мисс Д’Эрбле? – спросил я. – Можно ей сказать, что вы начали расследование?
Он засомневался:
– Лучше бы этого не делать, но, наверное, придется. Так ей будет спокойнее. И предупредите о необходимости хранить тайну. Поймите, все очень серьезно. Противник прячется от нас, и мы должны прятаться от него.
– Но пока нам вроде бы нечего скрывать, – сказал я. – История с похищенной монетой любопытна, но, мне кажется, мало что дает.
– Разве? – удивился Торндайк. – А я вот уже поздравил себя с возможностью сузить поиск преступника. Давайте вспомним, как развивались события. Когда вы обнаружили труп Д’Эрбле, не было известно ничего. Потом, во время разбирательства у коронера выяснилась причина смерти и установлен сам факт преступления. Однако личность преступника оставалась покрытой мраком. Затем находки Фоллетта этот мрак немного рассеяли. Появился намек на мотив. А теперь мы знаем, что это профессиональный преступник и очень опасный. Он убил и ограбил богатого американского коллекционера, а значит, достаточно умен и изворотлив, чтобы втереться к кому-то в доверие. Мы знаем, что полтора года назад он был в Америке, а это уже кое-что. Таким образом, наш преступник больше не бесформенная тень, а вполне конкретная личность.
– Но то, что у него в момент убийства Д’Эрбле была при себе монета, – возразил я, – еще не означает, что именно он похитил ее у американца.
– Вы правы, – согласился Торндайк, – если рассматривать этот факт сам по себе. Но в совокупности событий это почти неоспоримо. Разве вы не обратили внимание на то, как похожи эти два убийства? И то и другое преднамеренное, и в том и другом фигурирует яд. Причем наиболее подходящий для преследуемой цели. Для Д’Эрбле убийца выбрал аконитин, чтобы скрыть причину смерти, а Ван Зеллена отравил синильной кислотой, самым быстродействующим из всех ядов, чтобы смерть наступила мгновенно и тот не успел поднять тревогу. Я думаю, у нас есть все основания полагать, что их обоих убил один и тот же преступник. А это уже большое достижение, если учесть, что совсем недавно мы о нем совершенно ничего не знали. Так что рано или поздно мы сможем назвать его имя. А затем, если будем правильно себя вести, в том смысле, что постараемся его не спугнуть, можно надеяться и на задержание. – Он посмотрел на меня с улыбкой. – Но до этого еще далеко. И мне кажется, нам пришла пора заняться своими прямыми обязанностями.
