Глава 2
Доктор рекомендовал Мейси вернуться домой и лечь в постель. Сознавая, что с диагнозом «сотрясение мозга» неразумно отправляться в длительную поездку за рулем автомобиля, она изменила планы, решив выехать в Кент поездом сегодня же вечером, тем более что в Рождество поезда на Челстон ходить не будут. Будет сюрприз отцу, который ждет ее не раньше завтрашнего утра. Сперва, однако, Мейси вознамерилась отвезти подарки сыновьям Билли, поэтому по возвращении домой перегрузила ящик в «Эм-Джи» и осторожно двинулась через центр города в Шордич. В городе было сыро и промозгло, сумрачный свет навевал такое уныние, что пожелания счастливого Рождества казались почти неуместными.
В бедных районах голодные толпились у бесплатных столовых. Скудные пайки выдавались тем, кому праздники служили очередным напоминанием о нужде. Тем не менее кое-где в окнах золотистым пламенем горели красные свечи: обитатели трущоб бодрились как могли, отдавая дань торжеству.
Мейси остановила машину перед домом Билли и, вполне естественно, увидела в окне рождественскую елку, всю в свечках и бумажных гирляндах. Судя по силуэтам, семья собралась в гостиной, чтобы нарядить дерево. Приблизившись к двери с ящиком в руках, Мейси услышала резкий женский голос и засомневалась, стоило ли ей приезжать.
– Не трогай подарки, это для Лиззи! Я купила их специально для малышки. Не смей прикасаться к вещам сестры!
Раздался детский плач. Видимо, это маленький Бобби, решила Мейси. Она уже собралась повернуть назад, когда Билли, старший из мальчиков, воскликнул:
– Возле дома стоит машина мисс Доббс! Бобби, бежим скорее поглядеть на нее!
Прежде чем Мейси успела оставить ящик с подарками на ступеньках и вернуться в «Эм-Джи», парадная дверь распахнулась.
– Ох, мисс, напрасно вы брали на себя этакий труд, тем более что неважно себя чувствуете. – Билли вышел на крыльцо в рубашке с завернутыми рукавами, без пиджака, воротничка и галстука.
– Это нам? – Глаза юного Билли заблестели, когда он увидел подарки в красивой обертке.
– Да, дружок, тебе и твоему братишке, – улыбнулась Мейси. – Счастливого Рождества!
– Пожалуйста, мисс, зайдите в дом, выпейте с нами чашечку чая, – сказал отец семейства.
– Нет-нет, у вас и без меня много хлопот.
– Мы с Дорин и слышать ничего не хотим, вы ведь так расстарались. – Билли шагнул назад, пропуская Мейси в коридор, затем открыл дверь в гостиную. – Дорин, к нам зашла мисс Доббс!
Мейси с трудом удалось скрыть смятение, когда она увидела Дорин Бил. Жена Билли стояла возле елки и прижимала к груди потертого игрушечного барашка. Ее волосы были кое-как зачесаны назад, открывая землистое лицо. Кожа обтянула череп, под глазами резко выделялись скулы. Манжеты шерстяной кофты обтрепались, спереди на платье присохли остатки еды. Билли и Дорин трудились не покладая рук, чтобы накопить денег на переезд в Канаду и – как они надеялись – новую жизнь, и всегда были людьми достойными: Дорин особенно тщательно следила, чтобы вся одежда в семье, пусть даже старенькая, была чистой и отглаженной.
– Рада видеть вас, Дорин. – Мейси прикоснулась к ее руке. – Как поживаете?
Дорин посмотрела на пальцы Мейси, будто силясь понять, кто эта женщина и почему ее собственная рука вдруг стала тяжелой. Затем ее глаза наполнились слезами, а на губах появилась улыбка, полная надежды.
– Вы принесли подарок для моей дочурки? Она так любит своих кукол и этого барашка. Что вы ей подарите?
Мейси растерянно оглянулась на Билли, который поставил ящик с подарками под елку, подошел к жене, обнял за талию и бережно повел на кухню.
– Идем, Дорин, вскипятим чайник. Выпьем чайку вместе с мисс Доббс, потом сядем и будем смотреть на елочку.
– Хорошо, Билли. После чая мне станет лучше.
Билли вернулся в гостиную. Теперь, когда он был в одной рубашке, без пиджака, который неизменно носил в конторе, Мейси заметила, что Билли тоже сильно похудел.
– Простите, мисс, на нее опять нашло. Переволновалась, пока мы ставили елку. И… вы же знаете, скоро будет год, как мы потеряли нашу Лиззи. Наверное, в годовщину все обостряется.
Мейси хотелось задать несколько вопросов, узнать, чем можно помочь, однако близилось Рождество, и она сознавала, что Билли должен пораньше уложить жену и детей, чтобы завтрашний день в кругу семьи прошел спокойно.
– Билли, я, пожалуй, пойду. Мне еще нужно добраться до Кента, и я решила ехать поездом. С шишкой на затылке лучше за руль не садиться.
– Ох, мисс, ради нас вам пришлось ехать сюда на машине. – Билли повернулся к сыновьям, которые молча взирали на Мейси и – это было видно, – полностью понимали, что их мать нездорова. – Что нужно сказать мисс Доббс?
Мальчики в один голос поблагодарили Мейси, а она позволила обоим немножко посидеть на водительском сиденье. Отъезжая, она оглянулась: Билли стоял на пороге, держа младшего сынишку на руках; старший цеплялся за его пальцы. Дети помахали ей на прощание, потом все трое скрылись за дверью.
26 декабря 1931 года
Рождество прошло в покое и безмятежности. Мейси и ее отец провели день, беседуя и читая у камина, в компании Жилки, метиса шотландской овчарки и борзой. Собака на время сменила привязанность и постоянно сидела у ног Мейси. Угостившись жареным каплуном с можжевеловым соусом, отец и дочь прогулялись через поля, поседелые от ударившего ночью заморозка. Прогулка вышла недолгой: приходилось считаться с возрастом Фрэнки и сотрясением мозга, перенесенным Мейси. Неприятные симптомы почти исчезли, однако она все еще испытывала приступы головокружения, если находилась на ногах слишком долго.
Мейси планировала провести в Кенте и второй день Рождества, посвятить его общению с Фрэнки и восстановлению сил, а в Лондон вернуться утром 27 декабря. Поздно вечером в сочельник она сошла на железнодорожной станции в Челстоне, где уже ждала машина, присланная леди Роуэн Комптон, хозяйкой поместья, в котором трудился Фрэнки Доббс. Пожилая дама пришла в восторг, узнав, что Мейси приедет на праздники. Именно благодаря леди Роуэн, питавшей нежную любовь к своей подопечной, Мейси из простой домашней прислуги превратилась в образованную женщину. В свою очередь, Фрэнки Доббс не мог нарадоваться, увидев дочь на пороге в канун Рождества. Они вместе украсили елку и положили под нее подарки, как делали много лет назад, когда Мейси была еще ребенком.
Проснувшись в День подарков, Мейси протянула руку к небольшим часам на прикроватной тумбочке. Отец уже хлопотал внизу: готовил завтрак и разговаривал с Жилкой. Мейси не торопилась вставать с кровати, хотя обычно любила посидеть в приятном тепле кухни перед черной чугунной плитой, жар которой не уступал паровозной топке. Она обожала эти утренние минуты в обществе отца, когда в заварнике настаивался свежий чай, приятно потрескивали дрова в камине, а шипение яичницы с беконом на сковороде дразнило аппетит. Однако сегодня Мейси хотелось понежиться в постели, слушая звуки утра – трели одинокой птицы, не испугавшейся зимних холодов, и завывание ветра за окном. Мейси прикрыла глаза и, по-видимому, опять заснула, потому что разбудил ее резкий телефонный звонок. Она слышала, как отец, вздыхая себе под нос, прошаркал по полу, выложенному красной плиткой, из кухни в гостиную и остановился у аппарата, гадая, кто бы это мог быть. Телефон тем временем продолжал надрываться.
Сняв наконец трубку и забыв назвать номер, Фрэнки крикнул: «Чего вам нужно?» Воцарилась тишина. Мейси села в кровати. «Она плоховато себя чувствует, инспектор. Простуда, знаете ли…» Опять тишина. «Ладно, ладно, погодите, я за ней схожу».
Мейси выпрыгнула из постели и потянулась за шерстяным халатом, который висел на крючке за дверью.
– Папа, я иду!
Она сбежала вниз по лестнице, скользнула в гостиную и, послав отцу улыбку, взяла у него трубку.
– Мейси Доббс слушает.
– Мисс Доббс, это Ричард Страттон. Простите, что побеспокоил вас в праздник.
– Как вы меня нашли? – Мейси запнулась. – Ах да, глупый вопрос, инспектор. Я могу чем-то помочь? Да еще в День подарков?
– Ситуация не терпит отлагательства. Я бы хотел, чтобы вы прибыли в Скотленд-Ярд как можно скорее.
– Гм, я собиралась вернуться в Лондон завтрашним поездом, все-таки решила отказаться от поездки на автомобиле. – Мейси обернулась, проверяя, не слышит ли ее Фрэнки, и встала спиной к кухне. – Спасибо, что не рассказали отцу о происшествии в сочельник. Ему нельзя волноваться.
– Разумеется, я понимаю. Итак, сможете приехать сегодня? Я пришлю за вами машину к восьми часам.
– Вижу, дело действительно срочное.
– Иначе я не обратился бы к вам за помощью. Необходимо подтянуть все силы, мисс Доббс, и вы в данном случае – исключительно ценный ресурс.
– Буду готова к восьми.
– Спасибо. На обратном пути в Лондон я введу вас в курс дела.
– До встречи.
Мейси нахмурилась, сообразив, что Страттон лично приедет за ней. Она повесила трубку и направилась в кухню. Жилка поднялась со своей лежанки у плиты и дружелюбно ткнулась в руку Мейси мокрым носом.
– Извини, пап, мне придется вернуться в Лондон.
– Да я уж понял. Ребята из Скотленд-Ярда не звонят по пустякам на второй день Рождества. – Фрэнки умолк, снял с плиты сковороду и шлепнул на тарелку два жареных яйца с ломтиком бекона. – Я поел, так что марш к столу. Негоже пускаться в дорогу без плотного завтрака. Хоть посидим вместе напоследок.
Мейси приступила к еде. Отец налил чай, поставил кружку перед дочерью и уселся напротив.
– А меня вот нисколько не тянет в Лондон. – Фрэнки пожал плечами. – В войну, когда я только переехал в Челстон, думал, буду скучать, но вышло иначе. Порой мне не хватает рынка – ну, знаешь, шуток, компании других торговцев… За исключением этого Лондон мне совершенно безразличен. В мой последний приезд там все слишком переменилось к худшему. Вся эта суматоха просто меня ошарашила. Конечно, когда я был мальчишкой, в городе тоже было шумновато, но не так, как сейчас: автомобили, фургоны, экипажи едва не сталкиваются друг с дружкой. В магазинах звенят кассовые аппараты, в банках стрекочут пишущие машинки, собственных мыслей и то не услыхать. А сколько бездельников шляется по улицам! Вдобавок богачей развелось пруд пруди. Правда, так и раньше было, но все же… Не знаю, не знаю, по мне, так это гиблое место.
Мейси перестала жевать и посмотрела на отца. В такие моменты он удивлял ее больше всего. Хотя Фрэнки Доббс всегда начинал подобные речи с фразы: «Я человек простой…», Мейси всякий раз убеждалась, что он – личность весьма незаурядная.
– Согласна с тобой, папа, Лондон для многих – гиблое место. Ирония в том, что как раз по этой причине люди вроде меня не сидят без работы.
Фрэнки кивнул:
– То-то и оно. Теперь еще и детектив-инспектор, который знает, где найти тебя в День подарков. Гиблое, гиблое место.
Мейси сменила тему, хоть и знала, что ее маневр не укроется от Фрэнки. Он подыграет ей, станет говорить о том о сем, перебирать мелкие события в поместье Челстон – в общем, обсуждать что угодно, кроме того факта, что совсем скоро старший детектив Скотленд-Ярда увезет его любимую дочь, так как в «гиблом месте» опять стряслось что-то дурное.
– Ситуация следующая, – начал Страттон. Шофер, попетляв по узким проселочным дорогам Челстона и Тонбриджа, выехал на шоссе, ведущее в Лондон. – Министр внутренних дел получил письмо с угрозой. Письмо передано в Скотленд-Ярд. Дело поручили мне и еще двум старшим офицерам.
– Какая именно угроза содержится в письме?
– В том-то все и дело – ничего конкретного, лишь намек на последствия. Письмо пришло в Вестминстер, позже я вам его покажу. Написано на обычной веленевой бумаге, никаких марок, отпечатков или отличительных знаков, почерк тоже самый обыкновенный. Графолога, разумеется, мы уже привлекли.
– В письме изложены требования, – произнесла Мейси скорее утвердительно, чем вопросительно.
– Да. Написавший – мужчина или женщина – настаивает, чтобы правительство незамедлительно приняло комплекс мер по улучшению жизни безработных, в первую очередь тех, кто служил родине во время войны. Затем идут разглагольствования о том, сколько эти люди сделали для своей страны и в каком ужасном положении находятся сейчас, а далее следует собственно угроза: если в течение сорока восьми часов (которые истекают завтра утром) не будет предпринято каких-либо действий, автор письма продемонстрирует свою силу. Мы допускаем, что риску может подвергнуться жизнь министра внутренних дел, премьер-министра или другого важного лица.
– А если это розыгрыш? Или попытка какого-нибудь ущемленного в правах сорвать злость?
– Как вам известно, мисс Доббс, некоторые люди, ущемленные в правах, могут быть опасны – возьмите, к примеру, ирландский вопрос, фашистов или профсоюзы. У крысы множество нор, скрываться она может в любой.
– Да, конечно. – Мейси помолчала, глядя в окно и переваривая сказанное Страттоном, затем вновь повернула голову к инспектору: – Послушайте, я должна кое о чем спросить, в особенности учитывая, что я еду с вами в Лондон, тогда как собиралась провести выходной день с отцом. Какое отношение все это имеет ко мне? Делом занялись главные детективы… Зачем понадобилась я?
– Вы могли бы принести пользу в нескольких качествах, мисс Доббс. Ваши таланты делают вас ценным членом команды. Само собой, в Скотленд-Ярде о вас наслышаны, и ваш вклад в обучение женщин-детективов не остался незамеченным. Помимо этого, ваше присутствие… – Страттон замедлил речь, подбирая слова, – сочли обязательным, поскольку автор письма с угрозой – кем бы он ни был – упомянул ваше имя. Так и написал: «Если сомневаетесь в моей искренности, спросите Мейси Доббс». В общем, вы причастны к этому делу, и, к сожалению, в первую очередь вам придется ответить на вопросы.
Мейси медленно покачала головой:
– Вот оно что… я подозреваемая, в Скотленд-Ярде меня будут допрашивать. Вам следовало с самого начала быть со мной честным.
– Не совсем так, мисс Доббс. – Страттон глубоко вздохнул. – С одной стороны, мы знаем вас и вашу репутацию, но в то же время нам необходимо с первых же шагов убедиться, что вы на нашей стороне, поскольку имеется подозрение о вашей сопричастности… тем или иным образом. – Сделав паузу, Страттон добавил: – И еще. Делом занимается Особая служба.
– Я могла бы и догадаться. А какая связь между вами и Особой службой?
Страттон посмотрел Мейси в глаза:
– Скажем так, я продвигаюсь в этом направлении. Расследование возглавляет старший суперинтендант Роберт Макфарлейн. Возможно, перед Пасхой я подам ему рапорт о переводе из убойного отдела в Особую службу, только это между нами.
– Мои поздравления, инспектор Страттон. – Мейси провела рукой по запотевшему стеклу и бросила взгляд на морозный пейзаж. – Расскажите поподробнее о Макфарлейне. Большой Робби – так ведь его прозвали? Морис Бланш работал с ним, он приходил к нам поговорить, когда я еще училась на кафедре судебной медицины в Эдинбурге. – Мейси улыбнулась и вздернула плечами. – По правде говоря, он мне понравился. Рядом с Робертом Макфарлейном чувствуешь себя уверенно, что ли, хотя, не буду врать, мне показалось, он большой любитель женщин.
Страттон коротко хохотнул:
– О да, если к тому же принять во внимание, что жена ушла от него несколько лет назад. Однако вы правы: от Робби не ждешь подвоха. Он всегда откровенен, говорит, что думает, и предоставляет своим людям определенную свободу действий. Тем не менее, должен предупредить, он рассчитывает на ваше полное содействие.
– Что ж, с нетерпением жду встречи. Интересно, помнит ли он меня?
– Помнит, мисс Доббс. Это еще одна причина, по которой вас подняли с постели чуть свет в праздничный день.
Первый визит Мейси в штаб-квартиру лондонской полиции на набережной Темзы состоялся, когда она работала помощницей Мориса Бланша. Массивное здание из красного кирпича с затейливо украшенными трубами, треугольными фронтонами и выступающими круглыми башенками по углам внушило ей робость. В последующие годы она относилась к своим посещениям Скотленд-Ярда более спокойно. Сегодня, однако, ее провели в ту часть здания, которую занимала Особая служба. Страттон оставил Мейси в скудно обставленной комнате, а сам пошел доложить о прибытии. Вскоре из коридора послышались раскаты громкого голоса, но, войдя в помещение вместе с инспектором Страттоном, Роберт Макфарлейн заметно смягчил свой тембр: в интонациях появился легкий шотландский акцент, маскирующий его ранг и серьезность дела.
Мейси встала и протянула руку для приветствия.
– Спасибо, что приехали, мисс Доббс. – Старший суперинтендант пожал ее ладонь и кивнул, указывая на стул: – Присаживайтесь, голубушка, присаживайтесь. Надеюсь, ваш отец не слишком расстроился из-за того, что дочке пришлось спешно покинуть семейный очаг?
– Он знает, чем я занимаюсь.
– Вот и хорошо, – кивнул Макфарлейн, усевшись за письменный стол, который сразу показался тесным для такого великана – ростом Большой Робби был больше шести футов и, на взгляд Мейси, обладал телосложением портового грузчика. В свои пятьдесят пять он отличался энергичностью и проворством движений. Наметившаяся лысина открывала шрам от шальной пули, угодившей ему в голову во время войны. Ходила легенда, что Макфарлейн просто стер кровь и разразился проклятиями в адрес противника за дырку, проделанную в его «котелке». Короткие, темные с проседью волосы, обрамлявшие лысую макушку, он укрощал с помощью капельки масла.
– Страттон, будьте добры, позовите Дарби.
Все четверо расселись за столом: Мейси, Макфарлейн, Страттон и Колм Дарби, который работал с Макфарлейном еще до войны и снова вошел в его команду после возвращения полицейского из Франции. Дарби был на добрых пять лет старше своего начальника. Мейси знала его как эксперта по анализу личности преступника на основе оставленных улик. Также Дарби считался опытнейшим графологом. Он находился рядом с Макфарлейном еще с тех пор, когда в основные задачи Особой службы входил сбор информации и защита страны от североирландских экстремистов. Теперь сфера деятельности службы расширилась, и, судя по всему, выход на покой Колму Дарби не грозил. Макфарлейн представил ему Мейси и подался вперед, опираясь локтями о стол.
– Мисс Доббс, позволю себе обойтись без протокола. Во-первых, у меня есть такое право, а во-вторых, нельзя терять ни минуты. – Макфарлейн вздохнул, глядя в глаза Мейси. – Я знаком с Морисом Бланшем, в прошлом мы сотрудничали, и я помню вас по Эдинбургу – туда, как понимаю, вас отправил тоже он.
– Все верно, Морис послал меня в Эдинбург для прохождения подготовки, когда я была его ассистенткой.
Макфарлейн опустил взгляд на раскрытую папку из манильской бумаги, пробежал глазами по странице с записями, закрыл папку и вновь устремил пристальный взор на Мейси.
– Итак, прежде всего опишите своими словами события сочельника.
Мейси набрала в грудь воздуха и повторила все, что уже рассказывала Страттону, – как приблизилась к бродяге, сидевшему на Шарлотт-стрит, и как на ее глазах он покончил жизнь самоубийством, взорвав гранату Миллса.
– Уверен, зрелище было малопривлекательное.
– В свое время мне довелось повидать и не такое.
– Не сомневаюсь, мисс Доббс. Вряд ли кто-то из нас хотел бы стать свидетелем подобного в будущем, хотя, боюсь, надежды на это мало. – Макфарлейн кашлянул. – Можете ли вы объяснить, откуда человеку, который в завуалированной форме угрожает ни много ни мало безопасности нашей страны, может быть известно имя прелестной барышни вроде вас?
В душе у Мейси все вскипело, однако она сдержала себя, понимая, что ее провоцируют умышленно. С другой стороны, она и сама вполне могла применить ту же тактику. Мейси слегка наклонилась вперед, копируя позу Макфарлейна. Дарби, изогнув бровь, бросил взгляд на Страттона.
– Скажу со всей откровенностью: пока что я понятия не имею, почему оказалась упомянута в письме такого рода. Тем не менее направленность ваших вопросов о трагедии, свидетельницей которой я стала, указывает на то, что вы видите некую связь между двумя событиями, и я также собираюсь начать распутывать клубок с этой ниточки. – Мейси повернулась к Страттону и Дарби, вовлекая их в разговор. – Я находилась ближе остальных к жертве – кроме тех, кто получил серьезные ранения, – и, да, я рассматриваю его как жертву. Если – подчеркиваю, если – допустить, что сообщник самоубийцы находился где-то рядом, я бы его непременно заметила. Если оба случая связаны, автор письма может являться этим самым сообщником. Вероятно, он использовал мое имя, чтобы придать вес своим угрозам. Не исключено, впрочем, что это лишь способ отвлечь внимание.
Макфарлейн откинулся на спинку стула, Мейси сделала то же самое. Полицейский усмехнулся:
– Прямо как Морис Бланш, черт возьми! Я двигаюсь, вы двигаетесь, я изменил позу, вы тоже. Послушайте, мисс Доббс, я знаю – обратите внимание, знаю! – что между вами и этим чокнутым ничего общего, но вы могли когда-то раньше видеть его, говорить с ним или же просто вызвать у него интерес. – Макфарлейн провел ладонью по лбу. – Возможно, письмо – дело рук какого-то шутника, однако нюх подсказывает мне, что парень вовсе не шутит и готов привести угрозу в исполнение. У нас два варианта: либо занять выжидательную позицию и посмотреть, чем все обернется, либо приступить к поиску злоумышленника. Лично я – сторонник активных действий, поэтому и пригласил вас сюда. Вы причастны к делу, мисс Доббс, по душе вам это или нет, и я бы предпочел, чтобы вы работали здесь, под моим приглядом, и работали на меня.
– Я привыкла работать в одиночку.
– Значит, отвыкайте. В первую очередь позвольте осведомить вас о деятельности Особой службы. Кое-что вам, конечно, известно, но поскольку вы будете отчитываться непосредственно передо мной, лучше начать все по правилам. Итак, небольшой урок; постараюсь покороче. Юридически Особая служба входит в Департамент уголовного розыска, но, как вы могли слышать, мы ведем дела по-своему. Достаточно сказать, что на вопросы мы отвечаем только в тех случаях, когда у задающего хватает золота на погонах. Наша повседневная работа связана с защитой членов королевской семьи, министров, действующих и бывших, и высокопоставленных зарубежных дипломатов. Мы отслеживаем иностранцев, прибывающих в страну, расследуем террористические акты и другие преступления против закона, и потому нам приходится вести наблюдение за широким кругом лиц. Прежде чем продолжить, добавлю еще – собственно, тут может возникнуть проблема, – что время от времени на этой почве мы пересекаемся с Пятым отделом Управления военной разведки, и по вполне понятным причинам. Мы стараемся ладить между собой, и мы им нужны, поскольку полномочны производить аресты… На этом, пожалуй, я сниму профессорскую шапочку и перейду к делу. Есть вопросы?
– Нет, сэр.
– Отлично. Так вот, к делу. Давайте посмотрим, какие факты имеются в нашем распоряжении. Я хочу действовать, хочу, чтобы автора письма доставили мне как можно скорее. А вы, мисс Доббс, чем бы ни занимались, каждый день будете являться сюда с отчетом инспектору Страттону.
Мейси кивнула:
– В этом случае, старший суперинтендант, предлагаю обсудить мои условия – я имею в виду финансовую сторону.
– Не самая приятная музыка для ушей шотландца. – Уголки рта Макфарлейна дрогнули в усмешке.
– Именно поэтому не стоит откладывать обсуждение этого вопроса, старший суперинтендант.
– Инспектор Дарби, что вы думаете о нажиме грифеля вот здесь, где пишущий излагает свои требования? Линии жирные, их выводили с силой. – Не касаясь бумаги, Мейси пальцем указала на подмеченные ею особенности.
– Да, я тоже обратил внимание. Нажим очень явный.
– Как будто написано ребенком – не по внешнему виду, а по исполнению, словно автор водил рукой медленно, стараясь не сбиться. – Мейси закрыла глаза и повторила над деревянным столом неуклюжие движения писавшего.
Мужчины переглянулись между собой. Понизив голос, чтобы не мешать Мейси, Макфарлейн произнес:
– Страттон, я понимаю, вы не мальчик на побегушках, но все же высуньте голову за дверь и намекните там, что мы не в пустыне, а глотки у нас давно пересохли. – Он вновь обернулся к Мейси, которая открыла глаза и заговорила:
– Полагаю, у него или у нее имеются трудности с двигательными функциями и концентрацией. Вы так не считаете? – Она посмотрела на Дарби.
Колм Дарби кивнул в знак согласия.
– Считаю, а как насчет этого? – Он протянул Мейси лупу, указывая на два места в письме.
Страттон вернулся в кабинет и сел рядом с Мейси.
– Бумага намокла – вероятнее всего, от слюны. – Мейси подняла глаза, потом вновь вгляделась в листок. – Да. Человек, который писал письмо, был настолько напряжен, что не замечал, как изо рта у него капает слюна.
– И что это нам дает? Стране угрожает грамотей с трясущимися руками и головой? – Макфарлейн начал терять терпение.
Дверь опять открылась, в кабинет вошел юноша в штатской одежде с четырьмя чашками чая на деревянном подносе. Поставив поднос на стол, он удалился.
– Значит, у писавшего проблемы с мышечным контролем, ему сложно сосредоточиться. То есть перед нами человек ущербный, с теми или иными физическими отклонениями.
– Если только вы не ошибаетесь, мисс Доббс.
– Да, если мы с инспектором Дарби не ошибаемся.
В комнате воцарилась тишина. Страттон взял с подноса две чашки и поставил одну перед Мейси, которая уже чувствовала первые признаки головной боли. Поблагодарив инспектора, она осторожно пощупала шишку на затылке.
– С вами все в порядке?
– Просто еще одно напоминание о взрыве.
Макфарлейн и Дарби одновременно взяли свои чашки.
– Прелестно, черт возьми, – прогудел шотландец. – В Лондоне тысячи – как это вы выразились? – ущербных, а мы должны отыскать среди них одного-единственного. Ну прямо иголка в проклятом стоге сена! – Макфарлейн со скрежетом отодвинул стул и принялся расхаживать по кабинету.
– Личность погибшего установили? – осведомилась Мейси.
Страттон покачал головой:
– Сами знаете, не так-то это просто.
Мейси обвела глазами мужчин, затем посмотрела на часы над дверью. Макфарлейн проследил за ее взглядом.
– Да, пора пошевеливаться. Мисс Доббс, в четыре часа за вами в контору приедет машина. Мы вновь соберемся здесь и обсудим прогресс или, не дай бог, отсутствие оного. До этого времени вам предоставлена возможность работать тем способом, который вы назвали наиболее удобным: в одиночку. Однако к четырем будьте готовы, иначе мы приставим к вам сотрудника Особой службы, и он станет ходить за вами по пятам, пока дело не будет закрыто. Сорок восемь часов, любезно предоставленных автором письма, истекают завтра, примерно в шесть утра. Если к тому времени мы его не поймаем, то получим шанс проверить, шутил он или угрожал всерьез. При хорошем раскладе к завтрашнему дню нам станет известно и имя чокнутого, который взорвал себя на Шарлотт-стрит. – Макфарлейн протянул руку. – До встречи, мисс Доббс.
– До встречи.
– И не забывайте, что обо всех своих действиях в рамках этого расследования вы обязаны докладывать.
– Я вас поняла, старший суперинтендант.
Макфарлейн кивнул и опять взялся за письмо.
Страттон проводил Мейси к полицейской «Инвикте», ожидавшей на улице.
– Он немного чудаковат, но человек хороший и чертовски умен.
– Да, Морис рассказывал о нем. По всей видимости, меня привлекли к делу не только потому, что в письме упомянута моя фамилия. Скорее всего, Макфарлейн сначала обратился за помощью к Морису Бланшу.
– А тот посоветовал Большому Робби связаться с вами, его преемницей, и доверять вашей интуиции.
– Думаете, Макфарлейн мне доверяет?
– Он доверяет Бланшу, а значит, и вам.
– Полагаю, вы правы. Макфарлейн расспрашивал меня очень мягко.
У машины Мейси повернулась к Страттону и протянула ладонь:
– Надеюсь на продолжение сотрудничества, инспектор.
– Взаимно, мисс Доббс. Однако нам следует поторопиться.
– Я уже думаю об этом деле. – Она села в автомобиль. – Увидимся в четыре часа.
Хикори-дикори-док. Тик-так, тик-так. Часы-часики, время-времечко.
…И меч несут, чтоб с плеч твоих башку дурную снять!
Карандаш начал царапать бумагу, поэтому человек, волоча ноги, пошел на кухню, достал из ящика нож и заточил грифель. Стружка сыпалась в раковину, на темное пятно ржавчины, куда день и ночь капала холодная вода из крана. Человек поморщился от неприятного звука, кончиком пальца проверил остроту карандаша, словно настраивая скрипку, прошаркал обратно к столу и продолжил писать.
Они-то ни о чем не знают, не держат ухо востро, у властей всегда с этим проблема. А я все помню. Правильно я сделал, что разослал часы. Это для того, чтобы мы могли сверять время с точностью до секунды, чтобы мы все – тысячи и тысячи – сделали решительный шаг в один и тот же момент, и…
Карандаш замер над страницей. У человека захватило дух, воспоминания быстро замелькали перед его мысленным взором, точно движущиеся картинки: застывшая гримаса смерти на лице убитого солдата, безмолвный крик товарища, с которым мертвец шутил всего несколько секунд назад, и безжалостный грохот боя в мозгу, заново погружающий в кошмар войны. Человек выронил карандаш и прижал ладони к глазам, крепко-крепко, как будто, надавливая пальцами на мягкие округлости, мог вытеснить картинки из головы, если бы только сумел выдержать боль… И если бы это принесло ему покой.
Через некоторое время призраки угомонились, затихли и вернулись в дальний уголок сознания, где обычно обитали, поэтому человек перечитал написанные строчки, взял карандаш и начал заново.
Так какой же смысл в том, чтобы угадать верное время, если ничего другого угадать не можешь? Время и результат, время и результат. Краучер знал про это. Бедняга. Бедный, бедный Краучер.
Человек заложил карандаш между страницами тетради в черном кожаном переплете, перетянул обложку резинкой, чтобы карандаш не затерялся и не выпал на пол. Потом встал и мелкими шагами засеменил к буфету, достал оттуда большой ящик с пустыми бутылками в оплетке, пробирками и резиновыми шлангами. В другом ящике находились склянки, наполненные различными жидкостями, жестяные банки всевозможных размеров – каждая была снабжена аккуратно приклеенным ярлыком с карандашной подписью. Если бы инспектор Дарби посмотрел на ярлыки через лупу, он заметил бы там и сям неровные пятна: бумага выцвела в тех местах, куда попала слюна, подтекавшая из открытого рта человека.
Человек поставил оба ящика на стол и принялся подсоединять шланг к одной из пустых бутылок. При взгляде на него сторонний наблюдатель наверняка вспомнил бы историю доктора Джекила и мистера Хайда и испытал смутное беспокойство. Закончив приготовления к чему-то вроде эксперимента, человек снял резинку, стягивающую страницы дневника, вновь раскрыл тетрадь в черной кожаной обложке и взялся за карандаш.
Некогда я был хорош кое в чем. Я умел делать только одно и делал это хорошо. Но теперь это им неинтересно. Значит, я должен показать свое умение. Я им покажу. Жарко, жарко, пламя ярко…