Глава 1
Лондон, 24 декабря 1931 года
Мейси Доббс, психолог и детектив, взяла авторучку, чтобы подписать заключительный отчет, над которым она и ее ассистент Билли Бил трудились вчера до поздней ночи. Дело было простым – некий юноша мошенническим путем использовал доброе имя родного дяди ради получения всевозможных благ, и дядя намеревался вернуть племянника на стезю добродетели без участия полиции, – однако Мейси решила, что Билли пора активнее участвовать в составлении самого важного документа, а также в итоговой беседе с клиентом. Мейси знала, как сильно Билли жаждет перебраться в Канаду, увезти жену и детей подальше от темной лондонской пучины горя и скорби, в которую семью Бил повергла смерть дочурки Лиззи почти год назад. Если Билли хочет получить приличную работу на новом месте, ему необходимо обрести побольше уверенности в своих силах, и, поскольку Мейси втайне от помощника уже наводила справки о вакансиях, ей было ясно, что развитые навыки устной и письменной речи – немаловажный фактор успеха. Итак, отчет готов к отправке и попадет к заказчику до начала рождественских праздников.
– Одиннадцать часов. Успели вовремя, правда, Билли? – Мейси закрыла авторучку колпачком и передала отчет помощнику, который аккуратно положил бумаги в конверт и обвязал его шпагатом. – Как только закончится встреча, можете быть свободны. Проведите остаток дня с Дорин и мальчиками. В сочельник приятно быть в кругу семьи.
– Спасибо, мисс, – улыбнулся Билли.
Он подошел к двери и снял с вешалки оба пальто, свое и Мейси. Мейси уложила в портфель бумаги, затем вытащила из-под стола деревянный ящик рыжеватого цвета.
– Правда, сперва вам придется вернуться в контору, – добавила она.
– Что это, мисс? – Подойдя к письменному столу, Билли смущенно зарделся.
– Рождественские подарки ребятишкам и вам с Дорин. – Мейси достала из стола небольшой конверт. – А это – специально для вас. Летом у нас были кое-какие проблемы, но, к счастью, все уладилось, и в целом год выдался неплохой. К тому же после праздников нас ждут новые дела, так что это – ваша премия. Должна сказать, вы ее честно заслужили.
Билли еще больше покраснел.
– Вы очень добры, мисс. Премного благодарен. То-то Дорин обрадуется.
Мейси улыбнулась в ответ. Даже не расспрашивая Билли о жене, она знала, насколько глубоко та переживает утрату. Несколько недель в конце лета, проведенных на уборке хмеля в Кенте, добавили румянца бледному лицу Дорин, она слегка поправилась и уже не выглядела такой изможденной, однако, вернувшись в Лондон к работе портнихи, повседневным заботам о сыновьях и переменившейся жизни, вновь затосковала. Дорин не хватало тепла мягкого, пахнущего молоком тельца Лиззи.
Мейси бросила взгляд на каминные часы.
– Нам пора.
Они надели пальто, шляпы и, кутаясь в воротники от резкого ветра, продувавшего Фицрой-сквер, направились к Шарлотт-стрит. На улице было людно, прохожие сновали туда-сюда, втянув головы в плечи. Одни несли пакеты и свертки, другие просто торопились домой. Впереди Мейси заметила мужчину, который сидел на тротуаре, прислонившись к наружной стене лавки. Молод он или стар, сказать было трудно, но даже с расстояния в несколько ярдов Мейси различила пелену отчаяния, окутывавшую незнакомца, тревогу и уныние, владевшие им. Он сидел, сгорбив спину и вытянув одну ногу, так что людям приходилось огибать его. Мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, одежда на нем была старая и мятая, он взирал на всех покрасневшими глазами, в которых сквозила глухая тоска. Один из прохожих подошел к полицейскому, что-то произнес и жестом указал на сидящего. Тяжелая аура мужчины вызвала беспокойство Мейси, однако, приближаясь к нему, она все же полезла в сумочку за мелочью.
– Бедняга. Оказался на улице в такую погоду, да еще и под Рождество… – Билли покачал головой и тоже пошарил в кармане в поисках монеток.
– Видимо, у него нет сил добраться до бесплатной столовой или ночлежки. Надеюсь, это поможет. – Мейси протянула руку с мелочью, собираясь вручить ее бездомному.
Через несколько шагов Мейси испуганно охнула: время вдруг растянулось, как в замедленной съемке, она почувствовала себя будто во сне, где люди говорят, но слов не слышно. Мужчина шевельнулся, сунул руку во внутренний карман своего ветхого пальто… Мейси, собиравшаяся заговорить с ним, внезапно очутилась в вакууме, где все звуки и движения казались ватными. Билли нахмурился и что-то произнес, но Мейси не могла объяснить, что только что видела. Затем ощущение, которое продлилось не больше одной-двух секунд, исчезло. Мейси посмотрела на незнакомца примерно в двадцати шагах от них и снова перевела взгляд на помощника.
– Билли, идите назад. Разворачивайтесь, идите обратно, слышите?
– В чем дело, мисс? С вами все в порядке? Мисс, что произошло?
Толкая Билли в спину, Мейси чувствовала, будто пробирается сквозь трясину.
– Назад, Билли, назад…
Поскольку Билли давно научился полностью доверять своей работодательнице, он повернулся и зашагал обратно в направлении Фицрой-сквер. Сдвинув брови, Билли Бил оглянулся как раз в тот момент, когда Мейси, двигаясь навстречу мужчине, вытянула перед собой руку в жесте, каким успокаивают агрессивного пса…
Взрыв потряс округу, всколыхнув праздничную суету сочельника, и через несколько мгновений наступила тишина. Просто треск в гуще обычного, каждодневного шума, треск – и пауза. Билли, солдат Первой мировой, знал и этот звук, и эту паузу, словно бы из самой земли вытрясло внутренности, а потом ее засосало в воронку другого дня, когда мелкий дождь и сухие листья, сорванные ветром, вдруг превратились в кровавый ад.
– Мисс, мисс… – Билли заставил себя подняться с твердой тротуарной плиты и, пошатываясь, побрел к тому месту, где в последний раз видел Мейси. Тишина сменилась звенящим хаосом: слышались резкие свистки полицейских, дым и пыль наполняли воздух, стена с витриной, у которой бродяга просил подаяния, превратилась в залитую кровью груду кирпича и стекла.
– Мейси Доббс!.. Мейси… мисс… – всхлипывал Билли, спотыкаясь на ходу. – Мисс! – крикнул он.
– Эй, приятель, сюда! Эту дамочку ищешь? – раздалось где-то рядом.
Посреди дороги на коленях стоял уличный торговец. Склонившись над Мейси, одной рукой он поддерживал ее голову, а другой при помощи своего шейного платка обтирал с лица пострадавшей кровь. Билли метнулся к ней.
– Мисс… мисс… – растерянно забормотал он.
– Я, конечно, не доктор, но ей, кажись, повезло, взрывом отшвырнуло. Правда, котелком она все ж таки треснулась.
Мейси закашлялась, сплюнула слюну пополам с пылью.
– Билли… Я хотела его остановить. Думала, успею… Если бы только мы оказались там раньше, если бы…
– Не волнуйтесь, мисс. Сперва нужно убедиться, что вы не ранены.
Мейси замотала головой, неуклюже села, опираясь на локти, и убрала с лица волосы.
– Все в порядке, меня просто отбросило в сторону. – Она прищурилась и обвела взором место происшествия, где по-прежнему царила неразбериха. – Билли, мы должны оказать помощь. Я… – Мейси попыталась встать, однако ноги ее не держали, и она вновь рухнула на землю.
Уличный торговец и Билли помогли ей подняться.
– Держись, голубушка, держись. – Торговец нахмурился и посмотрел на Билли. – Что она такое говорила? Хотела остановить этого чокнутого? Псих ненормальный, решил свести счеты с жизнью и нас с собой прихватить! Вы знали про это?
Билли отрицательно качнул головой:
– Нет, не знали. Эта женщина – моя начальница. Мы шли на встречу с клиентом. Только…
– Что «только»? Погляди по сторонам – кругом кровавое месиво, сколько людей пострадало, видишь? Ей заранее было известно, что он вытворит? Если так, я сейчас мигом копа приведу и…
Придерживая Мейси за талию, Билли начал пробираться между обломками взрытого тротуара, подальше от стонов и криков раненых, случайно оказавшихся рядом в тот момент, когда незнакомец самым чудовищным способом совершил самоубийство. Билли обернулся и посмотрел в глаза уличному торговцу:
– Она поняла это, только когда увидела его. Как увидела, так и поняла.
Мейси позволила Билли увести себя. Напоследок тот еще раз оглянулся.
– Она просто чувствует такие вещи… Понимаешь, чувствует. – Билли сглотнул слезы. – И спасибо за помощь, дружище. – Его голос дрогнул. – Спасибо, что помог ей.
– Заходите сюда, девушке нужно присесть, – окликнула их женщина из соседней лавки.
– Большое спасибо. – Билли завел Мейси внутрь и повернулся к хозяйке: – Я, пожалуй, схожу обратно, вдруг чем-то еще пригожусь.
Женщина кивнула:
– Передавайте там, у меня есть место. Я уже поставила чайник. Ужасно, ужасно, до чего докатился мир!
Вскоре лавка наполнилась людьми. Получивших более серьезные раны увезли на каретах «Скорой помощи». Мейси сжимала в ладонях кружку с чаем, ощущая, как уходит успокоительное тепло, и раз за разом мысленно прокручивала последние события. Вот они с Билли обогнули телегу с лошадью, вот перебежали дорогу перед приближающимся автомобилем. Они о чем-то говорили и глядели на прохожих, которые просто шли по улице, торопились успеть в магазины и лавки до закрытия. А потом она увидела мужчину, что сидел, вытянув ногу, будто она у него не сгибалась. Как обычно, Мейси полезла в сумочку, чтобы подать немного денег нуждающемуся. Она почувствовала металлический холодок монет, заметила полицейского, двинувшегося в их сторону с противоположной стороны улицы, и опять посмотрела на мужчину… Его темная аура начала разрастаться, пока не коснулась ее, и Мейси потеряла способность слышать и двигаться.
Она пригубила остывший чай. Да, именно в тот момент Мейси все поняла. Поняла, что мужчина намерен покончить жизнь самоубийством, однако решила, что у него с собой пистолет или даже яд. Мысленным взором Мейси вновь увидела свою вытянутую руку, жест, призванный усмирить искалеченный разум, а потом… ничего, только резкая боль в затылке и голос в отдалении: «Мейси Доббс!.. Мисс!» Голос, в котором слышалась паника, звал, становясь ближе.
– Мисс Доббс?
Мейси вздрогнула и чуть не выронила чашку.
– Простите, я не хотел вас напугать. Ваш помощник сказал, что вы здесь.
Детектив-инспектор Ричард Страттон посмотрел на Мейси, затем обвел взглядом помещение. Все стулья, что нашлись в лавке, уже были заняты. Страттон опустился на колени.
– Я сегодня дежурю, поэтому сразу прибыл на место происшествия. Кстати, на улице я случайно встретил мистера Била. По его словам, вы готовы засвидетельствовать, что этот человек свел счеты с жизнью. – Страттон умолк, словно оценивая душевное состояние Мейси. – Можете ответить на несколько вопросов? – Инспектор произнес это с неожиданной мягкостью, несвойственной ему в разговорах с Мейси. Порой их общение превращалось в словесную дуэль, если не сказать больше.
Мейси кивнула, осознав, что после взрыва не вымолвила почти ни слова. Откашлявшись, она сказала:
– Разумеется, инспектор. Я просто немного выбита из колеи. При падении я ударилась головой и, вероятно, на несколько секунд потеряла сознание.
– А, вы нашли ее! Очень хорошо.
Страттон и Мейси обернулись на дверь. В лавку вошел Билли Бил.
– Я принес ваш портфель, мисс. Все документы на месте.
– Спасибо, Билли, – отозвалась Мейси. На лице ассистента она прочла тревогу и явную решимость.
Война закончилась тринадцать лет назад, однако ее эхо по-прежнему звучало в сердце Билли, боль от ран хоть и утихла, но полностью не отпускала. Мейси знала: сегодняшние события вновь разбередят душу Билли, как если бы с кожи резко сорвали присохшие бинты, опять всколыхнут тяжелые воспоминания.
– У меня тут рядом машина, – сказал Страттон, – давайте я отвезу вас обоих на Фицрой-сквер, там и поговорим.
Инспектор поднялся на ноги, подставил руку Мейси и осторожно повел ее к выходу.
– Понимаю, вам сейчас нехорошо, однако времени терять нельзя. Я должен опросить вас, как только мы приедем в контору, пока вы ничего не забыли.
Мейси остановилась и посмотрела в глаза Страттону.
– Инспектор, на память я никогда не жаловалась. Наоборот, сложнее ужиться со всем, что помнишь.
Место взрыва теперь было оцеплено полицейским кордоном. Пронзительные крики, рикошетом бившие по ушам Мейси, прекратились, однако вокруг собралась толпа зевак. Полицейские заходили в лавки, записывали фамилии, помогали тем, кто в самый канун Рождества по роковой случайности оказался поблизости. Мейси не хотела больше смотреть на улицу, однако, глядя на очевидцев трагедии, невольно вообразила, как они возвращаются домой, к своим семьям, и рассказывают: «Даже не представляете, что я сегодня видел!» или «Слыхали о сумасшедшем, что взорвал себя на Шарлотт-стрит?» Сможет ли она, Мейси, вновь уверенно ходить по городу, не испытывая страха?
Детектив-инспектор Ричард Страттон и его помощник по фамилии Колдуэлл сели напротив Мейси, придвинув стулья вплотную к столу. Билли наполнил чаем три чашки и одну большую эмалированную кружку, в которую насыпал побольше сахара.
– Все в порядке, мисс? – осведомился он, поставив напиток перед начальницей.
Мейси кивнула и обхватила кружку ладонями, совсем как в лавке, словно стремясь впитать все тепло до последней капли.
– Осторожнее, мисс, горячо. Вы же не хотите обжечь руки?
– Нет, что вы. – Мейси поставила кружку на папку из манильской пеньки, и Билли сразу заметил на ее ладонях красные следы: Мейси все-таки обожглась и даже ничего не почувствовала.
– Как ваша голова? – Нахмурившись и не сводя глаз с Мейси, Ричард Страттон подался вперед и поставил чашку с блюдцем на стол.
Они познакомились почти три года назад, когда полиция в лице Страттона присоединилась к делу, расследование которого заканчивала Мейси. Инспектор, вдовец с сынишкой на руках, поначалу воспылал к Мейси романтическими чувствами, но она в корне пресекла его намерения: в личных вопросах девушка-детектив отнюдь не была таким знатоком, как в вопросах профессиональных. У них сложились сугубо рабочие отношения, хотя Билли Бил со стороны прекрасно видел, что Ричард Страттон относится к его начальнице с особым уважением. Правда, Мейси нередко доводила инспектора до белого каления – не в последнюю очередь по той причине, что обладала более тонким сыщицким «нюхом». Несмотря на это, Мейси также уважала Страттона и доверяла ему.
Мейси ощупала голову чуть выше затылочной кости.
– Шишка приличная… – Пальцы скользнули ниже, к рубцу на коже – ранение она получила во время войны, работая медсестрой. Шрам служил постоянным напоминанием об артобстреле, который не только нанес ей увечье, но и в конце концов забрал жизнь Саймона Линча, врача и любимого мужчины. – Хорошо хоть, старые раны не открылись. – Мейси встряхнула головой, сознавая иронию собственных слов.
– Вы точно в состоянии отвечать? – переспросил Страттон с искренней заботой в голосе.
Колдуэлл закатил глаза.
– Пора переходить к делу, сэр.
Страттон хотел возразить, но Мейси опередила его, поднявшись из-за стола:
– Да, конечно. Мистер Колдуэлл прав, перейдем к делу.
Билли опустил глаза на свой блокнот, пряча в уголках губ усмешку. Он знал, что Мейси и Колдуэлл друг друга не выносят. Едкое «мистер» вместо обычного «сержант-детектив» явно указывало на то, что Мейси Доббс, хоть и заработала шишку, по-прежнему в строю.
– Начну с самого начала.
Мейси принялась расхаживать по комнате, прикрыв глаза и вспоминая череду утренних событий с той минуты, когда она закрыла авторучку колпачком, и до момента, когда взрывом разорвало тело самоубийцы и ранило нескольких случайных прохожих.
– Граната…
– Ручная граната Миллса, – поправил Билли, рассеянно глядя на пол. Размеренный ритм шагов Мейси помогал ярче воскресить в памяти ключевую сцену.
– Осколочная граната Миллса? – Страттон вперил взгляд в лицо Билли.
Мейси замерла.
– Что? – Билли по очереди посмотрел на обоих.
– Вы сказали «ручная граната Миллса». Уверены? – Колдуэлл лизнул острый кончик карандаша, приготовившись продолжать запись с точностью до последнего слова.
– Дружище, что значит «уверен»? На войне я был сапером. Пусти очередями из полудюжины разных винтовок, и я не глядя назову модель каждой. Конечно, я могу отличить гранату Миллса от любой другой. Опасные штуки, черт возьми. Сам пару раз видел, как солдат вытаскивал чеку и взлетал на воздух. Самый распространенный тип ручной гранаты в войну.
Страттон вскинул руку:
– Колдуэлл, думаю, в этом вопросе мы можем положиться на мистера Била. – Он повернулся к Билли. – Гражданскому лицу не трудно раздобыть такой боеприпас?
– Совсем не трудно. Любители военных реликвий привозят эти «подарочки» из Франции. Там стоит лишь пройтись по полю, и мигом наберешь целую корзину. Ничего удивительного, как говорится, свинья грязь везде найдет.
– Кроме того, у этого человека имелся военный опыт. – Мейси опять села. – Он бывший солдат, если только не повредил ногу где-нибудь на фабрике. Возраст – примерно тридцать пять – тридцать шесть, на левой ноге – ортопедический аппарат. Она не сгибалась, поэтому люди и обходили его. А правая нога, видимо, ампутирована.
– Если не раньше, то сейчас, – хмыкнул Колдуэлл в ответ на последнее замечание Мейси.
– Инспектор, если у вас больше нет вопросов, я предпочла бы вернуться домой. Вечером мне предстоит поездка в Кент, нужно отдохнуть перед тем, как садиться за руль.
Страттон встал из-за стола, следом поднялся Колдуэлл. Сержант посмотрел на Мейси и наткнулся на ее ледяной взгляд.
– Конечно, мисс Доббс, – сказал Страттон. – Я хотел бы еще раз побеседовать с вами насчет этого дела, поподробнее узнать ваши впечатления о самоубийце. Разумеется, мы опросим и других свидетелей, однако вы рассмотрели его лучше остальных.
– Я никогда не забуду этого человека, инспектор. Его переполняло отчаяние. Я бы даже сказала, ему было не для кого и не для чего жить, а ведь сейчас, в сочельник, людям больше всего хочется именно этого – быть рядом с семьей, с близкими.
Страттон кашлянул:
– Вы правы.
Он пожал руку Мейси и Билли, поздравил обоих с грядущими праздниками. Мейси с улыбкой протянула ладонь Колдуэллу.
– Счастливого Рождества и вам, мистер Колдуэлл.
Стоя у окна, Мейси и Билли наблюдали, как детектив-инспектор и его подчиненный садятся в «Инвикту». Водитель захлопнул за ними дверцу и занял свое место. Автомобиль пополз в направлении Шарлотт-стрит, выехав на которую, прибавил скорости и, гудя клаксоном, двинулся к месту происшествия. Меньше двух часов прошло с того момента, как незнакомец на глазах у Мейси подорвал себя гранатой, спрятанной в кармане грязного, ветхого пальто цвета хаки.
Обернувшись к помощнику, Мейси разглядела в молодом мужчине глубокого старика. Сколько лет Билли? Судя по всему, он совсем немногим старше ее – лет тридцать семь. Иногда Билли казался мальчишкой, простым пареньком с кое-как приглаженными пшеничными волосами и задорной улыбкой. В другие же дни Билли горбил спину, словно склонялся под непосильной ношей, лицо его выглядело серым, шевелюра – тусклой, а хромота – последствие боевого ранения – усиливалась. В такие времена на него накатывали тяжелые воспоминания о войне, давил груз страданий, которые пережила семья. Мейси видела, что сегодняшние события разбередили раны Билли, как и ее собственные. Вместо того чтобы наслаждаться теплом и поддержкой родных, он лишь еще больше станет беспокоиться за жену и сыновей, за их будущее. К сожалению, Мейси мало чем могла ему помочь.
– Билли, ступайте домой. – Она достала из сумочки банкноту и протянула помощнику. – По дороге купите Дорин цветы, а мальчикам – сладости. Сегодня сочельник, надо проявлять заботу друг о друге.
– Мисс, вы и так выписали мне премию. Этого с лихвой хватит.
– Считайте, это надбавка за риск. Ну же, берите и отправляйтесь.
– С вами все будет в порядке?
– Не волнуйтесь, мне уже гораздо лучше. А когда доберусь до Челстона, почувствую себя вообще замечательно. Отец разведет большой огонь в камине, и на ужин у нас будет превосходное рагу. Это лучшее лекарство на свете.
– Все верно, мисс. – Билли надел пальто, водрузил на голову кепку. – Счастливого Рождества! – Махнув рукой на прощание, он покинул контору.
Как только хлопнула входная дверь и Билли вышел в сумрачный зимний день, Мейси, придерживаясь рукой за стену, направилась в уборную. Она обхватила себя за живот: к горлу подкатила тошнота. Мейси знала, что причиной тому не только мучительная головная боль и уличное самоубийство, до сих пор стоявшее перед глазами, но и неприятное ощущение, что за ней следят. Еще утром на плечо будто легла чья-то холодная рука. Эти ледяные пальцы не отпускали ее и на обратном пути в контору.
Усевшись за стол, Мейси сняла черную телефонную трубку и заказала разговор с отцом. Фрэнки Доббс все еще с подозрением относился к средству связи, которое дочь провела в дом два года назад, однако Мейси надеялась, что он ответит. Фрэнки подойдет к аппарату, недоверчиво взглянет на него, склонив голову набок – мало ли что? – через несколько секунд возьмет трубку, держа ее едва ли не на вытянутой руке, и со всей важностью, на которую способен, произнесет: «Челстон, три-пять-два-два. Мейси, это ты?» Конечно, это она, ведь мистеру Доббсу не звонил никто, кроме дочери.
– Мейси, это ты?
– Да, папа.
– Наверное, скоро выезжаешь? Рагу уже тушится, елку я поставил, осталось нарядить.
– Папочка, прости, я приеду только завтра. Сяду за руль пораньше и буду у тебя к завтраку.
– Что случилось, милая? Ты здорова?
Мейси покашляла.
– Слегка простыла. Ничего серьезного, просто голова побаливает и чуть-чуть тошнит. Уверена, к утру все пройдет.
– Я буду по тебе скучать!
Простое выражение отцовской нежности прозвучало как армейская команда. Фрэнки почему-то всегда кричал в трубку, как будто для того, чтобы в Лондоне его услышали, требовалось вопить во всю мочь.
– Я тоже, папа. Увидимся завтра.
Мейси подтянула кресло к газовой плите, открыла конфорки на полную мощность и немного посидела, рассчитывая, что тепло прогонит озноб. Заказав еще один телефонный звонок – на этот раз клиенту, с которым она и Билли должны были встретиться сегодня утром, – Мейси вновь опустилась в кресло. Может быть, головокружение прекратится, и она найдет в себе силы добрести до Тоттенхем-Корт-роуд, а там поймает такси.
Мейси потянулась за пальто и шляпкой. Неожиданно звонок колокольчика известил о посетителе у парадной двери. Мейси перекинула пальто через локоть, взяла шляпку и уже собиралась погасить свет, как вдруг увидела, что Билли в суете забыл забрать ящик с подарками для семьи. Она выключила газ на плите, положила портфель с документами поверх ящика и щелкнула выключателем. Уперев ящик в бок, Мейси заперла контору, осторожно спустилась по лестнице к парадной двери и открыла ее на себя.
– Решил, что вы еще не ушли, – сказал Ричард Страттон, приподняв головной убор.
Мейси повернулась к лестнице, чтобы подняться обратно.
– Уже накопились новые вопросы?
Страттон забрал у нее ящик и покачал головой:
– Гм, нет… дело не в этом, то есть… вопросы, конечно, накопились, но я здесь не поэтому. У вас был очень скверный вид. Боюсь, вы получили сотрясение мозга, а к этому не следует относиться легкомысленно. Я оставил Колдуэлла на Шарлотт-стрит и вернулся сюда. Мой водитель отвезет вас домой, только сперва заедем в больницу – пусть доктор проверит вашу голову.
Мейси кивнула:
– Кажется, инспектор, вы уже давно хотите, чтобы мою голову проверили.
Страттон придержал перед ней дверь «Инвикты».
– По крайней мере, мисс Доббс, ваше едкое чувство юмора явно не пострадало.
По дороге Мейси пристально смотрела в заднее стекло, прочесывая взглядом площадь, пока нарастающая головная боль не заставила ее повернуться и откинуться на спинку сиденья.
– Что-то забыли? – осведомился Страттон.
– Нет, нет, ничего.
Ничего… Лишь ощущение между лопатками, которое преследует ее с самого утра. Чувство, будто кто-то видел, как она протянула руку к самоубийце, как встретились их глаза, прежде чем он выдернул из гранаты чеку. Теперь Мейси казалось, что этот кто-то продолжает за ней наблюдать.
Глупец, глупец, глупец! И как я не понял, не догадался, что он на краю пропасти? Я и предположить не мог, что этот несчастный сведет счеты с жизнью. Идиот. Надо было подождать. Сколько раз я повторял, что мы должны набраться терпения, сколько раз говорил, что нужно усмирить пыл, пока кое-что не развяжет нам руки? Теперь обо всем знает лишь одно существо на свете: воробей. Невзрачная серенькая птичка, которая каждый день прилетает в надежде на несколько крошек. Воробей все знает. Он слушает меня, ждет, когда я поделюсь планами. О, это великие планы. Скоро все меня услышат. Услышат и узнают. Я назвал воробья Краучером. Маленький Краучер, звонкая, веселая птаха. Сегодня я поведаю ему о многом.
Человек закрыл дневник и отложил карандаш. Он всегда писал карандашом, утром и вечером затачивая его острым лезвием, ибо скрип тупого кончика, покачивание сломанного грифеля сводили зубы, заставляли содрогаться. Так же действовали и звуки. Они проникали под кожу, забирались внутрь тела. Стук лошадиных подков по мокрой мостовой, скрежет несмазанного колеса телеги, хруст газеты, когда мальчишка-разносчик сворачивает «Дейли скетч»… Поэтому человек всегда пользовался мягким карандашом с тонким, острым грифелем, чтобы не слышать слов, появляющихся на бумаге.