Глава тринадцатая
— По-вашему, что он имел в виду? — спросил Невилл, когда Бейкер проводил суперинтенданта Ханнасайда.
— Хотел тебя из колеи выбить, — отозвалась Салли.
— Что же, он преуспел, — вздохнул Невилл. — Хорошо, что я позавтракал до его прихода. Сейчас аппетит вконец пропал.
— Кстати, о завтраке… — начал Норт.
— Какая бестактность! — фальшиво возмутился Невилл. — Хелен, милая, ты правда видела, как Эрни выпроваживает того странного посетителя? Воображение-то у тебя богатейшее!
— Конечно, правда! Зачем мне выдумывать?
— Ну, если на то пошло, зачем было все это время обманывать Джона? — парировал Невилл. — Неразумная глупость — тавтология, конечно, ну да ладно! — очень свойственна женщинам.
Хелен улыбнулась, но ответила запальчиво:
— Никакая не глупость! Неразумно, конечно, но у меня была причина.
— Хорошо бы знать какая, — заметил Невилл. — Хотя нет, лучше не говори, не травмируй мою нежную душу! Джону оставалось лишь думать, что у вас с Эрни адюльтер, как изволят выражаться юристы. Мы с Салли хотели написать ему анонимку и объяснить, что к чему.
— Вот и зря не написали, — отозвался Норт. — Это было полезнее, чем требовать расписки у дяди. Не сомневаюсь, вы хотели, как лучше, но…
— Вы плохо меня знаете! — перебил Невилл. — Сам я как лучше не хотел. Меня силой заставили, и посмотрите, что вышло! Считаюсь добрым самаритянином, что само по себе чревато ужасными последствиями, хотя и наименьшее из грозящих мне зол.
— Очень жаль! — вздохнула Хелен. — Расписки мы не вернули и наломали дров, но обратилась я к тебе не напрасно. Если бы не ты, мы с Джоном могли не помириться.
Невилл закрыл глаза, и его лицо исказила выразительная гримаса.
— Какая мысль! Какие слова! Не зря я живу на свете! Мне как, умереть от счастья?
— Слушай, — вмешалась Салли, — тебе нужно не о содеянном жалеть, а думать, что делать дальше. Ты один из основных подозреваемых. С другой стороны, у полиции недостаточно улик, чтобы запросить ордер на твой арест. Вопрос в том, сумеет ли Ханнасайд собрать недостающие улики.
Невилл открыл глаза и посмотрел на Салли с непритворным ужасом.
— Боже, эта молодая особа считает меня убийцей!
— Неправда! Я еще не определилась окончательно, — без обиняков заявила Салли. — Если Эрни убил ты, то наверняка по веской причине. Я на твоей стороне.
— Неужели? — с благоговением спросил Невилл. — А как насчет второй моей жертвы?
— Я считаю, что вторая жертва — называть ее твоей рановато — слишком много знала о первом убийстве. Ее пришлось устранить. Жаль, конечно, но, боюсь, это неизбежное следствие первого убийства.
Невилл набрал в грудь побольше воздуха.
— Вот тебе и слабый пол! Как вспомню чушь, которую веками писали о женщинах, дурно становится. Неумолимая, дикая жестокость! Губительная для общества невосприимчивость к абстрактным понятиям добра и зла. Тошнотворно пугающая поглощенность страстями человеческими.
— Пожалуй, все так и есть, — невозмутимо ответила Салли. — В критический момент мы пренебрегаем условностями. Абстрактные понятия для нас пустой звук. Мы практичней вас и, да, согласна, безжалостней. Не думай, убийства я не одобряю. Если бы прочла об этих двух в газетах, ужаснулась бы. Но когда знаешь предполагаемого убийцу, совсем другое дело. Разве не подло было бы с моей стороны отвернуться от тебя, потому что ты убил человека, которого я ненавидела, и человека, которого я совсем не знала?
— Салли, боюсь, ты доказываешь правоту Невилла, — улыбнулся Джон. — Ваша дружба не должна влиять на твое здравомыслие.
— Ерунда полнейшая! — заявила Салли. — С таким же успехом ты мог рассчитывать, что Хелен возненавидит тебя, посчитав убийцей.
— Да уж, мог, — согласился Норт. С каждым словом разговор все больше его забавлял.
— Впрочем, мы отвлеклись, — сказала Салли. — Невилл, я хочу понять, может ли полиция разыскать компрометирующие тебя улики.
— Таких улик нет! Ну сколько повторять: я с убийством не связан!
— Тогда кто связан? — осведомилась Салли. — Кто его совершил?
— А, таинственный дядин посетитель, — легкомысленно предположил Невилл.
— Какой же у него мотив?
— Такой же, как у Джона, — страсть.
— Неужели дело снова в долговых расписках?
— Нет! В ревности. В мести.
— А это мысль! — Салли насупилась. — Знаешь таких, с кем твой дядя дурно обошелся?
— Конечно, не знаю, милая дурашка, иначе давно бы все выложил. В жизни Эрни было немало хорошеньких женщин.
— По-твоему, неизвестный мужчина мог убить его из-за женщины? Звучит правдоподобно, только когда он успел?
— Понятия не имею, меня там не было. Сама подумай.
— Главное, додумается ли суперинтендант, — отозвалась Салли.
— А для меня главнее даже то, придумает ли он, как я мог совершить два убийства, — пробормотал Невилл.
Эти два вопроса и занимали Ханнасайда в тот самый момент. Он кратко, но выразительно объяснил констеблю Глассу перспективы тех, кто осуждает старших по званию, и отправился с ним обратно в участок.
— «Господь сказал Моисею: скажи сынам Израилевым: вы народ жестоковыйный; если я пойду среди вас, то в одну минуту истреблю вас», — сурово объявил констебль.
— Вполне вероятно, только вы не Моисей, а те люди не сыны Израилевы.
— Гордым да надменным должно склонить шею свою, ибо пред Богом они грешны.
— Опять-таки вполне вероятно, однако вас совершенно не касается, — парировал Ханнасайд. — Побольше думайте о расследовании, поменьше о чужих недостатках, и я буду вам весьма признателен.
— О расследовании я думаю беспрестанно, — вздохнул Гласс. — «Все — суета и томление духа».
— Вот с этим соглашусь, — едко ответил Ханнасайд. — Супруги Норты исключаются, значит, главный подозреваемый теперь — Невилл Флетчер. Только… Почему-то мне это не нравится.
— Он невиновен, — уверенно проговорил Гласс.
— Неужели? Как вы пришли к такому выводу?
— Он не избрал дорогу света, черны уста его, «разврат его возмущает город», однако насилие этому человеку чуждо.
— Мне тоже так показалось, но я столько раз ошибался в людях, что интуиции своей не верю. Флетчера и Карпентера убил один человек. Возможно, это молодой Флетчер, но я отдам год пенсии, чтобы узнать, куда он дел орудие преступления!
— Откуда убеждение, что орудие то же самое? — спросил, как всегда, дотошный Гласс.
— Из отчетов патологоанатома по обоим убийствам.
— А что человек, которого я видел? Это не Невилл Флетчер.
— Карпентер, судя по всему.
Гласс нахмурился:
— Тогда кого видела миссис Норт?
— Тоже Карпентера. Если нет, я не знаю.
— Значит, Карпентера выпроводили из Грейстоунс, но он возвратился. С какой целью?
— Боюсь, на этот вопрос мог ответить только Чарли.
— В нашем деле все меньше ясности. Зачем Карпентеру возвращаться, если он не замыслил зло против Флетчера? Но сам он погиб, значит, было не так. Думаю, у Флетчера было много врагов.
— Эту теорию не подтверждает ни один известный нам факт. Вероятным убийцей казался Норт; кроме него и Бадда, в деле нет никого, кто похож на вчерашнего джентльмена в смокинге. Прошлое Флетчера мы тоже на совесть проверили. Мерзкий тип, сержант так с самого начала говорил.
В глазах констебля загорелся огонек.
— «Нечестивые, они как прах, возметаемый ветром», — выдал он.
— Довольно! — холодно осадил его Ханнасайд, показывая, что разговор окончен.
Узнав, что Норт невиновен, сержант Хемингуэй с грустью вспомнил об отставке.
— Стопроцентный подозреваемый, и надо же, чист как слеза! Небось и алиби его фальшивкой быть не может?
— Не может, старина. Никакой липы, я проверял. Остается Невилл, у него на вчерашний вечер алиби нет. Кстати, он сам признает, что был в Лондоне.
— Ну, если бы он так ловко не подначивал Ихавода, я бы что угодно на него повесил, — признался рассудительный сержант.
— Увы, есть одно «но», даже два. Невилл чистосердечно признался, что вчера был в смокинге, однако упомянул и черную фетровую шляпу. А наш фигурант был в цилиндре.
— Ерунда! — покачал головой сержант. — Флетчер-младший все выдумал!
— Вряд ли. К этому молодому человеку не подкопаешься. Он заявил, что та шляпа у него единственная. Опровергнуть это было бы элементарно, поэтому я даже не пытался. А еще Невилл либо великолепный актер, либо и впрямь не понял, на что я намекал, расспрашивая, чем он занимался вчера вечером.
— Все равно, если Норт чист, молодой Невилл — единственный, кто мог совершить убийство в то время.
— В какое еще время?
— Как в какое? После ухода миссис Норт и до появления Ихавода, разумеется, — с едва ощутимым раздражением ответил Хемингуэй.
— Окно еще уже, — уточнил Ханнасайд. — Убийство должны были совершить после 22:01 и до 22:02.
— Если так, убийства вообще не было, — с безысходностью подытожил Хемингуэй. — Фантастика какая-то!
— Тем не менее убийство было, и даже целых два.
Хемингуэй потер подбородок.
— Сдается мне, Карпентер убийства не видел. Просто не успел, если ушел в 22:02, это же ясно.
— Тогда зачем его убили?
— Пока не знаю, — произнес Хемингуэй. — Думаю, Чарли увидел нечто подсказавшее, кто убийца. Были у Энжелы Энжел другие поклонники? — Сержант сделал паузу, и его умные глаза стали поразительно похожи на птичьи. — Допустим, его выпроводили в 21:58. Еще допустим, по дороге из Грейстоунс он заметил, как знакомый парень выскальзывает за калитку Флетчеров. Вдруг у Чарли возникли подозрения? По-моему, он прибавил к двум два, а когда прочел, что Эрни проломили череп, получил четыре.
— Звучит разумно — за исключением одной детали. Вы предполагаете, что в 22:02 Гласс видел не Карпентера, а убийцу, а мы уже решили, что когда бы тот тип ни проник в сад, убить Флетчера раньше 22:01 он не мог. Так что по-вашему не получается.
— Не получается, — расстроился сержант, но буквально через минуту снова воспрянул духом и проговорил: — А если Карпентер вернулся посмотреть, чем занят тот другой парень? Увидел проломленный череп и во весь опор припустил к калитке.
— А другой мужчина?
— Как я и говорил, он услышал легчайшую поступь Ихавода, спрятался в саду и дал деру, едва Ихавод попал в кабинет. Чем больше об этом думаю, тем больше мне нравится такая версия.
— Звучит правдоподобно, — признал Ханнасайд. — Какой мотив у второго мужчины? Энжела?
— Если они знакомы с Чарли, то, вероятно, да, Энжела.
— А ее подруга, которую вы допрашивали — как ее, Лили? — других поклонников Энжелы не упоминала? Ну, кроме Флетчера и Карпентера?
— Никого конкретно. Хотя говорила, что вокруг бедняжки кавалеры стаями вились.
— По-моему, маловероятно, что отвергнутый поклонник решил убить Флетчера.
— В этом деле маловероятно все, кроме одного: мы его никогда не раскроем! — с досадой проговорил сержант.
— Не отчаивайтесь, старина! — улыбнулся Ханнасайд. — Мы еще не опустили руки. Что вам сегодня удалось выяснить?
— Ничего особо ценного, — ответил сержант. — Связались с родственником Карпентера, да от него толку чуть. Погодите, все, чем богат, у меня здесь. — Хемингуэй раскрыл папку. — Альфред Карпентер. Клерк. Возраст 34 года. Брат убитого. Не видел Чарльза с 1935 года.
— Об Энжеле этот брат слышал?
— Лишь мельком. По его словам, на Чарли родные особых надежд не возлагали. Он, мол, еще в школе чужое таскал. Работать начал у торговца тканями, но растратил небольшую сумму, и его уволили. До суда не дошло: старик Карпентер, ныне покойный, растрату возместил. Потом наш герой примазался к концертной труппе: у него и голосишко имелся, и внешность смазливая. Чарли покрутился там немного и пролез в настоящую эстраду — в мужской хор. К тому времени родственники устали от его фокусов и выпихнули из дома. Чарли взял и женился на актрисе по имени Пегги Робинсон. Родственники отдышаться не успели, а Чарли уже бросил жену, и та скандалила у них на пороге. Альфреду она не понравилась — не женщина, а бешеная тигрица. Дескать, Чарли молодец, что сбежал от нее — это единственное, в чем Альфред его не упрекнет. Карпентеры отделались от Пегги, но ненадолго. Какое там… Пегги поехала на гастроли, по словам Альфреда, закрутила роман с другим парнем, но, вернувшись, закатила Карпентерам очередной скандал. Она прознала, что Чарли снова в Лондоне и живет с девицей, которую подцепил в центральных графствах. Похоже, Чарли сам на гастроли ездил. Правда это или нет, не знаем ни я, ни Альфред, но ясно одно: та девица не кто иная, как Энжела Энжел.
— Где сейчас его жена? — спросил Ханнасайд.
— Маргаритки удобряет, — ответил сержант. — Пару лет назад умерла от гриппа, осложнившегося пневмонией. Альфред в курсе, что братец тянул срок, но после освобождения Чарли его не видел, о чем ничуть не жалеет. Энжелу он тоже не видел, но уверен, что на момент знакомства с Чарли она не выступала. Как рассказывала ему покойная Пегги, там классическая история романтичной провинциалки. Ну, вы представляете: воспитанная в строгости девушка западает на кучерявого тенора… Дорого же бедняжка заплатила за свою романтичность!
— Альфред Карпентер вспомнил ее настоящее имя?
— Не вспомнил, потому что никогда его не слышал. По-моему, если сопоставить одно с другим, хоть какая-то загадка разгадывается. Теперь ясно, почему никто не забрал тело Энжелы после того, как она покончила с собой. В пуританской семье она наверняка считалась изгоем, совсем как Чарли. Уж я пуритан знаю…
— Похоже на правду. Получилось что-нибудь с хозяйкой квартиры Карпентера или с владельцем ресторана, где он работал?
— С Джузеппе вышел гениальный, но совершенно бесполезный спектакль, — съязвил Хемингуэй. — Ума не приложу, как иностранцы сами от такого не устают? Меня ждал настоящий театр одного актера с вырыванием собственных волос и бесконечными «Боже мой!» и «черт побери!» на родном языке. Я потом стаканчик пропустил, чтобы успокоиться, а Джузеппе хоть бы хны — тут же затеял перепалку с женой. Точнее, мне это показалось перепалкой, а супруги небось мирно беседовали. Так или иначе, Карпентера он совсем не знал.
— А хозяйка квартиры?
— Тоже ничего не знает. Говорит, Чарли был не из разговорчивых. Неудивительно: такой, как она, нормальный человек не доверится. В общем, выбор невелик — либо Невилл, либо никто вообще. А если до сих пор гадаете, куда он дел орудие… Вдруг молодой Флетчер его сунул в рукав?
— Когда-нибудь пробовали засунуть в рукав дубинку? — поинтересовался Ханнасайд.
— Почему дубинку? Почему не ротанговую трость?
— Ротанговой тростью череп не проломишь. Орудие убийства было тяжелым; если палка, то очень толстая, вроде дубины.
Хемингуэй поджал губы.
— Если убийца — Невилл, об орудии преступления можно не думать: у молодого Флетчера было предостаточно времени избавиться от него. Касательно второго убийства… Он ведь не засунул бы пресс-папье в карман, верно?
— Засунуть, может, и засунул бы, но голова статуэтки все равно вылезала бы.
— В вечернем полумраке никто не заметит. Потолкую-ка я снова с Брауном, владельцем кофейного киоска, и с тем таксистом. Обоих я уже допрашивал, причем на совесть, но кто знает.
— А как насчет шляпы?
— Со шляпой какая-то ерунда, — поморщился сержант. — Раз собственного цилиндра у Невилла нет, он мог позаимствовать дядин, тем паче никто не ожидал бы увидеть его в цилиндре. Из дома Невилл мог вынести цилиндр сложенным, чтобы дворецкий не заметил. Потом он надел цилиндр, а свою шляпу затолкал в карман.
— Так, уже два оттопыренных кармана, — сухо проговорил Ханнасайд. — При этом два свидетеля — девица не в счет, у нее туман, а не показания — ничего особенного во внешности джентльмена не заметили. Есть еще один момент. Таксист, а он, по-моему, парень разумный, описал своего пассажира как приятного, но непримечательного. Заявил, что вряд ли узнает его при встрече. Мол, заурядный мужчина от тридцати до сорока. Вот если бы вы везли Невилла Флетчера, думаете, узнали бы его потом?
— Да, — неохотно кивнул Хемингуэй, — однозначно узнал бы. Во-первых, волосы у него темнее, чем у большинства, да и в целом внешность необычная. И длиннющие ресницы, и улыбочка, которая на нервы действует. Другими словами, невзрачным его не назовешь. Кроме того, он моложе тридцати и выглядит на свой возраст. Что же теперь делать?
Задумавшись, Ханнасайд барабанил пальцами по столу, Хемингуэй с сочувствием за ним наблюдал.
— Энжела Энжел. Все вокруг нее крутится. Нутром чую: если мы узнаем о ней побольше, увидим то, что так упорно от нас прячется.
— Интуиция, — кивнул сержант. — Сам я очень в нее верю. Ну так что, объявление дадим?
— Лучше не надо, — ответил Ханнасайд, немного подумав.
— Если честно, мне объявления тоже не нравятся. Тем более раз родственники не откликнулись после ее самоубийства, то вряд ли откликнутся теперь.
— Боюсь вызвать еще одну трагедию, — мрачно проговорил Ханнасайд.
Хемингуэй содрогнулся:
— Что? Еще одна проломленная голова? Шутите?
— Не знаю. Кто-то очень хочет, чтобы мы и дальше барахтались в тумане. Решительно все указывает, что за этими двумя убийствами стоит некто беспощадный.
— Маньяк, настоящий маньяк! — выпалил сержант. — Сами подумайте! Когда череп пробивают в приступе гнева, еще понятно. Тем не менее содеянное непременно потрясет убийцу, по крайней мере должно потрясти. Я не считаю себя слабонервным и впечатлительным, но ни убийцей Флетчера, ни даже сторонним наблюдателем быть не хотел бы. Столько крови, столько мерзости! А наш герой не расстроился. Ничуть! Он ускользнул и повторил содеянное, причем хладнокровно. По-вашему, это нормально? По-моему, нет!
— Тем важнее не дать ему повод для нового убийства.
— Верно. Но если наш фигурант сумасшедший, все хуже, чем я думаю. Вменяемого человека поймать можно: он мыслит логически, так же, как ты сам. Что еще важнее, у его преступлений есть мотив. С сумасшедшим убийцей лучше не сталкиваться, потому что в его мыслях не разберешься. Десять к одному, что у него вообще нет мотива, по крайней мере понятного вменяемому человеку.
— Согласен почти со всем, что вы говорите, только наш фигурант не сумасшедший. Карпентера он убил по совершенно конкретной причине, да и Флетчера наверняка не просто так.
Хемингуэй порылся в лежащих на столе бумагах и выудил листок, на котором явно писал сам.
— Признаться, шеф, я сам пробовал разобраться, в чем тут фишка. Вывод напрашивается один: история фантастическая. Если изложить известные нам факты на бумаге, получается, что бедного Эрнеста не убивали вообще: другое просто невозможно.
— Не болтайте ерунду! — вспылил Ханнасайд.
— Я и не болтаю. Если отрешиться от показаний миссис Норт, все хорошо и замечательно. Сейчас она понимает: ее благоверный ни при чем и врать ей незачем. Но даже без этого есть рассказ почтальона о женщине, одетой как Хелен, которая семнадцатого июня вышла из Грейстоунс сразу после 22:00. Итак, красавица там точно была. Не сверь старина Ихавод свои часы с часами в кабинете покойного Эрнеста, я решил бы, что он спутал время, когда неизвестный выскользнул за калитку. Наш Ихавод — честный, совестливый полицейский. Раз говорит, что на часах было 22:02, значит, это правда. Слышали бы вы, как он клянет лжесвидетелей! Нагоняй мне устроил, когда я попробовал на него давить. Если сумеете сопоставить его версию с версией миссис Норт, значит, вы куда умнее меня. Сперва единственными временными отметками были 22:02, когда Ихавод увидел неизвестного, и 22:05, когда он обнаружил труп Эрнеста — это еще терпимо. Но когда временных отметок прибавилось, все пошло наперекосяк. Теперь отметок четыре, и они исключают друг друга, если только Невилл не убил дядю, а увидевший его Карпентер не бросился наутек. Итак, в 21:58 Эрнест выпроводил мужчину, которого видела миссис Норт; в 22:01 сбежала миссис Норт, в 22:02 за калитку шмыгнул мужчина, которого видел Ихавод, и в 22:05 Ихавод обнаружил труп Эрни. Время не сходится, а больше нам ничего не известно. Вы ведь не думаете, что Эрнеста убил Невилл, а миссис Норт его прикрывает?
— Нет-нет, миссис Норт интересует только ее муж. По-моему, они с Биссом видели одного и того же мужчину. Разумеется, доказательство не решающее, но среди вещей Карпентера обнаружили светло-серую шляпу.
— Ладно, пусть мужчина будет один и тот же. Мы ведь не знаем, почему вернулся Карпентер. Эрнест же его выпроводил! Возможных причин уйма. Вдруг за стеклянной дверью кабинета он увидел Эрнеста с молодым Невиллом и решил, что ждать не стоит? Разумно, не правда ли? Чарли ретируется. Спешное бегство ничего не доказывает, верно? Намерения у него были явно недобрые, и встреча с полицейским ему совершенно не улыбалась. На тот момент Чарли не знал Невилла в лицо. Погодите, шеф, хотите догадку века? Фотографию Невилла напечатали в иллюстрированной газете, помните?
— Конечно, он еще назвался лакеем Криппеном, — мрачно проговорил Ханнасайд.
— Это не важно. Вдруг Карпентер читал ту газету? Тогда его интерес к делу вполне объясним. Невилла он узнал сразу, и если памятным вечером видел его в смокинге, лакейская сказка тотчас запахла липой. Сдается мне, Чарли решил подоить Невилла и проник в Грейстоунс, чтобы держаться поближе. Это получилось без особых проблем. Только Невилл слишком умен и огласки, чреватой для него виселицей, не допустит. Недолго думая, он решил избавиться от Карпентера. Как вам такой расклад?
— До определенного момента он безупречен, старина. Но к моменту гибели Карпентера рассыпается по причинам, которые мы уже называли.
— Значит, два убийства совершенно не связаны! — в отчаянии проговорил сержант.
— Где ваши материалы по делу Карпентера? — вдруг вскинулся Ханнасайд. — Позвольте взглянуть!
Сержант протянул ему листочки с машинописным текстом и безрадостно проговорил:
— Боюсь, они не помогут.
Ханнасайд просмотрел записи.
— Так я и думал! По словам хозяйки, Карпентер был жив в 21:30. Мисс Дора Дженкинс видела мужчину в смокинге на другой стороне улицы, а чуть позднее — полицейского, который шел ему навстречу.
— Ага, а чуть ниже идут показания ее дружка: тот утверждает, что полицейский прошел за сто лет до мужчины в смокинге. Лично я больше верю парню. Девица откровенно старалась нас поразить.
— Да, я тоже так решил. Браун заявил, что видел полицейского около 21:40, а мужчину в смокинге парой минут позднее. Это больше согласуется с историей девушки. Выяснили у дежурного констебля, когда он появился на Барнсли-стрит?
— Нет, — признался Хемингуэй. — Раз он не видел мужчину в смокинге и не заметил ничего подозрительно у сорок третьего дома, я подумал, что это не важно.
— В самом деле? — Ханнасайд хмуро уставился на противоположную стену.
— У вас идея, шеф? — заинтересованно спросил сержант.
— Нет, — отозвался Ханнасайд. — Но не помешает выяснить, когда констебль попал на ту улицу.
— Простите, шеф! — выпалил Хемингуэй и снял телефонную трубку.
— Да я сам виноват. Я тоже решил, что это не важно. Может, и впрямь не важно, однако попробовать стоит.
Пока сержант ждал соединения с участком на Глассмир-роуд, Ханнасайд, насупившись, просматривал материалы по обоим убийствам. Хемингуэй перекинулся парой слов с дежурным и, прикрыв ладонью трубку, спросил:
— Шеф, он только что заступил. Поговорите с ним?
— Да, пусть его позовут, — рассеянно попросил Ханнасайд.
Хемингуэй передал пожелание, и пока звали констебля Мейдера, с живейшим интересом наблюдал за шефом. Наконец в трубке раздался голос:
— Алло! Констебль Мейдер? С вами хочет поговорить детектив-суперинтендант Ханнасайд. Прошу вас, шеф!
Ханнасайд взял трубку:
— Алло! Мейдер, я по поводу вчерашнего вечера. Хочу прояснить один момент, который мы случайно упустили.
— Да, сэр, — вежливо отозвался Мейдер.
— Не припомните, в котором часу вы вышли на Барнсли-стрит?
— С точностью до минуты не вспомню.
— Ничего страшного, просто ответьте поточнее.
— Сэр, когда я проходил мимо почты на Глассмир-роуд, часы на здании показывали 21:10. Значит, на Барнсли-стрит попал примерно к 21:15.
— Что? — переспросил Ханнасайд. — В 21:15?
— Да, сэр, плюс-минус минута.
— Точно не после 21:30?
— Совершенно точно, сэр. От почты до Барнсли-стрит идти всего ничего. Есть еще один ориентир, сэр, — к тому времени Браун свой киоск еще не открыл.
— Но на допросе Браун заявил, что открыл киоск в 21:30 и вскоре увидел вас.
— Он сказал, что видел меня вчера вечером? — уточнил Мейдер.
— Да, определенно.
— Сэр, не знаю, что там выкручивает Браун, но если он говорил о вчерашнем вечере, то явно ошибся. — В голосе Мейдера зазвенело подозрение. — Если позволите высказать свою версию…
— Да, выкладывайте.
— Видите ли, сэр, Браун видел меня шесть или семь вечеров подряд. Барнсли-стрит я патрулирую то в одно время, то в другое, но всегда после 21:30. Однако вчера я попал на Барнсли-стрит и Летчли-гарденс пораньше. Сэр, я думаю, Браун ошибся, положившись на то, что, по его мнению, должно было случиться.
— Спасибо, Мейдер, это все. — Ханнасайд опустил трубку на базу и перехватил заинтересованный взгляд Хемингуэя.
— Можете не объяснять, шеф, я все понял! Мейдер прошел по улице в 21:15, и Браун его вообще не видел. Так-так-так! Наконец-то мы до чего-то докопались. Кто этот мистер Браун и как связан с нашим делом? Если вдуматься, отвечал он мне чересчур охотно. Но если он не убивал Карпентера, то какую игру ведет, я не понимаю.
— У вас есть адрес Альфреда Карпентера? — спросил Ханнасайд, проигнорировав рассуждения Хемингуэя. — Мне нужно название актерской труппы, с которой гастролировал Чарльз.
— К Энжеле возвращаемся? — удивился сержант, протянув шефу листок с показаниями Альфреда Карпентера. — Кстати, она-то с труппой не гастролировала.
— Я в курсе. Мне нужен список городов, которые посетила труппа.
— Боже милостивый! — охнул сержант. — Не собираетесь же вы прочесывать центральные графства в поисках девицы, которую мы даже по имени не знаем.
Ханнасайд поднял голову, и в его глубоко посаженных глазах вспыхнул огонек.
— Нет, я не настолько безумен. По крайней мере пока.
— Что вы имеете в виду, шеф? Шутите?
— Отнюдь. Если очередная моя версия окажется притянутой за уши — а такие опасения есть, — вы надо мной шутить тоже не будете, — отозвался Ханнасайд. — Пожалуйста, позвоните мистеру Карпентеру и выясните название труппы или хотя бы фамилию импресарио. Думаю, он уже дома.
Хемингуэй с сомнением покачал головой, но снова взял трубку. Через пару минут сержант доложил, что мистер Карпентер не знает названия труппы, с которой гастролировал его брат, зато помнит, как покойный Чарльз говорил об импресарио.
— Фамилия того импресарио не то Джонсон, не то Джексон, не то Джеймисон, — язвительно добавил Хемингуэй. — Точно на «Дж» начинается. Разве не чудесно?
— Вот, уже кое-что, — кивнул Ханнасайд. — Этим и займусь завтра утром.
— А мне чем заняться? — спросил Хемингуэй. — Еще раз допросить мистера Брауна?
— Да, обязательно. Еще разыщите ту девицу и послушайте, что она на этот раз скажет. Главное, никому не рассказывайте о расследовании. Переговорите с Брауном, с Дорой Дженкинс и поезжайте в Марли. Я либо дождусь вас там, либо оставлю записку.
— Что мне делать в Марли? — Хемингуэй пристально посмотрел на шефа. — Устроить молебен с Ихаводом?
— Проверьте свою теорию о шляпе Невилла Флетчера. Еще раз осмотрите пресс-папье.
— Так мы теперь занимаемся молодым Невиллом? — Сержант не сводил глаз с Ханнасайда. — Хотите связать его с Энжелой? Могу поинтересоваться, что пришло вам в голову? Двадцать минут назад у нас было два совершенно необъяснимых убийства. По-моему, Браун вас не особо интересует. Так в чем же дело?
— В общем факторе, — ответил Ханнасайд. — Двадцать минут назад меня осенило, хотя очень возможно, что это снова ерунда.
— Общий фактор? — переспросил сержант. — Общий фактор — орудие убийства, мы с самого начала это знали.
— В таком ключе я о нем не думал, — отозвался Ханнасайд и ушел, оставив сержанта в недоумении.
