Глава четырнадцатая

Утро уже основательно вступило в свои права, когда сержант Хемингуэй на подземке отправился в Марли. Обе беседы прошли не слишком удачно. Мисс Дженкинс раздирали естественный страх перед полицией и головокружительное ощущение собственной значимости. Она хихикала, теребила фартук и свои кудри. Ну что он нее ждет сержант? Только бы никто не подумал, что она замешана в убийстве. Она же чуть рассудка не лишилась, когда прочла о нем в газете и сообразила, для чего ее допрашивали. Под чутким руководством Хемингуэя мисс Дженкинс постепенно перестала юлить и перескакивать с одной темы на другую и заявила: она уверена, что джентльмен в смокинге прошел мимо них за пару минут до полицейского; настоящий щеголь, он точно был в цилиндре. Уже достаточно знакомый с эксцентричным Невиллом сержант понимал: этому молодому человеку такое описание решительно не соответствует. От мисс Дженкинс он направился на поиски мистера Брауна.

Поиски привели его в Балхем, где Браун жил, а в данный момент отсыпался после смены. При виде удостоверения сержанта супруга Брауна испугалась не меньше, чем мисс Дженкинс, и тотчас отравилась будить своего благоверного. Вскоре тот, заспанный и угрюмый, вошел в гостиную. Неприязненно оглядев Хемингуэя, он осведомился, почему ему не дают выспаться. Сержант вопрос пропустил мимо ушей, даром, что искренне сочувствовал Брауну, и задал встречный вопрос. Мистер Браун огрызнулся: мол, если в полиции считают, что рабочего человека можно будить и расспрашивать о том, что он уже рассказывал, то глубоко заблуждаются. Он сказал как отрезал и ничего менять не станет. Когда Хемингуэй зачитал ему заявление констебля Мейдера, Браун сделал большие глаза, зевнул и пожал плечами:

— Будь по-вашему. Мне все равно.

— Так вы не видели констебля? — уточнил сержант.

— Не-а, — отозвался Браун. — Я призрака видел. У нас же не улица, а рассадник нечисти!

— Не шутите со мной, дружище! — предупредил Хемингуэй. — Чем вы занимались в 21:40?

— Сандвичи готовил. Чем мне еще заниматься?

— Ну, это как сказать. Вы знакомы с неким Чарли Карпентером?

Мистер Браун тотчас узнал имя, густо побагровел и посоветовал сержанту уйти по-хорошему, не то его проводят по-плохому. Получив нагоняй, он заявил, что весь Скотланд-Ярд не докажет, что он хоть краем глаза видел Карпентера, а в тот вечер хоть на минуту отлучился из киоска.

Больше ничего ценного из Брауна вытянуть не удалось, и сержант поехал в Марли. В местном участке его указаний дожидался Гласс. Хемингуэй раздраженно посоветовал ему не слоняться без дела, и вообще, от такого лица молоко скисает.

— «Кто разглашает клевету, тот глуп», — сухо ответил Гласс. — Я пребывал в готовности исполнять веления надо мной стоящих. В чем я ошибся?

— Да прекратите же! — не выдержал сержант. — Ни в чем вы не ошиблись.

— Благодарствую! Вижу, нет в душе вашей мира и покоя. Нет конца вашим трудам по этому делу?

— Конца трудам правда нет, — отозвался Хемингуэй. — После ленча проверю пару моментов касательно мистера Невилла. Он теперь единственный кандидат на главную роль. Когда первым кандидатом был Норт, жизнь сахаром тоже не казалась, но сейчас, когда он вышел из игры, стало еще труднее. Как подумаю, что Норт и его дурочка-жена морочили нам голову, так и подмывает арестовать его за убийства.

— Они лгали, а в Писании сказано: «Мерзость пред Господом — уста лживые», но истинно и то, что «Любовь покрывает все грехи».

Что это на вас нашло? — искренне удивился сержант. — Осторожнее, так и человеком стать недолго.

— Я и сам пребываю в печали и тревоге. Но тратить время на молодого своенравного Невилла Флетчера — пустое занятие. Насмешник, равнодушен он и к людям, и к благам мирским. Зачем ему убивать человека?

— Дело говорите! — одобрительно кивнул сержант. — Тем не менее последний рассказ Невилла не мешает проверить. Идите на обед, в Грейстоунс я и один справлюсь.

Час спустя Хемингуэй стоял у черного хода Грейстоунс и потчевал комплиментами полноватую миссис Симмонс. Та упросила его войти, и за ее недовольным мужем Хемингуэй проследовал в буфетную.

— Так, скажите, сколько шляп у молодого мистера Флетчера? — без промедления спросил сержант.

— Что? — растерялся Симмонс.

Хемингуэй повторил вопрос.

— Как ни прискорбно, сержант, у мистера Невилла только одна шляпа.

— Неужели? Судя по вашей гримасе, та шляпа не слишком хороша.

— Таких засаленных шляп джентльмену носить не пристало, — отозвался Симмонс. И поспешно добавил: — «Ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце».

— Прекратите! — взорвался сержант. — Прекратите немедленно! Мне достаточно бредней вашего друга Гласса. Вернемся к шляпам. Полагаю, у вашего покойного хозяина их было немало?

— Да, мистер Флетчер прекрасно одевался.

— А что стало с его шляпами? Их куда-то сложили, раздали или как?

— Нет, — с удивлением ответил Симмонс, — они в его гардеробной.

— На ключ заперты?

— Заперты? В этом доме нет нужды запирать вещи на ключ!

— Вот и славно, — кивнул сержант. — Пожалуйста, проводите меня в бильярдную.

Дворецкий удивился еще сильнее, но возражать не стал — открыл дверь буфетной и выпустил сержанта в коридор.

В бильярдной на столе у окна были кожаный бювар, чернильница из граненого стекла и бронзовое пресс-папье с фигуркой обнаженной женщины. Сержант уже видел пресс-папье, но сейчас взял его в руки и осмотрел куда заинтересованнее, чем раньше.

— Мистер Невилл любит шутить, — проговорил дворецкий, откашлявшись.

— Так вы слышали о той шутке?

— Да, сержант, крайне бестактно со стороны мистера Невилла. К сожалению, он весьма легкомысленный джентльмен.

Сержант заворчал и попробовал втиснуть пресс-папье в карман. Задача непростая, а тут еще из окна послышался негромкий голос:

— Опасная игрушка. Вот останутся на ней ваши отпечатки пальцев — проблем не оберетесь, — проговорил некто, чуть заметно глотая слова.

Хемингуэй подскочил от неожиданности.

— Ой! — воскликнул сержант. — Это вы, сэр?

Через низкий подоконник Невилл перелез в бильярдную.

— А вы мне не рады? Разыскиваете компрометирующие улики?

— Сэр, сержант Хемингуэй желает знать, запираются ли на замок шляпы вашего покойного дяди, — бесцветным голосом пояснил Симмонс.

— Странные вещи интересуют полицию, — проговорил Невилл. — Ну, Симмонс, они под замком хранятся?

— Нет, сэр. Так я и сообщил сержанту.

— Не совсем понимаю, каким образом, но чувствую, что вы набрасываете мне на шею удавку, — пробормотал Невилл. — Симмонс, можете идти. Я позабочусь о сержанте. Он мне нравится.

Хемингуэю стало не по себе. Не сказав ни слова против тет-а-тета с Невиллом, он предупредил:

— Сэр, умасливать меня бесполезно.

— Разве я осмелюсь?! Малахия уж разъяснил, что со льстецами случается. Жаль, вас вчера здесь не было. Я такой стих у Исайи отыскал!

— Что еще за стих? — не смог удержаться от вопроса Хемингуэй.

— Про всепоражающий бич. Напрасно суперинтендант с вами не поделился!

Сержант тоже так считал, но строго заметил, что у суперинтенданта есть проблемы поважнее.

— Поважнее?.. Он только и думает, что о моей вине. Да и вы о ней думаете… Даже обидно. Мне-то казалось, борьба с Малахией нас почти породнила. Так почему шляпы? — Сонные глаза Невилла впились в лицо Хемингуэя. — Скажете, когда будет теплее. Моя злосчастная поездка в Лондон? Черный фетр? Дядины шляпы? Считаете, я надевал шляпу Эрни?

Хемингуэй решил, что на откровенность нужно отвечать откровенностью.

— А вы надевали, сэр?

Невилл радостно закудахтал и схватил сержанта за руку.

— Пойдемте! Жизнь полицейских скучна и беспросветна? Позвольте ее чуть раскрасить.

— В чем дело, сэр?! — запротестовал Хемингуэй, которого неумолимо волокли к двери.

— В моей невиновности. Может, вам и не хочется ее устанавливать, но показывать это не стоит.

— Напрасно вы вбили себе в голову, что мы хотим арестовать невиновного, — строго произнес Хемингуэй, влекомый вверх по лестнице. — Не представляю, что вы затеяли, сэр, но я здесь по долгу службы.

Невилл распахнул дверь в комнату, обставленную массивными шкафами красного дерева.

— Дядина гардеробная. Не бойтесь, его призрак сюда еще не вернулся.

— По-моему, вы просто кощунствуете.

Молодой человек открыл большой шкаф: на полке чинно выстроились шляпы.

— Да, такой грешок за мной водится, — согласился он. — Вот дядины шляпы. Чисто теоретически, в частной собственности есть определенная несправедливость, вам так не кажется? Какая шляпа на мне была?

— По вашим словам, сэр, черная фетровая.

— Да не будьте таким реалистом, реализм губит искусство! Это и выбило из колеи суперинтенданта. Он сторонник традиций, моя шляпа для него анахронизм. Разумеется, он мысленно видит меня в чем-то вычурном, неотразимом для детей и не обремененных интеллектом личностей, в чем-то вульгарном, похожем на сигаретницу. Как, по-вашему, сержант, надел бы я дядину шляпу?

Хемингуэй живо представил себе Невилла Флетчера в цилиндре, который на три размера ему мал, и, с трудом подавив смех, прохрипел:

— Нет, сэр. Если честно, не представляю. В такой шляпе… в ней не каждый на улицу выйдет!

— Я тоже так считаю, — кивнул Невилл. — Я люблю комедию, а не фарс. Судя по вашему недовольному лицу, шляпа снимает с меня подозрение. Надеюсь, его тень впредь на меня не упадет. Врагу не пожелаю быть подозреваемым в убийстве.

— Я тоже надеюсь, сэр, — отозвался сержант, — но на вашем месте не стал бы принимать скоропалительных решений.

— Конечно, что вам еще сказать? — пожал плечами Невилл, возвращая дядину шляпу на полку. — Других подозреваемых у вас нет.

— Раз уж мы об этом заговорили, кого подозреваете вы? — осведомился Хемингуэй.

— Не знаю и, честно говоря, не хочу знать. Меня это волнует куда меньше вашего.

— Мистер Флетчер был вашим дядей, сэр!

— Трудно спорить. И если бы меня спросили, я проголосовал бы против его убийства. Однако меня никто не спрашивал, а рыдать о прошлогоднем снеге я считаю бессмысленным. Кроме того, все хорошо в меру: на третий день расследование мне изрядно надоело. Интерес, пусть болезненный, возродился, когда я оказался главным подозреваемым. Сейчас, на радостях, хочу отметить отсрочку виселицы. Как сделать девушке предложение?

— Что сделать? — переспросил сержант, отчаянно стараясь не потерять нить разговора.

— Неужели не знаете? Я думал, вы в курсе.

— Вы… сэр, вы намерены жениться? — удивился Хемингуэй.

— Да, только не говорите, что я совершаю ошибку. Это и так ясно. Я всю жизнь себе испорчу.

— Тогда зачем жениться? — резонно спросил Хемингуэй.

Невилл пожал плечами:

— Обстоятельства изменились. Теперь девицы будут охотиться за моими деньгами. Женитьба — лучший выход из положения.

— Да уж, после свадьбы вам о девицах беспокоиться не придется, — сухо обронил Хемингуэй.

— Вы впрямь так считаете? Тогда сделаю предложение немедленно, пока не передумал. Всего хорошего!

— Сэр, окончательно подозрения с вас не сняты! — крикнул ему вслед Хемингуэй. — Я такого не говорил!

Невилл помахал ему рукой и спустился по лестнице. Десять минут спустя он вошел в гостиную Нортов через стеклянную дверь. Хелен писала письмо, а ее сестра сидела на полу и одновременно правила четыре экземпляра машинописного текста.

— Привет! — воскликнула Салли, увидев молодого человека. — Еще гуляешь на свободе?

— Я почти чист!.. Слушай, поехали со мной в Болгарию.

Салли нащупала монокль, вставила в глаз и взглянула на Невилла.

— Ну поехали, — равнодушно ответила она, отложив страницы. — Когда?

— Чем скорее, тем лучше. Согласна?

Хелен повернулась к ней:

— Салли, что ты такое говоришь?! Нельзя же взять и уехать с Невиллом!

— Почему нельзя? — заинтересовался Невилл.

— Не говори глупости! Ты прекрасно знаешь, что это неприлично.

— Салли — девушка необычайно широких взглядов.

— Но…

— Проснись, милая! — посоветовала Салли. — Похоже, ты не поняла: мне только что сделали предложение.

— Что?! — Хелен вскочила. — По-твоему, это было предложение?

— Как я ненавижу порядочных женщин: у них одни непристойности на уме.

— Салли, ты ведь не выйдешь за этого… за этого никчемного Невилла?

— Еще как выйду! Он же купается в деньгах! Глупо от такого отказываться!

— Салли!

— И в отличие от большинства мужчин он не деспот.

— Но ты его не любишь!

— С чего ты взяла? — огрызнулась Салли, слегка покраснев.

Хелен смотрела то на Невилла, то на сестру.

— По-моему, ты не в себе, других слов у меня нет.

— Вот и славно! — обрадовался Невилл. — А то я уже смущаться начал. Ну, если сказать тебе нечего, будь любезна, оставь нас вдвоем.

Хелен пошла к двери и, уже открыв ее, заметила:

— Мог бы дождаться моего ухода, прежде чем предложение делать, если абсурдное «поехали в Болгарию» впрямь было предложением.

— Уходить ты не собиралась, а я в жизни не осмелился бы попросить: «Хелен, пожалуйста, исчезни, потому что я хочу сделать Салли предложение».

— Вы оба спятили, — объявила Хелен и наконец ушла.

Салли поднялась с пола.

— А ты не пожалеешь об этом? — с тревогой спросила она.

— Конечно, пожалею, а ты? — проговорил Невилл и обнял девушку.

Салли неожиданно улыбнулась:

— А я уверена, что не пожалею.

— Дорогая, это очень любезно с твоей стороны, но и очень наивно. Я знаю одно: если не рискну, буду жалеть ужасно. Это твой нос, да? Глаза у тебя голубые или серые?

Салли подняла голову, и Невилл тотчас ее поцеловал. Он обнимал ее все крепче, и потрясенная, огорошенная Салли вырвалась, жадно глотая воздух.

— Шутка! — воскликнул Невилл. — Глаза у тебя серые с золотыми крапинками, я давно это знаю.

Салли положила ему голову на плечо.

— Боже, Невилл, а я… я до сих пор сомневалась, что ты серьезно! Слушай, мы отправимся в Болгарию пешком, или нас ожидают другие неудобства?

— Нет, не пешком, но испытаний хватит, а ночевать придется в крестьянских домах. Ты козлятину ешь?

— Да, — кивнула Салли. — Какой у нее вкус?

— Довольно противный. Ты занята на этой неделе? Для свадьбы время выкроишь?

— Постараюсь. Но чтобы пожениться на этой неделе, нужно особое разрешение, а пока не утвердят завещание Эрни, его деньгами ты пользоваться не сможешь.

— Не смогу? Ну так займу, в конце концов.

— Лучше положись на меня. — В Салли заговорила врожденная рассудительность. — А то принесешь еще разрешение на покупку собаки… Кстати, тебя точно не арестуют за те скучные убийства?

— Не арестуют! У дядиной шляпы размер не мой.

— Надеюсь, это веская причина?

— Ага, даже сержант так считает, — радостно заверил Невилл.

Сержант действительно так считал, но, не желая терять последнего подозреваемого, держал свои мысли при себе. На лестнице он столкнулся с мисс Флетчер, которая удивилась его присутствию. Хемингуэй солгал, что явился по приглашению Невилла, и она поверила.

— Милый мальчик, только очень неосмотрительный. Впрочем, мужчины все такие, да? Надеюсь, вы не думаете, что Невилл связан с этой страшной трагедией! Творить настоящее зло он не способен. Такое ведь сразу чувствуешь, правда?

Хемингуэй хмыкнул.

— Да, разумеется, — продолжала мисс Флетчер. — Но что сегодня с Невиллом? Почему он оставил вас одного на втором этаже? Не потому ведь… Нет, это полный абсурд!

— Не знаю, вправе ли я сообщать, но, по-моему, мистер Флетчер пошел делать предложение.

— Я очень рада! — просияла мисс Флетчер. — Думаю, ему следует жениться, как вы считаете?

— Считаю, за ним нужно присматривать, — ответил сержант.

— Как резонно с вашей стороны! — похвалила мисс Флетчер. — А вот я оплошала. Хотите чаю? Дорога от участка до Грейстоунс такая пыльная!

Хемингуэй приглашение отклонил и деликатно избавился от мисс Флетчер. В участок он вернулся в мрачном настроении, которое совершенно не улучшилось при виде констебля Гласса. Сержант спрятался в маленький кабинетик, разложил на столе свои заметки и в очередной раз принялся ломать над ними голову.

Гласс вошел следом, закрыл дверь и окинул сержанта меланхоличным взглядом.

— «Не ревнуй злодеям, не завидуй делающим беззаконие, ибо они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут», — проговорил он.

— Увянут они, как же, если я не буду им ревновать! — буркнул Хемингуэй.

— «И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах».

— Да замолчите вы! — рявкнул сержант, раздраженный тем, что Гласс попал в точку.

— Я исполнен гнева Господня! — объявил констебль, сверкнув глазами. — И устал его сдерживать.

— Дружище, что-то я пока не заметил у вас особого стремления сдержать гнев. Читайте свои проповеди кому-нибудь другому. Еще немного общения с вами, и я стану атеистом.

— Я не уйду. Я внемлю гласу души своей. «Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их — путь к смерти».

Хемингуэй перевернул страницу.

— Не можете мириться с грехом — не годитесь для службы в полиции. Если хотите остаться в кабинете, сделайте милость, присядьте, нечего меня разглядывать!

Гласс уселся, но так и буравил сержанта взглядом.

— Что сказал Невилл Флетчер? — осведомился он.

— Он нес примерно ту же околесицу, что и вы.

— Невилл Флетчер не убийца.

— Ну, если он не убийца, пусть докажет, посмотрим, что получится, — отозвался сержант. — В шляпе или нет, вечер, когда убили Карпентера, Невилл провел в Лондоне, а из всей компании он единственный, кто имел мотив и возможность убить Эрнеста. Согласен, молодой Флетчер на убийцу не тянет, однако он чертовски умен и, вполне вероятно, морочит нам голову. Насчет Карпентера не знаю, но чем больше думаю об уликах, тем сильнее убеждаюсь: именно Невилл проломил своему дяде голову.

— Тем не менее его не арестовали.

— Чувствую, арестуют, как только суперинтендант хорошенько все осмыслит.

— Судя по его деяниям, суперинтендант — человек справедливый. Где он?

— Не знаю. Наверное, скоро будет здесь.

— Довольно преследовать невиновных! Душа моя в смятении, но написано — да, огненными буквами! — «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека».

— Хорошо сказано, — согласился Хемингуэй. — Что же до преследования невиновных…

— «…оставьте неразумие, и живите, и ходите путем разума!» — перебил его Гласс и мрачно улыбнулся. — «Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою!». «Готовы для кощунствующих суды, и побои на тело глупых».

— Отлично! — воскликнул уязвленный Хемингуэй. — Раз вы такой умник, может, знаете, кто настоящий убийца?

В глазах констебля вспыхнул странный огонек.

— Да, я один знаю, кто убийца!

Хемингуэй растерянно захлопал глазами. Ни он, ни констебль не заметили, как отворилась дверь. Негромкий голос Ханнасайда напугал обоих.

— Нет, Гласс, не один, — проговорил суперинтендант.