– Что ж, Джон Фосс, – начала Надин, садясь на пуф, – предлагаю сопоставить то, что мы знаем, и попробовать что-то из этого извлечь.

– Боюсь, моя информация слишком отрывочна, – произнес Джон.

– Моя тоже. Это скажет о себе любой. Так, всего понемногу, и все хранят это как зеницу ока. Даже Тейверли! – После паузы она вдруг промолвила: – Не знаю, ощущаете ли это вы в комнате, тихой заводи, созданной для безмятежного отдыха, но в остальном доме атмосфера такая… Что бы вы о ней сказали?

– Таинственная? – предположил Джон.

– До мурашек! Не говоря уже о двух трупах в мастерской. Все настороже, опасаются друг друга, разбились на мелкие кучки. Я тоже хочу сообщника – предлагаю вам им стать. Я не рождена для одиночества.

– Не подумал бы, что вам когда-либо приходилось терпеть одиночество!

– Подобное случается нечасто. Потому, наверное, я и возражаю против него с такой решительностью. Все разбились на группы по четверо или по двое. Кто-то предпочитает быть сам по себе, но не я!

– Кто эти одиночки? – с улыбкой поинтересовался он.

Надин немного помолчала, хмуря лоб, потом, заметив его улыбку, проговорила:

– У вас славная улыбка, Джон. Откровенная, мне нравится. Но не вздумайте принять это за комплимент – не те времена! Сегодня утром я поняла, что вы тоже волнуетесь. Вы спрашивали про других одиночек? Сэр Джеймс – как он вам? Миссис Чейтер – про нее даже не спрашиваю. Только все это строго между нами.

– Естественно.

– В данный момент я бы причислила к одиночкам и леди Эйвлинг. Надеюсь, это ненадолго, потому что обожаю Эйвлингов и всегда отлично проводила здесь время. Я не слишком вольно выражаюсь? Боюсь, что да. Но это не склонность к сплетням, просто я взволнована. И хочу помочь. Впрочем, насчет последнего не уверена. Обычно я не из тех, кто спешит на помощь к ближнему.

– Начнете копаться в себе – мы с вами не сработаемся.

– Ладно, не буду. Давайте считать – неважно, справедливо или нет, – что я решила поговорить с вами отчасти по причине своих замечательных душевных качеств, побуждающих творить добро. – Надин состроила гримасу. – Надин Леверидж – добрая самаритянка! Готовый заголовок для колонки Балтина!

– Кто ходит парами?

– Боюсь вас шокировать, но вынуждена начать с лорда Эйвлинга и Зены Уайлдинг. Поэтому я отделила леди Эйвлинг. А вот сейчас выражение вашего лица, Джон, мне не нравится.

– Что с ним не так?

– Оно неодобрительное.

– Это не нарочно.

– Вы что же, намерены превратиться в устрицу, как остальные, и спрятаться в свой панцирь? Ладно, я гуманистка. Либо мы оба честны друг с другом, либо я ухожу.

– Полная честность, Надин! – воскликнул Джон. – Это означает, что я верю в ваше искреннее желание помочь. У меня такое же. Ничего не имею против сплетен…

– Лжете!

– Вы правы, на дух не перевариваю! Однако это не сплетня. Подробности позднее. Пожалуйста, продолжайте!

– Сотрудничаем дальше. Следующая пара – Тейверли и Энн. Я почувствовала это, когда возвращалась с ними из Майл-Боттом. Встретила их сразу после той неприятной находки. Сначала одна добыча, затем другая… Хорошо, что вторая смерть случилась не при мне!

– Когда вы подъехали, он был уже мертв?

– Да. Вы же все слышали?

– Мне никто ничего не говорил.

– Тогда откуда ваша информация?

– Незадолго до чая здесь побывали Эйвлинг и Пратт. От них я узнал про человека в овраге. Потом горничная принесла мне чай и сообщила о приезде врача. Все остальное услышал через дверь.

– Ну и слух у вас!

– Вероятно, сейчас в холле никого нет. Но слух у меня действительно хороший. Впрочем, вопли миссис Чейтер услышал бы даже глухой. Это был какой-то ужас! Потом лорд Эйвлинг говорил по телефону с Энн, позвонившей насчет Чейтера, позднее – ваше возвращение. Это было, кажется, час назад?

– С тех пор больше ничего?

– Ничего и никого. Такая же тишина, как сейчас.

– Как на кладбище… – пробормотала Надин. – Мы общаемся шепотом. Даже голос мистера Роу стал тих и музыкален. – Надин уставилась на мысок туфельки, приподняв ее от пола. Раньше она делала это намеренно, чтобы привлечь внимание к своим стройным ногам, но теперь это превратилось в привычку. Прошлым вечером, припомнил Джон, туфельки были золотые, нынче – красновато-бронзовые, в тон волос. – Значит, вы не слышали последнюю новость? – Она опустила ногу.

– Какую?

– Расскажу через минуту, когда вернусь к Майл-Боттом. Когда я встретила Энн и Тейверли, они смотрели на Чейтера, спешившись. Тот уже лежал бездыханный. Местечко там дикое, тем всегда мне и нравилось – люблю такие места. Но впредь не смогу вспоминать Майл-Боттом без содрогания… Он лежал в траве, неподалеку от валунов. Трава была мягкая. Рядом ручей, земля влажная. – Она помолчала. – Вас ничего не удивляет?

– Нет.

– А я сразу удивилась. Я навидалась падений… Но там я смолчала. Мы с Энн поспешили в ближайшую деревню, чтобы позвонить, а Тейверли остался около тела. Какая грубая перемена терминов! Пока мы живы, мы – люди, но стоит умереть – сразу превращаемся в тела! Итак, мы позвонили, это вам известно. Вы слышали разговор?

– Ответы лорда Эйвлинга.

– Как, по-вашему, Энн все это представила?

– Мол, вы нашли Чейтера со сломанной шеей.

Надин кивнула:

– По его позе легко было заключить, что у него сломана шея, однако когда мы, позвонив, вернулись с подмогой, выяснилось, что это не так.

– Неужели он был еще жив? – не поверил Джон.

– Мертв, мертв! Но никакой сломанной шеи. Просто свалился с лошади на влажную землю и, наверное, умер от удара.

– Понимаю… – протянул Джон. – Что было дальше?

– Мы положили его в машину, она поехала сюда, мы за ней. По пути молчали. Печальное получилось завершение охоты! До встречи с ними я мечтала, как буду живописать это завершение: погоня вышла отличной, я присутствовала до самого конца и видела, как погиб загнанный олень. Но моя кровожадность исчезла, и я даже словечком не обмолвилась. Наблюдала за Энн и Тейверли, и мне становилось все тоскливее. Буду с вами честна, – продолжила Надин, – и сознаюсь, что Чейтера мне было не жаль. Можете осуждать меня, но мне не хочется вас обманывать.

– Я не собираюсь вас осуждать, – заверил Джон. – Что же нагнало на вас тоску?

– Наверное, их настроение. Вернее, его, а не Энн. Она была в ужасе, озадачена… Тейверли – вот кто меня тревожил. В его удрученности было нечто личное, хотя я уверена, что Чейтер нравился ему ничуть не больше, чем нам с вами. Если не учитывать, что его дурацкая философия старается для всех найти оправдание!

– Проясним кое-что, прежде чем обсуждать дальше, – произнес Джон. – У вас не возникло мысли, что Тейверли имел какое-то отношение к случившемуся?

Надин рассмеялась:

– Это так же правдоподобно, как надежда, что Муссолини обернется пацифистом! По возвращении нас подстерегал новый удар – сообщение о другом несчастье. Доктору Падроу выдался насыщенный денек!

– Что он говорит про Чейтера?

– Вам известно, что он сказал про того, второго?

– Нет.

– Я слышала, что это похоже на удушение.

– Звучит грозно!

– Еще бы! Как и ваше отношение ко всему этому. Несколько часов назад вы сказали бы: «Боже!» А сейчас говорите «грозно». Не принимайте близко к сердцу. Однако следующее предположение вас удивит. Чейтера якобы отравили.

Джон молча покачал головой.

– Поверьте, дела обстоят плохо, – заявила Надин. – Моя нервная система, обладающая стопроцентной прочностью, – и та в последние два часа дала сбой. Отравление! Вы понимаете, что это означает, если окажется правдой? Ни у кого из нас, находящихся здесь, не было причин любить его!

Джон кивнул. Зато имелись причины опасаться Чейтера. Чьи секреты умерли вместе с ним? Он пытался привести в порядок свои мысли о прошлой ночи, пустившиеся в голове в дьявольский хоровод.

– Теперь вы понимаете, почему в доме тихо и все говорят шепотом, – продолжила Надин. – А также зачем мне понадобилась ваша веселая компания! У меня чувство – думаю, его все разделяют, – что если бы мне захотелось собрать вещи и уйти отсюда, то мне помешали бы. Даже если бы решила просто прогуляться, за мной стали бы следить… Полиция, Джон!

– Разумеется.

– И вопросы.

– Вам нечего бояться вопросов.

– Значит, все хорошо?

– Простите, я не об этом… Знаю, вы думаете о других.

– Иногда получается, надо только напрячься.

– Подождите! Вы назвали это предположением. Получается, Падроу не уверен, что это отравление?

– Его мнение пока не оглашено и, вероятно, останется тайной, пока у него не состоится беседа с местным полицейским инспектором.

– Как же тогда вы о нем слышали?

– До меня долетел обрывок беседы доктора с лордом, – ответила она. – Они находились в соседней комнате. «Что?! Вы думаете, Чейтера отравили?» Это был голос лорда Эйвлинга. Потом он опять заговорил тихо.

– Доктор Падроу может ошибаться. Он пока не успел получить доказательства.

– Уверена, он прав.

– Откуда эта уверенность?

– Помните мои слова, что когда я увидела лежавшего на земле Чейтера, кое-что бросилось мне в глаза?

– Вы сказали про мягкую землю. Наверное, это означает, что он вряд ли мог умереть просто от падения?

– Если бы Чейтер ударился головой о валун, тогда другое дело.

– Могло случиться и так.

– Не исключено.

– А еще его могла лягнуть лошадь. А если у него было слабое сердце?

– Видимо, у Чейтера действительно было слабое здоровье – недаром вчера жена не позволила ему пить чистый виски. Но кое-чего я вам еще не говорила. Цвет его лица… Однажды я уже видела такое и никогда не забуду.

– В каком состоянии миссис Чейтер?

– Кажется, была ужасная сцена. Слава богу, я на ней не присутствовала.

– Вы ее видели?

Надин покачала головой:

– Я принимала горячую ванну. У вас появилась идея? Поделитесь!

На ее вызывающий взгляд Джон ответил грустной улыбкой.

– Сам не знаю… – пробормотал он. – Какое-то чувство беспомощности… Вроде бы надо что-то предпринять, но не понимаешь, что именно.

– Вы хотите сказать, что не знаете, следует ли что-либо предпринимать? Сваливать со своих плеч тягостную информацию?

– Да, – признал Джон. – Не хочу усугублять положение.

– Вы не усугубите положение, если поделитесь со мной. Кстати, теперь ваш черед. К тому же вам скоро придется все выложить полиции.

– Вопрос в том, согласен ли я. Выложить все? Кое-что – еще куда ни шло…

– Не могу вам помочь с ответом, пока не выясню, что подразумевает это ваше «все».

– Вы ничего не запамятовали?

– О чем вы?

– Если я что-то храню при себе – заметьте, я говорю «если», – то разве для вас не проще оставаться в неведении? Когда вас подвергнут перекрестному допросу?

– Не знаю. Какое-то у нас с вами, Джон, ущербное сотрудничество! Я могла бы посоветовать вам отбросить это «если». Но пока сохраняется нынешняя неуверенность, лучше соблюдать осторожность.

– Разумный совет, – заметил он. – Убийство есть убийство… Удивительно, как легко мы забываем, что это трагедия для миссис Чейтер.

– Сама постоянно напоминаю себе об этом. Очень трудно сочувствовать такой женщине, хотя Чейтер, полагаю, был для нее трагедией и при жизни, так что… – Она запнулась. – Она просто создана для трагедий!

– Как это понимать?

– Миссис Чейтер клянется, что не успокоится, пока кто-то не закачается в петле. Вы верно сказали: убийство есть убийство, кому-то придется за него поплатиться. Но не забывайте мой совет: не вздумайте пока делиться с остальными всем, что знаете. Я тоже не собираюсь. А теперь облегчите душу.

Джон кивнул. Поделиться значило снять с души камень. Поэтому он поведал Надин о ночных событиях. Выслушав, она долго молчала.

– Что скажете? – не вытерпел Джон.

– Лично я не говорила бы про Энн. Энн – молодец. – Надин вскинула голову. – Слышите? Холл уже не пустует!

Она спрыгнула с пуфа, подбежала к двери и открыла ее.

– Prenez garde! – прошептала Надин. – Les gendarmes sont arrives!