Глава 44
«Фейсбук» ввел его в заблуждение. Кристоф Делестр успел сбрить усы и бородку и набрать пару стоунов. И как ни странно, на нем не было больших солнечных очков. Оказалось, что глаза у Делестра большие, карие и очень искренние. У него было уставшее, немного отекшее лицо; видимо, он не спал уже несколько ночей. Он был одет в выцветшие льняные штаны, голубую рубашку и теннисные туфли.
Тома проводили в гостиную и пригласили присесть на диван, покрытый стареньким, побитым молью покрывалом. Кристоф закрыл окно и представил ему свою жену Марию. Она тоже пожала Тому руку и чуть крепче прижала к себе дочь, как будто не вполне доверяла незнакомцу, который явился к ним в дом.
— Это связано со страховкой? — спросила Мария. В ее речи явно слышался испанский акцент.
— Нет, — сказал Том и кивнул девочке, чтобы Мария немного расслабилась.
— Вы сказали, что вас зовут Том. Вы англичанин? — Очевидно, Кристоф охотно впустил Тома в дом только потому, что слегка подустал от забот о ребенке и был рад немного отвлечься. Теперь он начал вести себя более осторожно. — Как вы узнали о пожаре?
— Буду с вами откровенен, — начал Том. Ребенок вдруг перестал плакать. Китти. Крестница Мало. — Я работаю на МИ-6. Вы знаете, что это такое?
Повисла напряженная тишина. Делестры переглянулись. Сотрудники разведки редко раскрывали свою легенду, но в определенных обстоятельствах, с определенными людьми упомянуть МИ-6 было все равно что ошарашить преступника полицейским удостоверением. Мария пришла в себя первой:
— Вы что, шпион?
— Я офицер британской Секретной разведывательной службы. Да, можно сказать, я шпион.
— И чего вы хотите от нас? — испуганно спросил Кристоф, как будто теперь Том представлял прямую угрозу его жене и дочери.
— Вам не о чем волноваться. Я просто хочу задать вам несколько вопросов о Франсуа Мало.
— А что с ним такое? — мгновенно вмешалась Мария с инстинктивным, чисто латинским недоверием и презрением к властям. — Кто вас послал? Что вам надо?
В маленькой гостиной быстро стало душно, и Китти снова захныкала. Возможно, она почувствовала враждебность и напряжение в обычно ласковом и спокойном голосе матери.
— Я прошу прощения за то, что явился к вам без предварительной договоренности. Но мне было важно, чтобы французские власти не узнали о том, что я собираюсь с вами встретиться.
Кристоф встал, взял девочку из рук Марии и скрылся в соседней комнате. Должно быть, в спальне или детской. Мария продолжала сверлить Тома колючими темными глазами.
— Пожалуйста, скажите еще раз, как вас зовут, — попросила она. — Я хочу записать.
Том нарочито медленно повторил свое имя по буквам. К–Е–Л-Л. Кристоф вернулся в гостиную и, кажется, немного удивился, что жена царапает что–то на клочке бумаги.
— Знаете, мне как–то не по себе, — сказал он. Сейчас он говорил более уверенно, как будто выходил в другую комнату, чтобы посоветоваться со знающим человеком. — Вы говорите, что работаете в МИ-6. Как–то не похоже на правду. Чего вы хотите? Наверное, я зря вас впустил.
— Я не имею к вам вреда. — Прекрасное знание языка неожиданно подвело Тома, и смысл его слов тут же потерялся.
— Я думаю, вам следует уйти, — осмелела Мария. — Мы не хотим иметь с вами никаких дел…
— Да–да, — поддержал Кристоф, вдохновившись храбростью жены. — Не надо было вас впускать. Пожалуйста, если у вас есть к нам вопросы, то обратитесь в полицию, и через них…
— Сядьте! — не выдержал Том.
Давно копившееся раздражение, злость на Клэр, досада на Делестров — все перемешалось и вылилось в яркую вспышку гнева. В голове мелькнула картинка: Кабул, голый Яссин на стуле, с влажными от страха глазами. Кристоф и Мария отреагировали так, будто он вытащил пистолет. Кристоф машинально сделал шаг назад и почти упал в кресло; Мария оказалась покрепче, но в конце концов и она опустилась на стул возле стола.
— Что вам нужно? — прошелестела она.
— Почему вы себя так ведете? Вы что–то скрываете? — Кристоф открыл рот, но Том не дал ему ответить: — Очень странно, что вас не интересует, где сейчас Франсуа. Как вы это объясните? Считается, что он ваш лучший друг, нет?
Кристоф ошеломленно посмотрел на него, как пассажир, которого внезапно разбудил кондуктор и который не понимает, где он в данный момент находится. У него было уставшее, бледное от сидения в четырех стенах лицо.
— Но я знаю, где Франсуа, — выговорил он. Слова Тома наконец дошли до его сознания. Правой рукой он вцепился в подлокотник кресла; Том заметил, что костяшки на его пальцах побелели, а на лбу выступили крупные капли пота. Волосы у него росли треугольником. Вдовий пик, подумал Том.
— И где он?
— С какой стати мы должны вам говорить? — Мария бросила растерянный взгляд на мужа. Кристоф покачал головой, словно предупреждая ее, чтобы она не сопротивлялась. — Вы говорите, что вы шпион. А может быть, вы в сговоре с тем журналистом, который звонил нам после убийства. Мы уже все ему рассказали, несколько раз. Мы не хотим говорить о том, что произошло.
Том встал и повернулся к ней:
— Зачем журналисту притворяться шпионом? Кому придет в голову делать такие идиотские вещи? — Вопрос повис в воздухе; Делестры не нашли что ответить. — Скажу напрямую. У меня есть основания считать, что Франсуа попал в большие неприятности. Мне надо знать, вступал ли он с вами в контакт. Я хочу посмотреть вашу почту.
Мария фыркнула, и Том невольно восхитился ее самообладанием.
— Это наша частная переписка! Почему мы должны вам ее показывать? Вы не имеете права…
— Китти спит? — перебил Том. Он сделал шаг в сторону детской, как будто собрался войти туда и взять ребенка.
Мария поняла все мгновенно.
— Откуда вы знаете, как зовут мою дочь? Том повернулся к Кристофу:
— Как насчет книг, которые Франсуа вам обещал, когда писал из Туниса? Он их купил? «Дядя Фрэнки» приезжал к своей крестнице?
Делестр попытался встать, но Том шагнул к нему.
— Оставайтесь на месте. — Память снова вернула его к Яссину. Он чувствовал свою власть и нетерпение и напомнил себе, что необходимо сдерживаться, чтобы не зайти слишком далеко. — Я не хочу, чтобы наша беседа вдруг стала сложной. Для всех нас. Я просто пытаюсь объяснить вам, что я и так могу получить доступ к любой информации, которая мне нужна. Но мне необходимо ваше содействие, потому что всегда лучше обойтись без нарушения закона. Мне не хочется терять время и прослушивать ваши телефонные звонки. Мне не хочется обращаться к нашим сотрудникам, которые работают в Париже, и просить их наблюдать за вашими передвижениями. Или взламывать ваш компьютер. Или следить за вашими друзьями. Но если у меня не останется выбора, я это сделаю, потому что информация, которая мне нужна, стоит того, чтобы преступить закон. Вы меня понимаете?
Кристоф был похож на школьника, которого задирают хулиганы.
— Я веду себя честно и открыто. Есть два пути, чтобы получить то, что мне надо: трудный и легкий. Если вы выберете легкий путь, то вас оставят в покое.
— Скажите нам, что это за легкий путь, — тихо попросила Мария. Было видно, что Делестры окончательно сдались.
— Мне нужно увидеть фотографию Франсуа, — сказал Том. — У вас есть его фотография?
Он заранее знал ответ, и слова Кристофа только подтвердили его догадку.
— Все сгорело во время пожара. Все альбомы, все снимки — все пропало. У нас нет ни одного фото Франсуа.
— Ну конечно. — Том подошел к окну и взглянул на улицу Дарвина. Снаружи пахло выхлопными газами. — Как насчет Интернета? «Твиттер» или «Фейсбук»? Может быть, можно посмотреть там?
Мария склонила голову набок и удивленно посмотрела на него. Откуда вы знаете, говорил ее взгляд.
— Кристоф не может зайти на свою страницу в «Фейсбуке», — озадаченно сказала она. — Она не работает уже где–то месяц.
— Я им писал, — подтвердил Кристоф. Они оба смотрели на Тома так, будто это он все устроил. — Пытался сменить пароль. Один раз я все же прорвался, но все мои друзья куда–то пропали, и вся информация, и фотографии.
— Пропали?
— Пропали. Как будто их стерли. И то же самое с почтой, и с Dropbox, и с Flickr. Все, что связано с Интернетом. После пожара начались какие–то странные проблемы. У меня остался только один аккаунт, мой старый имейл. Только так я могу поддерживать связь с друзьями. Все остальное не работает.
Мимо окна с ревом промчался мотоцикл, притормозил на углу и скрылся на улице Соль.
— У вас есть объяснение? — И снова ответ был известен Тому заранее. Атака на компьютер Делестров, чтобы уничтожить все, что связывало их с Франсуа Мало. Пожар стал завершающим штрихом. Вполне возможно, что они не должны были спастись.
— Мы понятия не имеем, — сказала Мария. Она спросила, можно ли ей сходить в спальню и проверить, как там Китти, и Том пожал плечами. «Конечно можно. Это ваш дом. Вы можете делать все что хотите».
Пару минут спустя Мария вернулась. Одну руку она держала за спиной, и на какие–то доли секунды Тому почудилось, что там нож, но он тут же разглядел, что это просто бутылочка с молоком.
— Расскажите мне о пожаре, — сказал он. — Вы были дома?
Они были дома. Квартира Делестров на верхнем этаже дома на Монмартре, в четырех кварталах отсюда, загорелась в два часа ночи. Как сказал домовладелец, это было замыкание электропроводки. Им повезло, и они сумели выбраться живыми. Если бы пожарная команда не прибыла так быстро, сказала Мария, Китти бы обязательно задохнулась.
— Вы знаете кого–нибудь, у кого может быть фото Франсуа? Дядя? Тетя? Бывшая девушка?
Кристоф покачал головой:
— Франсуа у нас одиночка.
— У него нет друзей, — добавила Мария так, будто это давно казалось ей подозрительным. — И девушек тоже нет. Почему вы все время спрашиваете про фотографии? Что происходит?
Она присела на подлокотник кресла Кристофа и взяла его за руку. Том открыл окно. Солнце светило уже не так ярко; на улице играли дети. Он сел на стул, который раньше занимала Мария.
— Когда вы в последний раз ему писали? Вы сказали, что получили несколько имейлов.
— Да, похоже, вы их уже читали, — пробормотал Кристоф, но без всякой злости. Как будто свежий ветер с улицы развеял остатки его неприязни.
Том кивнул.
— МИ-6 перехватило имейл, который Франсуа послал на ваш адрес, dugarrylemec, три дня назад. Его положение нас серьезно беспокоит. Письмо было отправлено из Туниса. Вот откуда я узнал о Китти, о дяде Фрэнки и о книгах. Что еще он вам говорил?
Кристоф нахмурился, словно Том своим вопросом коснулся проблемы, над которой он и сам думал много дней.
— Он мне много чего говорил. — Его большие добрые глаза казались почти несчастными — так сильно он был озадачен. — Я скажу вам правду. Меня это очень, очень беспокоит. Многое из того, что он сказал… это просто дикость какая–то.