57
– Ты помыл свой чу-чу?
Том-Том сидел в овальной розовой ванне, только голова торчала над пеной. До чего же он любил, когда мама добавляла в воду пену с пузырьками: она была похожа на снег, только гораздо мягче и совсем легкая. Он мог набирать ее целыми пригоршнями.
– Да, мамочка.
Она стояла над ним, ее белый атласный халат был распахнут спереди. Он видел ее груди с большими красными сосками. Видел шрам на животе: это ее разрезали, чтобы он родился. Видел густой кустик волос чуть ниже.
– Дай-ка я посмотрю, Том-Том, дорогой. Я должна убедиться, что ты его хорошо помыл.
Томас занервничал. Что он получит сегодня – нахлобучку или вознаграждение?
Мама склонилась над ним. Одна ее грудь коснулась его щеки – какая прохладная – и осталась на ней. Ее руки нырнули под пену, ухватили брусок мыла. Почувствовав, как жесткое мыло скользит между ног, он ощутил странное возбуждение.
– Молодец, мой мальчик, Том-Том, какой хорошенький, чистенький чу-чу. Мамочка помоет его еще немного.
Вознаграждение.
Томас вздохнул с облегчением, возбуждаясь все больше.
Теперь мальчик почувствовал, как ее мыльные руки манипулируют с его чу-чу, массируют его, обнажают головку, потом снова натягивают на нее кожицу, как чу-чу затвердевает и увеличивается в размерах у нее в пальцах.
– Какой большой чу-чу. Когда вырастешь, у тебя будет очень большой и красивый чу-чу. Правда, Том-Том?
Он возбужденно хихикнул. Ему нравилось, когда мама улыбалась и хвалила его. Ему страшно хотелось, чтобы она все время ему улыбалась.
Мама сбросила белый атласный халат, и он упал, словно лужа белой жидкости растеклась по красному ковру. Она стояла перед ним обнаженная – огромные груди, треугольник светлых волос, густых и клочковатых, чуть заметная складка на животе. Вот там он когда-то находился – лежал внутри ее, свернувшись калачиком.
Теперь его чу-чу стал твердым как камень, и Томас с гордостью продемонстрировал это маме, зная, что та будет довольна, и она вознаградила его поцелуем в лоб.
– Хороший мальчик, Том-Том. Я тебя люблю.
Он смотрел на нее, желая, чтобы она повторила это снова. Но она не повторила, зато мама улыбалась, и ему было радостно.
Она залезла в ванну, села лицом к нему, высунув колени над пеной.
– Ну, как там твой чу-чу, дорогой?
Томас хотел, чтобы она потрогала его еще, отчаянно желал снова испытать то блаженство, которое охватывало его, когда мама держала его чу-чу. Она потянулась, взяла мыло, намылила руки и снова взяла чу-чу, который теперь стал очень крепким, как никогда прежде.
Затем она передала мыло сыну. Он ухватил розовый брусок маленькой рукой.
– Теперь тебе нужно помыть мамочку, дорогой, – сказала она.
Он подвинулся к ней, принялся медленными круговыми движениями водить мылом вокруг ее пупка, одновременно так же медленно гладя другой ладонью ее груди, соски, а потом опускаясь на мягкую плоть живота.
Мама выгнула спину, чуть приподнялась, и над пеной поднялся кустик ее светлых волос, ставший от влаги чуть ли не черным. Томас прижал к нему мыло, медленно провел по волосам вниз и наконец нащупал бархатное Тайное Место. Тайное Место, о котором знал только он.
Томас еще раньше поклялся, что никому не расскажет об этом. Никому. Никогда.