48

– У вас сегодня встревоженный вид, доктор Теннент, – сказал старик. – Вам трудно сосредоточиться.

Майкл сидел в удобном кресле в своем кабинете в Шин-Парк-Хоспитал и смотрел на бывшего эсэсовца, который устроился на диване, прямой как жердь. Сегодня старик выглядел еще хуже, чем неделю назад.

Черт бы побрал этого Германа Дортмунда. Майкл был сейчас в таком состоянии, что не желал никого видеть. И уж меньше всего эту омерзительную личность.

Он хотел, чтобы прием поскорей закончился и Дортмунд ушел. Майкл посмотрел на часы. Девять тридцать. Через пятнадцать минут у него будет передышка. Он позвонит на работу Аманде, узнать, нет ли каких новостей. Если все по-прежнему, то он уже принял решение, что ему делать дальше. Глаза у него щипало от усталости, но приток адреналина придавал ему энергии.

– Давайте лучше поговорим о вас, – сказал Майкл, стараясь не дать отвлечь себя.

Дортмунд пришел в своей обычной одежде английского джентльмена, этакого сельского жителя: твидовый костюм, слишком теплый для такого прекрасного летнего утра, клетчатая рубашка, перехваченный скромной золотой булавкой галстук, свидетельствующий о членстве в Национальном тресте, коричневые замшевые туфли.

Дортмунд сидел, сложив ладони домиком, и смотрел на Майкла своими маленькими холодными глазками. Высокомерным гортанным голосом он произнес:

– Когда я был здесь в прошлый раз, то упомянул о своей способности предвидеть несчастья. Я вам предсказал тогда, что вы потеряете любимую женщину. – В уголках его змеиных губ виднелись капельки слюны. А в голосе слышалось самодовольство. Даже удовлетворение. – Именно ее судьба вас сейчас и беспокоит, доктор Теннент.

Майкл внимательно смотрел на пациента. Как и прежде, он не хотел поощрять извращенные фантазии старика, расспрашивая его о подробностях, однако и проигнорировать то, что сейчас услышал, он тоже не мог.

– Хорошо, – сказал он. – Вы можете что-нибудь к этому добавить?

Не шелохнувшись и не отводя взгляда, Дортмунд ответил:

– Нет.

У Майкла возникло впечатление, что пациент играет с ним.

– Скажите, а почему вы решили, будто я о ком-то волнуюсь?

– Насколько я понимаю, я плачу вам за то, чтобы вы помогали мне, доктор Теннент. А не наоборот.

– Я вам и помогаю, но вы еще на самом первом приеме сказали мне, что пришли в поисках искупления за то, что натворили в Берген-Бельзене. Это ведь ваши слова, разве нет?

– Для меня то, что происходит с вами, не имеет значения. Я просто сделал наблюдение, только и всего.

Майкл оторвал взгляд от старика и погрузился в его историю болезни: он давал Дортмунду время сказать еще что-нибудь.

Но тот упорно молчал. Майкл посмотрел на часы. Осталось десять минут.

– Я прочел в «Таймс» о смерти Глории Ламарк, – произнес наконец Дортмунд. – Актрисы. Она была вашей пациенткой – мне как-то раз довелось сидеть вместе с ней в приемной. Я помню ее по фильму «Двойной нуль» с Майклом Редгрейвом.

Майкл поднял на него пронзительный взгляд. Глаза старика смотрели с упреком… или это ему только казалось? Ну уж нет, он не даст втянуть себя в разговор о Глории Ламарк.

– Я сказал, что мне понравилось, как она играла в этом фильме, – продолжал Дортмунд. – Глория Ламарк обрадовалась. Актрисам легко польстить. Они очень тщеславны. Уверен, вы знаете это не хуже меня, доктор Теннент.

– Вы видели «Список Шиндлера»? – спросил Майкл.

Дортмунд отвернулся. Майкл понимал, что нанес пациенту удар ниже пояса. Нельзя так вести себя с человеком, пребывающим на грани душевного расстройства: он и так весь истерзан чувством вины за те жестокости, которые творил во время войны. Но Майклу было все равно. Если этот престарелый негодяй собирается морочить ему голову, то получит в ответ по полной программе.

Дортмунд до конца приема не сказал больше ни слова. Он взял свою трость с ручкой из красного дерева, поднялся с дивана, нарочито вежливо пожелал Майклу всего доброго и вышел, словно перешагнул через собственную тень.

Майкл сердито захлопнул его историю болезни и вернул папку в шкаф. Он решил отказаться от Дортмунда. Он взялся за этого пациента только потому, что тот заинтересовал его: врач пытался понять, что происходило в голове Дортмунда в годы Второй мировой.

«Откуда берутся преступники? Некоторые люди изначально запрограммированы на то, чтобы творить зло? Или в человеке просто имеется некая предрасположенность к злу, а потом с ним что-то случается? Когда? В детстве? Или когда он взрослеет?

И что такое зло? Почему участники Крестовых походов считали нормальным убивать мусульман, однако убийство нацистами евреев, цыган и инвалидов вызывает всеобщее осуждение?

Можно ли считать нормальным человека, который творит зло? Каким он должен быть: слабым или сильным?»

Майкл набрал рабочий номер Аманды. Ответила Лулу. Она только что безуспешно пыталась дозвониться Аманде домой и на мобильный, еще раз позвонила ее сестре, матери и Брайану. Никаких новостей.

Сердце Майкла буквально разрывалось на части, но голос его оставался спокойным.

– Лулу, – сказал он, – я звоню в полицию.