103
В дверь настойчиво звонили.
Томас услышал звонок, выходя из сауны. Потом, когда он поднимался по кирпичным ступенькам из спортзала в кухню, раздался еще один.
«Да пошли вы все к черту».
Пиджак висел на стуле в кухне. Он быстро сунул руку в карман, нащупал ампулу с адреналином.
«Черт бы подрал мою память – это надо же было забыть адреналин!»
Снова звонят. Кто там такой нетерпеливый? Мало того, теперь в дверь еще и начали стучать колотушкой – громко, настойчиво.
Его мать ненавидела людей, которые вот так звонили и стучали одновременно.
Томас посмотрел на дверь, тихо сказал:
– Вы думаете, тут глухие, что ли, живут?
И на цыпочках быстро прошел по коридору, выложенному плиткой, к дверному глазку. Посмотрел.
Никого.
Ушли.
Он вздохнул с облегчением.
Томас бесшумно пошел назад, но, войдя в кухню, остановился как вкопанный.
Снаружи в окно заглядывал какой-то человек. Высокий лысый чернокожий мужик в костюме.
Томас нырнул обратно в коридор, лихорадочно соображая, видел ли его этот тип.
Теперь стучали в дверь, выходящую во двор. Костяшками пальцев по стеклу. Томас остановился в тени коридора, затаил дыхание, не решаясь двигаться.
«Кто этот человек? Как он посмел зайти во двор? Может, из полиции? – Ламарк попытался спокойно проанализировать ситуацию. – Допустим, это полицейский, допустим, полицейский видел меня. Ну и что он подумает, если ему не откроют?
Уж не продолжение ли это истории с детективом, который приходил нынче утром? Не возникли ли у них подозрения?
Впустить его или нет?
Что полицейский станет делать, если хозяин дома его проигнорирует? Есть ли у него ордер на обыск? Взломает ли он дверь?»
Томас понял, что эти мысли не дадут ему покоя во время операции. А ему нужна твердая рука. Холодный разум.
«Лучше уж открыть дверь, выяснить, кто это, что ему надо, разобраться во всем. В самом крайнем случае я сумею выиграть время, чтобы спуститься в убежище и заблокировать вход. Никто меня не найдет.
Хотя вот нашел же меня доктор Майкл Теннент. Интересно, каким образом?»
Стук прекратился.
«Может быть, тот человек понял, что стучать бесполезно, и ушел? Или ходит вокруг, пытается найти окно, через которое можно заглянуть внутрь?»
Со стороны парадной двери снова послышался трезвон, а несколько секунд спустя раздался грохот колотушки: тук-тук-тук.
– Иду! – крикнул Томас не слишком громко.
И тут он вспомнил про свое облачение. Быстро стащил с шеи ремни очков ночного видения, стянул операционный халат, завернул в него очки, бросил все в чулан со швабрами под лестницей, потом поспешил на кухню, схватил пиджак, висевший на спинке стула, надел его.
«Нужно иметь респектабельный вид. Успокойся!»
Гленн Брэнсон, стоявший с Ником Гудвином перед парадной дверью, был уверен, что видел в доме какую-то фигуру, когда заглядывал через окно в кухне. Лондонский констебль, который засек и вел «форд-мондео» доктора Гоуэла, вызвал подкрепление, и за домом в течение тех полутора часов, пока Гленн и Гудвин сюда добирались, велось всестороннее наблюдение. Уйти Гоуэл мог, только перемахнув через стену в саду, что маловероятно. Значит, он должен находиться в доме. А если этот тип в доме, то пусть не рассчитывает, что полицейские позвонят-позвонят в дверь и, не дождавшись ответа, спокойно уйдут.
«По твоей милости, доктор Гоуэл, я теряю один из лучших вечеров в году. Я упустил сегодня возможность поиграть с сыном. Посидеть в саду с женой, поужинать в кругу семьи. Я пожертвовал всем этим ради того, чтобы поболтать с тобой. Так что ты откроешь мне дверь, доктор Гоуэл, можешь даже не сомневаться. Я наизнанку вывернусь, но попаду к тебе в дом».
Он снова нажал кнопку звонка. Принялся стучать колотушкой. Опять нажал кнопку.
И тут дверь неожиданно распахнулась. На них смотрел высокий человек в льняном костюме, он улыбался во весь рот, так и излучая обаяние.
– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он. Манера говорить выдавала в нем образованного человека, явно англичанина. – Я как раз был в туалете. Приспичило, как говорится.
Мужчина выглядел вполне нормально, он казался добродушным и ничуть не взволнованным. Гленн вспомнил описание, которое дал ему констебль Тим Уиллис, задержавший доктора Теренса Гоуэла на Тоттенхам-Корт-роуд в прошлую субботу вечером.
«Он высокий – футов шесть, не меньше. Обычного телосложения, не худой и не толстый. Зачесанные назад темные волосы; привлекательный – очень интересный мужчина: ну прямо кинозвезда, любимец женщин; говорил с американским акцентом».
Росту в этом человеке было около шести футов, даже больше. Телосложение среднее. Темные волосы аккуратно зачесаны назад. И вдобавок он, вне всяких сомнений, был очень хорош собой. Однако говорил без всякого американского акцента: типичный англичанин, окончивший привилегированную частную школу. Не был ли его акцент таким же фальшивым, как и адрес в Челтнеме?
Внимательно глядя на мужчину, Гленн спросил:
– Доктор Теренс Гоуэл?
В глазах его собеседника засветилось искреннее недоумение.
– Как вы сказали? Гоуэл?!
– Доктор Теренс Гоуэл.
Мужчина держался абсолютно спокойно – так не выглядят люди, которым есть что скрывать, но описание его точно соответствовало тому, что дал Уиллис. За исключением акцента.
– Извините, но я впервые слышу про Теренса Гоуэла. Боюсь, здесь какая-то ошибка, так что, к сожалению, ничем не могу быть вам полезен. – И мужчина сделал шаг назад.
Гленн остановил его, вытащив удостоверение.
– Детектив-констебль Брэнсон, полиция Суссекса. А это констебль Гудвин.
Гудвин тоже показал свое удостоверение.
На мгновение Гленн опустил глаза на руки незнакомца – ну-ка, что нам скажет язык тела? Но руки мужчины были спокойны, и полицейский снова перевел взгляд на его лицо.
– Автомобиль «форд-мондео», зарегистрированный на имя доктора Теренса Гоуэла, сегодня вечером, приблизительно в восемнадцать ноль пять, въехал в гараж, который находится за этим домом.
По-прежнему абсолютно спокойно его собеседник сказал:
– А, понятно. Моя мать сдавала гараж. Вероятно, это съемщик.
– Доктор Гоуэл арендует у вас гараж?
– Арендовал у моей матери, она недавно скончалась. Я, вообще-то, даже имени его не знаю. Я занимаюсь домом. Вы же понимаете, что происходит, когда умирает знаменитость, – толпы поклонников готовы весь особняк растащить на сувениры.
Он посмотрел на Гленна в упор, словно ожидая подтверждения. Тот кивнул:
– Могу себе представить.
– До сих пор никак не заставлю себя разобрать ее бумаги. Мама умерла три недели назад – Глория Ламарк, актриса, – вы наверняка слышали.
– Да. Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– Значит, вы сын Глории Ламарк?
– Да, я Томас Ламарк.
– Я был поклонником вашей матери.
Лицо хозяина дома просветлело.
– Правда?
– Глория Ламарк была замечательной актрисой. Фильмы с ее участием – одни из самых моих любимых.
Томас возбужденно поинтересовался:
– Да? А какие именно?
– «Крылья джунглей» и «Любовь в Париже». Я и тот и другой несколько раз смотрел.
– Вам и правда нравятся «Крылья джунглей»?
– Да. Особенно та сцена, когда Бен Газзара на крыле самолета с пистолетом, а ваша мать за штурвалом, пытается сбросить его под мост, – я думаю, это одна из величайших сцен в мировом кинематографе.
– Я тоже так считаю, – кивнул Томас. Ему нравился этот полицейский: сразу видно, хороший человек. Он не прочь был поговорить с ним о фильмах, но не сейчас.
– Мистер Ламарк, а можно взглянуть на договор аренды? Эти бумаги вашей матери, они в доме?
«Осторожно».
Чрезмерная настойчивость полицейского беспокоила Томаса. Не зная, что ответить, он пробормотал:
– Ну… да… Вероятно.
– Не могли бы вы их поискать? А мы пока подождем.
Томас хотел сказать твердое «нет», но тут детектив добавил:
– Я видел абсолютно все фильмы, в которых снималась ваша мать.
Это прозвучало так искренне, что у Томаса поднялось настроение. Он сказал:
– Не могу понять, почему у нее нет «Оскара».
– И я тоже. Так вы поищете бумаги?
– Конечно. Входите.
Томас в душе отругал себя. Это было глупо. Опасно. Нужно было сказать им, что он сейчас очень занят, и попросить приехать в другое время. Но возможно, если он будет упорно держаться своей выдумки – а ловко он загнул насчет аренды гаража, – то сумеет выиграть время. В доме нет ничего, что указывало бы на связь Томаса Ламарка с доктором Гоуэлом. Даже мобильник последнего остался в машине. Гараж был чист. В нем стояли только «форд-мондео» и белый фургон доктора Гоуэла. Никаких следов автомобилей Тины Маккей и Аманды Кэпстик там уже не было.
Если ему удастся оставаться спокойным и убедительным, то он проведет детектива. Ему только одно сейчас и надо – немедленно выпроводить полицию, ничего больше. А дальше уж он сумеет выкрутиться.
Томас впустил полицейских, закрыл парадную дверь и заметил, что чернокожий детектив заинтересовался картиной, на которой была запечатлена его мать, выходившая из лимузина.
– Премьера «Вдовы из Монако». Там, между прочим, присутствовали члены королевской фамилии, – гордо пояснил Томас.
– Ваша мать была невероятно красивой женщиной, – сказал Гленн. Ну не странно ли, что на протяжении такого короткого отрезка времени он побывал в жилищах двух кинозвезд? Однако еще более странным ему казалось то, что Кора Берстридж, куда как более талантливая актриса, чья карьера длилась значительно дольше, жила в гораздо менее шикарном и презентабельном доме, чем Глория Ламарк.
Да и хозяин особняка определенно вызывал у Гленна подозрения. Ну и тип: только что похоронил мать и улыбается себе как ни в чем не бывало.
И как все-таки быть с акцентом?
Томас провел посетителей в гостиную. Теперь он физически чувствовал исходящие от чернокожего детектива флюиды: тот явно подозревал его в чем-то дурном.
«Нужно выставить полицейских из дома. Или лучше убить?»
– Располагайтесь поудобнее, – любезно сказал Томас. – А я пойду поищу бумаги.
Гленн, остановившийся перед одной из множества висящих на стене фотографий в рамочках, проводил Томаса Ламарка взглядом. Он слышал, как его шаги удаляются вверх по лестнице, и спинным мозгом чувствовал, что этого типа нельзя выпускать из вида. Гленн жестом показал коллеге, чтобы тот оставался внизу, а сам потихоньку отправился следом за хозяином.
Оказавшись в своем кабинете, Томас утратил спокойствие. Он вытащил один ящик, порылся в нем, захлопнул, делая это нарочито громко, чтобы детектив внизу знал: он действительно ищет документы. Выдвинул другой ящик, принялся рыться в нем, пытаясь придумать какую-нибудь убедительную отговорку.
Открывая третий ящик, он краем глаза заметил тень. В дверном проеме стоял детектив, и выражение его лица Томасу очень не понравилось.
– Красивый дом, – заметил Гленн Брэнсон.
– У меня проблема, – сказал Томас. – Никак не найду…
И тут вдруг раздался громкий треск, сквозь который послышался голос доктора Майкла Теннента:
– Аманда… ты можешь двигаться? Хоть немного?
Гленн вздрогнул от неожиданности. На мгновение их взгляды встретились. Томас тут же метнулся через всю комнату и выключил громкоговоритель. Повернувшись к детективу, пояснил, фальшиво улыбаясь:
– Это радио… Я тут слушал пьесу…
Но Гленн почти не воспринимал, что он говорит. Он смотрел на то, чего не заметил ранее. На правом плече пиджака Томаса Ламарка он увидел крохотную – длиной в полдюйма – прореху. И мысленно вернулся на чердак в квартире Коры Берстридж. Несколько кремовых нитей на гвозде, торчащем из стропила.
Тот же цвет, та же длина.
Гленн отвел глаза, но сделал это недостаточно быстро: Томас заметил. Их взгляды снова встретились: теперь Ламарк напоминал загнанного в угол зверя.
Мозг Гленна лихорадочно работал сразу в нескольких направлениях.
«Аманда. Так зовут женщину, пропавшую на этой неделе. Именно это имя называл Саймон Роубак вчера в пабе.
А сегодня Саймон Роубак умер.
Глория Ламарк и Кора Берстридж ненавидели друг друга. Не унаследовал ли сын эту ненависть от матери? Может, он приезжал утром на похороны, чтобы позлорадствовать? А может, это он убил Кору Берстридж?
„Аманда… ты можешь двигаться? Хоть немного?“
Слушал пьесу? Интересно какую? Сейчас четверть восьмого. Пьесы транслируют по каналу „Радио-4“, и в это время должны идти „Арчеры“.
Что, черт побери, происходит в этом доме?»
Внутренний голос кричал Гленну: немедленно арестуй этого человека! Но на каком, интересно, основании?
Кулак обрушился на Гленна из темноты с такой космической скоростью, что он даже не понял этого, пока не ударился спиной о косяк двери. Он упал на пол, оглушенный, потерявший ориентацию, словно нырнул в мутный пруд и теперь не мог найти берег.
Над ним промелькнула тень; Гленн протянул руку и инстинктивно ухватил что-то твердое – кожаную туфлю; он вцепился в нее со всей силой неистребимого инстинкта вышибалы – годы работы в ночном клубе не прошли даром! – и рванул ногу Томаса на себя, одновременно выкручивая ее. Пол сотрясся от удара упавшего тела, и теперь Гленн поднялся на колени. Словно в тумане, он увидел встававшего Томаса Ламарка: тот был уже не в комнате, а на лестничной площадке. Когда полицейский поднялся, Ламарк бросился на него; Гленн ощутил сокрушительный удар в солнечное сплетение, потом еще один – в челюсть, подбросивший его в воздух. Он упал на спину.
Гленн с грохотом ударился о пол, дыхание у него перехватило; он пролежал несколько секунд, хотя инстинкт кричал ему: немедленно вставай! Он каким-то образом нашел силы перекатиться на живот, потом приподнялся, помогая себе руками, готовый увернуться, нырнуть в сторону; его глаза искали врага, он пытался понять, откуда тот может появиться, как можно получить преимущество. Но Томас Ламарк исчез.
Гленн с трудом встал, прижал руку к лицу – ощущение было такое, что ему свернули челюсть. Потом он осторожно выглянул из двери на лестничную площадку. Куда подевался этот мерзавец?
Ник Гудвин, грохоча ботинками по ступеням, поднимался по лестнице.
Гленн опасливо вышел на площадку, прислушался. Сердце у него бешено колотилось. Здесь было с полдюжины дверей, и все закрытые; Ламарк мог скрыться за любой из них, а также спуститься вниз по лестнице или подняться вверх. А может, он решил дать деру?
Томас находился этажом выше, в спальне матери, перебирал в шкафу ее шелковые шарфы. Он знал: то, что он ищет, где-то здесь, в этом ящике. Глория Ламарк обычно держала эту штуку заряженной на всякий пожарный случай. Наконец Томас нашел пистолет, аккуратно завернутый в дорогой шелковый шарфик. Ощутил в руке привычную тяжесть.
Мать контрабандой привезла пистолет из Америки и, когда Томас был еще ребенком, несколько раз показывала ему, как правильно обращаться с оружием: учила снимать с предохранителя и прицеливаться. Она говорила, что, когда начнется ядерная война, пистолет может им понадобиться, чтобы в убежище не проникли посторонние.
Сейчас Томас преисполнился решимости воспользоваться пистолетом, чтобы не пустить в убежище полицейских.
– Ты его видел? – спросил Гленн.
Гудвин отрицательно покачал головой.
– Тогда осмотри заднюю часть дома, а я возьму на себя переднюю…
Гленн снял с пояса рацию и собрался уже нажать кнопку, но тут раздался резкий свист, словно мимо него пролетело какое-то насекомое, обдав его потоком воздуха. Потом он увидел испуганное выражение на лице Гудвина, увидел, как глаза его товарища вылезли из орбит, когда пуля, взметнув волосы Ника, вдребезги разнесла ему висок. Фонтан крови и осколков кости ударил в лицо Гленну, обжег его щеки и глаза, и одновременно он услышал оглушающий грохот выстрела.
Он упал на пол, перекатился на спину. Пуля впилась в полированную дубовую доску у самого его лица. Откатываясь в сторону, Гленн увидел на верху лестницы Ламарка с пистолетом в руке. Из дула вырвалось пламя, и в следующее мгновение Брэнсон почувствовал сильный удар в грудь.
Он понял, что тоже получил пулю, и теперь действовал автоматически. Боли Гленн не ощущал. Он знал одно: нужно поскорее убраться отсюда. Гудвин был убит, мертв – господи боже, вот бедняга. Прежде чем броситься головой вперед с лестницы, Гленн увидел еще одну вспышку выстрела, сгруппировался, закрыв голову руками, и покатился вниз по лестнице, считая ступеньки. Услышал сзади звук выстрела. Наконец оказался внизу.
Гленн дважды перекувырнулся на полу, поднялся на ноги и, не глядя ни вверх, ни назад, бросился вперед, в коридор, а по нему – в кухню. В дальнем конце была дверь во двор. Он побежал к ней, попытался открыть – она оказалась заперта, ключа в скважине не было.
Брэнсон в отчаянии ударил плечом в стекло, но какое там: закаленное стекло, его даже стулом не разобьешь. Он огляделся в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить ему щитом или оружием. И тут увидел Ламарка, бегущего по коридору. И еще он заметил открытую дверь, ведущую куда-то внутрь дома, может быть, в подвал. Не лучший вариант, но выбора не оставалось. Гленн перевернул кухонный стол, толкнул его так, чтобы тот оказался между ним и Ламарком, после чего, пригнувшись, бросился в открытую дверь и захлопнул ее за собой, услышав в тот же момент еще один выстрел.
Черт, с этой стороны ключа не оказалось.
Он кинулся вниз по кирпичным ступеням в спортивный зал. Пробежал по нему к единственному сооружению здесь – сауне, оглядывая на ходу спортивное оборудование: нельзя ли использовать что-нибудь в качестве прикрытия. Еще один хлопок – и пуля разодрала зеленый ковер перед ним. Беззвучно молясь, Гленн бросился на пол, снова сгруппировался, вкатился в открытую дверь сауны, с силой захлопнул ее за собой; от деревянной двери полетели щепки, несколько штук вонзились ему в лицо и тело.
«Неужели я сдохну в этой чертовой сауне?! Нет, Господи, пожалуйста, нет».
Перед его мысленным взором возникло лицо Сэмми. Потом Ари.
Теперь Гленн увидел кровь у себя на груди. А в следующую секунду заметил в полу открытый лаз: вниз уходила винтовая лестница. С ужасом понимая, что сам себя загоняет в ловушку, Брэнсон нашел силы спуститься по ступеням.
Когда Гленн добрался до самого низа, он уже тяжело дышал, хватая ртом воздух. Полный недобрых предчувствий, заглянул через открытую дверь в пустую камеру впереди, увидел вторую открытую дверь, которая вроде бы вела еще в одно помещение.
«Да что же это за место такое? Где тут можно спрятаться, черт возьми?»
Гленн опасливо поднял голову, ожидая в любую секунду услышать стук подошв, но наверху стояла тишина.
Гленн ждал, – может быть, появится тень, если Ламарк бесшумно идет на цыпочках. Но никакого движения не заметил.
Он огляделся: нет ли сюда второго входа. Дрожащими пальцами нажал кнопку на рации, но услышал только треск помех. Связи не было. Он снова посмотрел на свою окровавленную грудь. Вспомнил испуганно-удивленное выражение на лице Ника, когда пуля разнесла тому висок. Надо преодолеть шок, ведь если Гленн немедленно не возьмет себя в руки, то никакой надежды на спасение не останется.
«Я не собираюсь здесь умирать, черта с два. Я поступил в полицию, чтобы ты, Сэмми, мною гордился. А вовсе не затем, чтобы истечь кровью в каком-то склепе».
Гленн отступил на шаг, не сводя глаз с винтовой лестницы. Потом сделал еще один шаг назад. И еще.
Теперь он находился в какой-то камере с массивной дверью. Интересно, можно ее запереть изнутри?
Ему бы только выиграть время. Другие полицейские, наблюдающие за домом с улицы, забеспокоятся, когда он не появится. Надо лишь немного подождать. Слышали ли они выстрелы? Или находились для этого слишком далеко?
Помощь непременно придет.
Гленну потребовалась вся его сила, чтобы закрыть дверь. Потом он стал искать запоры. Он четко видел отверстия для них наверху и внизу, но сами засовы оказались сняты, причем, похоже, убрали их совсем недавно.
«Черт. Как же справиться с Ламарком? Тот высокий и сильный».
Гленн посмотрел на свою грудь. Вся его рубашка была пропитана кровью. Дышал он с жуткими хрипами. К тому же первый шок прошел, и теперь он начал чувствовать боль: сильную, пронзительную, словно бы внутри у него горел факел. Он тяжело привалился к двери изнутри, боясь отойти от нее и посмотреть, что там дальше, в глубине помещения.
И вдруг услышал у себя за спиной взволнованный мужской голос:
– Томас, нам нужно поговорить.
Гленн развернулся. Голос доносился через открытую дверь у него за спиной. Он прислушался, разглядеть что-либо там, в глубине, было невозможно.
А неизвестный мужчина заговорил снова – громче, настойчивее, отчаяннее:
– Томас, я знаю, вы были замечательным сыном, очень заботливым. Неужели вы не хотите, чтобы мать гордилась вами?
– Кто там? – спросил Гленн.
После короткой паузы голос зазвучал снова, теперь в нем сквозило удивление:
– Я Майкл Теннент. А вы кто?
– Я из полиции.
Гленн чуть не расплакался от беспомощности, услышав, как искренне обрадовался его невидимый собеседник:
– Слава богу! Господи, наконец-то! Сюда, мы здесь – в дальней камере! Слава богу!
Гленн лихорадочно размышлял. Почему Ламарк не спустился по винтовой лестнице, чтобы пристрелить его? Может, у него кончились патроны? Может, он сбежал?
Нужно срочно что-то делать, иначе без медицинской помощи он истечет кровью.
Гленн со страхом отошел от двери и перебежал во второе помещение, потом в третье. И остановился как вкопанный. Он словно бы попал в камеру пыток в Музее мадам Тюссо.
На полу два трупа. Мужчина в окровавленной рубашке подвешен за руки к потолку. Женщина с трубкой во рту и в заляпанной кровью одежде привязана к каталке.
Когда Майкл увидел вошедшего к ним на нетвердых ногах полицейского – высокого лысого чернокожего мужчину с исцарапанным лицом и в насквозь пропитанной кровью рубашке, – от его эйфории не осталось и следа.
А потом свет в помещении снова погас.
