9

В течение двух следующих дней Коулман не единожды – если точнее, то три раза – ощущал на себе взгляд Рея. В первый раз, когда он шел по Сан-Марко. Впрочем, на этом открытом пространстве любой бы почувствовал, что за ним наблюдают, если бы подозревал присутствие наблюдателя, человека вроде Рея Гаррета. Если ты страдаешь агорафобией, то в таких местах, как Сан-Марко, тебе лучше не появляться. В другой раз – во время ланча в «Граспо ди Уа». Коулман оглянулся через одно плечо, через другое (если Рей заявился сюда, то сел сзади, потому что впереди его точно не было), и Инес обратила на это внимание. С того момента Коулман старался скрывать свои поиски Рея. Если тот жив и находится в Венеции, то чего он ждет, с какой целью прячется?

Еще один раз Коулман, проходя мимо табачной лавки, почувствовал, что Рей находится внутри и видит, как Коулман шагает мимо. Коулман развернулся, подошел к лавке и заглянул внутрь через дверь – Рея там не было. Потом ему не давали покоя слова Инес о человеке на улице, который якобы походил на Рея. Коулман не решил, что ему делать со своими чувствами, но больным воображением не страдал. А Рей, конечно, мог следить за «Бауэр-Грюнвальдом». Будь Коулман один, он бы съехал, но предлагать это Инес он не хотел.

А пока Коулман ожидал нового развития событий, поскольку американское консульство получило сообщение об исчезновении Гаррета и оповестило родителей Рея. Это была богатая семья. Они предпримут какие-нибудь действия.

В четверг утром, восемнадцатого ноября, в комнате Инес раздался звонок – звонила миссис Перри с Лидо. Трубку снял Коулман, сидевший в халате на постели Инес.

– Вы, случайно, не видели сегодняшнюю утреннюю газету, мистер Коулман?

– Нет, не видел.

– Ваш зять… его фотография в «Гадзеттино». Сообщается, что он пропал. Никто не видел его с вечера последнего четверга. А мы все вместе обедали тем вечером.

– Да, мне это известно, – ответил Коулман, успешно пытаясь говорить беззаботным тоном. – Точнее, стало известно два дня назад. Не пропал. Я думаю, отправился куда-то путешествовать. – Коулман зажал рукой микрофон и сказал, глядя на Инес: – Миссис Перри.

Инес внимательно слушала, стоя в шести футах от него с расческой в руке.

– Я забыла его имя, – сказала миссис Перри, – но лицо помню. Вы уже, наверное, говорили с полицией?

– Нет, вряд ли в этом есть необходимость.

Стук в дверь. Инес приняла поднос с завтраком.

– Я бы вам рекомендовала связаться с ними, – сказала миссис Перри. – Полиция хочет поговорить с людьми, которые видели его последними. А ведь вы в тот вечер возвращались вместе?

– Да, я высадил его на Дзаттере у пансиона.

– Полиции наверняка важно знать такие подробности. Я могу сказать, что видела его до полуночи, но вы видели его еще позже. Я пока не звонила Лауре и Френсису, но, наверное, нужно. А есть такое в его характере – взять вдруг и отправиться в путешествие?

– Пожалуй, да. Он человек свободный. Привыкший путешествовать.

– Но в газете сказано, что он оставил свой паспорт. Всего я не смогла перевести, но мне помог менеджер. Я увидела газету на чьем-то подносе с завтраком в коридоре. Он, кажется, из хорошей семьи в Штатах. Им сообщили. Так что, как видите, это не похоже на путешествие.

Коулману захотелось повесить трубку.

– Я достану газету и посмотрю, что можно сделать, миссис Перри.

– Держите меня в курсе. Я очень взволнована. Мне он показался милым молодым человеком.

Коулман пообещал.

– Что написали в газете? – спросила Инес.

– Выпьем-ка кофе, дорогая. – Коулман махнул рукой в сторону подноса с завтраком на письменном столе.

– Узнал что-нибудь?

– Нет.

– Тогда что там написали в газете? И в какой газете? Мы ее сейчас достанем.

– Она сказала, в «Гадзеттино». – Коулман пожал плечами. – Этого следовало ожидать, если они поставили в известность консульство.

– И в газете ничего о том, где он может быть?

– Нет, только сообщается о его исчезновении. Жаль, я не заказал апельсиновый сок. Ты не хочешь сока?

Инес принесла Коулману кофе, потом сняла трубку, заказала два апельсиновых сока и свежий номер «Гадзеттино».

Следующими должны позвонить Смит-Питерсы. Так подумал Коулман. Вчера вечером они ходили с ними в театр, и Френсис спросил, как поживает Рей. Коулман ответил, опережая Инес, что в последнее время они его не видели. «Он все еще в Венеции?» – спросила Лаура. «Не знаю», – ответил Коулман. Смит-Питерсы готовы были отправиться во Флоренцию, как только им установят центральное отопление и водопровод, но этому препятствовала итальянская необязательность, и они ждали звонка от домоправителя. Похоже, их отъезд откладывался еще на неделю. Коулман хотел бы, чтобы их здесь не было.

– Пожалуй, тебе стоит обратиться в полицию, Эдвард, – сказала Инес.

– Сначала я должен прочесть газету. Если решу, что нужно, тогда обращусь.

Принесли газету и апельсиновый сок.

Фотография Рея Гаррета, вероятно взятая из паспорта, была размещена на ширину одной колонки первой страницы, а заметка под ней имела длину около двух дюймов. Там говорилось, что Рейбурн Кук Гаррет, американец двадцати семи лет, не возвращался в свой номер в пансионе «Сегузо», набережная Дзаттере, семьсот семьдесят девять, с вечера четверга, одиннадцатого ноября. Его паспорт и личные вещи остались в его комнате. Просьба к тем, кто видел его в тот вечер или после, обратиться в ближайший полицейский участок. Далее говорилось, что Гаррет – сын Томаса Л. Гаррета, проживающего по такому-то адресу в Сент-Луисе, штат Миссури, президента нефтяной компании «Гаррет-Салм». Полиция и американское консульство, видимо, уже разговаривали с родителями Рея по телефону. Но Коулман пока и не думал волноваться.

– Если он в Венеции, то его найдут по этой фотографии, – сказала Инес. – Где он может остановиться без паспорта?

– Ну, если он здесь, то в каком-нибудь частном доме, который принимает постояльцев, – ответил Коулман. – Не всюду спрашивают паспорта.

Инес разлила апельсиновый сок из двух небольших упаковок.

– Обещай мне сегодня же поговорить с полицией.

– А что я им скажу? Что высадил его на набережной Дзатерре и с тех пор не видел?

– Он пошел в сторону пансиона? Ты уверен?

– Похоже, пошел. Я не смотрел – сразу же уехал.

Он понимал, что Инес не успокоится, пока он не сходит в полицейский участок. Он хотел было отказаться, и Инес разозлится на него из-за этого, даже если ему придется расстаться с ней и вернуться в свою римскую квартиру. Но если он не поговорит с полицией, то это сделает она, или Смит-Питерсы, или миссис Перри. В таком случае его имя будет названо, так что наилучший вариант – обратиться в полицию самому. Все это было чертовски неприятно. Коулман много бы дал, чтобы его избавили от этого. Не будь у Рея денег, будь он обычным американским битником, из-за его исчезновения не поднялось бы столько вони, подумал Коулман. Родители Рея, вероятно, телеграфировали в венецианское консульство с просьбой принять все возможные меры.

Поэтому Коулман пообещал этим утром сходить в полицию.

Вместе с Инес он вышел из номера в десять часов и поздравил себя с тем, что ему не придется говорить со Смит-Питерсами, и тут зазвонил телефон. Они услышали звонок из коридора, и Инес вернулась. Коулман направился было к лифтам, но ему хотелось узнать, что скажет Инес, поэтому он вернулся в номер следом за ней.

– Да… О, вот как? Да, нам она тоже звонила… Мы сегодня идем в полицию… В последний раз, когда Эдвард высадил его на Дзаттере ночью в четверг… Нет, я с ним едва знакома. Да-да, конечно, мы так и сделаем, Лаура. До свидания. – Инес повернулась к Коулману и сказала удовлетворенным тоном: – Миссис Перри позвонила Смит-Питерсам. Они не видели газету. Идем, дорогой.

В первом полицейском участке близ Сан-Марко, куда они зашли, Коулман с удовольствием узнал, что старший офицер не слышал ни про какого Рея Гаррета. Полицейский позвонил куда-то и сообщил Коулману, что с ним поговорит другой полицейский. Коулману и Инес пришлось ждать минут десять. Ноги у Инес стали замерзать, и они зашли выпить кофе, после чего вернулись.

Их уже ждал новый полицейский – смышленого вида человек лет сорока с седеющими висками, в опрятной форме. Звали его Делл’ Изола.

Коулман рассказал о том, что приходится тестем Рейбурну Гаррету. Он, синьора Шнайдер и трое других человек видели Гаррета вечером в прошлый четверг около полуночи на Лидо, а сам Коулман отвез его домой на арендованном катере «Марианна II».

– Где именно вы его высадили?

Коулман сказал, что у пансиона «Сегузо» на набережной Дзаттере.

– В котором часу?

Разговор шел по-итальянски, Коулман знал язык неплохо, хотя и не идеально.

– Если не ошибаюсь, в половине второго ночи.

– Он был немного пьян? – вежливо спросил полицейский.

– Нет-нет. Ничуть.

– А где его жена? – спросил Делл’ Изола, держа карандаш наготове.

– Моя дочь умерла около трех недель назад, – сказал Коулман. – На Мальорке, в городке, который называется Шануанс. – Он продиктовал для итальянца название по буквам и объяснил, что его дочь и Гаррет жили там.

– Примите мои соболезнования, сэр. Значит, она была молода?

Сочувствие Делл’ Изолы казалось искренним.

Коулмана неприятно тронул добрый тон полицейского.

– Всего двадцать один год. Она покончила с собой. Я думаю… я знаю, синьор Гаррет очень переживал, поэтому я не могу сказать о том, что он сделал той ночью. Может быть, решил уехать.

Вокруг них собралось трое или четверо полицейских, они слушали, стоя неподвижно, как портновские манекены, только переводя глаза с Коулмана на Делл’ Изолу.

– Он говорил в тот вечер, что собирается уехать? – Делл’ Изола посмотрел и на Инес. Она стояла в нескольких шагах, хотя ей и предлагали стул. – Вы говорите, он пребывал в депрессии?

– Естественно, настроение у него после смерти моей дочери было никудышное. Но об отъезде он ничего не говорил, – ответил Коулман.

Последовало еще несколько вопросов. Не страдал ли синьор Гаррет амнезией? Не пытался ли спрятаться от кого-либо? Не было ли у него крупных долгов? На эти вопросы Коулман ответил отрицательно, добавляя «насколько мне известно».

– Сколько вы собираетесь пробыть в Венеции, синьор Коулман?

– Еще два-три дня.

Полицейский поинтересовался, в каком отеле остановился Коулман, спросил его постоянный адрес в Риме, и Коулман назвал улицу, номер дома и телефон. Потом Делл’ Изола поблагодарил Коулмана за информацию и сказал, что передаст ее в американское консульство.

– Вы присутствовали в тот вечер на Лидо, синьора? – спросил полицейский у Инес.

– Да.

Делл’ Изола записал и венецианский адрес Инес. Казалось, он был доволен, что возглавляет здесь следствие, хотя и сказал, что работает в другом месте.

– Присутствовали ли другие люди? Сообщите мне, пожалуйста, их имена.

Коулман сообщил: мистер и миссис Смит-Питерс, отель «Монако», и миссис Перри, отель «Эксельсиор» на Лидо.

На этом все закончилось.

Коулман и Инес снова вышли на холодную улицу. Коулман хотел посетить церковь Санта-Мария Дзобениго, в которой, как он весело сказал Инес, по фасаду нет орнамента с каким-либо религиозным значением. Инес знала об этом и бывала в этой церкви. Она хотела купить пару черных перчаток.

Сначала они отправились в церковь.

В отель они вернулись в четвертом часу и решили отдохнуть. Коулман хотел рисовать, а Инес предложила заказать чай – она промерзла до костей. В четыре зазвонил телефон, и трубку подняла Инес.

– Ой, привет, Лаура, – сказала Инес. Потом несколько секунд слушала. – Что ж, очень мило. – Она в халате возлежала на подушках. – Я должна поговорить с Эдвардом. Они приглашают нас сегодня на ужин в «Монако», а сначала выпить в баре «У Гарри».

Коулман поморщился, но согласился.

В Венеции ему было трудно выдумывать якобы уже назначенные встречи – он почти никого здесь не знал, только троих человек, а их, как назло, не было в городе.

Инес договорилась встретиться в семь часов в баре «У Гарри».

– Да, ходили. Они ничего не знают. До скорого.

Инес и Коулман припозднились. Зал был заполнен уже на две трети. Коулман сначала быстро огляделся в поисках Рея, потом увидел светло-рыжую голову Лауры Смит-Питерс за столиком в глубине зала. Она сидела напротив мужа. Коулман двинулся к ним вслед за Инес. Официанты в белых пиджаках изящно разносили подносы с мартини в небольших прямых бокалах и тарелки с крохотными горячими сэндвичами и крокетами.

– Привет! – сказала Лаура. – Как мило с вашей стороны присоединиться к нам в такой вечер!

На улице моросил дождь.

Коулман сел рядом с Инес.

– Чем вы занимались весь день? – спросила Лаура.

– Ходили в церковь, – сказала Инес. – Санта-Мария Дзобениго.

Они заказали американо для Инес и виски для Коулмана. Смит-Питерсы пили мартини.

– Прекрасный напиток, но очень крепкий, – проговорила Лаура.

Коулман подумал, что мартини бывает слабым только тогда, когда в нем много льда.

– Как простой мартини может быть слабым? – в точку заметил Френсис, и Коулман почувствовал прилив ненависти к нему: с какой это стати он озвучивает его мысли?

Судя по всему, полиция их еще не опрашивала.

Коулман приготовился к жуткому вечеру и исполнился решимости заказать себе еще виски, как только встретится взглядом с официантом. Официант и в самом деле подошел с блюдечком оливок. Он поставил блюдечко и предложил им тарелку с горячими крокетами. Смит-Питерсы согласились, и официант положил каждому по крокету в бумажной обертке, имеющей форму треугольника.

– Вообще-то, я на диете, но живем мы только раз, – сказала Лаура, прежде чем приступить к трапезе.

Коулман заказал виски. Он бросил взгляд на дверь, когда в зал вошли мужчина и женщина.

– Значит, вы сегодня ходили в полицию, Эд, – сказал Френсис, наклоняясь к Коулману.

Волосы у него казались влажными, словно он только-только использовал лосьон.

– Я сказал им то, что знал, а знаю я не много, – ответил Коулман.

– У них есть хоть какие-то соображения?

– Нет. В полицейском участке даже не знали про Рея Гаррета. Они послали за человеком, который тоже почти ничего не знал, но он записал кое-какие мои показания.

Коулман счел, что больше ему рассказывать не о чем.

– Они не говорили, что он мог куда-то убежать? – спросила Лаура.

– Нет.

– Он был в депрессии? – поинтересовался ее муж.

– Не то чтобы очень. Вы же видели его в тот вечер.

Коулман взял оливку.

Френсис Смит-Питерс откашлялся и сказал:

– Я считал своим долгом сходить в полицию. Ну, как соотечественник Рея. Но потом подумал, что, если вы видели его последним…

– Да, – ответил Коулман.

Тенор Френсиса звучал для Коулмана так же неприятно, как циркульная пила. И глаза Френсиса под напускным дружелюбием смотрели настороженно. Если бы Френсис пошел в полицию, то он счел бы себя обязанным сообщить им (конечно, после наводящих вопросов), что Коулман не любил Рея Гаррета и что Гаррет и Коулман обменивались нелицеприятными выражениями. Коулман чувствовал отношение Смит-Питерса. То же самое было и в Лауре.

– Я придерживаюсь того же мнения, – сказала Лаура. – Вы знали его гораздо лучше, и вы видели его последним.

Коулман подумал, что именно Лаура отговорила мужа идти в полицию; впрочем, итальянским Френсис владел довольно слабо, и Коулман вполне понимал его нежелание разговаривать с полицейскими. «Давай не будем высовываться, Френсис. Ты знаешь, Эд его не любил, и мы понятия не имеем, что случилось той ночью». Коулман вполне мог представить такой разговор в их номере.

– Я не знаю района набережной Дзаттере, – сказал Френсис. – Что это за район?

– Там определенно спокойнее, чем здесь, – ответил Коулман.

– А вы, Инес, как считаете, что с ним случилось? – спросила Лаура. – У вас ведь такая интуиция.

– В данном случае?.. Нет, – ответила Инес. – Он… – Она подняла руку в беспомощном жесте. – Я просто не знаю.

– А что вы собирались сказать? – спросил Френсис. – «Он»?..

– Если он впал в такую депрессию, то мог и уехать куда-нибудь… бросить все… Я думаю, такое возможно.

Коулман почувствовал: Смит-Питерсы сомневаются в этой гипотезе и чувствуют, что и сама Инес в нее не верит.

– Переулки, – сказал Коулман. – Переулки Венеции. Если кому-то взбрело в голову ударить вас по голове и отобрать ваши деньги – тут и канал под боком. Скинул туда тело – и концы в воду.

За соседним столом, занятым американцами, было шумно. Смех одного из них походил на собачий лай.

– Какая ужасная мысль! – сказала Лаура, закатывая голубые глаза, и посмотрела на мужа.

– Вы никого не видели поблизости, когда его высаживали? – спросил Френсис.

– Я не вылезал из катера, а потому мало что видел, – ответил Коулман. – Не помню. Я развернул катер и направился к Сан-Марко.

– А где в тот вечер был Коррадо? – поинтересовалась Лаура у Инес.

Инес пожала плечами, не глядя на Лауру:

– Дома? Не знаю.

Этот же вопрос Инес задавала Коулману.

– Я его искал. Но ведь шел уже второй час ночи, – сказал Коулман.

Он посмотрел на дверь и вздрогнул, резко подался вперед и тут же опустил взгляд на стол. В дверь вошел Рей.

– Что с тобой? – спросила Инес.

– Чуть… чуть не проглотил оливковую косточку, – сказал Коулман.

Он понял не глядя, что Рей вышел, заметив его.

– Я таки проглотил ее, – пробормотал Коулман, улыбаясь, так как в подтверждение своих слов не мог достать косточку изо рта.

Слава богу, Инес настолько была поглощена им, что не заметила Рея, а Смит-Питерсы сидели к двери спиной. У Рея появилась бородка. Он выскочил на улицу почти с той же скоростью, с какой Коулман подпрыгнул на стуле.

– Фу! Пережил неприятную минутку. Испугался, что она попала в трахею, – сказал Коулман и рассмеялся.

Остальные после этого принялись говорить о чем-то другом, но Коулман не слышал ни слова. Рей жив, он действует на свой страх и риск, и он опасен. Что у него на уме? Он явно не пытается навести на Коулмана полицию, иначе уже сделал бы это. Или полиция сейчас собирает силы у входа? Коулман снова украдкой посмотрел на дверь. Из бара выходили два высоких человека, они смеялись и двигались медленно. На двери, как и на окнах, было серое матовое стекло – через такое трудно что-то увидеть. Прошло не меньше пяти минут, но ничего не случилось.

Коулман заставил себя принять участие в разговоре.

Где может прятаться Рей? Где бы он ни провел прошедшую неделю, ему сегодня придется поменять убежище из-за фотографии в газете, если только он не сказал правду тому, у кого живет, но Коулман посчитал такое маловероятным. Или у Рея есть здесь близкие друзья? Коулманом овладевали злость и страх. Живой Рей представлял для него огромную опасность, риск быть обвиненным в покушении на убийство. Даже в двух покушениях. И второе могло быть доказано: кто-то должен был видеть Рея в воде той ночью – тот, кто и вытащил его. Или если он каким-то чудом доплыл до Пьяццале, кто-нибудь, а то и несколько человек могли видеть его мокрым в ту ночь. Коулман пришел к выводу, что ему придется завершить дело и устранить Рея. И хотя он понимал, что его толкают на это эмоции, главным образом страх, такая мысль казалась ему обоснованной, и эта логика вскоре найдет для него метод понадежнее, чем те, что он использовал раньше.